Я в этом не был так уж уверен. Под Ричмондом на базе Блю Грасс по слухам хранилось химическое оружие, да и в совсем недалеком Форт Ноксе творилось что-то уж совсем непонятное. А Нельсон все гнул свое:

– Есть у меня один лужок на продажу… Много я с вас не возьму, лишь только обдеру как липку. Ну как?

Но я-то видел, что ему вовсе не смешно. Пайпс это тоже заметил и сказал ласково:

– Спасибо, но это не для нас. Лучше подождите, пока денежные мешки побегут на запад. Вот только боюсь что тогда зеленые бумажки будут годны только на растопку.

– Что же тогда делать? – спросил Нельсон – Зарываться поглубже? Подружиться с кротами?

Было заметно, что сейчас он думал о своих детях. А вот Стэнли, широко раскрыв свои темные как ночь глаза, выжидающе смотрел на меня. Иисусе, как он похож на мать! Не бывает таких глаз в Кентукки, не бывает! Надо ему что-то сказать, успокоить… Но что?

– Я уверен, что решение есть – твердо сказал я, глядя на сына.

На самом деле никакой уверенности у меня не было. Да что там, я не имел ни малейшего представления ни о таком решении, ни о том с чем его едят. Но Стэнли это знать не следовало.

– Я тоже в этом не сомневаюсь – сказал Пайпс, украдкой посмотрев на мальчика – Но это уже дела секретные. А есть ли у вас, молодой мистер Кранц, необходимый допуск от Министерства Обороны?

Такого допуска у Стэнли не оказалось и я, бесконечно благодарный Пайпсу, отослал его спать наверх, проследив, чтобы дверь на чердак была плотно закрыта.

– Так есть ли решение? – требовательно спросил я, обращаясь к Пайпсу.

– Вот его-то мы как раз и ищем – ответил тот.

Вся его мягкая насмешливость куда-то исчезла, сейчас он был серьезен и напряжен.

– "Вы" – это кто?

– Мы, это независимая сила.

При этих словах я невольно вскинулся, потому что мне мало верилось в "независимость" какой-либо силы. Нас, провинциалов, обычно не воспринимают всерьез, а ведь мы-то и есть та самая "сторона", с которой лучше видно. Мне как раз было совершенно ясно, что любая "сила" недолго окажется бесхозной и ее "независимость" иллюзорна. Пайпс, очевидно, прочел мои мысли. Это было и нетрудно, я их не умею скрывать, наверное моя лицевая мускулатура для этого не приспособлена.

– Пожалуй, "сила" – это слишком громко сказано – усмехнулся он – Но зато мы независимы. Пока независимы. Хотя я и работаю на одно федеральное агентство, но его никто в Вашингтоне всерьез не воспринимает и, соответственно, я не ангажирован.

– То есть – не куплен! – неожиданно резко произнес Изя.

– Не куплен – согласился Пайпс.

– И я тоже – сказал Изя – Хотя и работаю на Натана и его службу о которой я не имею ни малейшего представления.

– А все остальные? – спросил Нельсон – Они что, все закуплены на корню? Интересно, как покупают аналитиков? В розницу или оптом? Наверно, оптом дешевле?

– Вы не поверите, но многие покупаются сами. Некоторые по глупости, а некоторые по жадности. Но и это глупость. Как они не понимают, что благословенные зеленые бумажки быстро потеряют свою привлекательность после пары-тройки термоядерных взрывов?

Тут уж Изя счел нужным вставить свои пять центов:

– Мы с Ричардом пытаемся понять кто есть кто в сегодняшнем раскладе.

– Зачем? – хором спросили мы с Нельсоном.

Это прозвучало забавно, но нам не было смешно. Действительно, зачем?

– А вот давайте-ка вместе подумаем, кто может желать ядерной войны?

Пайпс был сейчас удивительно похож на одного преподавателя из колледжа в Лексингтоне, где я проучился аж целых полтора года. На большее у моего папаши не хватило деньжат. Потом я попытался накопить на продолжение учебы, но тут началась та война…

– Ну, кто мне назовет хотя бы парочку причин чтобы всех нас поджарить в адском пламени?

Он не оставлял свой менторский тон и теперь уже напоминал проповедника из церкви в Кембеллсвилле. Но вопросы он задавал правильные.

– Власть? – предположил Нельсон

– Над чем и над кем? Над выжженной землей и над больными и покалеченными, которых надо кормить, поить и лечить? Надо быть параноидальным маньяком, чтобы стремиться к власти над полумертвым миром. К сожалению, встречаются и такие маньяки, да к тому же уже наделенные властью и жаждущие еще большей власти. Они настолько алчут этой власти, что готовы на все и их не заботят последствия. Некоторых из них не слишком страшит постапокалиптический мир. Разумеется, это будет не слишком приятный мир. Да что там, это будет совершенно отвратный мир. Зато они в нем будут альфа-самцами и поимеют все “стадо”. Поэтому рвущихся к власти любой ценой ни в коем случае не следует сбрасывать со счетов… Еще какие-нибудь идеи?

– Нажива? – неуверенно сказал Изя.

Я видел, что он и сам в это не верит. Наш профессор, к моему удивлению, его поддержал:

– Не исключено, разумеется – сказал он – Впрочем, это тоже вид власти. Тут, правда, есть и своя особенность. Дело в том, что при глобальных катастрофах деньги обесцениваются, а заводы разрушаются. О да, есть немало таких, что славно заработали на добыче оружейного урана, производстве ракет и изготовлении индивидуальных бомбоубежищ. Но меньше всего они заинтересованы в том, чтобы их уран взорвался, их ракеты взлетели, а их бункеры понадобились. Парадоксально, но факт. Эти люди наши союзники и они первые встанут между красной кнопкой и идиотом, пытающимся ее нажать.

– Уж не они ли спонсируют нашу поездку в Москву? – спросил Изя.

Тут я впервые услышал о безумном плане визита в СССР. Не могу сказать, что меня это сильно удивило, наверное потому что все мои мысли были сейчас о Стэнли. А еще – о Дафне… Обычно мне удавалось загонять их глубоко в подсознание, или как там это называется в глянцевых журналах, но сегодня у меня это плохо получалось…

– Они самые – Пайпс был спокоен, как пастор на похоронах – И они-то как раз и являются нашими самыми верными союзниками. Однако они же и создают опасность глобальной катастрофы. Подумайте сами… Когда по каждым кустом спрятана баллистическая ракета, то красных кнопок становится слишком много, чтобы уследить за всеми. Удивительное и противоречивое сочетание: враги и союзники, союзники и враги… Поэтому этих я тоже вписываю в перечень.

Он обвел нас усталыми глазами и усмехнулся:

– Но есть еще одна причина, которая может привести к смерти мира, причина, которую я бы назвал самой главной и, соответственно, самой опасной. Ну, кто мне ее подскажет?

Он смотрел на меня в упор, игнорируя Нельсона и Изю. Очень не хотелось озвучивать то, что я предпочитал хранить внутри себя, но пришлось сказать:

– Страх!

Вот и прозвучало это слово, завершившее короткий список угроз для человечества, для округа Тэйлор и для Стэнли. Власть, Нажива, Страх. Три всадника Апокалипсиса. Впрочем, их вроде бы было больше? Неважно, нам и трех хватит. Да что там, нам и одного достаточно. Наверное, я говорил вслух, потому что Пайпс задумчиво повторил:

– Всадники Апокалипсиса… Пожалуй, так и назовем наше маленькое исследование. Вот нам и предстоит определить, кто есть кто и какой из всадников мешает нам еще немного пожить.

– Просто, как хозяйственное мыло – пробормотал Изя.

Я не знаю, что такое хозяйственное мыло, но простой эта задача мне не показалась. К счастью этот разговор постепенно иссяк и мы еще немного поболтали о разных пустяках, чему способствовала вторая порция грога, во время поданная бабулей. Вот только мне не понравились те многозначительные взгляды, который она все время бросала на меня. Видно лицевое недержание эмоций у нас семейное. Я тут же постарался выбросить эти мысли из головы и мне это почти удалось. Единственное, что меня продолжало смущать, это то зачем им нужен был я. Действительно, зачем им было трястись на своем "Бьюике" по нашему не слишком хорошему шоссе? Неужели только для того, чтобы узнать мое мнение о радужных перспективах Атомной Эры? Или Изя просто хотел взглянуть на Стэнли о существовании которого он до сегодняшнего дня и не подозревал? И тут я сообразил задать вопрос о том, куда они потащатся после округа Тэйлор. Не обратно же в свой Нью-Йорк? Ладно, с фермером из Кентукки они худо-бедно разобрались. Куда же дальше вел их путь? Вот тут и прозвучало имя Роберта Хайнлайна, писателя-фантаста из Колорадо, но оно мне ничего не говорило, да и беллетристику я не читаю, хватит с меня и газет. Правда где-то на другом конце нашего штата было Хайнлайновское кладбище, но оно явно не имело отношения к писателю-фантасту.

Когда бабуля радушно предложила гостям переночевать в свободной комнате, меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны я был рад снова увидеть Изю, но меня свербило опасения, что он возьмет да и ляпнет что-нибудь лишнее при сыне, у которого и так были ушки на макушке. Как мне помнилось, Изя никогда болтуном не был, но береженого бог бережет как говорила монашка, одевая презерватив на свечку. Впрочем, не выбрасывать же их было на мороз по ночному времени. Я только со злорадством подумал о том, что гостевая у нас плохо отапливается и изнеженному теплом израильтянину в ней придется несладко. Но тут я вспомнил, что Изя родом из России, да еще откуда-то с севера, и мне стало стыдно.

Нельсон засобирался домой и я вызвался его подвезти, благо проселок был расчищен. Мой "Форд" предстояло еще расконсервировать после зимней спячки и Пайпс предложил мне воспользоваться его “Бьюиком”. Так мы с Нельсоном и сделали, а Изя увязался с нами. Я привязал нельсоновы лыжи к крыше и мы неспешно двинулись в путь. До нельсонова поселка, от которого остался только его дом, от нас немного – мили три по шоссе. Днем одно удовольствие дойти туда на лыжах, но ночью дело иное. У нас тут можно и стаю волков встретить, а зимней порой это не всегда безопасно. Поэтому я сдал старого танкиста и лыжи с рук на руки его Нэнси, которая за это чмокнула меня в щеку. Всю обратную дорогу я невольно давил на акселератор, потому что прекрасно понимал зачем Изя сел в машину. Наверное, я ехал недостаточно быстро, потому что он помялся, помялся и начал:

– Подскажи-ка, командир, что мне рассказать Натану?

– Скажи ему, что миссия продвигается успешно – проворчал я, делая вид что не понял намека.

– Не пудри мне мозги! – упрямо потребовал он.

– Ты это про что? – промямлил я только чтобы протянуть время.

Ну где же, вашу мать, поворот на этот гребаный проселок? Но Изя не отставал:

– Это я про натанова племянника…

Ему наконец удалось сложить два и два и получить результат. Я счел за лучшее промолчать.

– Он что, еще ничего не знает?

Изя разумеется говорил про Стэнли, но тут у меня сдали нервы и я, ударив по тормозам, засадил машину в придорожный сугроб. Ничего, у "Бьюиков" крепкие бамперы. Чего не скажешь о моих нервах.

– А что, что ему надо знать?! Что?! – орал я – Что есть страна, где убивают рожающих женщин? Где с двенадцати лет детей учат стрелять? Где постоянно идет война? Зачем ему это знать?! Зачем?!

Он молчал, давая мне время угомониться.

– Тебе все равно придется рано или поздно… – начал было он.

– Знаю! – я не дал ему договорить – Только я еще не готов. И ты тоже не должен…

– Клянусь – тихо сказал он.

Последняя фраза была сказана на иврите и пришлось признать, что на древнем языке это прозвучало категоричнее. Вот и все, теперь между нами все было сказано и, не знаю, как ему, а мне стало легче. Дома я поднялся на чердак и осторожно открыл скрипучую дверь. Стэнли спал, но спал беспокойно, ворочаясь. "Мама, мамочка" прошептал он не открывая глаза и у меня привычно сжалось сердце…

Проснувшись на следующий день утром я первым делом услышал разговор Изи с моим сыном в гостинной. Стэнли – жаворонок, в мать, и частенько встает раньше меня.

– Скажите, сэр – требовательным голосом спрашивал мой отпрыск – Вы давно знаете моего старика?

Ишь ты, "старика"! А ну послушаем, как мой друг будет отбрехиваться. Изю я знал хорошо и был уверен, что на его вчерашнее обещание вполне можно положиться.

– Какой я тебе "сэр", юный Кранц? – Изя явно тянул время – Зови меня лучше по имени.

– Хорошо, Айзек – Стэнли был непреклонен – Так вы его давно знаете?

– Порядочно – последовал уклончивый ответ – Хотя мы и много лет не виделись.

– Вы тоже были танкистом?

– Был, но недолго. Я все больше в артиллерии воевал.

– А после 50-го года вы с ним встречались?

Умеет же считать, паршивец. И подходцы у него тонкие, так что скоро Изю надо будет выручать. Но пока что Шойхет держится достойно.

– Нет, после 50-го мы не виделись.

Он явно решил, не иначе как по наивности, что все подводные камни уже позади и расслабился, а напрасно. Немедленно последовал "тачдаун":

– А когда вы последний раз видели мою маму?

Это было так ловко и изящно проделано, что я испугался за Изю и выскочил ему на помощь в одних трусах.

– Доброе утро! – заорал я, ловя благодарный взгляд Изи и разочарованный – сына…

После плотного кентуккийского завтрака с яйцами, жареной картошкой и кофе, мои гости собрались уезжать. Вот только собирались они как-то странно, неспешно и все время поглядывая на меня. Чего им надо? И что надо мне? Между нами явно оставалось что-то недосказанное. Проблему неожиданно решила бабуля, проворчав:

– Ладно, Фрэнки, не ломайся. Я тебе уже кое-что собрала.

Порой нелегко осознавать, что другие понимают тебя лучше, чем ты сам. И все же честнее будет это принять, чем противоречить самому себе из принципа. Но все же меня раздирали противоречия, от которых можно избавиться только крепким словцом. Ругаться на родном языке при матери мне не позволяет воспитание. Иврит же в этом отношении слабоват: видно некоторые высказывания Моисея, Давида и Соломона не дошли до наших дней. Поэтому я пробормотал про себя пару слов по-арабски и пошел собираться.

Жизнь в страхе

Колорадо Спрингс, апрель 1962

Ицхак Шойхет

Я неоднократно бывал в Нью Йорке, Вашингтоне и Сан Франциско, но, похоже, до сих пор не видел Соединенных Штатов настоящей Америки. Только здесь, на краю Среднего Запада, я смог наконец представить, что делается в голове истинного американца. Не сам, конечно, а с помощью Фрэнка, который испытал это на себе. Представьте себе: вот живет себе такой парень среди аккуратненьких одноэтажных дощатых домов и ничего другого не знает и знать не хочет. Он с неодобрением посматривает на соседа-итальянца, зачем-то надстроившего еще один этаж на своем доме. Да что он в своем уме этот макаронник? Он что пытается конкурировать с семиэтажным небоскребом на Бродвее в центре Колорадо Спрингс? А зачем ему украшения на фронтоне? Все равно не будет красивее, чем на здании кинотеатра. Такой парень конечно читал и видел на экранах и Нью Йорк и Лондон и Париж, но никогда не ассоциировал эти сказочные города с реальной жизнью, в глубине души считая их красивыми аллегориями. Представляю, какой шок испытывали такие ребята во время войны, проезжая на своих "виллисах" по Елисейским Полям или проходя по Пятой авеню Нью Йорка. Потом они возвращались в свои округа Тэйлор и болшинство из них благополучно забывало и Париж и Нью Йорк. И только для немногих из них, таких как наш Фрэнки, распахнутый мир так и остался большим. Для остальных же с окончанием войны их мирок снова скукожился и уютно закуклился в границах их одноэтажного округа.

Вот именно таким деревянно-одноэтажным раем и выглядел Колорадо Спрингс, когда мы медленно въехали в него на своем "Бьюике". Ближе к центру среди заросших зеленью коттеджей с аккуратно подстриженной лужайкой начали появляться такие же аккуратненькие бензоколонки, кафе и ресторанчики с неизменной кричащей надписью: "Самые Лучшие Гамбургеры по Сю Сторону Миссисипи". Пайпс, в свои студенческие годы пересекший автостопом всю страну, утверждал, что дальше на запад все то же самое, только ближе к океану "Гамбургеры" постепенно вытесняются "Устрицами", а слово "лучшие" заменяется на "свежие". Потом, ближе к центру, город все же приподнялся, появились более солидные дома, но и на них был заметен неочевидный, но вполне различимый для внимательного наблюдателя налет провинциальности.

И все же это был необычный город. Это была граница, фронтир между прериями на востоке и горным массивом на западе. Именно здесь бескрайние кукурузные поля уступали место тенистым глубоким каньонам и заснеженным пикам. Отсюда начиналась территория золотоискателей и горняков, а где-то там за горами уже наверное чувствовалось пряное дыхание океана. Именно в этом городе Тесла построил свою загадочную лабораторию и проводил не объясненные до сих пор эксперименты. Тут он поймал таинственные радиосигналы, объявленные им радиопередачей с другой планеты, но на поверку оказавшиеся результатами опытов Маркони на другом конце нашей планеты. Здесь летали его наэлектризованные бабочки, освещая ночные бульвары и парки.

Наши спонсоры, которых раскопал Пайпс и о которых я имел самое смутное представление, не мелочились и мы позволили себе остановиться в лучшем отеле города на Невада авеню. Гостиница именовалась "Майнинг Эксчейндж" и это название напоминало о былой славе города горняков.

В ответ на телефонный звонок Пайпса, Роберт Хайнлайн назначил нам встречу в находящемся неподалеку кафе-мороженом "Мишель". Когда мы туда зашли, то сразу поняли, где находится местный культурный центр. Таким центром не была ни методистская церковь, ни соперничающая с ней мормонская и уж точно нe масонская ложа. Кого только не было в этом кафе. Разумеется, здесь сидели веселые девицы в разноцветных однотонных юбках веселых тонов. На них искоса поглядывали компании розовощеких юнцов в светлых пиджаках и плохо повязанных галстуках. Аккуратно, как на картинке, одетые старушки чинно попивали свой шоколад, а парочка квартирных маклеров, сняв пиджаки и оставшись в белых рубашках с красными галстуками, ненавязчиво охмуряла растерянных молодоженов. Именно здесь в кафе на Техон стрит в самом центре города и собирались те, кому не подходила ни одна из церквей, лож и ночных клубов.

Хайнлайн появился в "Мишеле" практически одновременно с нами. После процедуры знакомства я наблюдал с каким интересом он посматривает на нашу пеструю компанию. Действительно, номером первым у нас выступал высоколобый гарвардский интеллектуал, профессор Ричард Пайпс. Вслед за ним следовал фермер из богом забытых глубин Кентукки, истинное воплощение деревенщины. Боюсь только, что писателю была неизвестна русская поговорка про тихий омут. Ну и наконец, список замыкал я, "дважды еврей", как называли израильтян в Нью Йорке, существо загадочное и непредсказуемое по определению.

– Итак, друзья мои, зачем я вам понадобился?

Мы как раз расселись вокруг круглого столика, обитого розовым пластиком и принялись за свой кофе. Я не первый раз в этой стране и не обольщаюсь по поводу американского кофе. Зато напиток оказался горячим, и на том спасибо. Но Хайнлайн ждал ответа и ответил, разумеется, Пайпс:

– Мы тут образовали своеобразный клуб исследователей угроз для нашего мира.

– Этакая лига защиты тюленей от оленей – вставил я – И наоборот.

Пайпс посмотрел на меня неодобрительно, покачал головой, но ничего не сказал.

– Ну а при чем тут я?

– Вы писатель-фантаст, а фантасты порой выступают как футурологи и, частенько, получше тех же футурологов. Кроме того, кое-что из написанного вами сбылось.

– Лучше бы не сбылось – проворчал Хайнлайн – Но позвольте мне кое-что прояснить…

Мы энергично закивали и выжидающе уставились на него.

– По моим наблюдениям есть несколько причин по которым писатель обращается к фантастике. Одни из нас пишут фантастику, потому что так проще. Они создают романы о звездных войнах потому что либо не умеют либо не хотят описывать войны настоящие.

– И я их хорошо понимаю – тихо, так что только я расслышал, прошептал Фрэнк.

– Иные же пишут о будущем которое жаждут. О, как оно прекрасно, это их воображаемое будущее. Как всем нам, и им в первую очередь, хочется в таком будущем пожить. Вот они и пишут, желая чтобы оно наступило.

– Флаг им в руки – сказал я – Только мне что-то плохо верится.

– Мне тоже – грустно улыбнулся Хайнлайн – Поэтому третьи фантасты пишут о будушем жестоком, ужасном и омерзительном. О таком будущем, которого они не хотят. Они предостерегают. Поименуем же чудовище, считают они, и может быть нам удастся избежать его…

– К какой же категории вы относите себя? – осторожно спросил Фрэнк.

– Я прошел все три стадии и сейчас плотно завяз в третьей.

– В чем, по вашему опасность термоядерного конфликта? – спросил Пайпс – Что может его вызвать?

– Их несколько – задумчиво произнес Хайнлайн – Я бы назвал власть, наживу и страх. Но наиболее опасным я полагаю страх.

Сейчас он невольно перефразировал изречение Апостола Павла, которое мне неоднократно приходилось слышать на Мальте. Вот только там фигурировали Вера, Надежда и Милосердие. Этими именами на острове прозвали три маленьких биплана. защищавших мальтийцев от итальянской воздушной армады. Я представил себе звено самолетов несущих имена "Власть", "Нажива" и "Страх" и мне стало неуютно. Фрэнк и Пайпс переглянулись.

– Почему именно страх? – спросил Фрэнк.

– Власть и нажива еще поддаются какому то контролю. Не всякий захочет властвовать над мертвым миром, даже если все самки будут принадлежать ему. Нажива, это та же власть, не буду на этом останавливаться.

Сейчас он почти буквально повторял слова Пайпса, сказанные тем в доме Фрэнка два дня назад. Слышать их Хайлайн конечно не мог, но тут поневоле задумаешься об истоках плагиата.

– Страх же иррационален – продолжал писатель – Он властвует над нами, определяет наше поведение и он же нас погубит, если только мы не научимся…

Он сделал паузу.

– Не бояться? – спросил я.

– Нет! – Хайнлайн вскочил, расплескав свой кофе – Не бояться плохо! О, как это соблазнительно – первым нажать на кнопку, ведь тогда закончится наконец весь этот ужас. Небольшая война, пара-тройка сожженных городов и уже не нужно будет просыпаться в поту по ночам. Вот только боюсь, что несколькими городами дело не обойдется.

– Так что же тогда?

– Надо научиться жить со страхом!

– Но я не хочу бояться! – не очень уверенно возразил Фрэнк.

– А придется! – теперь он был категоричен – Придется, если хочешь продолжить жить в этом, а не в постапокалиптическом мире. Нам надо будет привыкнуть контролировать свой страх.

Пайпс, долго молчавший, открыл наконец рот:

– Как я понял, мистер Хайнлайн хочет сказать, что страх перед войной должен стать больше страха перед противником. Я прав?

– Несомненно! Профессор прекрасно выразил мою мысль, намного лучше чем это сделал бы я. Могу ли я использовать вашу формулировку в одной из своих статей?

Пайпс согласно махнул рукой.

– Итак, друзья мои – продолжил Хайнлайн – Мы приходим к выводу, что ядерную войну невозможно выиграть, в ней можно только попытаться выжить, да и то вряд-ли. Меня только смущает концепция Ограниченной Ядерной Войны. Как вы к ней относитесь, профессор?

– Я ее всецело поддерживаю! – невозмутимо ответил Пайпс.

Мы с Фрэнки и Хайнлайн ошарашенно уставились на него. Так, наверное, глядели евреи на Теодора Герцля, позвавшего их в Уганду.

– Я всецело за концепцию, тем более, что я один из ее авторов – подмигнул нам Пайпс – Но только за концепцию, а не за саму войну. Концепция же эта весьма хороша тем, что прекрасно демонстрирует свою собственную абсурдность. И чем дальше – тем больше. Вообще-то идиотизм атомной войны любого рода, ограниченной или нет, очевиден для любого здравомыслящего человека. К сожалению, не все представители рода хомо сапиенс достаточно сапиенс. Есть еще фанатики, сумасшедшие и просто дураки, причем некоторые из них почему-то оказались у власти. Вот для них-то мы и разработали концепцию Ограниченной Ядерной Войны, чтобы и этих проняла вся абсурдность такой затеи.

– Ну и как, проняло? – скептически проворчал я.

– Я вижу, что у вас нет иллюзий в отношении власть предержащих – сейчас он звучал намеренно цинично – Все верно! Если бы мы приводили одни лишь доводы разума, гуманизма или совести, то над нами бы только посмеялись. Но мы тоже не первый год замужем и представили им сухие отчеты, многократно размноженные и подшитые в аккуратные папки. Такие серьезные бумажки не выбросишь и не проигнорируешь. Тут поневоле задумается и последний фанатичный идиот. Тем более, что в наших аналитических отчетах черным по белому ясно показано, что любая локальная война с применением ядерного оружия неизбежно перерастет в глобальную. Эти отчеты мы благоразумно разослали во все конкурирующие федеральные агентства, а также устроили славную утечку в прессу.

– И вы верите в благоразумие тех людей?

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

3 из 4