Кто подставил Ратмира Котрандашева

Геннадий Петрович, привыкший не верить в потусторонние силы и не доверявший рассказам, внушающим страх, слегка засомневался в своей правоте. Конечно, никаких служб по всей стране, занимающихся изучением паранормальных явлений, не существовало. Он имел в виду Павла, прекрасно понимая, что тот к этому делу никакого отношения не имеет. Но сейчас его задачей было поскорей увести отсюда Наташу, несмотря на то, есть ли тут сверхъестественное или тень в комнате ему просто показалась.

Его предчувствие не подвело.

Спустя минуту послышался скрип. Оба оглянулись назад. Однако дверь по-прежнему стояла на месте. Переглянулись, будто поддерживая друг друга в том, что им пришлось слышать одно и то же.

Мужчина продолжил изучать дом.

– Ого! Ты знаешь, доча, а я тебя лучше сразу предупрежу, твой товарищ попал в кашу, перетертую с перцем, причем с очень даже что ни на есть красным.

– Что случилось, папа?

– Дверь-то не заперта…

– В смысле? Она же забита на гвозди, ты же сам тогда говорил, что видел их шляпки?

– Ах! Не нравится мне все это что-то.

Он ухватился за оттопырившийся край, ручки не было, с настороженностью начал ее открывать, дверь легко поддавалась.

В крылечной пристройке дома оказалось темно и несло сыростью. Все, как в обычных домах, в углу две земляные лопаты, грабли, но полки здесь оказались пустыми, не было законсервированных банок, обычно закинутых после заготовок и как традиционно забытых хозяевами, покидавшими дома на зимний период, они оставались покрытые пылью и отчасти, как и вся пристройка, мелкой паутиной.

– Так, – деловито произнес мужчина, – и что же у нас тут такое, гостей, наверное, не звали? А мы тут…

На краю

На кухне, ведущей в обе комнаты, от печи и пола ярко отражались лучи солнца. Наташа удивилась, заметив на одной из сторон печки нарисованных волка и зайца из мультфильма, она показала отцу. Ничего странного и тем более что-либо похожего на жуткость не замечалось. Все выглядело спокойным и мирным.

– Наташенька, ходи, пожалуйста, осторожней. Кто его знает, здесь никого не было уже больше года.

Павел почувствовал холодок по спине. Приоткрыл глаза. Ноги ощущали твердую поверхность. В помещении, где он находился, пахло сыростью и было немного мрачновато. Вскоре, немного осмотревшись, он решил, что находится внутри церкви или костела. Он не был крещен и никогда не ходил в церковь, не верил в Бога, поэтому ему было трудно определить, к какой вере относился храм. На груди он заметил металлический крестик. У молодого адвоката пронеслось в голове, что тот висел там всю его сознательную жизнь. Что странно, металл совсем не ощущался. Пройдя от двери, встав на самый центр помещения, Павел стал всматриваться в лики святых, размещенные по разным сторонам одной стены, словно стараясь узнать, о чем те думают, но ему не удавалось. Рядом с другими иконами по разным сторонам помещения стояли медные подставки для свечей. В самом центре свисала огромная люстра, в которой рядами, сужаясь конусом кверху по обручам, стояли свечи для освещения.

Павел сделал по ступеням несколько шагов к иконам. Вдруг он услышал скрип входных дверей. Люди, проходившие друг за другом, постепенно заполняли зал. Среди них были женщины разных лет, покрытые платками, мужчины, при входе снимавшие головные уборы. Павел заметил, как ему казалось, что здесь могло уместиться более тысячи человек. Некоторые из пришедших негромко переговаривались между собой. Кто-то направлялся сразу к иконам, крепившимся на стенах церкви, крестился, кто-то ставил тонкую свечу в подсвечник, потом вновь оборачивался к образам святых, вновь крестился. Из-за высокой ширмы с навешанными на нее образами святых выбежал молодой послушник и попросил Павла отойти в сторону.

Стоя у кабинки, откуда доносились звуки песнопения, адвокат еще несколько минут наблюдал за происходящим. Помещение зала вновь пополнялось другими людьми. Он повернул голову в сторону, когда из дверного проема ширмы вышла процессия. Сбоку запели что-то из псалтыря.

Он хотел подойти к ближнему об него человеку и спросить причину собрания, но тот принялся креститься вслед за другими собравшимися, когда священнослужитель в очередной раз усилил пение. Поймав на момент вслушивавшегося мужчину, Павел решил вновь обратиться, но встретил косой взгляд.

Внезапно он почувствовал, как его ноги быстро ослабевают. Не понимая себя, своих действий, Павел направился прямо к проему двух позолоченных ширм, в полутора метрах от которого стоял лицом к народу священнослужитель. Читая проповедь и временами растягивая слова, чуть приподнимая голову, он заметил вопросительные глаза прихожан и обернулся, когда к Павлу откуда-то подскочил все тот же послушник лет двадцати. Не реагируя на молодого человека в темной затхлой рясе, откинув в сторону руку, Павел уже не замечал, как его неведомой силой отшвырнуло в сторону. Ударившись об стену со святым Николаем, молодой человек упал на пол. Икона, ударилась рамой об его голову, разбилось стекло, и образ мученика заградил его лицо.

В зале послышались женские крики. Кто-то зарыдал. В глубине зала послышался детский плач, молодая женщина, державшая на руках ребенка, пришла в этот день крестить дитя, поспешно принялась его успокаивать. Кто-то из пришедших от внезапно наступившего страха ринулся к выходу, но, не сориентировавшись, ударился о дверной косяк, остался на месте, потирая лоб. Священнослужитель, не зная, что ему делать, с удивлением старался справиться с наступившим ужасом, принялся машинально креститься, приговаривая слова молитвы. Павел заметил, что часть людей становилась на колени, делая то же, что и служитель. Постепенно так же начинали креститься и говорить какие-то не слышные для Павла слова, вставали на колени и те, кто еще недавно жался в углу, пытаясь выбежать на улицу. Люди, прибывавшие вновь, проходили внутрь и принимали ту же позу, что и остальные. Павлу казалось, что они даже не понимают, что происходит. Не понимал и он, но ждал. Так продолжалось около четырех минут. Не выдержав и не понимая своего положения, Павел дернулся, желая быстрее сойти с места, но не успел. Внезапно он был подхвачен невидимой силой, которая медленно поднимала его к куполу. Распростертый под сводом Павел напоминал крест, закрывавший яркий свет, источаемый из прозрачного купола. Внезапно все озарилось ярким светом. Просыпаясь, словно переходя из одной грани сна в, казалось бы, реальность, тусклый свет заменялся ярким, становясь еще ярче, пока наконец совсем не ослепил его и исчез, когда Павел, как показалось ему, пролетел сквозь него. Такая белизна сменилась другой картиной.

Появилась ярко-зеленая трава, шелестевшая под ногами, в лицо поддувал ароматный легкий ветерок, все выглядело мирно и занимательно. В саду наливались спелые плоды – яблоки, груши, другие фрукты, их тут же хотелось попробовать. Но Павел почувствовал, что-то мешало. «Возможно, это совесть, – решил он, – а возможно…» Павел почему-то решил, может, грехи. «Грехи меня не пускают…» Для Павла происходящее становилось все интереснее. Его одолело неимоверное желание поскорей узнать, где он находится и кто хозяин этого роскошного земного рая. В голове возникла мысль: «Да, но почему земного?» Еще раз оглянувшись, он сделал первый шаг. Послышался чей-то голос. Не обращая внимания на него, посчитав, что это ему показалось, продолжил прогулку.

Небо было чистым и прекрасным. Со всех сторон доносился щебет невидимых птиц. Наконец Павел услышал первые внятные слова, они звучали повсюду.

– Ты узнал? Это рай, – слышалось, словно отовсюду, подтверждая его догадку.

– Бог?! Это… это… вы? – Павел узнал свой голос.

Он машинально стал вертеть головой в поисках хозяина голоса, но безуспешно.

Кругом были лишь деревья, диковинные цветы, чисто голубое небо, трава.

– Бог! – не отставал от невидимого собеседника молодой адвокат. – Скажи, где она, где Ева?

Ответа не последовало. Свет внезапно померк. Все моментально исчезло. Когда приоткрыл глаза, в голове, словно в бреду, вертелись слова, которые он произносил прихожанам, возвышаясь под куполом церкви. Но отчетливо слова так и не припоминались. Он снова крепко прикрыл веки, голова, казалось, раскалывалась.

Приоткрыв глаза, Павел понял, что прошло какое-то время, но, сколько он лежал в полной темноте, прикинуть трудно. Ощупав поверхность руками, он поднялся. Решил тронуться в путь, как тут же осознал, что идти было некуда. Необходимо обдумать свое положение. Поверхность напоминала гладкую твердь, но прогибалась, к тому же не ощущалось стыков соединения, как если это были бы плиты мрамора или гранита. В голову ничего не приходило: куда идти или даже ползти – не было никаких идей. В память возвращались последние минуты падения, и тут же все обрывалось. Приснившийся сон никак не объяснялся.

Стоп. Павел задумался, а вдруг это был не сон? Как объяснить, например, анализировал он, пытаясь занять себя, провал сквозь землю, сквозь гнилую ванну. Ощупал себя. Никаких переломов и порезов, нет даже царапин на теле, словно ничего и не произошло. Только будто выключили свет в его комнате, и, шутя, кто-то перенес его, спящего, на пол. Раздумывая, только сейчас заметил, что поверхность, на которой он сидел, была теплой. Павел что-то пробурчал, выругавшись.

– Здесь я! – послышался тонкий писклявый голосок рядом.

Павел долго не мог понять, откуда доносится скребущий голос и не показался ли он ему.

– Кто здесь? – спросил он в темноту.

– Кто-кто, я тут. Что ты?

– Кто я? – ответ насторожил адвоката. – Что… я?

– Черт. Ты же звал меня!

Павел не понимал, считая завязавшийся разговор с незнакомцем не более чем шуткой.

– Слушай. Я не знаю, кто ты. Зачем прикалываешься тут… Слушай, скажи, черт ты или черт возьми, где я?

– А что дашь?

– Что?!

– Не знаю что, может… – в голоске чувствовалась интрига и интерес. – Тогда и скажу.

Павлу не нравился завязавшийся разговор с незнакомцем, казалось, что тот с ним играет. Он досадно сплюнул в сторону.

– Мракобесие какое-то. Эй, черт, или как там тебя?

Павел повторил вопрос, ответа не последовало. Снова сплюнул.

– Послушай, если мы будем так швыряться, – послышался вновь противный писк, – а я имею в виду именно себя, не кого-либо, именно заметь… впрочем, ладно, Паша, так что ты предлагаешь, заметь, я предлагаю тебе сам.

В тонком голоске ощущалась нотка раболепства.

– Никому я еще не предлагал самому выбирать…

– Слушай, черт, или как там тебя, – перебил его Павел, по-прежнему не видя собеседника, бесшумно ступая на голос, пытаясь незаметно подкрасться, но в тот же момент, как только оказывался совсем близко, внезапно становился далеко от него, чтобы ухватить тело невидимки. Адвокат решил остановиться и лишь вести разговор с незримым объектом, а то, кто его знает, заманит еще куда-нибудь, а тут пока точка опоры хотя бы есть как-никак.

– Ты мне скажешь наконец, где я?! – кипело у Павла. – У меня дети, жена дома ждет, переживает, а я тут с тобой нянчусь, – соврал он.

Он попытался еще раз подкрасться, сделав несколько бесшумных шагов вперед.

– Эх, Пашенька, – послышался совсем близко скрипучий вздох, – и нет у тебя ни жены, ни детей, а обманывать, брат, знаешь сам, ой, как нехорошо.

Интонация незнакомца была иронична. Брюзгливый скрип голоса стал раздражать Павла. Он не мог сдаться. Словно неведомая сила его тянула на голос, который становился все лучше слышен и уже находился на расстоянии около метра от адвоката.

– Но если ты сделаешь сегодня выбор, а ты должен знать, Салтахов, черти, они ведь народ справедливый и мудреный – никогда не обманывают. Всего-то несколько грамм, а мне за это нобелевскую премию выдадут, карты наложат на погоны, и буду я как помощник президента «первого кольца» ходить, туда-сюда расхаживать. А? Ну, как? Соглашайся, а?

Еще минута, можно наконец схватить недоброжелательного собеседника. Не терпелось. Павел сделал резкий прыжок. Раскинув руки, не задумываясь, что может ждать его там, впереди. Предчувствия молодого адвоката не подвели. Незнакомец испарился, но, однако, больше вновь не появлялся. Но Павел почувствовал, что снова куда-то падает. Не успев как следует выругаться и призвать кого-то на помощь, сильно ударился о твердую поверхность. Недолго залеживаясь, автоматически приподнялся. Как и в прошлый раз, ушибов нет. Приглаживая слегка растрепанные волосы, Павел заметил на кончике волос липкую жидкость, но не стал на это обращать внимания. Заглаживая назад волосы, случайно заметил, что никогда этого не делал раньше.

Сила

Он вспомнил имя собеседника. Нерешительно попытался позвать его, выдержав паузу, выкрикнул два раза во все тот же мрак, никто не отзывался, и теперь, как в первый раз, «на верху», казалось даже, голос его звучал глухо.

Не оглядываясь по сторонам, потому что это было бессмысленно, но вряд ли здесь, в полной темноте, подумал про себя Павел, есть выход. Не обращая внимания на беспомощность, ступая шаг за шагом, удивляясь своей неосознанной уверенности, Павел ощущал, что теряет страх. Неведомым знанием он понимал, ему необходимо туда, вперед. Внезапный легкий толчок направил его в другую сторону. Это была не злость молодого адвоката, но нечто контролирующее и имеющее огромнейшую силу. Павел моментально раскинул в стороны руки, будто волчок, описал вокруг своей оси один круг. Его поза напоминала парящего коршуна, только ладони с распахнутыми фалангами пальцев при этом держались вертикально. Все случилось моментально. Время будто остановилось. Рыская по сторонам, его глаза, словно пронизывая, сканировали пустоту. Вскоре, успокоившись, опустив руки, Павел опустил правую ногу, выйдя из образа зверя с хищническим взглядом. Ждать пришлось недолго. Тьма моментально, будто ее засасывало в неведомое пространство, исчезала, выявляя после себя мягкий свет.

– Вот так дела… – подумал Павел вслух.

Наконец тьма развеялась совсем, как пыль.

Павел стоял, окутанный в туман, как ему показалось на первый взгляд. Но, скорей, это был не туман. Нежность белоснежного покрывала напоминала Павлу белые облака, но отнюдь не холодные, от них, казалось, исходила некая свежесть. Хотелось улыбнуться, закрыть глаза и представить, что ты… Нет, даже и представлять ничего не надо. Павел ощущал, как сама жизнь пронизывает все тело.

Внезапно послышались шаги.

– Папа, подойди сюда, пожалуйста. Глянь…

Адвокат заслышал девичий голос.

– Что, дочка? – ответил ей мужчина.

Геннадий Петрович, рассматривая старые журналы и художественные брошюры, покрытые едва прозрачной пылью, на полке книжного шкафа, хотел взять один из них. Журнал «Огонек» за 1976 год привлек его тем, что на нем сквозь пелену пыли угадывалось знакомое лицо, но кто был изображен на нем, рассмотреть не успел, его окликнула Наташа. Обогнув печь с рисунком, мужчина зашел в соседнюю большую комнату.

А Павел сквозь невидимую прозрачную пелену отчаянно пытался привлечь к себе внимание, едва уловимые черты Наташеньки, словно ударяясь о неведомую преграду, ее голос полностью исчезли в предбаннике дома, куда она направилась с отцом, и скрип двери дома окончательно заглушил голоса обоих людей.

Бывшая подруга Котрандашева Элла Береза сидела за компьютерным столом, стрекоча клавиатурой, выводя на мониторе текст реферата. Она готовилась к сдаче последней сессии «Отчет по бухгалтерской ведомости» какого-то производства, взятого из воздуха. Ее отвлек звонок.

– Привет, Елка, дома сидишь? – на пороге ее комнаты стояла подруга Эллы.

В этот солнечный день у Юлии было хорошее настроение, у нее недавно прошел юбилей, и она решила показаться у своей подруги, к тому же у нее появился новый окрас волос. Этим новомодным введением ей тоже хотелось похвастаться.

– Ну, ты че, мать. Точно… Все? Уже едешь? – снимая туфли и запихивая маленькие ножки в мохнатые тапочки, спросила она о предстоящей поездке Эллы.

– Не понимаю, Элл, и на кой тебе сдалась эта Европа. Там сейчас, наверное, духота терроры всякие, наводнения. Телик-то смотришь? Ваще не понимаю. Можно предположить, что природа сама взбунтовалась против людей, – сказала Юлия.

– Чаю хочешь? – не реагируя на наигранное возмущение подруги, Элла предложила пройти на кухню.

– Так что же, а? – последовала за ней Юлия.

– Так… – Элла бросила пакетики чая в обе кружки, – знакомый там один у меня.

– Где, во Франции? Ни фига, слушай, а может, он живет на самих Елисеевских полях? А, подруга…

– На Елисейских… – по-прежнему без интереса продолжала отвечать Элла, отпив горячий напиток.

– Вот как? – изумилась та. – Ты мне, подруга, как-то об этом никогда и не говорила.

Элла безучастно пожала плечами.

– И когда едешь? – спросила Юля.

– Двадцать пятого.

– Так это же послезавтра! Фотик, камеру взяла? Смотри, не забудь приготовить аккомы для нее. А то, как в Польше… Так и не привезла ничего, ладно?

– Я ее вообще, Юлька, не брала, – ответила Береза.

– Вот именно. О! Подруга… – Юля, о чем-то вспомнив, оставила недопитую кружку, вскочила с пуфика и заботливо бросилась осматривать комнату подруги, – так у тебя же ничего еще не собрано! Где? Где?..

Она стала что-то искать, с притворной суетой осматривая мебель. Раскрыв руки, с не менее притворным удивлением и улыбкой принялась шутливо корить ее.

– Не вижу, – произнесла она, стоя посередине комнаты, иногда прерываясь в словах, – где вещи? Подруга, тебе уже завтра нужно быть во всеоружии. Кстати, во сколько поезд у тебя. Утром или вечером?

Настроение у молодой красивой девушки было прекрасное. Она радовалась жизни, она радовалась за свою подругу, что та в свои молодые годы сумела побывать уже в нескольких странах, и притом, практически не отрываясь от учебы. Удивлялась тому, как ее подруга все успевает.

– Ведь ты на поезде едешь, да?

Элла не стала отвечать. Она медленно подошла к ней, в руке ее был молоточек для отбивания мяса, не говоря ни слова, подала в руку Юлии.

– Зачем? – та удивленно посмотрела на нее. – Ты хочешь взять его с собой, – улыбка еще таилась на ее губах, – что ты им будешь делать, отбивать мясо в номере люкс, ха-ха-ха?

Но на Эллу шутка не подействовала. Юлия сосредоточилась, не зная, что подруга может ей преподнести в эту минуту. Сделав сочувственную гримасу о неудавшейся шутке, она надеялась, что Элла примется все же за приготовление сумки на колесиках к отъезду.

– Ну, ты, подруга, и иронична, – единственное, что пришло ей на ум.

– Бей себя, – шепотом сказала Элла.

На лице девушки с каштановыми волосами улыбка превратилась в кривую маску. Юлия, не снимая ухмылки над шуткой подруги, будто под гипнозом, приняла молоток и ударила по своему лицу. Ребристая часть вошла в мягкую ткань кожи, оставив красные следы. Не отводя взгляда от рядом стоящей и смотрящей прямо на нее, словно манекен, подруги, Юлия продолжала наносить по своему лицу удар за ударом.

Девушка даже не понимала, что делает. Глядя через просачивающуюся кровь, ее словно интересовало, что будет в последующем. С каждым разом удар ее руки усиливался и спустя некоторое время она, занеся в последний раз молоток, потеряв сознание, упала на пол, не приходя в себя.

На утро следующего дня девушку нашли мертвой. В заключительном этапе этого расследования являлась умопомрачение самой пострадавшей, и дело по этому поводу прекратилось.

Для изготовления обложки использована художественная работа автора.