1945: Черчилль+Трумэн+Гиммлер против Сталина. Книга первая

– С дальнейшим выходом на согласованную линию размежевания войск, – не столько закончил за Василевского, сколько прозондировал его Сталин.

– Хотелось бы.

Уклончивый характер ответа маршал недвусмысленно подкрепил и уклончивым движением головы. Начальнику Генерального штаба Красной Армии полагалось быть не только военным, но и политиком. И Александр Михайлович Василевский, если и не был им ещё, то уже становился. Он не мог не понимать, что вскоре политика начнёт всё активнее вмешиваться в дела сугубо военные. И переплетение их станет настолько значительным и хитроумным, что уже невозможно будет разобраться, где кончается одно – и начинается другое.

На уклончивость маршала Сталин отреагировал молниеносной вспышкой жёлтых рысьих глаз. Он понял всё, что сказал начальник Генштаба. А ещё лучше он понял то, чего Василевский не сказал.

– Что есть у союзников, товарищ Василевский? Какими сведениями о себе они поделились с Вашими «засланцами»?

– У союзников всего – четыре армии, товарищ Сталин: Первая и Третья американские, Вторая английская и Первая канадская. Всего – тридцать семь дивизий и двенадцать бригад. Больше одиннадцати тысяч самолётов. От трёх до четырёх тысяч планеров – уточнить эту цифру не представилось возможным. В десанте участвуют до семи тысяч судов, из них больше тысячи двухсот – боевые корабли. Общая численность войск – примерно два миллиона восемьсот тысяч человек.

– Солидное войско, – уважительно покачал головой Сталин. – Полагаете, что они выполнят задачу?

На этот раз Василевский задержался с ответом – совершенно неожиданно для Сталина, который не любил задержек с ответом. Обычно это свидетельствовало либо о неподготовленности «докладчика», либо его о его должностной несостоятельности. Поэтому реакция Верховного была мгновенной.

– ??? – не понял Сталин. Как никто другой, он умел «не понимать» настолько хорошо, что его визави становилось плохо – и они тут же начинали всё понимать. Не стал исключением и начальник Генштаба: от того, что Хозяин «не понял», он понял всё. А, поняв, мгновенно взбодрился.

– Я думаю… Генштаб думает, товарищ Сталин, что увеселительной прогулкой эта операция для союзников не станет.

– Даже так?!

Сталин вынул трубку изо рта – чтобы она не мешала ему удивиться, как можно качественней.

– И Вы можете это обосновать?

– Полагаю, да, товарищ Сталин.

Василевский не убежал глазами в сторону, а встретил сталинский, невыносимо прямой взгляд, по-солдатски: своим ответным прямым. Это пришлось по душе Верховному, и он водворил трубку на место.

– Слушаю Вас, товарищ Василевский.

Маршал прочистил горло.

– Все мы, товарищ Сталин, трезво оцениваем военную силу противника. Никого из нас не вводят в заблуждении иронические оценки германского потенциала на Западе, в том числе, и состояния «Атлантического вала».

Сталин внимательно посмотрел на маршала: Василевский сейчас выказывал недюжинный талант дипломата. Так культурно повязать всех «соучастием в трезвой оценке» – это дорогого стоит! И ведь не придерёшься: ни о какой недооценке собственной сил и превознесении сил противника и речи нет!

– Да, основную массу войск Гитлер держит против Красной Армии. И это – не просто основная масса: это – лучшие войска. Но и на Западе союзникам противостоят не партизаны и не народное ополчение: кадровые дивизии. Да, у них – некомплект до штатной численности почти по всем позициям. Да, союзники многократно превосходят их в живой силе и технике. Да, на стороне англосаксов – элемент внезапности.

– ??? – опять вынул трубку изо рта Сталин – и с той же целью, что и раньше.

– Похоже, немцы ожидали вторжения не в районе Ла-Манша, а в районе Па-де-Кале. Немцы не верили, что союзники отважатся на такую масштабную десантную операцию в широком проливе. Доказательством тому – б`ольшая плотность войск в районе Па-де-Кале.

– Понял, – вернул трубку на место Сталин. – Продолжайте.

– Но разведка союзников вряд ли вскрыла все узлы сопротивления немцев, товарищ Сталин. Немцы уже не раз демонстрировали способность вводить противника в заблуждение, как своей мнимой силой, так и своей мнимой слабостью. Полагаю, что немцы будут драться. Уже дерутся. И не только потому, что не хотят отдавать Францию и Бенилюкс.

Сталин медленно подошёл к маршалу. Трубка вновь покинула его рот.

– А ещё почему?

– Конечно, не от классовых противоречий, товарищ Сталин, – тактично усмехнулся маршал. – И не от неразрешимых межимпериалистических.

– От чего же?

Взгляд Сталина немного прибавил в доброжелательности: начало явно понравилось вождю.

– Чтобы показать силу.

– Зачем?

Это не был вопрос любопытствующего дилетанта: Сталин «вскрывал» маршала «до дна». Он явно хотел узнать, как глубоко маршал «владеет предметом» и как глубоко он умеет проникать в суть вещей.

– Для того чтобы образумить противника, и вынудить его к сепаратному миру. Полагаю, что немцы не возражали бы против нового Дюнкерка.

Не отрывая взгляда от Василевского, Сталин вновь прошёлся трубкой по усам.

– Значит, Вы полагаете, что немцы будут раскалывать союзников?

– Да, товарищ Сталин.

– И это будет основным мотивом их сопротивления?

– Да, товарищ Сталин.

– С целью…

Сталин предложил взглядом маршалу закончить фразу за него – и тот не стал отказываться от предложения.

– … вывести союзников из войны, а при возможности – заключить с ними новый союз.

– Против нас?

– Так точно!

Верховный ненадолго задержался глазами на лице начальника Генштаба, и, попыхивая трубкой, в задумчивости прошёлся по кабинету.

По дороге он скользнул взглядом по лицу Молотова, но оно было непроницаемым: никто лучше «Вече» не умел обходиться без эмоций. Дойдя до стола, Сталин развернулся и пустился в обратный путь. «Выйдя на траверз» Василевского, он остановился, и обдал маршала скупой порцией ароматного дыма: врачи не советовали Верховному затягиваться.

– Вы правы, товарищ Василевский. По этой причине, а не только из-за обещания союзникам, мы и должны форсировать подготовку летнего наступления.

– Работа идёт по плану, товарищ Сталин, и к установленному Вами сроку будет закончена.

– Хорошо, товарищ Василевский.

Сталин протянул руку маршалу: знак доверия и того, что аудиенция окончена. Василевский мягко, не совсем по-строевому, отработал головой, сделал пару шагов спиной к двери, развернулся и удалился. Уже «отсутствуя в себе», Сталин не провожал его взглядом. Высадка в Нормандии вызывала противоречивые чувства – и для этого имелись все основания…

Глава седьмая

Информация начальника Генштаба Красной Армии относительно сил противников в Нормандии оказалась не просто близкой к действительности: стопроцентно близкой. Не ошибся он и «в расчётах расчётов» сторон. События на полуострове развивались именно так, как предвидел маршал – и далеко не так, как хотелось бы союзникам.

Правда, несоответствие плану выявилось не с самого начала. Как раз, поначалу ничего не говорило в пользу такой перспективы. Союзники дружно высадились на полуостров, не встречая никакого противодействия ни с моря, ни с воздуха, ни с земли. Расчёты на новую интерпретацию картины «Не ждали» оказались верны: «хозяева» действительно не ждали «гостей». Поэтому армада из семи тысяч судов боролась только с одним противником: водой. Все очень надеялись на то, что у берега «полегчает»: высадку намечали, как раз, к отливу.

Немцы не верили в высадку во время отлива. Настолько сильно не верили, что командующий группой армий «Б» фельдмаршал Роммель накануне уехал в Германию праздновать день рожденья жены. А генерал Дольман, командующий Седьмой армией – той самой, «в гости» к которой наиболее активно напрашивались союзники – назначил на шестое июня штабные учения. А что такого, если противник «ожидался явлением» не сегодня и не здесь! Ведь основной удар, как полагали в ставке фюрера, если и состоялся бы вообще, то со стороны наиболее узкой части пролива. Ну, не дураки же англосаксы, чтобы так рисковать: масштабных десантов через Ла-Манш в истории человечества ещё не предпринималось!

Следование этой точке зрения не могло не отразиться на готовности войск к «надлежащей встрече гостей». Основные силы – и основные материальные ресурсы – сосредотачивались в районе предполагаемой высадки противника. Предполагаемой из Берлина. Ну, а сюда давали то… что давали. По принципу «остаточного финансирования». И не столько от приоритета другого направления, сколько от приоритета другого фронта: Восточного.

Фронт против русских оставался главным и решающим для Германии. Потому что судьба империи решалась именно там – на Востоке, а не здесь, на Западе. Именно там приходилось бросать в бой самое лучшее из того, что имелось. Новые дивизии и новая техника отправлялись туда в первоочередном – и даже внеочередном – порядке. Именно в силу этих причин весь Западный фронт, а не только «спорный район» высадки, обслуживался по принципу «остаточного финансирования».

У Берлина имелась и другая причина для большей озабоченности делами Восточного фронта, чем Западного. Абвер и СД сумели «подключиться к обмену мнениями» между Лондоном и Москвой, и поэтому были в курсе намерений русских предпринять масштабное наступление ещё этим летом. И если бы не «византийская» недоверчивость Сталина, как к союзникам, так и спецканалам связи, в Берлине узнали бы много больше того, что наступление Красной Армии начнётся «на одном из важных участков фронта». Ох, уж, этот Сталин: не мог выразиться определённее! Вот, теперь и гадай: что это за «важный участок»? На каком участке фронта находится этот «участок»?

Но даже такая неопределённость вынуждала Берлин к определённым выводам и поступкам: вторжение ещё «вилами по воде» писано – по воде Атлантического океана – а русские слов на ветер не бросают! Разве что – вдогон ветру от самолётов и реактивных снарядов. В основном – «с «добрыми пожеланиями» супостату с использованием местных идиоматических выражений.

Поэтому глаза сотрудников ОКВ и ОКХ даже при изучении оперативных карт западного направления всё время «сносило на восток». Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы «поддавшись слухам о вторжении», снять с русского фронта хотя бы одну дивизию! Напротив, пока англосаксы только пугали десантом, следовало немедленно перебросить на Восток несколько «засидевшихся без дела» во Франции соединений. Как следствие этого, у немцев на Западе осталось лишь пятьдесят восемь дивизий. Но и из этого числа лишь тридцать четыре были пригодны для ведения оборонительных действий. Из остальных двадцати четырёх «неполноценных» четырнадцать были «неполноценно» пехотными, девять – «аналогично» танковыми, и одна – «такой же степени» моторизованная.

Операция прикрытия высадки в Нормандии, затеянная союзниками «по предварительному сговору» со Сталиным, также не способствовала «просветлению в мозгах». Помощь союзникам в этой операции, получившей название «Bodyguard» («Телохранитель»), Сталин начал оказывать ещё весной. Русские «по-товарищески поделились» с немцами информацией о том, что до июля ни на одном из стратегически важных участков фронта они наступать не смогут. Американцы «подключились» качественной дезинформацией о наступлении в мае в Норвегии. До самого шестого июня немцы так и не сумели укорить противника за обман, и не только в силу собственных предубеждений.

Итог оказался заслуженным и закономерным: внезапность, которой немцы достигли в сорок первом в России, в сорок четвёртом «достигла» их самих в Нормандии! И вовсе не «пресловутая»: вполне конкретная. Немцы были застигнуты врасплох, но вскоре уже «расплоху» пришлось туго. Пришлось вместе с приходом немцев в себя. «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг» – достояние не одних русских! И немцы основательно взялись за дело, а заодно и за англосаксов. И, если последние всерьёз рассчитывали на оздоровительный променад, то совершенно напрасно.

Напрасно союзники рассчитывали и на благотворное влияние отлива на неготовность противника «к радушной встрече». Расчёт на то, что наступление во время отлива позволит избежать больших потерь, увы, не оправдался. Отлив, конечно, сделал одно «доброе дело»: обнажил немецкие инженерные сооружения для воспрепятствования проходу судов.

С одной стороны – радоваться надо. Хотя бы – тем же судам: «тайное стало явным». Но ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным – и это не абстрактная шуточка и не умозрительное философствование. Как только пехота высадилась «в эту радость», от благодушия не осталось и следа. Отлив вполне квалифицированно помешал союзникам продемонстрировать чёткость строя и следование приказу. А причиной тому: два километра по топкой грязи морского дна без возможности укрыться от пулемётного огня. Танки, специально оборудованные для плавания, застревали в топи.

И в результате, лишённые даже намёка на способность к маневру, они становились лёгкой добычей противотанковой артиллерии, каковая, к неприятному удивлению танкистов, имела место быть. Вопреки всем расчётам и надеждам.

А тут ещё подкачала своя разведка, «купившись на дезу» разведки немецкой. В итоге вторжение не обошлось без просчётов, если тысячи человеческих душ можно деликатно считать таковыми. Две американские дивизии понесли потери, слишком большие даже для незапланированных.

Так, восемьдесят вторая дивизия была выброшена в район искусственного затопления, отсутствующий на оперативных картах союзников. Вместо озера, совсем не похожего на природное, на картах была обозначена вполне приличная и даже удобная для десантирования площадка.

А парашютисты были нагружены по максимуму: по сорок килограммов на каждого, и сверх того, по нескольку килограммов «на всех»: оружие, амуниция, средства связи, запасы продовольствия, воды и всего прочего для обеспечения жизнедеятельности и выполнения боевой задачи.

Авторы плана резонно предположили, что действовать им предстоит не один день, и не в комфортных условиях, а в тылу противника. Поэтому «грузили с запасом». Но это только так говорится, что «своя ноша не тянет»: тянет, и ещё, как! Вследствие радикального несоответствия поговорки действительности «своя ноша» утянула на дно искусственного озера целый полк тяжело вооружённых парашютистов. Всплывали они – и то далеко не всё – уже не боевыми единицами.

Не лучшая участь досталась и десантникам сто первой дивизии. И всё по той же причине: несоответствие данных карт реальным условиям места десантирования. Трагическое несоответствие: дивизия «уселась» на высокие колья, предусмотрительно вбитые немцами в землю «для радушной встречи гостей с неба». Последствия такого «десантирования» оказались катастрофическими для дивизии: она потеряла треть личного состава и две трети вооружения. По сути дела, сто первая вышла из строя – и «в тираж» – без единого выстрела со стороны немцев.

В тот же день на подмогу малочисленным германским ВВС неожиданно пришли… американские «коллеги». При штурме Первой американской армией приморского городка Сен-Ло американские бомбардировщики по ошибке – одной из тех, которые в этот день были, скорее правилом, чем исключением – разгрузились на свои же войска. И не пара штук, «сбившаяся с курса»: тысяча триста бомбовозов! Можно только представить себе, что творилось внизу, и какие слова «благодарности» адресовали те, кто успевал это сделать, своим «небесным покровителям»… точнее, «покрывателям» и даже «накрывателям»!

Понеся максимально незапланированные потери – сверх максимально запланированных – союзники могли утешаться лишь тем обстоятельством, что им ещё повезло. Ведь немцам не удалось выполнить план по установке и оборудованию минных заграждений: не хватило ни «матчасти», ни прочих ресурсов. В результате на «Атлантическом вале» вместо пятидесяти миллионов мин «по штату» было установлено только четыре миллиона. Но и те оправдали расходы «по монтажу», пусть и частично: союзники проявили по линии «разоблачения минных заграждений» такую же «ловкость», как и в случае с зоной искусственного затопления и дрекольем.

Спасибо авиации: отбомбилась не только на своих, но и на чужих. Это, если не подняло дух, то хотя бы сохранило имеющийся. За весь день шестого июня было совершено около пятнадцати тысяч самолётовылетов – против всего лишь пятисот у немцев. Да и моряки не забыли пехоту: высадку поддерживали огнём и маневром шесть линкоров, двадцать три крейсера, сто двадцать истребителей и триста шестьдесят торпедных катеров.

Всё это, вкупе «со всем другим», помогло тем, кто шёл в первой «волне» десанта, закрепиться на плацдарме: несмотря на всю свою неподготовленность, немцы и не думали преподносить его «на блюдечке с голубой каёмочкой». Хотя союзники захватили важную дорогу Шербур – Кан, ни один из этих стратегически важных узлов обороны немцев не был взят сходу, как это планировалось «наверху». В очередной раз подтвердилась старая, проверенная жизнью, истина: «Гладко было на бумаге…».

Да и Гитлер «не вовремя» вмешался: лично приказал командиру двенадцатой танковой дивизии СС «Гитлерюгенд» группенфюреру Мейеру, во что бы то ни стало удержать Кан. Узнав о том, что Седьмая армия «активно наступает»… в обратном направлении, фюрер немедленно связался с генералом Дольманом, и «энергично поздравил» его с «непрекращающимися успехами». Дополнительно к тому фюрер поделился с генералом своим мнением не только относительно положения на фронте, но и относительно умственных способностей генерала, а также его «видов на будущее». В плане отсутствия последнего. И «поздравил», и «поделился мнением» фюрер настолько энергично, что Дольмана «хватила кондрашка» – в лице инфаркта миокарда, от которого тот скончался в тот же злополучный день. Дольмана заменил обергруппенфюрер СС Хауссер, в прошлом году хорошо проявивший себя под Прохоровкой и в целом на Курской дуге.

Глаза на нормандскую реальность в Ставке фюрера ещё не раскрылись, но понимание того, что это мероприятие не совсем похоже на отвлекающий маневр, в отдельные головы уже просочилось. Правда, во всех остальных владычествовало прежнее убеждение: это – либо частная операция, либо – отвлекающий маневр. Основная масса гитлеровских стратегов по-прежнему ожидала «настоящей высадки» на севере Франции через самую узкую часть пролива, где фюрер и держал в качестве «неприкосновенного запаса» Пятнадцатую армию. Но сам факт десанта даже «скептиками» воспринимался уже как неизбежный канун того, в неизбежность чего они не верили целых три года…

Через три дня, к десятому июня, благодаря разрывам в обороне противника, силам десанта удалось не только укрепиться на захваченном плацдарме, но и расширить его на глубину в весь северный берег от Ори до Шербура. Через две недели боёв Двадцать первая армейская группа союзников переправилась в Нормандию полностью: два американских корпуса, два английских, две канадские и одна польская дивизии. Для «отвлекающего маневра» – несколько многовато…

…В очередной раз Сталин оказался не похож на союзников: не сослался «на трудности наступательной операции на суше». Двадцать третьего июня, в точном соответствии с планом, началось масштабное наступление Красной Армии на фронте от Балтийского до Чёрного морей. Наступление получило название «операция «Багратион»: по предложению Сталина – в формате «мы тут посоветовались – и я решил».

Для успешного завершения операции русские собрали значительную силу: два миллиона четыреста тысяч солдат, тридцать шесть тысяч четыреста орудий и миномётов, пять тысяч двести танков, пять тысяч триста самолётов. Правда, и немцы «уважили» противника: против ста шестидесяти шести дивизий и двенадцати танковых и механизированных корпусов Красной Армии выставили один миллион двести тысяч человек, девять тысяч пятьсот орудий, девятьсот танков, тысячу триста пятьдесят самолётов. Но всё равноЮ превосходство русских оказалось кратным.

А тут ещё немцам «не повезло»: не угадали с направлением главного удара. А всё потому, что – культурные люди: привыкли воевать «в цивилизованных условиях». А русские «лапти», обувшись в лапти-мокроступы – что с них возьмёшь: дикари! – «нецивилизованно» и даже коварно ударили из болот Белоруссии. Это – вместо того, чтобы «культурно» развернуться на юге Украины, где имелись, пусть и не идеальные, но хотя бы проходимые дороги, и где «иванов» уже ждали войска соответствующих групп армий!

В результате этого «неслыханного коварства» и «ведения войны не по правилам», русским удалось в короткий срок разгромить группы армий «Центр» и «Северная Украина». Двадцать шесть дивизий были уничтожены полностью, а восемьдесят две потеряли до восьмидесяти процентов личного состава. Вся Белая Русь и большая часть Литвы опять попали «под иго» Кремля. Красная Армия вышла на границы СССР. И не в узеньком коридоре, не на маленьком «пятачке» – на участке в девятьсот пятьдесят километров! За летне-осеннюю кампанию советские войска продвинулись на Запад на шестьсот – девятьсот километров. Общая площадь освобождённых земель составила шестьсот тысяч квадратных километров: две Германии…

Глава восьмая

После того, как в рейхе, наконец, разобрались, что к чему и «отделили плевела от зёрен», начался второй этап «отделения»: «овец от козлищ». Фюрер лихорадочно искал виновных в таком «катастрофическом недоразумении». Окружение старательно помогало фюреру. И виновные были, как будто, налицо – в них едва не тыкали пальцами, но фюрер колебался.

Нет, он не сомневался в виновности тех, кто прошляпил вторжение. Виновность наличествовала хотя бы в форме халатности. Выводы фюрер уже сделал, но к оргвыводам был ещё не готов, как ни подталкивали его к ним «успехи» в Нормандии и «заботливые руки доброжелателей». Неготовность эта объяснялась просто: группой армий «Г» командовал его любимец – фельдмаршал Роммель. К этому доводу прилагался ещё один: у него не было других военачальников – только эти. Не Кейтеля же, в самом деле, ставить на Западный фронт?! Там сейчас требовалась голова, а не услужливо изогнутая спина и готовая к пинкам задница.

Поэтому фюрер ждал: или конца терпения, или подходящего момента…

– Хайль Гитлер, рейхсфюрер! – просиял с порога Шелленберг.

Гиммлер оторвался от бумаг, аккуратно разложенных на столе, и недовольно покачал головой.

– Вальтер, Вы сияете так, словно мы только что выиграли войну. А, между тем, дело – дрянь.

Усаживаясь в кресле, Шелленберг ещё активнее растянул губы в улыбке.

– А, по-моему, дела наши обстоят именно так, как им и надлежит обстоять.

– Так с чего же Вы такой весёлый? – нахмурился рейхсфюрер. – В свете последних событий я не вижу оснований для оптимизма.

– А я вижу.

Гиммлер выглянул из-за очков, и, помедлив, отложил в сторону бумаги.

– Давайте, увидим вместе, Вальтер.

Шелленберг активно поёрзал спиной, поудобнее устраиваясь в кресле: этой привилегией в кабинете рейхсфюрера в настоящее время обладал только он один.

– Насколько я знаю, рейхсфюрер, Вы – прямо из Растенбурга?

Гиммлер снял очки, и начал протирать их стёкла чистым носовым платком. Пасмурное выражение не сходило с его лица: напоминание о Ставке фюрера не прибавляло энтузиазма.

– И какими оттуда видятся наши дела? Отступление идёт по плану?

– Ох, Вальтер, Вальтер…

– Entschuldigung, рейхсфюрер!

Словно сдаваясь в плен, бригаденфюрер шутливо поднял руки вверх.

– Даю новую редакцию: что там новенького?

– Лучше бы Вам этого не знать, Вальтер, – поморщился Гиммлер.

Шелленберг решительно оторвал спину от кресла.

– Напротив, рейхсфюрер: мне просто необходимо знать это! Для наших с Вами дел необходимо!

И бригаденфюрер выразительно «намекнул» рейхсфюреру глазами.

– Даже, если лично мне от этого будет хуже, нашим делам будет только лучше!

Гиммлер водворил очки на нос.

– Как доложил Хойзингер, противник закрепился на плацдарме, а третьего июля Первая американская армия перешла в наступления. Через пять дней за ней последовала Вторая английская.

Рейхсфюрер вздохнул.

– Был у нас шанс наподдать англосаксам. Монтгомери очень хотел получить лавры победителя – и полез в «мешок». Для того чтобы завязать на нём верёвку, нам оставалось лишь повернуть свою Пятнадцатую армию на юго-восток, и ударить по англосаксам между Каном и Фалезом. Это был бы новый Дюнкерк.

Шелленберг подался всем корпусом вперёд: информация для него была новой. Гиммлер посопел носом.

– Если бы мы только ударили!.. Но Рундштедт и Клюге уверили фюрера в том, что вторжение в Нормандию – это отвлекающий маневр. И он запретил трогать Пятнадцатую армию. Монтгомери вырвался. А ведь они с Эйзенхауэром уже рассматривали вопрос об эвакуации плацдарма, если мы бросим Пятнадцатую армию в Нормандию.

– Откуда, рейхсфюрер?

Удивление Шелленберга было честным, не наигранным: его «контора» такими «интимными подробностями» не располагала.

– От Хауссера: его также вызывали в Ставку. Армейская разведка добыла «языка» – штабного английского офицера. Вот он-то и «поделился» содержимым портфеля…