Дети страха и другие ужасные истории

– А ты не знаешь?

– А должен?

Он быстро учится. Раз услышал – и уже отвечает вопросом на вопрос.

– Так всех заранее предупреждают, – словно нехотя заговорила Нинка. – Я в зоне риска, за мной охотятся. Поэтому находиться рядом нельзя. Я из-за этого одна и хожу.

Тинтин вытянул шею, оглядывая кусты на этой стороне и деревья на высоком противоположном берегу реки.

– Снайперы, что ли?

Нинке резко стало скучно.

– Ну да, я внучка президента.

Тинтин покосился на ее темную футболку, шорты, сланцы, сбитый черный лак на ногтях.

– Да ладно, – усмехнулся он не очень уверенно.

– Конечно, нет, – фыркнула Нина. – Молодец, что не поверил. Причина другая. На моем роду лежит проклятье. Вот уже много столетий у нас пропадают дети. Обычно удавалось сохранить одного-два, чтобы род не прервался. Но сейчас я осталась одна, и игра идет по-крупному.

– Кто же у тебя пропал?

Река искрилась. Народ смеялся. Тинтин был невыносим.

– У меня было три брата, – гробовым голосом сообщила Нинка. – Их увел человек в черной шляпе.

– Чего, так прям пришел и увел? – хохотнул Тинтин. – Они дураки, что ли?

Нинка молча смотрела на Тинтина. Он еще немного посмеялся, а потом скис.

– Дурак тот, кто думает, что от судьбы можно уйти, – изрекла Нинка.

– А чего не так-то? – не понимал Тинтин. – Он в дверь, а ты закрылся и не выходишь.

– От него нельзя закрыться. Это происходит ночью, когда все спят. Утром встают, а человека уже нет.

Это простое сообщение вызвало у Тинтина бурю радости. Он коротко хохотнул, заваливаясь назад. Но совсем упасть ему не дал корень. Тинтин напоролся на него, поморщился и выпрямился.

– Да ладно! – выдал он.

– Я не предлагаю тебе верить или нет. – Скучно, скучно. Как же Нинке было скучно.

Тинтин поерзал попой по земле, удобней устраиваясь, разрешил:

– Ну ладно, расскажи, как все было.

Нинка снова посмотрела на реку, на блеск ряби, на прыгающие по воде тела.

– Рассказать? Рассказать я могу. Что только потом с тобой будет?

– Нормально будет. – Тинтин вытер грязную ладонь и коленку, оставив грязный след. – Не тяни.

Нинка прикрыла глаза.

– Смотри, – заговорила, словно через силу. – Есть такое поверье, что если кто-то сделал нож и продал его, то нож теперь полностью принадлежит его хозяину. И если такой нож потом у него украсть, то на вора перейдут все болезни и несчастья хозяина. Раньше так специально делали – брали нож убитого и дарили его врагу. Через месяц враг умирал в мучениях.

– Это ты к чему? – Голос Тинтина подохрип. Боль в спине от встречи с корнем дала о себе знать.

– Так же бывает с рассказами. Пока не знаешь, все хорошо. Но если тебе его рассказывают, он становится твоим, со всем своим проклятьем.

С косой кашлянула и отвернулась к реке. Да, ей лучше идти туда.

Тинтин смотрел, не мигая.

– Справимся. Начинай.

А вот у него ничего с лицом не происходило. Он просто ждал. Храбрый какой!

И Нинка начала.

– Моя семья жила в одном старом доме. Он был старый, все двери и ставни скрипели, а на втором этаже было слышно, что происходило на первом. Они там совсем недолго прожили, когда старший сын рассказал, что слышит по ночам музыку. Словно кто-то стоит под окном и играет. И эта музыка зовет его к себе. Никто ему не поверил. Семья легла спать. Среди ночи проснулся старший сын. Что-то позвало его к окну. Он подошел, посмотрел на пустое поле перед домом. Он был уверен, что там кто-то есть, хоть никого и не видел. Утром семья проснулась, а старшего сына и след простыл.

Тинтин хихикнул.

– Как же они узнали, что он подходил к окну, если он пропал? Рассказывать-то было некому.

Нинка легко улыбнулась. Как скучно делать паузы в тех местах, где заранее знаешь, что произойдет. Но это всегда действовало безотказно. Можно было немножко понаслаждаться превосходством.

– Вот когда у тебя начнут пропадать родственники, тогда и узнаешь, можно ли рассказать, что было ночью, или нет.

– Когда пропадают родственники, значит, их надо искать на кладбище, – проявил свои знания Тинтин, но все-таки вовремя заметил, что Нинка его не слушает, а, поджав губы, изучает реку, словно выбирает, кого первого сейчас задушит. – Ладно, молчу. Узнали. Там, наверное, следы остались. Прямо под окном. Дальше что было?

– Дальше? – не меняя интонации, продолжила Нинка. – Его долго искали, но не нашли. И вот через какое-то время средний сын стал рассказывать, что слышит музыку. Родители заперли все окна и двери, сели сторожить, но не выдержали и уснули. Уснули и пропустили, как средний сын встал, разбуженный музыкой, и подошел к окну. На поляне никого не было. Утром среднего сына в кровати не нашли. И снова принялись его искать. Но ни следов, ни свидетелей.

– А чего они так босиком и уходили?

– Нет, пропадали их вещи – обувь, штаны с рубашками, кепки.

– А драгоценности? Может, они еще деньги притыривали? Вы проверяли?

Тинтин издевался, старательно пряча улыбку. Но лицо, плечи, спина – все ходило ходуном, выдавая повышенную радость.

– Меня тогда еще не было, – холодно произнесла Нинка, и Тинтин немного подзавис.

– А откуда же ты?… – начал он и вместо слов пошевелил рукой. Тонкое запястье. Широкая ладонь с узловатыми пальцами. Они были длинными и, наверное, сильными. Еще и выгибались странно. Удивительная рука. Нинка потянула воздух, заставив Тинтина собрать свои конечности.

– Младший сын очень боялся, что тоже исчезнет, поэтому лег спать вместе с папой и мамой. Все крепко уснули. Среди ночи тихая музыка разбудила мальчика. Он открыл глаза и сразу повернул голову к окну. За ним не было видно поля. Там стоял человек с черными глазами и смотрел на мальчика. Когда родители проснулись, сына в кровати не оказалось. Кинулись они искать – а ночью как раз снег выпал – и увидели, что от окна к темному лесу ведут четыре пары следов.

– Это, значит, три брата и неизвестный? – загнул свои чертовы пальцы Тинтин – мизинец, безымянный, средний, указательный. – Четыре пары?

– А дело зимой было, да? – неожиданно встряла с косой. Про нее все уже забыли, а она сидела, слушала. – Ты говорила, у них кепки были. Как же кепки – зимой?

Тинтин посмотрел на свои согнутые пальцы, на оттопыренный большой.

– Во история! – развернул он руку, поднимая большой палец вверх. – Треш.

– А через год у родителей родилась дочка, – Нинка пропустила все вопросы и восторги. Аплодисменты, гонорары и поцелуи – потом. – И перестали они думать о своих сыновьях.

– Ты что, та самая дочка? – Тинтин развернул вспотевшую от стараний ладонь и теперь равнодушно чесал ее.

– Все знают, что у меня были братья, но сейчас они не с нами, – призналась Нинка.

– А они у тебя были? – подалась вперед с косой. Вот кто просил ее лезть? Никто же не звал. Шла бы уже купаться.

– Да! Сначала пропал старший брат, потом средний, потом младший. И тогда родилась я.

С косой недовольно поерзала на полотенце, покосилась на Тинтина. Среди общей тишины особенно стали слышны крики на реке. Было странно, что не холодно и что не ночь. Ведь такие истории обычно слушаешь в сыром подвале или за полночь.

– И кто это их увел? – спросил Тинтин.

– Не важно, кто увел. Важно, что сейчас мы снова живем в том самом доме. И по ночам я слышу музыку.

– Так тебя скоро уведут? – резвился Тинтин. С косой хихикнула.

М-да… компания. Ни сострадания, ни печеньки.

– Нет! Я скоро поймаю того, кто увел моих братьев. Я его видела. Он в черной шляпе с черными глазами. Когда он улыбается, кожа на его щеках трескается. Когда он улыбается, зубы шатаются и клацают и сквозь них виден зеленый язык.

– Какой? – подалась вперед с косой.

– Зеленый. Потому что у него зеленые кишки.

– Ты и кишки видела? – восхитился Тинтин. Он уже представлял себя королем сплетен и новостей. Это же такую бомбу можно зарядить! Весь лагерь ржать будет. Ну ничего, Нинка ему попортит праздник жизни.

– Нет, – легко ответила Нинка. Всегда было приятно общаться с людьми, которыми так легко манипулировать. – Но непременно увижу, потому что выпущу ему кишки и буду спокойно смотреть, как он подыхает.

– Разве такие дохнут? – Тинтин уже не скрывал улыбки. – Они должны растворяться в темноте. Рассыпаться в прах. Гореть при свете дня. Чего там еще? Помнишь, как в фильме…

– Он даже в твоей дурной темной башке не растворится. – Нинка наградила Тинтина тяжелым взглядом. – И не уведет тебя никуда никто.

– Почему?

– Зачем ему ты? Пустота. Голова звенит от сквозняка. Для этого нужен дар. Проклятье. Тебя проклясть не за что. Пока же этот рассказ останется с тобой, и когда-нибудь ты его вспомнишь.

Тинтин булькнул. Неожиданно так. Всем телом дернулся. Его даже от места оторвало. Подпрыгнул, завалился на бок и стал ржать, перебирая по земле неуклюжими тощими ногами. Нинка машинально посмотрела на с косой. Та робко улыбалась. Ей тоже хотелось смеяться, но было неудобно. А еще немного пугали последствия знания рассказа.

– Ой, зеленые кишки, – бессильно выл Тинтин. Нинка с удовольствием отметила, что он бьется о землю башкой, сбивая свой невозможный кок. – Уводит. Черные глаза. – Он пытался приподняться, но падал обратно. Штаны с футболкой становились все грязнее. – Ну насмешила.

– Чего у вас? – к своему полотенцу шла вся такая сияющая от воды красотка.

– Да у нас тут, – попытался сесть ровно Тинтин, но хлопнул себя по колену и снова повалился на спину. – Прок… крок… кх… ккккк… лятьеееее.

Он катался по земле и выл, выражая полное счастье.

– Косточкой подавился, – совершенно спокойно произнесла Нинка. – Вишню ел и подавился.

– Да она тут… – силился продышаться после смеха Тинтин. – Про монстров рассказывает.

– Ага, и картинки показываю. – Нинка поднялась.

– Какие картинки? – запуталась красотка. Она смотрела то на одного, то на другого, на пустые руки, на пустоту полотенца. Что она пропустила? Что?

– Но ты же?… – расширила глаза с косой и показала на Нинку.

– Ну да, не купаешься, – быстро ответила Нинка. – И правильно.

Отвечать надо было сразу, сбивать, наводить панику и селить неуверенность. Чем больше оправдываешься, тем хуже становится. Отрицаешь – попадаешь в дурной круг. Достаточно пустить в другую сторону. Это может сбить со следа.

– Чего? – нахмурился Тинтин. Или это был уже не веселый герой французских комиксов? Чубчик его сбился, сходство стерлось.

– Глисты там, в реке. – Нинка видела, что каждое ее слово убивает в с косой всякое понимание действительности. – Правильно, что не купаешься, говорю.

Нинка пошла к реке. Навстречу поднимался их отряд. Все накупались, все были счастливы.

– Да ты вообще чумная! – крикнул ей в спину из первого отряда.

– А с малышами не зазорно общаться? – равнодушно дернула плечом Нинка. – Смотри, засмеют.

Она бы еще что-то сказала – все-таки надо иногда бить на опережение, но тут перед ней опять возник Пося. Нинка мысленно посчитала, сколько раз за сегодня она его видела. Третий. У изолятора, под деревом и вот сейчас – у реки. Три – магическое число. Уже можно начать напрягаться. Или во всем обвинить узость круга общения. Вот кудрявая ей больше не попадается. А Пося…

Восьмилетка всячески демонстрировал, что встреча эта не случайна – он смотрел. Пристально. Нинка еще немного поубеждала себя, что они тут все постоянно друг друга встречают, но взгляд мелкого говорил об обратном. Она собралась его спросить об этом. Или просто дружески дать пендаля, чтобы случайность уже разрешилась каким-то действием. Но Пося вдруг убежал. Бежал смешно, подпрыгивая, словно ему жгло пятки. Так что Нинка решила все списать на случай и на то, что она очень запоминающаяся личность.

Такая запоминающаяся, что о ней после ужина заговорили все и разом.

К вечеру весь лагерь знал, что среди них находится сумасшедшая. Тинтин расстарался, зарабатывая себе репутацию «своего парня». Видимо, в историю аллергии на солнце никто не верил. Но теперь-то про отравление никто не вспомнит. Потому что он стал источником другой информации. В Нинку тыкали пальцем, кричали в спину прозвища. Все радовались. С косой смотрела с сочувствием. Было плевать. Нинке ничего не стоило запустить этот слух в обратную сторону, чтобы он бумерангом засветил Тинтину в лоб. Но торопиться не стоило. Должно было пройти время. Немного времени. Месть – это блюдо, которое подают холодным.

На следующий день Нинкой многие интересовались, подходили, просили рассказать историю, чтобы и на них перешла часть проклятья. Нинка шла мимо.

– С чего вы взяли, что это я? – спрашивала она. – Меня зовут Катя. А истории рассказывает Машка из третьего.

– Так сказали, черненькая, – терялись шутники.

– Меня зовут Катя. Вам кто нужен?

Нинка смотрела на них и в сотый раз ощущала восторг, от того, что разговаривает с людьми, с которыми никогда больше не увидится. Можно врать. Об этом тоже никто и никогда.

Шутники убегали. Нинка смотрела им вслед и думала, что лоханувшиеся один раз обычно не возвращаются. И сам Тинтин не появится. Так и было.

И вот когда она уже решила, что прошедшие двое суток – это хороший срок для того, чтобы начать мстить, перед ней вновь нарисовался Пося. В четвертый раз за последние дни. И заговорил.

Это было явное нарушение традиции. Тогда бы уже до седьмого явления дотянул. Или до шестьсот шестьдесят шестого. Нет, заговорил он на четвертый. Как раз перед обедом.

– А ты, правда, можешь убить? – хрипло спросил он. Кулачки сжал, пальцы на ногах втянул, сопелку расправил, взгляд ужесточил.

– Одной левой, – заверила Нинка.

Пося сопел. Можно было, конечно, ему помочь, подогнать вопросами, но это было скучно. Пускай сам справляется.

– Не, проклятьем. – Мелкий был невероятно серьезен.

– Плюну на след, человек замертво падает, – в тон отозвалась Нинка. Пришлось наклониться, чтобы глазами быть с ним на одном уровне.

– Дорого?

Нинка покосилась на его кулачки и на оттопыренные карманы шорт. Он всю мелочь туда запихнул? Или крупными купюрами пробавляется? Начало смены, деньги еще есть. Тратить их здесь не на что.

– Смотря что делать надо.

Нинке хотелось смеяться, но Пося был чересчур серьезным. Этот мог и обидеться. Потом пойдет к кому-то другому смерть заказывать уже на Нинку. Нет, этот спектакль надо было досмотреть до конца.

Пося привстал на цыпочки, дотягиваясь до Нинкиного уха.

– Танька конфеты у пацанов ест, а потом все на меня сваливает. Я ей муравьев в кровать, а она драться. И опять конфеты стащила. Прямо весь пакет. Пацаны ей кровать «заминировали», она свалилась и на меня показала. А я и не был тогда в палате. Теперь требует, чтобы я еще конфет раздобыл. Где же я их здесь возьму? Родители только через неделю приедут.

– Так, может, до родителей дотянуть? – нашла компромисс Нинка. – Дешевле будет.

– Она дерется, выкидывает мои вещи в девчачий туалет и вожатым постоянно на меня жалуется. Они заставляют меня с подушкой в коридоре стоять.

Глаза Поси завлажнились.

– Зачем с подушкой? – прокололась на вопросе Нинка. Эх, сама любит так строить предложения, чтобы вопросы задавали, а тут на недосказе поймалась.

– Нас Лана так наказывает. Если кто-то разговаривает в тихий час, она его в коридор выгоняет в трусах и заставляет подушку с собой брать. Ее если на вытянутых руках держать, то быстро тяжело становится. Я уже, знаешь, какую мускулатуру накачал?

Пося показал свою руку. Мускулатура особенно не просматривалась. Глаза были убедительнее руки. В них вовсю поселился трагизм, но все же еще были пути отступления. Всегда можно лечь спать и забыть о печалях.

– Ну а ты ее ударь, – предложила Нинка. Выход был совершенно очевиден.

– Она орет тогда.

Аргумент.

– Так убивать будем, она тоже орать станет.

– А мы ее сразу похороним. Мертвые же не орут. Сама предлагала – убить и похоронить.

Нинка выпрямилась. Пося как-то сразу с нее соскользнул. Кулачки разжал. Не было там никаких денег.

– Давай сразу похороним. Без убийства.

– Так она же вырываться будет, – засомневался Пося.

Здесь было множество вариантов – связать, оглушить, напоить снотворным. А можно было и так, без насилия.

– Не будет, – пообещала Нинка. – Когда хочешь?

На круглом лице Поси расцвела радость. Так бывает с одуванчиком. Вот цветок закрыт, плотно сжат зелеными листиками, а через мгновение распахнулся, выпуская желтенькую серединку.

– Давай завтра, – решился Пося.

Нинка посмотрела по сторонам. Сегодняшний день был ничем не хуже завтрашнего. Светило солнце. Скоро обед. Мороженое опять же.

– День жизни – это щедро, – согласилась Нинка. – Продержишься?

– Я у вожатых шоколадку стащил и Таньке отдал. Она станет есть в тихий час, Лана увидит и убьет ее.

Нинка усмехнулась. Она отлично знала, что если тут и будут кого убивать, то несчастного Посю. Причем самыми извращенными способами. Если уж тебя травят и ты побежал, то вырваться очень тяжело. Теперь главное – не дергаться. Иногда сама судьба все решает за тебя.

Глава 3

Гроб и похоронная музыка

Решать судьба все стала намного раньше, чем этого ожидала Нинка. Обед, мороженое, тихий час. Нинка лежала на своей кровати и смотрела, как по потолку плавают тени, как проскакивают солнечные зайчики, если лежащие около окна неожиданно подставляли под солнечные лучи что-то блестящее – заколку, зеркальце, обложку книжки или тетрадки. С недавних пор вокруг Нинки образовалась километровая зона отчуждения. Больше никто не говорил про поющих Анжел, не обсуждал парней, не говорил о своем прошлом. Нинку записали в сумасшедшую, в чудачку, в чокнутую, от которой еще и заразиться можно. Это было неплохо. Зато никто больше не лез с дружбой.

О том, что сейчас что-то произойдет, сказали тени. Они сдвинулись в сторону двери. И там, за этой дверью, кто-то показался. Хохолок торчал. Сколько дней-то прошло? Два, три? Вот неуемный. Тихий час. Сейчас вожатые по шее дадут.

Хотелось засмеяться и, чтобы не выдать себя, Нинка закрыла глаза. Улыбнулась. Вот с улыбкой она ничего сделать не могла. Губы сами растягивались, помимо ее воли.

Щелкнула, открываясь, дверь. Девчонки тут же заголосили, стали тянуть одеяла и простынки на себя, прятать голые плечи и спины.

– Иди отсюда, иди!

– Проваливай!

– Куда?

– Дверь!

Кто-то даже взвизгнул, пытаясь справиться со сползшими покровами и прикрыть неодетость. Но Тинтин не ушел.

– Катьку позовите!

Нинка повернулась лицом в подушку. Это было невыносимо весело.

– Какую? – Голос красотки, нотки гордости проскакивают. – Я Катя.

– Нет, вот ну, черненькую.

– Это Лиза. – В голосе красотки появилась обида.

– Я? – Скрипнула кровать рядом.

– Да вон ту. Эй!

Нинку тронули за плечо. С косой. Смотрит. Она что ли Лиза?

– Тебя зовут, – произнесла с косой.

Нинка нехотя села.

– Выйди, – качнул головой Тинтин и скрылся за дверью.

С косой отошла, давая Нинке возможность встать. Нинка уронила себя на подушку.

– Ты чего не идешь? – прошипела красотка. – Он же зовет.

– Маньяк тоже зовет, – буркнула Нинка. – Не идти же к нему.

Палата возмущенно взбаламутилась. Кто-то еще посоветовал куда-то пойти.

– Ты чего? – опустилась на свою кровать с косой. И тут же со всех сторон подхватили:

– Иди давай!

– Иди!

– Он пришел к тебе!

– Эй!

Нинка усмехнулась. Тени на потолке упорядочились и теперь выглядели нормальными – бродили туда-сюда, радовали.

– Ну? – все-таки скрипнул дверью Тинтин.

– Иди отсюда! – опять замахали руками девчонки и потянули простынки на голые плечи.

– Он тебя обидел? – склонилась над Нинкой с косой.

– В любви признался, – вздохнула Нинка. И опять эта улыбка. Сдержаться-то невозможно. – А я его ненавижу!

Теперь все смотрели на дверь.

Там ждал Тинтин. Правильно, что ждал. Народ запутался и желал уточнений. Дура она была эти уточнения давать.

– Таааак! Это что такое?

Максим. Вожатый первого. Недавно из армии. До сих пор ходит, как марширует. Судя по тому, с какой скоростью исчез Тинтин, Максим не из сентиментальных. Была бы здесь Наташка, с ней можно было бы договориться. Она тоже вожатка первого. Но Наташки не было.

Максим постоял около двери, прислушиваясь. Все забыли, как дышать. Даже кусты за окном не шелестели. Ручка на двери скрипнула – вожатый убрал руку и медленно пошел в сторону палат мальчиков.

– А чего в тихий час-то? – среди всеобщей тишины спросила глазастая.

– Чтобы свидетели были, – повернулась на бок Нинка.

– Так он же про тебя всякое говорит, – ахнули из-за спины.

– Придумывает. Хочет, чтобы я на него внимание обратила.

Нинка лежала и смотрела на с косой. Та сидела на своей кровати и во все глаза в ответ смотрела на Нинку.

– Вот… ненормальный, – зашушукались в палате.

– Все пацаны такие.

– Это у него из-за аллергии. Как может быть аллергия на солнце?

Все, считай Тинтин покойник.

Кровать под Нинкой качнулась – это с косой припала к ней.

– А что он сделал-то?

Вот из кого получится неплохой следователь. Вцепляется своими вопросами, как бульдог.

– Лез целоваться.

Кровать опять качнулась. Конечно, было бы приятно увидеть лицо с косой, но Нинка и так все хорошо представляла. Теперь они все будут смотреть на Тинтина и представлять, как это. А он станет смущаться и краснеть.

Можно было еще кое-что сделать, чтобы закопать его окончательно. И Нинка уже придумала что. Оставалось найти кудрявую. Все-таки Пося попросил. Почему бы не помочь человеку. Какой у них отряд-то? Как бы в корпусах не заблудиться…

Но нигде блудить Нинке не пришлось. Кудрявая сама выбежала на нее. Сразу после полдника. Девчонка неслась через танцевальную площадку, вся такая воодушевленная. Немного подпрыгивала. Прыгучие они там все какие-то.

– Стоять! – приказала Нинка, и кудрявая застыла.

Ну… такая. Волосы темные, в рыжину, лицо белое, веснушки, глаза немного припухшие, носик маленький. Невысокая, но крепенькая. Взгляд быстрый. В шортах и футболке.

– Чего, как? – начала Нинка. – Хорошо живется?

В глазах кудрявой мелькнуло узнавание, и она попятилась. Собиралась сбежать, поэтому момент плезира можно было пропустить. Не хочет вести светскую беседу, не надо.

– Дело есть, – перешла на озабоченный тон Нинка.

– А чего? – резко пошла в глухую защиту кудрявая. – Меня Лана послала.

– Лана. – Слово мягко соскальзывало с языка. – А Пося – это имя или фамилия?

– Он дурак, – сразу насупилась кудрявая.

– С такой-то кликухой! – не стала спорить Нинка. – Чего учудил?

Кудрявая смотрела с недоверием. Вроде как и человек перед тобой, а вроде и инопланетянин. Нет, все-таки человек – улыбнулась.

– Он сказал, что я некрасивая.

– С чего вдруг?

Нинка еще раз оглядела кудрявую. Не красавица, да. Но такая, нормальная. Ярко выраженных недостатков не видно, не косая и не кривая. И не хромала вроде.

– У меня – вот, – кудрявая подняла челку. На лбу был шрам. Треугольничком.

– Гарри Поттер, что ли? – не сдержалась Нинка.

Кудрявая засопела. Понятно, шутка старая, приелась.

– Я об батарею, – обиженно сообщила кудрявая. – Чуть глаз не выбила. Он увидел и начал смеяться.

Нинку подбивало спросить про шоколадки. Кто все-таки начал. У нее было подозрение, что вредная кудрявая забежала вперед. А шрам – это уже так, отмазка. Кто в детстве не бился головой об батарею? Она знала девчонку, которая ухитрилась на кухне свалиться с табуретки, грохнуться на трехлитровую банку и распороть себе попу. Еще и вареньем из банки, что доставала, облилась. Вот это шрам. А другая девчонка поскользнулась в ванной и обрушилась на бачок унитаза. Зубы разбила передние. Потом еще хромала. Тут не захочешь, а засмеешься.

Кудрявая уже намыливалась бежать дальше. Мир для нее был несправедлив, а люди вокруг жестокие вурдалаки. Ей, нежной снежинке, было с ними неудобно. Чего время тратить? Тем более сама Лана послала. Куда-то.

– Можно исправить, – в спину кудрявой бросила Нинка.

А вот интересно, Лана – она злая или просто так делает зверское лицо? Может, она детей не любит? Или у нее зуб болит? Бывает, нерв шалит. С ним кого хочешь не полюбишь.

Кудрявая опять встала. Смотрела, словно ее сухариком обделили.

– Это как?

Значит, заинтересовалась.

– Завтра после завтрака приходи сюда же в своем самом красивом платье.

– И что? Фотографироваться будем?

С фантазией у кудрявой было не очень.

– Мы похороним твои проблемы, и ты будешь как новенькая. Если, конечно, не захочешь быть как старенькая.

– Не захочу! – взвизгнула кудрявая. – А ты не обманешь?

– Не, мне за это заплатят.

Кудрявая настроилась бежать, последние слова ее затормозили.