
Полная версия
Психомахия
Придя после припадка в себя, Барбара увидела вокруг толпу зевак. В глазах людей читались смешанные чувства – девушка не понимала, что ей может сулить такая обстановка. Но никто не выказывал к ней враждебности – уже хорошо.
«Высокая болезнь», – шептались в толпе. Как не вязались эти слова с жалким видом Барбары. Испуганно озираясь по сторонам, девушка привстала и утёрла слюни рукавом. Никто не подошёл к ней, не помог подняться – она чувствовала себя отделённой от остальных невидимой стеной.
По пути домой Барбара через молитву просила заступничества у святой Бибианы24, опасаясь, что невидимое укрытие пропадёт. Ведь за ней по пятам, как маленькие волчата, снедаемые любопытством, шли хулиганистые мальчишки. Что взбредёт им в головы? Слава Богу – обошлось…
Чего только ни придумывала про бедную девушку народная молва.
Так и жила, кормясь огородом и собирательством: лес рядом. Помогало девушке и цеховое братство, и соседние мастерские.
Видимо, находится одной в пустом доме девушке стало в тягость. До такой степени, что Барбара прекратила жизнь затворницы и, будто компенсируя предыдущие годы, стала странствовать где ни попадя. Никто не знал, куда она уходила и когда возвратится домой.
Лишь Фабрис и его работники более-менее оказались посвящены в её жизнь. Когда Барбара возвращалась домой, то, бывало, захаживала в мастерскую – понаблюдать за работой стеклодувов. Тут-то она и рассказывала про свои хождения.
Со временем, приметив порядок действий, стала помогать мастеровым; более того – ей доверяли раскладывать стёкла по тонам – у неё это хорошо получается.
Когда Барбара осталась одна, её душу спасал только лес: она плакалась ему, как живому существу; вспоминала, как они с отцом ходили по этим тропам и собирали ягоды, грибы, коренья. Так погружалась в это занятие, что казалось – отец где-то рядом, что это от его прикосновений качаются ветки, а не от ветра…
Так же и с мастерской Фабриса – можно напомнить себе о тех временах, когда она с отцом приходила в гости. Тут ей очень нравилось. И однажды поймала себя на мысли, что в душе растёт какое-то чудесное ощущение. Сначала она думала, что влюблена ни в кого-то конкретно, а в саму атмосферу, в которой можно предаться ностальгии; влюблена в то, как люди объединены общим делом. А потом поняла, что полюбила Фабриса, который, кажется, ей в отцы годится, хотя разница в возрасте десять лет.
Со временем поняли это и все остальные.
Это было что-то новое в коллективе; шутки, намёки, ожидающие реакции взгляды: ох, как эта ситуация подстегнула юмористическое творчество работяг – скучно ведь, изо дня в день – одно и то же. А тут такая неординарная ситуация.
Фабриса это совсем не радовало. Везде ему стали мерещиться насмешки; он невольно обращал внимание на двусмысленные фразы; нет-нет да и замечал лукавые искорки в глазах работников.
С юмором бы отнестись, подыграть где…
Но нет. Фабриса очень нервировала эта глупая ситуация: и то, что дурочка додумалась о любви к нему, и то, что коллеги, оказывается, относятся к нему с куда меньшим пиететом.
Конечно, и раньше мастер не питал никаких иллюзий насчет отношения к себе работников, но теперь это стало очевидным, напоказ. Впрочем, как и его чванство.
– Барбару? – удивился мастер – Как же её вам отдам, господин Аполлинер?! Она же не принадлежит мне; временами заходит в гости и помогает.
– На этот счёт ты ошибаешься. Она привязана к тебе любовью…
От этих слов мастер и смутился, и изумился одновременно.
«Надо же, кто уже знает об этой глупой истории!»
– Откуда вам известно об этом?!
– Я – алхимик, – блеснул глазами Аполлинер и самодовольно улыбнулся.
Как хорошо всё получается, когда внимаешь собеседнику, слушаешь его. И тогда он сам расскажет о своих чаяниях. Потакая, подыгрывая ему, можно легко заслужить его доверие.
– Это она ко мне привязана, но не я к ней.
– Я об этом и толкую – ма-а-ленькое усилие.
– Не понимаю, – покачал головой Фабрис.
Гость снова пристально посмотрел в глаза мастеру, будто желая удостовериться – действительно ли не понимает? Фабрис же ни с того ни с сего испытал новую волну страха.
Наконец, Аполлинер перестал буровить взглядом и промолвил:
– Приведи её к Чёрному омуту.
– К Чёрному омуту?! – с ужасом воскликнул мастер.
Это проклятое место все местные стараются обходить стороной. Каких только жутких историй ни выдумали людские суеверия про эту местность. То про призрака утопленницы, стоящей на высоком берегу; то судачат про красный свет, исходящий из глубин омута; то про животных, ни с того ни с сего кидающихся с высокого обрыва – стоит только посмотреть на чёрную воду.
– Зачем?!
– Ты обещаешь держать язык за зубами?! Напомню, этот секрет достался мне нелегко…
От этой обязанности Фабрис почувствовал, будто на него взвалили тяжесть – ноги сделались ватными.
Аполлинер же и не собирался дожидаться, пока мастер вымолвит обещание:
– Мне нужна квинтэссенция любви и страха.
– Что это такое?! – Фабрис даже не пытался выговорить это слово.
«Какое-то понятие алхимиков», – догадался мастер.
– Ты же смешиваешь песок, соду… чтобы получить стекло.
– Я смешиваю то, что можно потрогать, господин Аполлинер. Но как можно смешать любовь и страх?!
– Кровь, – усмехнулся Аполлинер.
Фабриса только сейчас осенило: что его смущало в облике гостя – кровь. Кровь на зубах – будто у него проблемы с дёснами.
«Возможно, что и так», – мастер увидел, как Аполлинер вытащил очередную дольку чеснока и закинул себе в рот.
– Нет, – невольно отшатнулся от Аполлинера Фабрис. На мгновение ему показалось, что тьма в комнате стала багровой.
– Ну нет, так нет, – кинул Аполлинер и быстрым шагом, как показалось Фабрису, с негодованием покинул мастерскую.
Всё произошло так стремительно, что за точкой потянулся шлейф, превращая этот знак препинания в многоточие…
Глава четвёртая
Работа души
И действительно, заронённое Аполлинером любопытство разгоралось в душе мастера. Соблазн был очень велик. Завладей он секретом Аполлинера, Фабрис решил бы множество проблем: и финансовое положение поправил, и общественный статус.
Красивым витражом Фабрис прославил бы не только город, но и род свой. Чем чёрт не шутит – может быть, и сам Его Величество король захотел бы видеть в своих покоях работы мастерской Фабриса Рене!
«А как бы вытянулись от удивления лица мастеровых Руше и самого Амори!»
Подобные представления бальзамом ложились на душу Фабриса.
«Вот бы порадовался на небесах папаша Джозеф моим успехам!» – мастер даже про отца не забыл упомянуть в своих мечтаниях.
Зло поминая друг о друге, отцы Фабриса и Амори передали эту обоюдную ненависть и своим детям. Оба замалчивали причину такой вражды, но, возможно, её истоки следует искать в тех временах, когда Джозеф работал подмастерьем у Люсьена Амори.
Потянулись будни. Ощущение упущенной возможности преследовало мастера Фабриса; являлось дополнительным элементом, выбивающим из колеи: «Я даже не удосужился узнать, в чём, собственно, состоит дело», – терзался Фабрис.
Аполлинер сказал про кровь, но это не означает убийство, как сразу подумал Фабрис; возможно, алхимик имел в виду кровопускание.
От того, как опрометчиво он отказался от этой неожиданной помощи, у Фабриса холодело внутри.
Через какое-то время мастер успокаивался, сумев взглянуть на ситуацию с позиции совести: «Как хорошо, что Аполлинер исчез; никакая сделка не достойна даже капли крови Барбары».
Но проходило время, настроение Фабриса опять менялось, и вместе с ним менялись и мысли – ситуация выглядела уже не так однозначно.
Глава пятая
Обед
Почти вплотную подошла тёмная вода к бревнам мостка. Кружится в водоворотах у свай прошлогодняя осока, падалица. В широком зеркале реки отражается голубое весеннее небо – твоя душа снова становится восприимчивой к этому бездонному океану. Как лёд становится прозрачным от тепла, так и окружающий воздух, нагреваемый первыми тёплыми лучами, наполняется весенней динамикой.
На противоположном берегу просыпается лес: издали можно заметить птиц, перепархивающих с ветки на ветку, или косулю, пугливо всматривающуюся вдаль. Несколько уток приводняются в бежевых зарослях.
Захрустел под ногами валежник; когда начинаешь подниматься по склону, то постепенно из-за пригорка вырастает каменное здание стеклодувной мастерской. Густой дым, вырывающийся из труб, постепенно рассеивается и, как сквозь сито, проходит меж стволов деревьев лесной опушки.
Путь наверх, по дну балки, сопровождается весёлым журчанием ручья.
В поле зрения оказалась вся фактория – прямоугольное каменное здание с черепичной крышей. Над широкими воротами стоял навес из дранки, под ним – столы. Двор ограничен сараями, столярной мастерской, дровниками и хранилищами.
По другую сторону оврага, за зарослями орешника виднелось небольшое поселение. Там и жили со своими семьями стеклодувы. Но не только они – разный люд тяготеет к лесу: лесничий, сборщики, угольщики, лесорубы. Ближе к реке стоял дом, где проживает сейчас Барбара.
Были тут и жилища крестьян-цензитариев25, потому что дальше, за поселением, простирались пашни, со всех сторон окружающие Город. В центре его возвышался тот самый Собор; в хорошую погоду можно даже рассмотреть строительные леса, облупившие высокие стены.
Двустворчатые ворота распахнулись, и работники стали выходить из мастерской во двор. Кажется им, что окружающая действительность потеряла в красках – люди приходили в себя от испытанного контраста в освещении.
Подмастерья и помощники по очереди мыли руки, обмокнув их в золе; стали сходиться под навесом – там суетились их жёны и дочери, выкладывая на стол снедь и питьё: после многочасовой работы нужно подкрепиться.
– О! Лепёшки с чесноком! – воскликнул Лоуп, усаживаясь за стол.
– Да, такие делала моя Аими, – с грустью сказал его сосед.
– Это она меня и научила, Оберон, – Вева пододвинула к вдовцу тарелку с рыбной похлёбкой.
Девушки встали за спинами мужчин и следили, чтобы у каждого была на тарелках еда. Посуда, естественно, сделанная своими руками. Все знали, что жёлтая рельефная тарелка принадлежит Эмилю, а синий стакан с рыбой – это стакан Жуля. Кто во что горазд…
– Эй, Блез. Сегодня должны привезти песок из верховьев; пусть Бенезет ожидает, – обратился Фабрис к одному из подмастерьев.
– Хорошо, – откликнулся Блез. – Слышал, сын?
Бенезет кивнул отцу и отломил себе кусок лепёшки.
Фабрис мельком взглянул на мрачного Эмиля.
– Что, Эмиль, плохи наши дела?
– Да уж, – сокрушённо ответил тот. – Ничего не получается.
– Всё не так просто.
– Я не говорил, что будет просто, – пожал плечами подмастерье. – Одно дело – работать спокойно на протяжении нескольких лет, а другое – пытаться создать что-то второпях.
– Учти. Нам дали время не для создания чего-то нового, а чтобы создать шедевр – как умеем.
– А смысл? Я думаю, что Амори рисковал; может быть, у него есть какая-то находка.
– Если есть, то цех давно бы знал об этом – таков кутюм26. И зачем ему скрывать своё новшество? Наоборот – ему лучше явить его заблаговременно. Тогда и конкурс не нужен был.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Физиологический спад.
2
Отставший на круг.
3
Попадание, когда пуля задевает край мишени.
4
Стрельба без промаха.
5
Коньковый ход на подъёме.
6
Тренер.
7
Рывок.
8
Физическая слабость от перегрузок.
9
Догнать соперника.
10
Быстро ехать.
11
Переплёт круглого окна, напоминающий лепестки цветка.
12
Как правило, продолговатые камни или группа камней, рядом с которыми проходили религиозные обряды людей древности.
13
Прюдом – лицо охраняющее цех от имени короля.
14
Шатле – управление городской юстиции, резиденция прево.
15
Глава управления городской юстиции.
16
Обращение к вышестоящему на иерархической лестнице.
17
Свод правил, по которому живут объединения ремесленников. В средневековой Франции такие объединения назывались мастерствами.
18
Работа после захода солнца, при свете свечей.
19
Экзаменационный продукт, который должен изготовить ремесленник, чтобы получить звание мастера.
20
Головной убор, берет.
21
Свободная удлинённая рубаха из льна или шерсти.
22
Узкие чулки из льна или шерсти.
23
Эпилепсия.
24
Покровительница эпилепсии.
25
Крестьяне, оплачивающие использование земли.
26
Обычай.