В поисках любви

– Я ничего не делаю! – кричу на него, прижимаясь спиной к столбу. И от этих прикосновений мне становится страшно. Что, если Волшебник и есть тот маньяк, который заманил меня сюда? Что, если он опоил меня какой-то дрянью и теперь пытается обмануть? Выманить на площадь, где я, по собственной воле, склоню голову над плахой!?Но… я видела, как он возник из воздуха… и это…так необычно, но ведь возможно…

Мысли путаются в голове. Заставляют вращаться подвал, и я слышу, как глухо вскрикивает Волшебник, когда пол неожиданно уходит у него из-под ног. Вижу, как падают по ступеням фоторамки, и как бьются их стекла, наполняя тишину стуком колючих осколков. Чувствую и то, как позади меня, стонет и вибрирует столб, грозясь вырваться из деревянных граней подвала.

– Оксана! Остановитесь…

Но я не хочу. Мне так весело! Как тогда, в детстве, когда я кружилась под огромным синим небом, не знающим дна. Как все это могло вернуться? Я не знаю! Но это так здорово!

– Я такая сильная! Я такая сильная…

И вдруг я понимаю, что все это обман. Что сила – всего лишь иллюзия, созданная моими детскими глазами, заскучавшими по небесной карусели. Волшебник стоит на коленях, измазанный слизью, и смотрит на то, как я останавливаюсь. Как сознаю свое безумие. Он видит, как меня, от потери ориентации, бросает на стены, а потом – смачно рвет кипящей желчью.

Молчит. Не произносит ни звука. Знает, что здесь творится и ждет, когда я спрошу. Не торопит, но в его глазах я вижу правду. Времени почти не осталось.

Для чего?

Ответ приходит из глубины. Оттуда, где в тумане затерялась настоящая память.

«Для того, чтобы вместить в него всю оставшуюся жизнь»

Он говорил это. Уже говорил. Но когда… где?

– Что… со мной… происходит? – Смотрю на него из-под упавших волос. Стою у стены, облокотившись на нее руками. Между голых ступней расплывается лужа смердящей блевотины.

Волшебник поднимается на ноги:

– Осознание сна.

– Это…не может… – Хватаю воздух липким ртом.

– Не может быть… чем?

– Сном. Посмотрите на меня! Я вся в крови и мне больно!

– Всего лишь иллюзия, – Подходит к столику с хирургическими приборами. Берет пилу. – Что это, Оксана?

– Что? Боже…Пила…

– Нет. Это ваш страх. Всего-навсего детская боязнь темноты, – бросает зубастую сталь на пол. – Ничего этого нет. Я докажу вам, если вы отважитесь пойти со мной. Вам ведь нужна моя рука, не так ли?

Раскрытая ладонь тянется к моему лицу. Желтые ногти заслоняют собою последний свет, что бродит по подвалу вечным пленником.

– Смелее. Цепь событий нарушена и человека с белым лицом здесь больше нет…

– Ошибаетесь, – я слышу, как скрипят ступени, – …он здесь.

Волшебник оборачивается к лестнице. К скрипящим ступеням и хрусту стекла под подошвами тяжелых сапог. Его тонкая сгорбленная спина, открывает мне часть страшной правды, и темный ужас тут же хватает меня за горло, перекрывая доступ кислорода.

– Прошу вас, – шепчу сухими губами. – Разбудите меня. Заберите отсюда.

По лестнице, держа в руках кожаную плеть, спускается мой истязатель. Его белое, мертвое лицо с черными дырами глаз, смотрит в нашу сторону, усмехаясь. И даже расстояние и мрак не способны скрыть тех острых зубов, которыми наполнен его безгубый рот.

– Прошу вас…

Сползаю по шершавой стене, забиваясь в угол.

– Что это за… безумие? – Волшебник не верит в то, что видит. Пытается подчиниться играм, неустойчивые башни которых обрушились в черную грязь. Собирает дымящиеся обломки. – Кто ты такой?!

Его голос почти не слышен за стуком моего испуганного сердца. Все пошло не так! Мы разбудили тьму и теперь спасения не будет.

Скрип ступеней смолкает. И сапоги ступают на деревянный пол. Звенят металлические наконечники ужасной плети.

– Кто ты такой!? – Волшебник стоит у стены, не в силах заставить себя приблизиться к незнакомцу. Он пугает его, и я чувствую это.

А потом я слышу голос. Тот, что всегда принадлежал человеку с белым лицом.

– Я знаю тебя, волшебник. И знаю, чего ты хочешь. Но здесь ты найдешь только смерть, – грубые, мертвые слова заполняют собой все пространство, облизывая наши испуганные лица кровавыми языками. – Я выпотрошу твое горло и размажу по стенам!

– Тебя… не может быть. Ты… Оксана… просыпайтесь. Скорее!

Я зажмуриваюсь. Пытаюсь представить себя в теплой постели, но все мои мысли подчинены белому лицу. Словам и холодному телу, которым его обладатель прижимался ко мне, когда связывал руки… нет…я не могу… все это правда! Нет никаких снов! Мы здесь, в этом страшном подвале, и никто не сумеет нам помочь!

– Оксана, просыпайтесь!

Чувствую, как кто-то невидимый трясет меня за плечи. Но, наверное, это простой холод, заполнившей собой всю округу…

– Оксана!

Шаги. Он идет к нам неспеша, словно смакуя наш страх, выделяющийся из пор соленым потом.

– Я не отдам ее тебе, кто бы ты ни был!

Смеется в ответ. Так, как смеяться могут только мертвецы, обитающие во тьме. Те существа, которых мы называем демонами.

– Оксана! Бегите!

В воздухе мелькает плеть и ее стальные когти рвут Волшебнику лицо, выбивая из него кровавые фонтаны. Он вскрикивает и падает на стену, но все это происходит уже за моей спиной. Я бегу, не понимая, откуда во мне столько силы и желания жить. Рвусь к лестнице, в ступенях которой мне видится спасение и свет. Разбрызгиваю в стороны залившую пол слизь. Режу ноги о разбросанное повсюду стекло. Не могу заставить себя обернуться. Слышу только стук сердца и рев чудовища – оно бежит за мной и, кажется…догоняет.

Взметаюсь по скрипучим ступеням наверх, и когда свобода кажется такой близкой, сильная рука хватает меня за предплечье, утаскивая обратно в подвал. Кричу, срывая голос. Схожу с ума, брыкаясь в сильных руках.

– Нет, нет, нет! Не надо, пожалуйста!

– Оксана, успокойтесь. Все закончилось!

– Нет! Нет! Я прошу вас!..

Рыдаю, сквозь слипшиеся ресницы, различая тонкое запястье со знакомым браслетом часов. Слышу тихую музыку и понимаю, что вернулась. В кабинет Волшебника, в котором тепло и безопасно, но… никак не могу успокоиться. Меня всю колотит, хотя связь между реальностью и кошмаром рвется так быстро, что я не успеваю опомниться. Мне был дарован шанс на спасение, но демон не исчез. А значит – я по-прежнему принадлежу тьме. Утираю слезы и вижу, что Волшебник держится за лицо. Между пальцами его скользят кровавые капли.

Вспоминаю свист плети. Но…разве такое возможно? Ведь это был простой сон…

Смотрю в его прозрачные глаза. Ничего – одна пустота и осколок острой боли, который он вытащит сам. Моя анестезия ему не нужна.

Было ли все это?

Пытаюсь собрать мозаику воедино. Но частей гораздо меньше, чем требует картина. Я забываю…

– Что… было?

– Ничего хорошего, – под его окровавленной ладонью мелькают глубокие раны. – Когда я будил вас, вы саданули меня ногтями.

Поднимается и уходит. Оставляет меня одну в растерянности и неведенье. Как будто ничего и не было, словно все, что я видела, пригрезилось мне одной. Но… Хватаюсь за голову руками. Все так размыто…

Я схожу с ума?

Скидываю одеяло. За окнами ночь, наполненная яркими огнями людских сердец. И не смотря на холод зимы, на противный звон монет, я чувствую жизнь, которая течет по венам ночных окон, словно кровь. Многие в этом мире, пропитанном деньгами, все еще живы. И каждый борется с тьмой так, как может.

Внизу, у дома, кривыми электрическими молниями вспыхивают многочисленные рекламы парка развлечений. Он уже закрыт, но я уверена, что многие из детей, прижавшись к стеклам, стоят на подоконниках своих комнат и в ярких вспышках видят себя и новый завтрашний день, который они непременно проведут здесь. В мире зазеркалья.

Сколько денег я готова отдать, чтобы мечтать о подобном? Наверное, такого количества нет на самой земле. Я отдала бы все, что у меня есть, ради любви…

– Оксана?

Оборачиваюсь. Волшебник обработал рану и наложил бинты. Теперь вся эта конструкция на его щеке напоминает опухоль, которую непременно нужно удалить. Пытается улыбнуться, но ему больно. И бинт тут же пропитывается алым.

– Не нужно… – дергаюсь с места, но не знаю, что предпринять. Застываю, как истукан. – Не улыбайтесь. Простите меня… за все. Мне пора…

– Вы не хотите узнать, что случилось?

Он удивлен. Но чему? Неужели кому-то нравится слушать о собственных кошмарах?!

– Я… не знаю. Мне кажется, все это приснилось…я видела вас во сне. Но…было ли это по-настоящему?

Мне так нужен его ответ. Но он молчит. Выжидает, словно жестокий зверь. И я опускаю глаза. На земле есть силы, могущество которых неоспоримо. Но вряд ли хоть одна из них сравнится с человеком, загнанным в угол. В ту темноту, где нет ничего, кроме запаха сырой безысходности. И когда мы прячемся в ней, думая, что одни, чья-то холодная ладонь вдруг ложится нам на плечо… Сейчас я чувствую нечто подобное. Зверь рядом.

Нужно постараться уйти. Вырваться к солнцу.

– Я…

Он обрывает меня:

– Иногда, бывает так, что двое людей, находясь рядом, не могут увидеть друг друга. Я не был в подвале вместе с вами, Оксана. Я все время находился здесь. Но знаю теперь много больше о вашей проблеме. И думаю, что смогу помочь.

В животе моем вспыхивает огонь, но причиняет лишь боль. Плавит внутренности, словно пластмассу.

– Но я ведь видела вас. И вы видели меня. Вы освободили мои руки…а потом…там был этот человек. Он ударил вас по щеке плетью…И…

– Вы дадите мне десять минут? Я объясню вам все. И если вас это не устроит, вы уйдете. И мы больше никогда не увидимся.

И снова эта пауза. Эти глаза. Он настоящий хищник, теперь я знаю. Сколько раз я пыталась уйти, но он останавливал меня? Зачем я так сильно нужна ему? Для чего?

Усаживаюсь на кушетку. Знаю заранее, что поверю во все, что он скажет. Потому что привыкла слушаться взрослых. Потому что не перестала верить в волшебство.

Он садится в кресло напротив меня и закидывают ногу на ногу. Костлявая пика колена нацеливается мне в грудь.

– Вы говорили со мной. Во сне, – откашливается. – Когда вы закричали, я понял, что вам снится тот самый подвал. И начал звать вас по имени. Помните?

Киваю, закусив губу. От таких воспоминаний у меня всегда дрожат руки.

– Хорошо, – он промокает пальцами вымокший от крови бинт. – Когда наша с вами связь была установлена, ваш мозг обратился за помощью к памяти, в которой четко отпечатался мой образ. И я возник перед вами. Как обычно и бывает во сне. Но вы так и не поверили, что спите. И от этого все пошло не так. К сожалению, вы так боялись этого несуществующего фантома с белым лицом, что даже мои убеждения не смогли разорвать цепь повторяющихся событий. И этот…убийца, он пришел к нам. А потом все разрушилось окончательно. Вы ускользнули от меня, и сон опять для вас превратился в реальность. В продолжение кошмара, где вас неминуемо настигает смерть. Тогда-то я вас и разбудил. Вы начали брыкаться. Знаете, такое ощущение, что вы куда-то бежали… А когда я тряс вас за плечи, пытаясь разбудить, вы и ударили меня. Со всего маху. Да у вас и куски кожи, наверное, остались под ногтями.

Рассматриваю пальцы левой руки. Несколько ногтей сломаны, а из-под тех, что уцелели, действительно, торчат белые завитки мертвой кожи.

– Простите меня…

Мои глаза снова наливаются слезами. Зима среди камней, теперь я знаю, какая она. Мокрая. Каждый ее день пропитан поражениями и болью. Может, стоит вернуться в башню? Ведь там было так спокойно и сухо…Тепло.

Рассматриваю пушистые тапки на ногах.

Обратного пути нет. Его замели бесконечные метели и бураны.

– Не извиняйтесь. Это производственная травма, если можно так выразиться. Я знал на что шел. В мире психологии все очень сложно, а игры с подсознанием – опасны. Ведь каждый человек уникален, и предугадать его действия, тем более во сне, не представляется реальным. Зато теперь я знаю, насколько глубоко в вашей душе засел этот кошмар. Теперь мне есть от чего отталкиваться в лечении. Если вы, конечно, не сбежите от меня прямо сейчас.

Ни смотря на боль, Волшебник опять улыбается, и лейкопластыри отлипают от его морщинистой щеки, оголяя перед миром красные полосы. Они не такие уж и глубокие, как мне показалось сначала, но все равно довольно страшные. От них, несомненно, останутся шрамы, похожие на растянутые запятые.

Он сказал – производственная травма? Какое грубое и чрезвычайно точное сравнение. Все было именно так. Мы заигрались с огнем. И были наказаны.

– То есть…вы не видели его?

Волшебник качает головой. Знает, о ком я говорю:

– Ни его, ни пилы, ни подвала.

– А фотографии вашей дочери? – гляжу на него в изумлении. Не могу поверить, что видела ее во сне. Но тут же смущаюсь, отводя взгляд. Я не должна была спрашивать…

– Разумеется, нет. Фотография моей дочери и должна была, вместе с ароматом свечей, заставить вас поверить в то, что вы спите. Но эта стратегия оказалась неверной. Я слишком поторопился, нужно было ознакомиться с вашим дневником. Для начала…Вы не уйдете? Я хочу вам помочь, Оксана.

Да, но какую цену мне придется заплатить за эту помощь? Думаю, пора спросить его.

– Вы… – но сил не хватает. Я так боюсь все разрушить. – Ладно. Конечно, вы правы, и мне пора избавиться от этого кошмара. Вы можете сказать мне – почему этот сон мучает меня? Есть какие-то объяснения этому? Ведь людям, наверное, не должны сниться такие вещи…И так часто повторяться. Каждую ночь.

– Хм, – трет длинным пальцем подбородок. – Причин может быть много. Не хочу больше торопиться. Мне нужно прочитать ваш дневник. Тогда я и сделаю окончательные выводы.

Мне кажется, он что-то недоговаривает. Но, если честно, мне и самой не хочется слушать о причинах. Для первого сеанса достаточно и того, что было.

Молчим, думая о своем. Но пауза длится недолго. Ее тонкую бумагу разрезает острие телефонного звонка.

– Я сейчас, – Волшебник с трудом поднимается с кресла.

– Хорошо.

Он уходит, а я продолжаю думать о том, что случилось. Я всегда верила в то, что за гранью нашей жизни существует что-то еще. То место, где переплетаются свет и тьма. А что, если мы отыскали вход? Вдруг сны и есть тот коридор, по которому нужно пройти, чтобы оказаться там? Фантастика, конечно…

Фыркаю себе под нос.

Да если это и правда, зачем мне идти туда? Увидев, кто там обитает, я хочу держаться от этого места как можно дальше.

– Оксана?

Выныриваю из топи размышлений.

– Да?..

Кажется, Волшебник обеспокоен. Но чем? Поднимаюсь на ноги, чувствуя, как иссохший язык прилипает к небу.

– Там Александра…у нее что-то стряслось…

Не слышу. Он что-то говорит, но его голос испаряется, превращаясь в пар. Хочу бежать. Не знаю – куда и зачем. Мимо Волшебника, мимо его упругого дивана и дорогих картин. К ее голосу, потому что сейчас существует только она одна. И весь мир, что рушится за нашими спинами, не причинит нам вреда, пока мы будем держаться за руки. Ведь мы обещали вернуться домой.

Хватаю телефонную трубку.

– Сашка, что стряслось?!

Ее голос дрожит:

– С тобой все хорошо, Оксан? Правда?

– Да, да, вполне, что стряслось?! Не пугай меня!

– Ты должна приехать. Это… было так страшно. Приезжай. Я буду ждать тебя у подъезда. Тебе нельзя быть одной.

– Что… я не понимаю? Что ты говоришь?

– У тебя дома… – она плачет… Прижимаю трубку к уху. Не могу поверить. Сашка плачет? Или это простые помехи на линии? Или дождь среди зимы?

Господи…

– У тебя дома…там была эта девочка, она разбила…Боже…Приезжай скорей!

Оно выскользнуло в наш мир. И принялось бить стекла и зеркала, отражавшие все, что нам было дорого.

Оборачиваюсь к Волшебнику. В руках он держит рамку с фотографией дочери.

Говорят, темнота может принимать любые обличья. Быть кем угодно. И многоликость эта погубила сотни королевств, сожгла их дотла. А целые народы изгнала в пустоши, где их ждала черная паучиха мучимая голодом. Обманутые правители и гордые победоносные генералы, сами открывали двери тьме, и она входила в них, прикинувшись маленьким беззащитным ребенком. И только потом, когда сущность ее вместе с адским огнем вырывалась наружу, люди пытались защищаться. Но было слишком поздно. Тьму могли удержать только стены, за которыми брезжил свет надежды. Но когда в людях селился страх, солнце гасло. И воцарялся мрак.

Куда бежать принцессе последнего королевства, когда она поймет, что тьма отыскала ее следы? На что надеяться в мире, подчиненном демону? Где во тьме отыскать принца, который защитит ее? Да и остались ли они на этой прокаженной земле?

Ты призываешь демонов, волшебник. Ты впускаешь тьму. Она поглотила тебя и обманом заняла башню, в которой ты рыдал, так скучая по дочери. Нельзя вернуть тех, кто ушел. Они слишком далеко, в другом мире, которого не отыскать на картах звездочетов. Зачем же ты пытался? Зачем поверил демону? Ведь никому не позволено воскрешать мертвых. Он обманул тебя. И то, что дал тебе, не было твоей дочерью. Но было тьмой.

Я слишком близко подошла к черте, разделяющей любовь и безумие. Ты предал меня. Оставил дверь незапертой. И сквозняк разнес мой сладкий запах по коридорам каждого из миров, в каждой вселенной. Меня почуяли. Как добычу, чей кровавый след вьется по лесу, петляя вокруг деревьев. Но неминуемо приводит к жертве, истекающей кровью.

Что ты натворил?! Ты отдал меня тьме. И она уже приходила за мной.

Рвалась в наш мир.

Бесконечный день. Среди спиралей миров и миллионов галактик. В объятиях незнакомых домов, в глубокой бездне чужих глаз. Он не закончится. Для нас он будет существовать всегда. Вечно.

У подъезда высотки, которую я надменно зову своим домом, горит тусклый фонарь, заключенный в тюрьму железного плафона. Вокруг его холодного света, льющегося по обшарпанным стенам, кружат белые мухи зимы. Они мертвы, но не знают этого. В их холоде спрятаны жизни тех, кто ушел. И они несут эту память живым.

Хлопаю дверцей такси. Замечаю Сашку, спрятавшуюся в тени, обгрызенного временем, козырька. Она снова без шапки, хотя я сотню раз говорила ей, что, мечтая о великой смерти, мы можем не заметить ту, что подло ударит сзади ножом, пронзая легкие. Но вряд ли сейчас эти разговоры будут иметь смысл. Им не хватит огня, чтобы растопить ту глыбу страха, что выросла в ней за минуты этого странного ожидания.

Машу рукой. Пушистый снег скрипит под ногами.

– Привет, малыш.

Заглядываю ей в лицо, но не нахожу слез. А от истерики, что билась в ней дикой птицей, не осталось и следа.

И все же, Сашка здесь. А значит, что-то случилось.

Смотрит. И я слышу, как звенят цепи, которыми она приковала себя, чтобы не сорваться. А потом их звенья разрываются и все чувства, что они удерживали, топят меня в ее крепких объятиях. Она плачет. И нет ничего страшнее ее слез. Потому что в них кроется все то, чего мы так боялись. Неизбежность падения. С хрупкого моста в темную реальность настоящего мира. Когда останавливается сердце и в расширенных зрачках отражается вся правда, которую мы боялись познать.

Я не знаю, что говорить. У меня нет силы и желания жить на коленях. Но они подгибаются, заставляя поклониться темному демону, захватившему мир.

– Аль?

– Ты не одна, – Ее горячие слова обжигают мою шею. Вызывают озноб, который не уймется даже в теплой квартире, где я всегда чувствовала себя в безопасности. Все изменилось. И оглядываясь назад, я не увижу больше того прекрасного мира, в котором жила. Он исчезнет.

– Я знаю… Ты плачешь? Аль? Я не могу… – голос дрожит, но я не позволяю себе слез. – Ты плачешь?..

– Ты не одна.

Я чувствую, как она умирает. Сейчас, когда она так близко, я чувствую ее израненное сердце, которое устало бороться. Оно знает – его место не здесь. За облаками, в райских садах, которые его отвергли. За тот единственный раз, когда она протянула дьяволу руку, и на ладонях ее застыл ожог клейма. Проклятие, лишающее крыльев. Запрещающее вернуться домой.

– Вдвоем. Навсегда.

Против целого мира. Не уходи, без тебя мне не выжить.

– Навсегда.

Она плачет, но я не пытаюсь ее унять. Ей необходимы эти слезы. В них, за долгие годы, скопилось столько яда… Она должна плакать. Должна рыдать, потому что иначе умрет в одинокой петле, болтающейся под потолком.

Я вижу ее настоящую. Здесь. Сейчас. В объятиях. И в громком плаче, который разносится эхом по оледенелым дворам. Что они сделали с тобой, Аль? Как они могли?! Ведь ты была тогда такой маленькой… совсем ребенком, счастье которого было в радужных мыльных пузырях. Господи… миг тьмы, что случился однажды, растянулся для тебя на целую жизнь.

Говори, принцесса! Не давай мне увидеть то, что они с ней сделали!

– Аль, все хорошо.

– Я видела ее.

Ты бежишь. Падая и снова вставая. К алтарю взросления. Из обители демонов, в которой провела все детство, не зная о том, что оно может быть другим.

– Кого?

Ее раскрасневшиеся глаза цепляют меня за скулы:

– Его дочь, которая умерла.

Все исчезает. И я вижу Волшебника с фотографией дочери в руках.

– Как такое могло быть? Где ты ее видела?

Высвобождается из моих объятий. Шарит по карманам в поисках сигарет. Ее руки дрожат.

– У тебя дома. В чертовом окне, которое ты обзываешь своим миром. Она была там! Стояла по ту сторону, – находит тонкую пачку. Щелкает зажигалкой.

– На шестом этаже? – поднимаю взгляд к своим окнам. Но не могу отыскать их в темном небе.

– Хочешь банальностей? Я знала, что ты мне не поверишь. Скажешь – Алька опять набросалась кокаином, и подцепила глюк…

– Да постой ты! Объясни все по-человечески. Это была дочь Волшебника?

Затягивается. Кивает:

– Да. Такая же, как на фотографии… он ведь и тебе ее показывал, правда?

Киваю.

– Я зашла в комнату, включила свет, и сразу увидела ее…как тут не увидишь, когда она так близко? Она стояла по ту сторону окна, в темноте…черт…у меня до сих пор мурашки по коже. И смотрела на меня. Чуть сердце не остановилось.

– Думаешь, она приходила за мной? – страх впивается зубами в шею. – Она говорила?

Уголек сигареты озаряет Сашкино лицо. И еще до того, как услышать ответ, я вижу правду в ее суженых зрачках…

– Она сказала, что ты одна. Сказала… что ты умерла… А потом ударила по стеклу. И оно разбилось, – смотрит на меня испуганными глазами. – Что происходит, Оксан? Разве такое бывает? Разве такое может быть?!

– Я не знаю.

Слова теряют вес. Становятся ненужным балластом в мире без солнца.

– Мне очень страшно, Аль, – Поднимаю взгляд к окнам. Но занавес ночи все также черен и непоколебим. – Почему все это происходит со мной?

– Может, стоит спросить его? Ведь вся эта дрянь, в любом случае, связана с ним.

Она говорит о Волшебнике. Но мне не хочется произносить этого имени. И вдруг я вспоминаю, что не знаю, как его зовут на самом деле. А ведь должна была спросить, раз доверила ему все свои секреты.

– Аль, а как его настоящее имя?

Она выпускает дым из носа. Глядит на меня исподлобья:

– Если б я знала. Это было его условием.

– И ты не узнала?! Но ведь он известный человек, как такое может быть?! Его имя должно…

– Ничего оно не должно. Он известен лишь там, где надо. Мы в эти круги не вхожи, – она молчит, затягиваясь. Бросает окурок под ноги. – С чего бы нам разыскивать его имя? Он помог всем, кто к нему обращался. Я говорила с девчонками. Никаких последствий… До тебя.

– Тут что-то не так. Тебе не кажется это странным? Почему он боится назвать свое имя?

– Конечно, не кажется. Многим девчонкам не было восемнадцати.

– Чертов…урод! – Гнев вырывается из меня, как огонь из лисьей норы, сжигая всех, кто заражен бешенством педофилии.

– Урод? – Сашка искренне удивлена. – Может быть он и колдун, или еще кто, умеющий вызывать духов, но точно не урод. Девочки приходили к нему за помощью с панели. Их сжирали кошмары, они сходили с ума, не знали, как выжить в этом дерьмовом мире! А он помогал им обрести веру и смысл. Вернуться в жизнь. Те, кто не пошел к нему, сейчас лежат в земле, – достает новую сигарету. Выставляет подбородок вперед. – Вот так-то, Оксан. У нас нет денег на такую помощь. Кому мы нужны? Санитарам в диспансере, которые затрахают нас до смерти и доведут до самоубийства?

Зажигалка падает в снег. А вслед за ней летит и переломанная на части сигарета.

– Ты думаешь, нам нужно просто пойти и спросить его о дочери?

– Сначала нужно подняться в квартиру.

Она права. Мы должно попытаться разобраться сами. И если не получится, вместе решить, что делать дальше.

– Часто призраки приходят за помощью. Может все не так страшно?

Сашка протягивает мне руку. Сжимаю ее тонкие пальцы: