Дэва вероятности

Получается, что в этом он тоже не сильно изменит своё прошлое, которое сейчас будущее. Или?..

Может быть в другую школу пойти, где лучше учат, где больше выпускников поступает в хорошие ВУЗ'ы? Рискованно, хотя после девятого класса, который он закончит с одними пятёрками, можно попробовать. При этом он потеряет часть преимуществ, перестанет знать одноклассников, учителей. Даже если перейти – что это изменит? Ещё есть вариант пойти на какие-нибудь курсы, занятия, чтобы раньше прежнего познакомиться с преподавателями, которые в будущем станут коллегами, заранее подружиться, заслужить авторитет. Хотя подлизываться, подумал Ваня, совершенно не его, он не любит делать что-то просто чтобы получить хорошую оценку, показать себя.

Заняться наукой ещё в школе? Делать проекты по своей теме, чтобы бакалаврскую сделать как магистерскую, магистерскую как кандидатскую, а саму кандидатскую сделать исключительным театральным представлением. Можно, но кому это нужно? Пустая трата времени, если хорошенько подумать.

Я мог бы, направил мысль в другую сторону, наступить на психфак, заняться поведением людей, мне всегда это было интересно, но там будут новые грабли, которые не смогу обойти. Может быть даже сделал бы диссертацию с эпиграфом "Трусость – самый страшный человеческий порок". Или занялся бы изучением альтруизма, благо некоторые наработки у меня в голове есть. Нет, пустое – всё равно бы скатился к тому же, чем занимаюсь сейчас (в будущем "сейчас"). Наверное, там я бы ещё быстрее разочаровался в науке, социальном институте науки и наукометрии, так что мало что изменилось бы.

А что не пустая трата времени? Задумавшись о времени, Ваня понял, что уже поздно и пора спать, завтра нужно много сил для повторного знакомства с одноклассниками, которые в его памяти уже выросли, заматерели и стали, в большинстве, поразительно скучными.

По дороге в школу в голову пришли немного иные мысли – про девочек и девушек. Ведь он знает, кто ему нравится, и кто будет нравиться. Он может лучше выстраивать отношения, у него уже огромный опыт, пусть и не такой богатый как у некоторых к сорока, но больше, чем у всех в четырнадцать. Возможно, ему удастся не упустит свой шанс. Но который шанс?

Варя, Катя или Вика в школе? Все ему нравились, иногда даже было взаимно. Уверенность в своих силах, знание своих сил говорили о том, что добиться он сможет любую из них. Если захочет. Вот ключевое – если захочет. Окинув взрослым взглядом и проанализировав ситуации, Ваня кристально ясно понял, что не зря у него с ними ничего не получилось. Да, его к ним тянуло, но это была поверхностное, скорее сексуальное, влечение, они бы не смогли бы ужиться, вести совместный быт. Он, конечно, много переживал, что не получилось, но это всё было правильно, тут нечего и незачем менять. Можно их соблазнить, заняться несколько раз сексом, но зачем? Чтобы просто набрать очки мастерства, чтобы было чем хвастаться перед парнями? Пустое.

Вот он уже в раздевалке, меняет одни динамовские кроссовки на другие, а всё ещё так и не нашёл решения. Когда смотришь на ситуацию, на попаданчество в собственное детство, со стороны, теоретически, всё выглядит красиво, легко и понятно – всё знаешь, всё можешь, – а на деле оказывается не так, значительно менее однозначно.

Да, можно избежать каких-то ошибок, явно не всех, но как же получить какие-то крупные преимущества?

Вот Вика, с ней можно замутить, просто чтобы не так скучно учиться, ходить в школу, где и так практически всё знаешь, а на уроках русского ещё и можешь поспорить с учительницей. Вика… хорошая, симпатичная, милая, добрая девочка, но как вспомнишь, во что она превратится, какой бабонькой она станет к десятилетию выпуска, а к двадцатилетию… лучше не вспоминать. Сейчас же, в седьмом классе, можно и приударить, только не переборщить, без взрослых замашек и требований. Ване иногда сложно удерживаться и не выдавать свой истинный умственный возраст. Опыт не пропьёшь.

А может быть Катя из параллельного класса? Вот тоже хороша, как карандаш изящно держит, хоть картину пиши. Она пока даже не знакомы, она ещё ничего не знает о Ване, о том, сколько он посвятит ей стихов – это будет позднее, в самом конце школы. Можно придумать повод и познакомиться, показать себя с лучшей стороны. Он ведь может такого порассказать, ни один ровесник не знает. И сделать – он же уже взрослый, детские запреты, включая внутренние, он давно отбросил, отлично знает, где границы возможного.

Но нет, она тоже не то – он вспомнил об неё будущих увлечениях астрологией, какими-то амулетами от всего. Увлечениях тем, что научный склад Вани категорически отказывался принимать. С таким он просто не сможет ужиться, слишком разные мировоззрения. Он пробовал, проверял, не с Катей, но это и не важно. "Мы все одно племя".

Окей, девушки в университете, может они? Там тоже было несколько, с которыми, кажется, могло бы отлично получиться. Однокурсницы. Столько красивых и умных девушек! Но всё не то, не интересно с ними. Часто взаимо, что характерно. Он отчётливо помнил, что либо их, его и девушку, быстро разносило течениями, на которых они плыли с разными скоростями, или, когда движение оказывалось однонаправленным, его уносило страшно вперёд и становилось ужасно скучно. За кем-то он не мог угнаться, так как не любил спешить, а кто-то отставал от него, так как он обожал, и продолжал обожать в сорок, развиваться, познавать новое, расти над собой, хотя это и звучит кошмарно банально, затаскано коучами, блогерами и инстаграмм-фифами.

Может быть Инна? С ней складывалось всё отлично, пока он не допустил ту глупейшую ошибку, вспоминать не хочется, если её не делать, если за неделю до этого подарить цветов, а потом сводить в кафе, то разрыва бы не случилось. Но… тут он вспомнил, с какой стороны он её узнает через пять лет, как быстро будут сменяться мужья – он даже не со всеми познакомится, а ещё меньше запомнит в лицо и по имени. "Пусть пробуют они, я лучше пережду".

Может быть Маша? Студентка с другого факультета, весёлая и обаятельная, раскрепощённая, чем и сексуальна, учащаяся на небесной механике (есть же такое! через несколько лет она станет магистром небесной механики – магически!). Она несколько младше его, но в те года уже очень взрослая умом, но не чувствами. Ваня познакомился с ней чуть-чуть поздно – она уже начала встречаться с будущим мужем и не захотела что-то менять. Он её отлично знает, можно подстроить встречу раньше, на год или два и произвести эффект, подобрав все то, что она любит. Но… опять это проклятая память будущего подбрасывает детали, которых так не хочется помнить. Маша – замечательная девочка, но он, Ваня это понял какой-то голубой частью своего мозга, не хотел бы связывать с ней своё будущее, заводить с ней детей. Нет, спасибо.

Так Ваня перебирал в памяти, и отбрасывал, все свои увлечения, как мимолётные, так и длительные, чуть-чуть не дотянувшие до полноценных отношений. И отношения перебирал, те, что закончились ничем.

Может быть Ольга? "Мне на Оль всю жизнь везло…" Ольга, но никак не Оля. Оля-ля! Вроде бы всё складывается: интересы, вкусы, увлечения. Всё то, что считается важным для создания отношений, для совместной жизни. Лишь какие-то мелочи, заусенцы, но именно они оказываются решающими, даже когда все чувства, эмоции и стремления за. Не то. Конечно, очень соблазнительно, познакомиться с ней лет на пять раньше прежнего, обласкать, придать уверенности в себе и своей красоте, ускорить всё то прекрасное, что потом выйдет на поверхность, но выйдет, измазавшись в такой грязи, которую потом с души невозможно отмыть. Крайне, безумно соблазнительно, но бессмысленно.

Человек может меняться, но только если в нём заложена возможность изменяться, если в нём есть этот разрешённый коридор изменений. Ваня любил меняться, не хотел оставаться прежним, но при этом он не мог выплыть за некоторые буйки, определяющие то, какой он, что любит, как живёт. Он мог в какой-то мере помочь измениться человеку, но зачастую всё равно оставалась пропасть, через которую он не мог перешагнуть, так как сам не хотел меняться в ту сторону. Или даже хотел, но не мог, так как это не его сторона. Хотел поменяться, но не хотел быть таким. Не мог хотеть – самая точная формулировка.

Он мог хотеть изменить жизненную ситуацию, но не мог хотеть измениться так, чтобы жить и поддерживать новый образ жизни. Мог хотеть что-то, но не мог хотеть стать таким, каким нужно, чтобы получить это что-то желаемое.

Можно хотеть высокооплачиваемую работу, но для этого нужно иметь определённый склад ума, любить вертеться, складно врать. Человек, который любит быть в центре внимания, не сможет долго удержаться на буровой станции в океане, где нет аудитории для его талантов. Можно хотеть изменить образ жизни с города на сельскую местность, а потом понять, что не готов отказаться от тех удобств, которые предоставляет город. Заниматься и зарабатывать творчеством – прекрасно, но требует умения продавать свои творения, продаваться, а это зачастую несовместимо с чистым творчеством и талантливые люди умирают в неизвестности от голода и холода, сколько известно таких случаев.

Стать крупным банкиром, президентом или путешественником – что может быть привлекательнее? Деньги, власть, свобода, казалось бы, что ещё нужно, но за яркими соблазнительными картинками скрываются свои недостатки, свои требования к человеку, которые делают такую жизнь пригодными не для всех. "Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться" – вот цитата, которая должна быть главным девизом попаданцев.

Получается, думал Ваня, который уже бросил притворяться и стал уходить на длительные прогулки, просто шлялся по городу, смотрел по сторонам и думал. Получается, что ничего толком не изменить. Могу заработать больше денег, немного лучше устроиться, найти работу получше, но в целом меня постоянно будет сносить в фарватер, по которому я и плыл в прошлый раз. Могу раньше начать писать тексты, которые нравятся мне и окружающим, структурированные и легко льющиеся на чистый лист бумаги, но лучше, чем писал в первый раз, в первую попытку пережить сорокалетие, всё равно не напишу, так как есть свой лимит, предел возможностей и таланта. То есть качественно ничего не изменится, всё останется так же.

Я такой же как и был, хотя тогда я этого и не понимал, хотел быть не собой. Мне как не нравились шумные вечеринки, как и не нравятся сейчас, то есть если новая судьба бросит меня в объятья тусовок, то я оттуда закономерно вывалюсь. Ничего не изменится. Я буду любить ту же еду, те же виды прожигания времени, ту же женщину и тот же дом. Возможно, квартира будет побольше, в лучшем районе, но это непринципиальные отличия, мелочи, которые могут даже постепенно нивелироваться.

Получается, что вся фантастика про путешествия во времени и эффект бабочки – это ерунда. Единичное минимальное изменение прошлого не вызовет глобальных изменений настоящего или будущего. Мир – система крайне устойчивая, как буферный раствор,как шар в ложбине, которую, для того чтобы сдвинуть, нужно так сильно толкнуть, что она скорее просто развалится, чем покатится по другой тропинке событий. Даже те, условно крупные, воздействия, что может создать человек за несколько лет жизни, изменят лишь небольшую часть его окружения. Возможно, есть такие поворотные моменты, когда есть шанс не дать миру-шару прокатиться по накатанной вниз, а, в кой-то веки!, уговорить его, что он куб и не должен никуда катиться. Убийства Цезаря, Александра II, эрцгерцога Фердинанда, Кеннеди – если предотвратить их, то, может быть, да и то сомнительно, история могла бы измениться. Но это не точно – инерция событий слишком велика.

Остаётся только копить деньги и, как только так сразу, покупать биткоины. В каком году они там появились?

Букинист судного дня

На столе стояли две старинные рюмки с видами Парижа – Собор Парижской богоматери и Эйфелева башня – полные белой мутноватой жидкости. Стол представлял собой большой валун с плоской поверхностью, отполированной многолетним использованием, об один из углов точили ножи. Вокруг рюмок валялись кости, подгоревшая кожа и последние суховатые кусочки мяса и жил, некогда принадлежавшие птице неизвестного вида – мутации настолько исказили её черты, что никто из ныне живущих не взялся бы определять эту птицу.

– Ну, будем! – Содержательные тосты уже закончились.

– Будем! – Откликнулся второй и с радостью опрокинул мутную жидкость себе в рот.

Напиток был крепок, двое почти одновременно крякнули, вытерли губы рукой и выбрали кусочки мяса поскромней – не кто не хотел обидеть другого выбором слишком жирного мяса – закусили. Первый достал с земли мятую алюминиевую флягу и налил по новой.

– Как же ты стал торговать книгами, Гюнтер? – Вопрос прозвучал не слишком чётко, так как второй продолжал разжёвывать жёсткое мясо.

– Случайно получилось, Майк, раньше я торговал овощами, но где их сейчас найдёшь. – Гюнтер печально посмотрел в дверной проём, за которым серела мёртвая земля, всё ещё покрытая слежавшимся пеплом.

– Овощи… да, я ещё помню, что это такое. Огурцы, кабачки… а помидоры! Помнишь, они были и красные, и жёлтые. Большие и маленькие. Жена у меня любила вытянутые такие, небольшие, как сливы, не помню, как называется сорт.

– Это ещё что, один раз я купил целую машину фиолетовых помидоров! Одни на них ругались, говорили, что ГМО, а другие раскупили в момент, я тогда хорошо наварился.

– Даааа… были времена. Выпьем?

– Что ж не выпить.

– Только ты не забудь, расскажи, как начал книгами торговать.

Поделили последний кусок мяса на двоих, взяли по кости обсасывать.

– Так вот, когда случилось всё это, я распродал последние овощи – уже понятно было, что последние – продал за большие деньги. И остался сидеть с ворохом никому не нужной бумаги, помнишь же, что тогда деньги были ещё бумажные, большие такие цветные куски бумаги. Совершенно пустая трата бумаги, даже задницу не подтереть, жёсткие. Вот сижу я и думаю: раньше у меня был товар, я его продавал, получал деньги, покупал товар и снова продавал, а теперь у меня только вот эта бумага. Сидел и смотрел на мятые старые деньги, и вдруг пришла идея: бумага же тоже может быть товаром, можно ею торговать. Всё равно, ты же знаешь, Майк, я больше ничего не умею, только торговать. Какая разница чем, лишь бы на жизнь заработать.

– Бумага сейчас в цене, особенно качественная белая, такая, какую сейчас уже не делают. Ею понятно как торговать, но книги! Это неожиданно. Я не встречал ни одного букиниста, кроме тебя.

– До книг я дошёл через бумагу. Задумался, есть ли у меня в доме бумага, кроме денег, которые никуда не годятся, чтобы продать. У меня был небольшой книжный шкаф с любимыми книгами, всё, что выжило при переездах и бомбёжках. Немного книг, зато какие! Каждую их них я перечитывал раз пять, не меньше. Как жалко было с ними расставаться, но я понял, что это отличный начальный капитал.

– Но кому тогда нужны были книги? Еда, одежда, защита от дождя, счётчики Гейгера, таблетки от радиации – это я могу понять, но книги!

– Если продавать книги по цене бумаги, то конечно, лучше писчую бумагу, на ней лучше писать, не нужно вырывать листы из корешка, но я продавал не книги, я до сих пор продаю две вещи. Мечты и знания. Одни хотят мечтать, а другие знать, но и те и другие готовы много платить за свои желания.

– Объясни. А лучше налей ещё своего восхитительного самогона и потом объясни.

– Это не мой самогон, я его выменял у одного шахтёра. Три литра этого мерзкого пойла, чтобы я раньше к нему близко подошёл – ни за что! А тут с радостью отдал за него второй том полного собрания сочинений Мозена. Ты, думаю, и не слышал о таком, Юлиус Мозен в девятнадцатом веке жил, всякое писал, во втором томе что-то историческое было, сам не прочитал, не мой автор. Но вот захотел же кто-то, чтобы следить за грибами было не так скучно. Так что скажи спасибо старику Юлиусу и выпьем за упокой его души.

– Не чокаясь!

Майк достал из под грязного пальто кусок относительно чистого полотна и развернул – сушёные грибы, неплохая закусь.

– Не от того же шахтёра, случаем?

– Вряд ли, это я давно получил, далеко отсюда. Так что там, Гюнтер, с книгами? Что за мечты и знания?

– А это. Я стал делить книги на два типа, так же как и людей: книги, позволяющий улететь в мир фантазий, и книги, помогающие строить этот мир. Если в самом общем виде, немного пафосно получилось, но для рекламы книг – самое то. Первой я продал лёгкую фантастику, Роджера Желязны, как сейчас помню, продешевил, по глупости отдал все книги про Амбер. Есть хотелось, уже три дня не ел, продал фермеру, у него гидропоника сохранилась, представляешь? У него была свежая еда, я тогда совсем уже отчаялся, думал, пропаду окончательно – нет еды, ничего не было, даже надежды. Только книги и мечты. Их и продал за пять килограмм всяких обрезков – чтобы этот толстый фермер, понимаешь ли, мог бы мечтать о мирах Амбера. Как будто ему тут плохо с его гидропоникой! Хотя, потом я слышал, что к нему в теплицы какая-то зараза залезла, мутировавший гриб или что-то подобное – сам отравился, половину семьи, да ещё и несколько покупателей потравил. Кто-то умер, кто-то стал инвалидом, что сейчас хуже смерти. Остатки его семьи в рабство продали, чтобы долги за причинение ущерба вернуть. Где Амбер теперь, я и не знаю. Сожгли вместе с фермой, небось. А ведь хорошее издание было, с картинками.

– Желязны? Кажется, я у него что-то читал… но не важно. Рассказывай дальше.

– А что дальше? Дальше пошли другие мои любимые книги. Азимов – тут я уже опомнился и по одной книге продавал. Представляешь, даже "Страсти по Лейбовицу" удалось всучить.

– Это тоже Азимов?

– Нет, это Миллер-младший, но дело не в этом. Там рассказывается про мир после атомной войны, представляешь? Мечтать о мире после Войны – это как вообще? Но купил один торговец посудой. У него, кстати, я подсмотрел то, о чём сам не додумался, хотя лежит на поверхности. Я всегда был честный торговец.

– Что подсмотрел?

– Товар не обязательно покупать! Представляешь, какой я был ещё глупый, какой идеалист. У меня заканчивались свои книги, и я всё думал у кого бы купить ещё. И, главное, думал: на что я буду покупать книги! Вот болван! На следующий же день я нашёл квартиру, полную только слегка обгоревшими книгами! Там, конечно, было много макулатуры, но кое-что пригодилось. Например, учебник по алгебре.

– А это зачем кому-то?

– Не понимаешь? Это же проще, чем с мечтами. Учебник я продал одному инженеру, ставшему резчиком по металлу – он пилил машины, чтобы детали продавать как металлолом, там много полезного. У него двое детей, мальчик и девочка, представь, до сих пор помню. Старший мальчик, блондинчик, а девочка совсем маленькая, с меткой, не знаю, прожила ли она ещё год, но старший, тот нормальный был, уже читать учился. Так отец хотел его научить чему-то, что считал полезным – он же сам техническое образование получил, даже тогда продолжал почитать математику. Для сына он и выменял учебник. Хорошую кожаную сумку получил за него, несколько лет в ней книги носил. С кожей, кстати, тоже забавно вышло.

– Что с ней вышло?

– Встречал ли ты старые книги? Те, что делались ещё до нашего рождения, делались на совесть и за большие деньги. У них обложка бывала кожаная, а формат больше того, что мы привыкли. А теперь представь – сколько это кожи. Высококачественной кожи отличной сохранности. Мне удавалось получать двойные барыши: снимал кожу и продавал, а потом продавал и книгу, уже без обложки – кому эти излишки сейчас нужны. Как-то раз забрался в большую библиотеку, набрал столько кожи, что мне знакомый кожевенник сделал прекрасный кожаный костюм, за десяток книжных обложек. Какой-то только пользы не приносит букинистика!

– А расскажи, что ещё продавал?

– Много разных историй. Помню замечательное издание "Дюны", три тома из серии, не подряд, но всё равно с руками оторвали, даже бесплатно супом накормили. Про пиратов несколько книг было.

– "Одиссея капитана Блада"?

– Она тоже была, но в плохой сохранности, долго не хотели брать, но потом удалось выменять на холщёвый мешок не первой свежести.

– Жаль, я люблю Блада. И пиратов вообще.

– У меня была ещё одна книга про пиратов, французская, "Грабители морей" называется, старая, но один бывший банкир купил – сказал, что любил на лодках плавать. Ещё была история…  Кстати, учебники по истории тоже пользуются спросом, хотя совершенно не могу понять, кому нужна эта история после конца истории. Зато какая ножка была, ммм, не знаю уж чья, в таких случаях не принято уточнять, но от этого она не стала менее сочной.

– Это за учебник по истории?

– Нет, за семь, кажется, томов всемирной истории. На заказ искал и принёс все тома, что сохранились. Такие сделки самые выгодные, когда ищешь конкретную книгу.

– А что просили?

– Вот недавно "День триффидов" нашёл, небольшая такая книга какого-то английского автора, не помню имя. Я её пролистал – забавная вещь, знаешь, про какие-то ходячие растения. Самое любопытное, что заказал её цветочник Мюллер, тот, у которого оранжерея с питательными цветами, представляешь? Цветочник заказал книгу про плотоядные растения – может он тоже хочет таких вырастить?

– Чтобы от конкурентов избавляться?

– Не знаю, но в той библиотеке, ну там, где про эти растения было, мне попалась тоненькая книжеца, того же автора, мне обложка понравилась: какие-то сказочные летательные аппараты, из которых к людям внизу тянутся тонкие нити, людей несколько, а в центре девушка в красном, рядом с ней парень падает, нити его касаются. Непонятно что, но притягивает взгляд. Взял почитать – чтобы знать как рекламировать. И представь себе – снова про атомную войну! Что ж такое! Но мне понравилось, решил, что не буду продавать, с собой ношу, иногда перечитываю отдельные места. Восхитительно!

– Не ожидал от тебя, Гюнтер, такого. Прожжённый торгаш, а читаешь подобные вещи.

– Чего удивительного? Я ведь тоже люблю помечтать, а там описан совсем другой мир. Живой мир, где много растений, много жизни. И люди другие, много мутантов, с ними активно борются, и, казалось бы, всё плохо, бесперспективно, но нет же! Оказывается есть место на Земле, где люди хорошо живут, – главные герои туда попадут в самом конце. Чистой воды сказка, но читать увлекательно. Наш мир, но другой, с местом для мечты.

– Интересно.

– Да, сам уже раз пять перечитывал. Там даже картинки есть цветные.

– Хм, дашь почитать?

– Прости, не могу, мне завтра нужно идти в другой город, там, говорят, детская библиотека сохранилась, частично, но есть надежда, что что-то сохранилось. Детские книги сейчас пользуются спросом, люди начали рожать, хотят учить детей чему-то. Или просто развлекать хоть чем-то красочным в нашем сером мире.

– Эх, жаль, ты заинтриговал этой своей книгой.

– Могу продать, по дружбе, в следующий раз пересечёмся, если захочешь, вернёшь. Хотя, конечно, жалко расставаться. Ну, как тебе идея?

– Могу и купить. – Задумчиво ответил Майк.

– А что у тебя есть в обмен? – Гюнтер уже понял, что не впустую потратил целый литр самогона.