Счастье в мгновении

– Мам, ты имеешь силу воли. Я так рада, что ты держишься, – зубоскалю я, – мы справимся, я уверена в этом.

Мы обнимаемся с мамой, даря друг другу заботу и теплоту.

– Ну что, давай собирать чемоданы? Едем в Мадрид! Как же я давно там не была....Этот город насыщен детскими воспоминаниями…

– Дааа. Не зря я все-таки учила испанский язык. Мам, а ты поделишься своими воспоминаниями?

– Да, как только прилетим в Мадрид. Я буду твоим гидом.

В глазах мамы я вижу искру, которую так давно не видела. Как же это удивительно, что иногда человеку для счастья нужна именно свобода, а не зависимость от кого-то или чего-то подобно дереву с листьями в период осени. Северные ветра овладевают его со всех сторон, и чтобы ему было проще, дерево сбрасывает с себя лишнее, ненужное, то есть листья. И ему становится легче, вплоть до весны, когда оно снова готово к изменениям, к новому полету в жизни.

– Собираемся и едем в аэропорт! – радостно восклицаю я, понимая, что нужно и в таком мгновении искать счастье и опыт.

Глава 67

Идя с чемоданами по залу аэропорта, мы садимся с мамой на свободные места.

– Не звонила Ритчелл? – мягко спрашивает мама.

– Нет мам, сейчас напишу ей.

Я достаю телефон из кармана.

– Да, но время у нас ещё есть. По моим часам сейчас почти полшестого. Мы с тобой ранние пташки, – мама делает короткий смешок, приглушая им свою боль.

– Мам, а ты не звонила папе? – набираясь смелости, задаю я вопрос.

– Нет… – отрезает безразлично она. Папа убил своим поступком все ее эмоции. – Это ни к чему.

Я вздыхаю и снимаю блокировку телефона. Я отмечаю, что уведомления телефона только и набиты, что сообщениями от папы, который пишет слова прощения, и чтобы мы скорее вернулись с мамой домой. Но я оставляю их без ответа. Не могу. Не хочу. Я чувствую боль…

Джексон и Питер, возможно, уже и забыли про меня. От них не поступает с момента вчерашнего, изменившего мою жизнь, вечера ни единого сообщения. Да и я не желаю навязываться и писать им, что я уеду. На неизвестный срок. Навсегда. Хочу оставить все свои проблемы, боль, разочарование в Сиэтле и начать жить полной жизнью в Мадриде, городе моей мечты. Думая о том, что уже скоро я буду обучаться в модельном агентстве, я начинаю не перебирать в памяти последние события и все то, что произошло со мной за это переломное лето в моей жизни.

– Дочь, я дойду до супермаркета, приобрету нам воды, – грустным голосом говорит мама, вставая со своего места. – Следи за сумками.

Я киваю и надеваю наушники, полностью поглощаясь в музыке. Нельзя мне слушать песни. Меня снова гложут воспоминания, от которых я не могу никуда деться: моменты с Джексоном, наш первый поцелуй, танец на крыше Башни Спейс-Нидл, полет на воздушном шаре, наша ночь в гостинице, совместное путешествие к бабушке и дедушке, катание на колесе обозрения, ночевка у меня дома… Его забота ко мне была бесценной. Мы так любили друг друга, и что с нами стало? А Питер… Его любовь ко мне укутывала меня с головой. Он защищал меня ценой собственной жизни. Наша фотосессия в свадебных нарядах… И чем все закончилось? Он оказался моим братом. Как все запуталось… Но зато мне ясно одно, какие чувства я испытывала к нему: эти чувства были связаны с любовью к нему, как к брату.

Поднимая голову от телефона, выключая музыку, которая не спасает меня, а делает только хуже, я замечаю вдалеке Ритчелл и ее родителей. Я встаю с места, махая своей рукой, давая знак, что я здесь. Они тут же замечают меня и направляются в мою сторону.

– Добрый вечер! – искренне говорю я, натягивая улыбку на лице. – Мы с мамой благодарны вам за все, что вы для нас сделали.

– Милана, также, как и мы, тебе, за помощь, которую ты оказывала нам… – от всей души отвечает она.

Я без слов заключаю их троих в объятия.

– Мама сейчас отошла, – говорю я, но оборачиваясь влево, наблюдаю ее силуэт, приближающийся к нам. – А точнее, она уже идет к нам.

Мама Ритчелл берет мои ладони, шепча мне нежно:

– Милана, этот шанс один из тысячи, не упусти его…

От всего сердца выражаюсь я:

– Спасибо Вам! Не упущу!

К нам подходит мама, которую тут же замечает Аннет, разглядывая ее заплаканный вид.

– Здравствуйте, Анна! – со всей теплотой говорит она.

– Добрый вечер, Эндрю и Аннет. Я не знаю, чем Вас благодарить. – Мама почти начинает плакать. Аннет обнимает ее, произнося тихо-тихо:

– Не могу поверить, не могу поверить…

– Я не знаю, что для вас сделать?.. Вы спасаете нас с Миланой… – щебечет мама.

Я сдерживаю слезы, которые уже подходят к глазам. Отец Ритчелл, разбавляя нашу обстановку, сообщает:

– Давайте так, будем считать, что каждый из нас друг другу помог в чем-то. Смотрите, через полчаса уже вылет. Тут билеты и паспорта, – указывая на папку, объясняет Эндрю. – Вас там, в Мадриде, встретит мой знакомый и проводит в место, где вы будете жить, расскажет вам о городе, о модельном агентстве… Все нужные вопросы задавайте ему. Не бойтесь.

– Огромное спасибо! – добродушно, едва переводя дыхание, от того, что уже скоро наш вылет, выражаюсь я.

– Миссис Анна, знает этот город, пап, – подмечает Ритчелл.

– Да? – поднимает он вверх брови.

– Это правда, – отвечает мама, вытирая несколько слезинок с глаз. – Я жила там. Около девятнадцати лет.

– Тогда нам не за чем переживать, – голосит радостно Эндрю. – Все получилось так, как должно было быть.

– Спасибо вам огромное! – еще раз благодарит мама, обнимая родителей Ритчелл.

Мы с Ритчелл отходим в сторону, оставляя маму и родителей Ритчелл, пообщаться друг с другом.

– Так, я не хочу плакать, – начинает Ритчелл, смотря на меня. – Мы же не навсегда прощаемся.

Я без слов крепко прижимаю Ритчелл к себе. По моим глазам стекают горькие слезы, слезы – расставания.

– Милана, прошу, нет… – умоляет она. – Всё… поздно…

Ритчелл заливается в огромных слезах. Мы стоим посреди аэропорта и плачем друг другу в плечо. Мои слезы перерастают в рыдания, и я начинаю всхлипывать, теряя контроль. В голове звучит песня британского музыканта Артура Джеймса под названием «Impossible».

– Неужели настал час нашего расставания? – страдальческим голосом шепчу я.

– Милана, пообещай, что это расстояние не скажется на нашей дружбе, – скулит от слез Ритчелл. – Мы будем каждый день поддерживать общение друг с другом. Сейчас же есть тысячу возможностей. Ведь так? – ревет подруга, не отпуская меня с объятий.

– Да, но я не смогу, как сейчас, о-обнимать тебя… – заикаюсь от слез я, – делиться своими историями, видеть тебя…

– Милана, ты же не навсегда уезжаешь? – сопит Ритчелл. – И как только у меня появится возможность, я приеду к тебе непременно…

– Ритчелл, – хнычу я, – я уже скучаю…

– И я… – Мы крепче обнимаем друг друга. – Знаешь, как мне будет не хватать наших приключений, которые всегда происходят, если я нахожусь рядом с тобой…

– Это точно…

Мы смеемся, вытирая слезы, текущие по нашим щекам.

– У меня для тебя кое- что есть, – выпуская меня из теплых объятий, мурлычит подруга.

Я всхлипываю, через силу проговаривая:

– Ритчелл, поверь, ты для меня и так много сделала. Ты исполнила мою мечту. Я не опишу тебе, как я благодарна, счастлива…

Ритчелл кладет руку в сумку.

– Держи, – вопит подруга, давая мне небольшой бумажный пакет.

– Что это? – вытираю я слезы, которые, как дождь, льются не останавливаясь.

– Открой, – настаивает она, шмыгая, набитым от насморка, носом.

Я открываю и замечаю книжного размера дневник для записей, на обложке которого наша фотография с Ритчелл.

– Я хочу, чтобы с сегодняшнего дня ты начала жизнь, о которой мечтала. Пиши в дневник всё, что будет происходить с тобой в Мадриде, чтобы встретившись, мы читали вместе его с тобой и думали, что нашего расставания никогда не было…

Я без слов крепко обнимаю повторно подругу и продолжаю скулить. Как же больно расставаться с теми людьми, которые для нас подобны воздуху, без которого мы не можем существовать.

– Спасибо, подруга, – хнычу я. – Это… это… лучший подарок.

Я прижимаю к груди дневник, который теперь будет со мной всегда, чтобы не случилось.

– У меня тоже для тебя кое-что есть, – решаю я сделать подарок подруге.

– Не стоит Милана… – Подруга ладонями протирает лицо, убирая слезы.

– Стоит! – подчеркиваю я.

Я снимаю свои серьги с ушей, которые имеют вид сердечек.

– Это тебе. Пусть при одном взгляде на них у тебя образуется улыбка на лице…

– Но они так многое для тебя значат… – изумляется Ритчелл. С ее щеки стекает громадная слеза.

– Ритчелл, ты для меня значишь гораздо больше.

Я зажимаю кулак подруги, в котором находятся серьги.

– Спасибо, подруга… это лучший подарок на свете. Я сейчас же их надену, и не буду снимать до твоего приезда.

Обнимая друг друга, мы слышим голос диспетчера, который сообщает, что скоро состоится наш вылет в Мадрид. Бросая друг на друга печальные взгляды, мы снова начинаем плакать.

– Милана, – объявляет мама, – через 10 минут берем все вещи и на посадку.

– Да, – коротко отзываюсь я, стоя в трех метрах от нее.

– Ритчелл, мы не прощаемся навсегда! Мы обязательно скоро встретимся! – подбадриваю я подругу и себя.

– Но встречусь я не с тобой, – внезапно заявляет Ритчелл, от чего я делаю недоумевающий вид, – а с моделью – Миланой Фьючерс.

Я широко улыбаюсь через слезы-горечи, бормоча:

– Не пугай так!

– А теперь настала очередь прощаться с другими, иначе не успеешь.

– Что, Ритчелл? – не понимаю я. – Ты имеешь в виду своих родителей?

– Нет, обернись.

Делая небольшой поворот головы, мой взор устремляется на приближающихся к нам, как ураган, серьезных личностей Джексона и Питера. Наши взгляды с ними встречаются друг с другом.

Мое сердце усиленно начинает биться.

– Милана, я вас оставлю, – кладет на плечо мне руку подруга.

– Да, – отвечаю я, смотря на Джексона и Питера. Они останавливаются по другую сторону от родителей Ритчелл и моей мамы. Первым ко мне подходит Джексон, а Питер останавливается в нескольких метрах от нас.

Я без слов обнимаю Джексона, и он отвечает мне взаимностью. Джексон своей мягкой ладонью прижимает мою голову к себе.

– Милана, я не хочу быть в ссоре с тобой… – горестно выражается Джексон. – Я не хочу так расставаться…

– Я тоже, – с горечью отвечаю я, отпуская его из объятий.

Я смотрю на него, пытаясь не плакать. В глазах Джексона – боль. Он так старается скрыть ее…

Через секунду молчания Джексон дрожащим голосом сообщает:

– Милана, помнишь, что я говорил тебе, когда мы катались на воздушном шаре?

– Нужно быть счастливым здесь и сейчас?

– Не только. Я говорил, что буду любить тебя независимо от расстояний между нами.

Я смущаюсь, отмечая, как текут снова мои слезы. Их не остановишь.

– Джексон, – опускаю я глаза вниз, чтобы он не видел, что я плачу, – но сейчас все изменилось. Между нами стоит преграда в виде предательства моего отца, и я не знаю, как, но…

– Милана, – перебивает он, – я люблю тебя, запомни это. – Джексон кладет свои руки мне на плечи. Я чувствую, как ему тяжело в этот момент. Это первое наше расставание. Я не знаю, сможем ли мы его преодолеть. – И я верю, что однажды мы встретимся… И будем вместе…

Таращась на него, я вижу, что его глаза начинают слезиться. Я молчу… и трясущейся рукой подтираю слезы.

– Нам просто нужно время, чтобы во всем разобраться. – Я киваю. – И это прекрасное предложение, поступившее от Ритчелл. Ты добьёшься своих целей, малышка.

– Спасибо, Джексон… Твоя поддержка для меня очень важна.

Я приподнимаю голову и стараюсь улыбнуться.

– Значит, между нами мир?

– Конечно, Джексон.

– Я приеду к тебе. Не сейчас. Но приеду… – Дает мне надежду Джексон.

Джексон внимательно смотрит на меня манящим взглядом. Внутри меня возникает желание поцеловать его, быть может, в последний раз, но… я понимаю, что мы оба не готовы к этому, к продолжению наших отношений. У нас много причин сказать «нет» друг другу, и одной из которых являются наши родители.

– Я не забуду никогда наши моменты, – шепчу плача я. – Они подарили мне счастье.

– Я ношу всегда с собой «Счастье в мгновении».

Я вижу незаметные слезинки, текущие с его глаз.

– И я.

Я вынимаю из кармана цепочку и показываю ее Джексону. Он делает также, приближая подвески друг к другу.

– Прости меня за все…

– Мила, давай забудем все плохое, и будем помнить только счастливые моменты. Ведь счастье в мгновении?

– Счастье в мгновении, – трепетно отвечаю я.

Джексон целует меня горячими губами в щечку. Его горячие губы словно обжигают часть моей щеки. Он не хочет, чтобы я увидела его слезы и отворачивается в сторону.

– Я люблю тебя, Милана. Я не знаю, как я буду без тебя…

– И я тебя люблю, Джексон. Давай это время проведём с пользой для каждого из нас?

– Да, а затем встретимся и будем рассказывать друг другу все, как раньше.

– Да, – печально произношу я, не зная, когда мы теперь встретимся.

Бросая взгляд на Питера, Джексон немедля мне говорит:

– Милана, я знаю, ты хочешь поговорить с ним. Я вас оставлю вдвоём, прощай, любимая. И не плач…

Джексон вытирает нежными пальцами своей руки с моего глаза стекающую слезу и отходит, чтобы не разреветься вместе со мной. Я делаю два шага к Питеру, с трудом подыскивая в голове, что сказать ему.

– Я верю, что ты будешь счастлива, – начинает внезапно Питер.

Само имя «Питер» приносит мне двойную боль. Как же мне жаль его. Ведь ему тяжелее всех из нас в сложившейся ситуации. Джексон нашёл отца, а Питер потерял его. И потерял меня.

– Ты многое для меня сделала. – Голос Питера содрогается. – Ты дала мне шанс на счастливую жизнь, и ты сама заслуживаешь быть счастливой.

Я заключаю его в объятия, которые совершенно отличаются от объятий с Джексоном. С Питером – я чувствую двойную защиту. Я не нахожу слов на слова Питера. Обнимая его сейчас, я выражаю всё, что чувствую к нему.

– Ты спасла меня от несчастной жизни, – вздыхает Питер, едва сдерживая слезы, – ты на мгновение сделала меня самым счастливым человеком в жизни, поцеловав меня… Мы оба не знали, что всё так обернётся. Но помни, что моя любовь независимо от обстоятельств – вечна. Я всю жизнь буду благодарен тебе. Ведь благодаря тебе – я живой и независимый человек…

– Я для тебя кое-что сделал. Можешь сейчас надеть наушник? – говорит Питер, протягивая мне свой телефон.

– Да? – задыхаюсь я. – Секунду.

– В общем, я постарался… – дрожащим голосом исходит от Питера. – И написал для тебя строки.

Я трясущимися руками вставляю в разъем телефона провод от наушников и надеваю их на уши. Питер нажимает на запись. Я слышу мелодию без слов группы The Fray песни «Never Say Never» и голос Питера, искренне гласящий:

***

Наша любовь, как снег в океане,

Мы так и не досчитали до ста…

Мы пребываем в своих грезах,

Плача навзрыд до утра.

Что же нам делать?..

Бежать или остаться? Забыть друг о друге навсегда?

Но, чтобы там ни было, мои губы никогда не забудут,

Когда получили взаимный ответ от тебя.

Я буду любить тебя

Всю свою вечность.

И вспоминать твой трепетный взгляд,

Который дал мне возможность жить, находясь в коме,

И бороться за жизнь, за тебя…

Я чувствовал тебя, когда был на грани жизни и смерти,

Я ощущал твои нежные руки,

Я так хотел прижаться к тебе, как можно крепче,

И не находиться с тобой в разлуке.

Я вспоминал, как мы танцевали,

С искрой в глазах смотрели друг на друга,

Как я держал с нежностью твою руку,

И желал только одного: быть с тобой рядом, заботиться и поддерживать друг друга.

Но как же так?

Ты – моя сестренка…

Я не верю, что нам не суждено…

Но даже этот факт не остановит меня,

Вспоминать о тебе с любовью, моя любимая девчонка.

Ведь ты – мой ангел-хранитель,

Мой луч солнца, пронзающий сердце мое,

И к чему бы, не привели наши дороги жизни, события,

Моя любовь не угаснет, поверь, пока я – живой…

Я воспроизвожу его ласкательный, безнадежный, взволнованный, грустный голос, читающий строки, взирая на него, и ухожу в свои мысли. Эти слова… Питер… Для Питера последний час со мной – целая жизнь. Как же трогательно… Слезы градом. Словно Питер создан для тебя того, чтобы любить меня. Внутри меня – крики, вопли, война чувств.

Стою в раздумье. Вот же жизнь… череда противоречий. Даже любя, мы уходим, сбегаем на вечность, которая равняется всего лишь нескольким десяткам лет…

Я касаюсь его руки, и понимаю, что это в последний раз. Мы использовали возможность. Мы исчерпали все. Мы насытили каждого воспоминанием, а на большее – нет шанса, не предоставила его нам Вселенная…

– Питер, – воплю я от его строк, вынимая наушники, – и я тебя люблю… Эти слова… Спасибо… Я… я… Ты для меня близкий человек.

Секунда, другая… Мы стоим и смотрим, перебирая в памяти события, ставшие для нас – солнцем, ярким, теплым, летним…

– Мы получается же брат и сестра, да? – выдавливает через внутреннюю боль Питер. Я боюсь представить, что он чувствует, говоря мне эти слова.

– Всегда мечтала о старшем брате! – старюсь улыбнуться я.

– А я о младшей сестре! – притворяется Питер.

– Правда?– смеюсь и плачу я.

– Милана, – кричит нам мама, – идём на посадку.

– Секунду, мам.

Мое сердце насчитывает в этот момент пульс свыше 100 ударов в минуту.

– Будем поддерживать общение? – быстро вырывается из уст Питера на слова мамы. – Я не смогу без него, – нежно произносит он, убирая слезы с моих щек.

– Да… но, я думаю, расстояние нам тоже необходимо.

– Да… – с грустью выражается Питер.

– И Питер, разберись с моим отцом… Я верю, что у тебя есть шанс сблизиться с ним. И не забывай Джексона. Вы же, как никто, знаете друг друга…

– Да… Береги себя в Мадриде. Я знаю, ты будешь счастлива!

Улыбается Питер, но в его глазах море слез. Он все сказал в этих неповторимых, важных для меня строках, строках, в которых больше чувств, чем букв.

– Спасибо! Взаимно!

– Люблю тебя, моя младшая сестра… – щебечет он.

– И я тебя люблю, мой старший брат. Мне пора…

Питер кивает мне, я беру свой чемодан, еще раз осматриваю Джексона, Питера, Ритчелл… Попрощавшись с родителями Ритчелл, мы с мамой берем чемоданы и двигаемся к проверочному пункту. Мое сердце разрывается на куски в этот момент. В нем сейчас кучу осколков, оно готово умереть, ведь есть за что и ради кого?..

Я знаю, что они, мои друзья, взирают на мое отражение, которое с каждой секундой отдаляет нас и скоро отдалит на миллиард километров друг от друга. И все. Возможно, мы не встретимся больше. Никогда. Нет. Я не могу так. Мне нужно еще раз попрощаться с ними. Я мгновенно ставлю сумку на пол и бегу обратно.

– Куда ты? – кричит мама, недоумевая от моих действий.

Я обращаюсь в бегство, с ветром, доносящимся от моего бега, еще раз обнимаю Ритчелл, Джексона, Питера. Рука Джексона задерживается на несколько секунд на моей. Он неохотно ее отпускает… оставляя на ней внутреннюю татуировку, выгравированную своей кровью, и смотрит на меня безнадежным и прощальным взглядом.

– Друзья, родные, я вас очень люблю, – громко говорю я плача, провожая их своими глазами.

– И мы тебя, – кричит подруга, захлебываясь в слезах. Джексон и Питер уже не сдерживают себя, подтирая рукой глаза. Питер обнимает Ритчелл, чтобы та успокоилась. Я ухожу и по-прежнему, не отводя взгляда, на этих троих, которые заняли главные места в моем сердце. Я полюбила их всей душой. Я буду очень скучать по ним. Но наши воспоминания останутся со мной, они никуда не денутся.

Сев в самолёт, первое, что я делаю, беру подаренный Ритчелл, дневник личных записей и принимаюсь писать.

***

«Любви все возрасты покорны», -

Заявил когда-то царь царей.

Возможно, в данной фразе был он в чем-то прав,

Уж многие об этом говорят.

Вероятно, он хотел донести до людей,

Что любовь нельзя описать словами,

Она приходит, совсем не сказав,

А покидая нас, оставляет неизлечимые раны.

У каждой любви имеется своя граница,

И насколько она будет определена, зависит только от двоих,

От их умения слушать и слышать каждого, понимать, любить, доверять и ценить.

Наше сердце, подобно кладбищу, в котором находятся сборище бывших любимых нами людей,

И насколько бы мы не хотели вычеркнуть это с нашей памяти,

Любовь, преданность, боль и предательство, обиды, молчание,

Сердце будет напоминать про них, снова возвращая нас в тот день.

Там, где мы были по-настоящему счастливы,

Там, где воздух помнит наше прерывистое дыхание,

Там, где мы не думали, что нас обманут, предадут, покинут и уйдут.

Мне это чувство любви бесспорно знакомо,

Была когда-то я тоже любимой.

И верила, внутри души, глубоко,

Что первая любовь до конца, она ни кем неизменима.

А ведь я ошибалась, любовь ушла,

Не предупредив меня об этом,

Но она ответила мне на главный вопрос, заключающийся в смысле жизни этой.

Дописывая последнюю строчку прозы, я смотрю на подвеску с надписью «Счастье в мгновении», прицепляю крепко ее к руке, улыбаюсь, прижимаю ее к себе, и мне становится, так тепло на душе…

.

Эпилог

Спустя 4 года

– Милана, ты готова? – спрашивает мама, надевая туфли на шпильках, чтобы придать своему образу элегантный вид и блистать на благотворительном вечере в Мадриде, на который, если мы не выйдем в ближайшее время, то опоздаем.

– Да, только лишь стрелки на глазах подправлю, – отвечаю я, докручивая локоны на волосах и поправляя рваную челку. Моему новому имиджу уже как полгода, и я довольна им. Стилист бутика «Рассвет» – Марк Стоун, когда-то мне говорил о том, чтобы подчеркнуть мои скулы, мне нужна рваная челка. Так, он оказался абсолютно прав. Встретиться бы с ним и поблагодарить за его рекомендацию.

– Ты и так очаровательна в этом приталенном красном платье, да еще и с глубоким декольте, – с улыбкой отмечает мама, – я так думаю, что с твоей красотой мы спасем всех амурских и бенгальских тигров, в честь которых состоится благотворительное мероприятие по сбору денежных средств.

– Будем надеяться! – кричу я с ванной комнаты. – Может, и ты в этом чудесном маленьком черном платье найдешь своего…

Не успеваю я закончить фразу, мама добавляет:

– Найду своего тигра, да! – хохочет истерично она и не удерживает в руках расческу, которая громко падает у нее с рук на палас.

– Мам, ты прекрасно знаешь, о чем я говорила. Все-таки ты у меня шикарная женщина, почему бы тебе не задуматься о своей личной жизни?

– Так, значит, я тебе надоела за эти годы? – усмехается она.

– Я этого не говорила. Просто я хочу видеть тебя счастливой…

– Я безумно счастлива, видеть то, как ты развиваешься… – Я улыбаюсь, слушая такие слова от мамы. – Главное, осуществила свою детскую мечту, являешься квалифицированной, востребованной моделью, почти что психологом, пишешь прозы в стихах, книгу… Я горжусь тобой.

– А ведь ты не верила в меня, помнишь это время?

– Я ошибалась, ты оказалась настойчивой к своим целям и… – Мама замолкает, я через отражение зеркала вижу, что она о чем-то подумала или что-то вспомнила. – Ты договорилась с сеньором Максимилианом, что на мероприятии будет фотосъемка, чтобы привлечь большую часть аудитории к сбору средств?

– Да, он мне направлял на почту программу мероприятия. Я краем глаза видела, что фотосъемка будет в конце.

– Дай мне посмотреть программу, пока ты наводишь красоту с самого утра и два часа уже не отходишь от зеркала.

Я закатываю глаза, произнося:

– Она лежит на письменном столе в моей комнате.

Заканчивая наносить макияж на глаза, я начинаю перебирать в памяти воспоминания. Не могу поверить в то, как быстро летит время. Через месяц мне исполнится 22 года. За эти четыре года, живя с мамой в Мадриде, мы обе изменились, улучшили прежнюю версию себя в лучшую сторону. Каждый из нас занялся своей карьерой, несмотря на ту боль, через которую нам выдалось пройти вместе с мамой. Вероятно, рабочая деятельность отвлекала нас от посторонних мыслей, страданий и вывела нас на верный путь к спокойной и гармоничной жизни. Все эти годы ни папа, ни Мария не общались с нами. Правда, папа до сей поры заваливает меня сообщениями-извинениями, которые я оставляю без ответа. С Питером и Джексоном мы поддерживали общение несколько месяцев, но после, Питер сообщил, что не может не любить меня больше, чем свою сестру, и поэтому наше общение сводилось постепенно на нет. Питер уехал в Нью-Йорк, стал директором издательского агентства, с которым ранее у него был заключен договор по издательству книг. А Джексон сблизился со своим отцом, занимается предпринимательством. Мы тоже поняли с ним в один момент, переписываясь в социальных сетях, что на расстоянии общаться – непросто, поэтому перестали писать и звонить друг другу. Я уже и забыла, как он выглядит.