Философские притчи и мысли о важном

«Нужно прислать ей букет цветов», – возникла из ниоткуда мысль.

И тут же строгий и надменный «я» сказал: «Нет. Прислать цветы – значит проявить слабость. Она сразу поймёт, от кого. Женщины не любят слабаков. Ими можно вертеть. Как она до сих пор тобой вертела. Тебе этого хочется?»

Неожиданная тирада против желания одарить её цветами удивила Дмитрия.

Его внутренний баттл вызвал сопротивления у чувственно влюблённой части своего «я».

«Да почему она поймёт? Что у неё, поклонников нет? Пришлю цветы без подписи. Инкогнито. Никто ничего не поймёт».

«А если поймёт? Каждый раз будет проходить мимо тебя и смеяться в спину, самонадеянный Ромео».

От сомнений и противоречий Дмитрий разозлился. Хотя на самом деле злость была следствием нерешительности сделать приятное для человека, один взгляд на которого вызывал в нём тепло и нежность.

«Я хочу подарить ей цветы. Я хочу. Пусть думает что угодно. Догадается или нет – не имеет значения. Я хочу это сделать, потому что это важно для меня. Я себя прежде всего хочу одарить этими цветами: понять, что я могу совершать глупые вещи ради человека, который мне нравится. Если я могу так поступать – значит, я не совсем конченый сухарь-карьерист-одиночка, для которого целостность неуязвлённого эго важнее проявления чувств и эмоций!»

Чем сильнее в нём звучал протестный голос желания проявить свои чувства, тем увереннее становилось понимание, что это правильное решение. Выбор, за которым стоит идти и ради которого, наверное, и стоит совершать в жизни глупости.

Успокоившись от своей решительности, Дмитрий ещё раз посмотрел в её сторону и отправился в магазин цветов выбирать букет. Цветы, в которые ему захотелось вложить все накопленные чувства. Все несказанные слова. Всю нежность и радость от того, что в его жизни появилось желание творить глупости ради чувства, которое он так боялся назвать любовью.

P.S.

Всем влюблённым посвящается.

Не бойтесь делать глупости ради любви. Гордость и самолюбие – лучшие друзья одиночества, и если встаёт выбор между ними и любовью, значит, до любви вам ещё нужно дорасти, поскольку в противном случае такой выбор даже не стоит.

10. Замок из песка

Доверие – лучший враг собственной значимости…

Алёна откинулась на подушку. Взяв в руки телефон, начала бессмысленно, автоматическими движениями прокручивать ленту инстаграма. Палец привычно нажимал на зацепившие взгляд фото, добавляя чьим-то амбициям кусочек своего благоволения.

Алёна так могла сидеть и час, и два. Для неё это был своего рода ежедневный ритуал, позволяющий отвлечься от суетливых мыслей о собственной жизни.

Ещё одним важным, но уже осознанным элементом этого действия была цель. Просматривая картинки красивой жизни других людей, она всегда отслеживала тренды и всё то, что составляло жизнь инсты, чтобы привнести их частичку в свой мир. Ну и конечно, она просто так отдыхала.

Алёна не работала, доверив собственное благополучие мужу, которого очень любила. При этом любовь не мешала через день есть его мозг маленькой ложечкой за разговорами о том, что ему нужно стремиться к большему, что денег не хватает, не плохо бы сменить машину и тому подобных вещах и разных бытовых мелочах, что раздражали её за время его пребывания на работе.

Робкие просьбы супруга попробовать ей самой устроиться на работу или чуть меньше тратить отклика в её душе не находили в силу ряда причин, о которых он не догадывался.

Первая причина заключалась в её независимости. Она считала себя красивой девушкой, а красивые девушки не работают. Никто из её знакомых красивых подружек не работал. Поэтому личная свобода и желание не быть хуже других поставили чёткий знак «кирпич» всем попыткам работы проехать по её жизни.

Из этой же причины вытекала вторая: красивые девушки созданы заниматься бизнесом. Но для этого их мужчины должны им этот бизнес дать. И все истории про то, как кто-то где-то всего добился сам она считала не более чем красивой сказкой, за которой в тени всё равно стоит мужчина.

Феминизм воспринимался ею со снисходительной улыбкой: дурочки, ищущие сложные пути в жизни.

По этим причинам Алёна не работала и проводила свободное время, встречаясь с подружками или общаясь в интернете, изредка отвлекаясь на готовку.

Не сказать, что доход семьи позволял им не бедствовать, но и в впроголодь они тоже, конечно, не жили, хотя однокомнатная квартира была в ипотеке, машина была в кредите, а на житьё-бытьё оставалось около тридцати тысяч рублей (насколько ей было известно со слов мужа), из которых пятнадцать она тратила на поддержание только своей красоты.

Естественно, Алёна не знала и не думала про такие мелочи. На что они едят и на какие деньги живут, были риторическими вопросами, которые всегда убедительно крылись фразой: «Любимый обязательно что-нибудь придумает для неё».

В этот вечер лайкопуть был не особенно активным. Она обдумывала, как убедить любимого купить ей новую сумку.

За этими мыслями её и застал звук открываемой двери, означавший приход любимого мужа домой.

Миша стоял перед дверью своей квартиры. Ключи были в руке, но он не торопился вставить ключ в замочную скважину.

Нерешительность или, вернее сказать, нежелание входить в собственную квартиру было вызвано неприятностями, случившимися в его жизни. Сегодня ему отказал шестой банк в выдаче кредита. Это означало, что он подошёл к той черте закредитованного человека, которая отделяет надёжного заёмщика от ненадёжного. Черта, за которой даже с его зарплатой в сто тысяч рублей банки давали от ворот поворот.

А кредит ему был очень нужен: чтобы платить по предыдущим кредитам и чтобы просто банально купить еды.

Ещё утром он рассчитывал, что кредит дадут и он снова получит небольшую передышку. Чтобы привести дела в порядок, уговорить Алёну найти работу, начать экономить и перестать тратить деньги впустую.

На самом деле такие обещания самому себе он давал уже не раз и не два. Но каждый раз его планы рушились, как только вставал вопрос о новой безделушке для любимой.

В целом Миша не был транжирой, однако любовь к Алёне показала, что он относится к тому типу мужчин, что любят производить впечатление своей щедростью и возможностями кошелька. Иначе говоря, в определённый момент ему не хватило гордости или смелости признать, что он её «не тянет».

Когда она мечтательно говорила о своих маленьких желаниях, он чувствовал себя большим волшебником, исполняющим мечты маленькой девочки.

Тратить на неё деньги доставляло ему удовольствие и казалось одной из сильнейших форм проявления любви, поскольку иногда её запросы были им совершенно не по карману, но именно в такие моменты он самоуверенно полагал, что в его силах дать ей всё, что она захочет.

Именно тогда он и начал потихоньку перекредитовываться в банках, не находя в себе сил сказать ей «нет». Да и самолюбие противно поддакивало внутри: «Ты же мужчина и можешь позволить давать своей женщине то, что она хочет».

Они были женаты два года, но Миша до сих пор считал, что ему повезло жениться на такой красавице, как Алёна. «Красота требует жертв», – говорят пословицы. Миша был с этим согласен. Красивая жена требует дорогого обслуживания. И пусть свой доход он не считал чем-то выдающимся, его эго тешило себя мыслью, что раз с ним красавица жена, то для других должно было быть очевидно, что он вполне себе состоятельный мэн.

Время шло, Алёна не работала, а кредитная кабала росла. И платежи, вначале казавшиеся каплей, превратились в бушующую реку.

Но даже тогда он справлялся, сумев объединить все кредиты в одном банке. Переосмыслив свои траты и образ жизни, решил серьёзно поговорить с Алёной о семейном бюджете, взять расходы под контроль.

Но именно в тот момент ему предложили повышение по службе. Судьба-злодейка, словно дразня его решимость и благие намерения, сделала ему предложение новой должности и увеличение дохода в два раза.

Естественно, цель по изменению образа жизни и разговор с Алёной мгновенно были забыты, а вместо этого счастливая пара отправилась на Мальдивы. Куча фоток и комментариев в инстаграме любимой, довольное самолюбие и чудесные воспоминания. А ещё окрылённость от собственной крутости и вера в новые возможности.

Конечно, поездка была в кредит, и платёж ещё больше увеличил реку долгового бремени. Но по сравнению с новой зарплатой это были мелочи. Такая эйфория продолжалась четыре месяца.

Один из его друзей никогда в жизни не брал кредит. Немного странный. Он считал, что нельзя занимать у будущего для исполнения своих желаний в настоящем. Вроде как ожидания от будущих доходов никогда не накормят тебя сегодня. Для Миши это звучало бредом. Вся страна жила в кредит.

Однако, когда через четыре месяца в компании объявили оптимизацию и ему предложили либо увольнение, либо переход на пониженный оклад с сохранением должности, именно слова друга возникли в его голове: никогда не занимай у будущего.

Паника, накрывшая его в момент получения уведомления о сокращении, была столь сильной, что задрожали руки и произошло расстройство кишечника. Такого стресса он не испытывал ни разу в своей спокойной и неяркой на события жизни.

Внутренний голос попробовал оптимистично заметить, что, возможно, всё к лучшему. Но получилось столь вяло и безжизненно, что только ещё больше усилило его смятение. Стон безнадёжности. Ипотека, машина, платежи. Он банкрот. Ему нужно срочно перекредитовать все обязательства в один банк. И зачем они только ездили в этот отпуск? Зачем он взял этот кредит и вообще все эти кредиты? Как он мог так полагаться только на свою зарплату?

Все эти воспоминания пронеслись яркой мелодрамой в его мыслях в тот момент, когда он нерешительно сжимал ключ перед дверью своей квартиры. Финальной мыслью была реакция Алёны. Как она отреагирует и что будет с ними дальше? Глубоко вздохнув, он начал открывать дверь.

– Любимая, я дома.

– Привет, котяра. Я с маской лежу, поэтому не встречу. Ужин готов.

– О! Праздник к нам приходит? Ужин.

– Ну, конечно. Я решила тебя подмаслить, прежде чем скажу кое-что.

Миша понял, что это кое-что – полная противоположность того, что он хотел сказать Алёне. Поэтому зашёл в комнату, кисло улыбнулся и тихо сказал:

– Любимая, мне тоже нужно тебе кое-что сказать. Но сначала ты.

P.S.

В квартире стояла мёртвая тишина. Настенные часы размеренно отправляли секундную стрелку в новый забег, нарушая тишину своим упрямым тик-так.

Алёна молча сидела на краешке дивана и смотрела бессмысленным взором в ночную пустоту открытого окна. Несмотря на жару, ей было холодно, и она прижимала ноги к груди, обняв их руками и уперев подбородок в колени.

Она вспоминала себя маленькой девочкой, строящей замок из песка, в их первую с мамой поездку на море. Замок размывало водой, как только какая-нибудь настырная волна выбивалась из общего строя, осмеливаясь преодолеть черту, которую маленькая Алёна считала безопасной для своего сооружения. И тогда приходилось всё начинать сначала. Но маленькая девочка не сдавалась, чуть отодвигая место для замка.

Песочные замки или воздушные, они всегда очень быстро находят свой конец. Их можно строить, чтобы порадовать себя сиюминутно. Ими можно поиграться, дав волю мечтам и воображению. Но в этих замках нельзя жить. Нельзя планировать, надеяться, верить и любить. Любовь в таких замках похожа на сам замок, вся воздушная, чистая… Не придерёшься.

Есть ли у неё любовь?

После разговора с мужем, скандала и его ухода ночевать в гостиницу этот вопрос остался единственным, который она продолжала задавать себе снова и снова.

Часть её говорила, что он недостоин её любви, он обманщик. И его не оправдывает даже то, что он всё делал ради неё. Он должен был сразу ей всё рассказать. Они должны были решить эту проблему вместе. Но от этого утверждения, даже ей казалось, отдаёт какой-то книжной банальщиной.

В то же время сообщить ей, что они банкроты из-за его любви ублажать её прихоти, было верхом наглости. Нет, ну, конечно, он сказал об этом не так. Но это было понятно и дураку. Получалось, что все беды из-за неё. Как только такой вывод приходил в её мысли, она сразу начинала учащённо дышать, от злости сжимая кулаки.

Но эта реакция была первой. Она уступила своё место апатии и меланхолии.

Сказать себе, что любовь закончилась при возникновении первого серьёзного семейного разлада, представлялось ей предательством. Несмотря на свою внешнюю недалёкость, часть Алёны верила в любовь. В большую, искреннюю и чистую любовь, что проходит испытания огнём, водой и медными трубами. Неужели её любовь сломалась на обычных деньгах?

Хотя почему на обычных? Огромное количество семей разбиваются об эти коварные скалы. Всем нужны деньги, и когда их не хватает, счастье и семейная радость быстро превращаются в разведённые семьи.

С другой стороны, многие терпят: без любви, без денег. Просто терпят. Её мама так терпела жизнь с отцом, неясной тенью маячившим всё её детство где-то на заднем плане.

Даже мысли о том, что она ищет в себе любовь, чтобы преодолеть эту ситуацию, высасывали из неё последние силы.

Воспоминания о Мише не возникали в голове. Ни прошлого, ни будущего. Всё ушло в небытие. Алёна лежала на диване и думала только о том, была ли её любовь построена как воздушный замок или всё же у неё было основание, на котором можно построить новый замок, или дом, или в крайнем случае хижину.

Но даже несмотря на всё случившееся, Алёна привычным движением потянулась к телефону, чтобы снова бессмысленным взглядом красивой безработной девушки поставить заветные сердечки чьим-то счастливым фотографиям чужих воздушных замков.

11. Принцип допустимой жертвы

– Почему свобода – главная человеческая ценность?

– Потому что только свобода проявляет настоящего Человека. По-настоящему свободный человек никогда не злоупотребит свободой и всегда будет чувствовать свою ответственность за неё. В этом его главная сила и слабость и человечность.

– Получается, он всегда будет несвободен?

– Получается, так.

(Попытка осмыслить одиночество человека, ставшего заложником своих убеждений, на примере власти. Всё содержание вымысел.)

Человек в костюме без галстука закрыл глаза. Откинул голову в кресле. Расслабил лицо, видимо, что-то обдумывая.

На столе лежала докладная записка, в которой содержался обширный отчёт о расследовании выскочки. Расследование было достоверным, с хорошими и обстоятельными обзорами всех нелегальных аспектов деятельности лиц, в отношении которых оно было произведено. Некоторое время он размышлял, анализируя ситуацию с безмятежным лицом. Иногда на нём проскальзывала мимика недовольства, иногда желваки сжимались, говоря о внутреннем напряжении. В целом лицо было спокойное.

«Как же нам его заткнуть? Скоро не будет ни одного человека в его окружении, про кого выскочка не выпустил бы своё расследование. Всё роет и роет. Как же он мне надоел. Как муха возле стола жужжит и раздражает».

На какое-то время мысль унеслась к морю, захотелось отдохнуть, искупаться и позагорать. Отмахнувшись от притягательной картины, он постарался вернуть её в рабочее русло.

«Кого оставить после себя? Кто выдержит такой стресс? Надёжный и верный. Кто не предаст». Такого человека не было на горизонте. А между тем потребность в нём росла с каждым днём. Время шло. Всё его окружение рассадило своих детей по верхушкам госкомпаний. Все они самозабвенно пользовались открывшимися возможностями покормить своё самолюбие (якобы чего-то стоящих отпрысков) за счёт госбюджета. Но никто не хотел работать. Все только воровали, используя свои связи и своё положение. Он был не против воровства во имя преданности. Но преданности не было. И как её найти, когда вокруг остался только страх?

Вот уже почти тридцать лет он ведёт войну за свою страну. Время, которое без пощады изменило его жизнь. За это время многое ушло из того, что выдержало американские горки девяностых. Изменения коснулись семьи, личной жизни, его страны.

И не понятно, где лучше, где хуже.

На заре своего единовластия он пытался быть открытым и дружелюбным. Но в мире ничего не изменилось. Либералы из-за океана по-прежнему везде лезут со своей правдой, их тень-калека с континента молчит либо привычно поддакивает. Демократы недобитые.

Наивность свободы слова прошла быстро: если не проявлять волю и твёрдость, то тебя заклюют. Вотрутся в доверие, а потом предадут, забрав самое ценное. Он неоднократно с этим сталкивался и в первые годы власти ещё пытался опираться на веру в силу слова и дипломатию уважения. Но нет. Чуть дашь слабину, и тебя забросают камнями свободные СМИ. Малейший шаг не в ту сторону – и можно полететь в пропасть.

Начало было трудным, но тогда казалось, что всё можно изменить, если поставить во главе своих людей. Верных и надёжных, тех, кто понимает и разделяет свою любовь к родине и трезво оценивает угрозы со стороны. Тех, кто поймёт, что иногда можно пожертвовать меньшим, чтобы выиграть большее. Он назвал это «принцип допустимой жертвы».

Ещё в годы учёбы в институте, анализируя шаги народного диктатора до и во время войны, он, с одной стороны, тушил мятежный дух, поднимавшийся в нём как протест репрессиям и убийствам, проводимым по всей стране, а с другой стороны, ловил себя на мысли, что, может быть, по-другому было нельзя. Может быть, именно их жертвы и принесли стране те успехи, что даже не снились бы аграрной стране. В шахматах же есть приём пожертвования фигуры. Игрок понимает, что этот ход необходим сейчас, потому что потом принесёт победу. Возможно, тот был опытным шахматистом. Именно тогда он придумал название его стратегии: принцип допустимой жертвы. Безусловно, это была сделка с совестью, где большее оправдывает гибель меньшего.

Именно по такому принципу он и выбирал всё своё окружение. Честных и принципиальных он пропускал. Система, которую он планировал создать для защиты страны и её развития, не допускала принципиальностей внутри себя. Только гибкость и лояльность.

Сначала все работало как часы, но потом пошли сбои.

То, что он позволил своему окружению, его окружение сразу позволило своему. И так по кругу до самых первых исполнителей. Он понимал, что им нужно будет дать наесться, заполнить все свои церковные, жизненные дыры. Но потом он ожидал, что они заработают. Однако оказалось, что ошибся. Время беспощадно посмеялось над его ожиданиями.

У окружения стали расти дети, один круг сменял другой, но никто не хотел делать что-то для страны. Все только и смотрели ему в рот, чтобы понять: так ли они ничего не делают. Он недооценил страх инициативы. Его стали бояться. Бояться что-либо делать так, как подсказывает разум и сердце. Отдавать себя стране. Вместо этого всё встало. Страх остановил движение во благо его целей, этих же целей боясь не достигнуть. Изменения, на которые он рассчитывал, не шли, потому что никто ничего не хотел делать, боясь потерять то, что получил за свою лояльность.

И что самое главное, ему нечего было им сказать. Они не шли против него. Всегда были за. Но только того, что он говорил, было мало, это нужно было делать, но система лояльности и преданности, послушно смотрящая ему в рот, уже где-то на втором колене ломалась.

Импульс активности угасал, увязнув в кланах интересов отпрысков построенной им системы. Системы, в которой не нашлось места идейным людям. Где было только море прикормленных горе-ястребов, зажравшихся от лёгкой добычи. Вывези таких на охоту в дикие леса, и они первые станут добычей хищников, потому что мыслят шаблонами и боятся сделать креативный шаг. Не умеют, да и не хотят ценить свободу. Предпочитая свою сытую неволю.

Иногда хотелось их всех сменить и провести прилюдную порку. Показать, что неприкасаемых нет и быть не может. Но потом это желание гасло. Точнее, он сам его останавливал.

Их он знал. Они своё украли. И на каждого был свой том с полным раскладом, где и сколько. И они это знали. И понимали, что теперь, если не на них, то на кого ещё он может положиться.

Их дети не его выкормыши. Они преданная плеяда системы. Но не его самого. Их понятия о чести, совести и другом образном мериле человеческих ценностей свелись к одному: мне можно всё, а значит, пусть эти ценности управляют жизнями холопов.

Он не мог изменить их подход. Он сам его создал. Стране не хватало идеи. Идейных людей. Чести и совести. А ещё законности. Про законность его система вообще успешно умела забывать. Но в этом и была слабость. Свобода и креативность, инициативность и предприимчивость не сочетались с беззаконием и системной лояльностью. А при выборе между ними он всегда был за систему. Худо-бедно она подтвердила свою жизнеспособность, вытащив страну из хаоса демократической анархии в сильную и относительно независимую страну. И тут в голову пришли исторические аллегории про царского колосса на глиняных ногах. Только ноги сегодня были не глиняные, а нефтяные, и чем дешевле была нефть, тем менее устойчиво держался этот колосс.

Он открыл глаза и снова стал просматривать доклад.

Очередное расследование про птенцов. Выкормышей с руки. Миллиардные дома. Он тяжело выдохнул. Миллионы – это не их уровень, по-царски все строят – на миллиарды. Как в пошлой пословице: либо с королевой спать, либо миллиард воровать. «Ещё бы работали на миллиарды, – подумал он, – работы как не было, так и нет. Где-то принцип допустимой жертвы дал сбой. Где же он ошибся?»

Для него было неоспоримо, что народу нужна жёсткая рука. У нас это в крови – полагаться на сильного защитника.

Былинные богатыри дали старт этой мутации генов. Это он реализовал в полной мере. Поддержка у народа была. Но вот качество этой поддержки было неэффективным. Люди без образования, село, рабочие и специалисты на государственной службе. Те, кто работают для кого-то.

Для них он практически сделал церковь частью государства, де-факто позволив строить храмы и забирать землю везде, где им будет угодно. Рассчитывал, что верующий народ будет более лоялен. Лояльности было хоть отбавляй. Только на ней всё и заканчивалось.

Те, кто строил свой бизнес, те, кто мог и должен был развивать страну, от него отвернулись и не поняли его благих целей. Каждый доклад бизнес-омбудсмена показывал, что бизнес умирает или еле-еле выживает. Каждый вертится как может, не желая платить налоги стране, которая, как им казалось, одним давала всё, а других обдирала до нитки.

Сильная и жёсткая рука бизнесу не понравилась. Бизнес и интеллигенция хотели демократии, законности, равноправия и уважения. Свободы.

Они не понимали, почему ради процветания страны можно закрыть глаза на смерть человека, погибшего по вине лояльного системе чиновника или его родственника.

Они не признавали выгодные контракты и политику протекционизма по принципу лояльности, так как считали, что тоже имеют право.

Они всячески отрицали свою приверженность курсу и вот нашли того, кто начал проводить расследования и говорить то, что они в себе не находили смелости озвучить вслух.

Иногда он их понимал. Иногда действительно видел сходство происходящего с рассказом про Чиполлино. Но потом приоритеты брали вверх. Принципиальность, единственная принципиальность в его системе, побеждала благоразумие, и он снова говорил себе, что малая жертва даст возможность взрасти великому. Время всё расставит на свои места. Как сейчас: никто не вспоминает преступления тирана прошлого, а помнят только величие и победы, достигнутые при нём.

Такими мыслями он часто оправдывал то, против чего на заре своей карьеры неоднократно выступал, борясь за мир и спокойствие граждан своей страны. Справедливость. Маленький мальчишка из притчи, вечно прячущийся от людей.

Её было слишком мало в этом мире, и вряд ли следовало давать ей шанс проявить себя, чтобы нарушить веру в защищённость тех, кто верен его курсу. Но иногда, его начинала охватывать внутренняя пустота за грехи, что несли его слуги, получая свои миллиардные дома от терпящего всё народа.

И тогда страх мелькал в мыслях, и ассоциативный ряд исторических событий снова рисовал в его сознании революцию и царя.

«Что будет со всей этой челядью, которая сейчас сидит и плюёт сверху вниз, считая, что так будет всегда? Что его форма правления – это тренд и народ будет терпеть?»

Устал. Расследования выскочки частенько стали вызывать в нём философский тайм-аут. Он взглянул на свои дорогие часы. Стрелка равномерно отсчитывала бег времени. Нужен преемник или нужно менять систему. Пока силы есть. Время бежит, и уже не в его пользу счёт. Но силы ещё есть, чтобы начать менять то, что стало само себя пожирать.

P.S.

Вера в собственную исключительность часто приводит к тоталитаризму. Но иногда она трансформируется в убеждение: «Я лучше знаю, как лучше». Один человек никогда и ни при каких условиях не может знать, что лучше для миллионов других. Он только может заблуждаться в своих убеждениях.