– Чжурчжэньскую подстилку на середину, раба раздеть и поставить как положено. Пусть познакомится с прелестями однополой любви, – резко выкрикнул Угэдэй, перекидывая ногу через седло. – Я буду иметь тебя как последнюю продажную девку, и ты навсегда забудешь, что когда-то была принцессой. А спасибо скажи этому вору, который посмел покуситься на добро хозяина.

Ой! Лучше бы он этого не говорил. Но, с другой стороны, он же не виноват, что не всё обо мне знал. Но мне кажется, что если бы он даже знал, то наверняка, из природной своей вредности и вседозволенности, стал бы обзывать Луизу нехорошими словами. Ну что можно ожидать от пастуха тринадцатого века? Даже непонятно, какой кровью они всё кичатся? С примесью бараньего навоза, что ли? До чего же мне всё это надоело! Я считаю, что жизнеспособность и интеллигентность любого общества и индивидуума определяется его отношением к женщине.

Я даже не обиделся на него за то, что он перед смертью хотел сделать из меня девочку, а обиделся я за то, что он так нехорошо отозвался о Луизе. Когда при мне о ней говорят нехорошие слова, мне становится неприятно. Пусть она не настоящая принцесса, но графская кровь-то в ней всё равно течёт. Ей-богу, мне прямо стыдно стало. Я-то мужчина и худо-бедно за себя постою, а она девушка, ей каково?

Поэтому я не стал ждать, когда хан снимет свои поддёвки и начнёт приводить угрозы в действие, а взял охранявших меня нукеров за шиворот и легонько стукнул их лбами. Хотел-то легонько, но был злой и перестарался или лбы у них оказались слишком слабыми. В общем, черепа с неприятным звуком треснули, а я крутанул уже мёртвыми телами вокруг себя. Кешиктены разлетелись в разные стороны, словно разноцветные матрёшки. А в моих руках уже сверкали лезвия двух клинков.

Охрана Угэдэя ребята тоже не простые, поэтому ко мне со всех сторон уже летели дротики и стрелы. Совершая немыслимые кульбиты, я как смерч пронёсся вокруг площади. Мои люди подстраховывали меня, но я работал в ускоренном режиме, а они нет. Мои небесные покровители в очередной раз спасали меня от смерти. Я видел всё: и распахнутые в удивлении глаза, и медленно летящие стрелы, и брызжущую во все стороны кровь. Я был везде и нигде. У ребят против меня просто не было шансов. И вот я стою против выпучившего глаза хана.

– Как ты думаешь, хан, в чём величие человека? – задал я риторический вопрос.

– Ты не посмеешь меня убить. А на твой никчёмный вопрос уже давно ответил мой великий отец Чингисхан.

Он говорил: истинное величие и высшее наслаждение человека в победе над своим врагом; в лишении его всех преимуществ; в стонах, рыданиях и слёзах любящих его; в обладании его женой и дочерьми.

– Незатейливо, – кивнул я, не ожидая услышать ничего иного. – А почему ты уверен, что я тебя не трону? Ведь ты хотел убить меня, почему бы мне не убить тебя? Этих смог, а ты чем лучше? – кивнул я в сторону мёртвых нукеров.

– Я хан! – расправил он плечи.

– А я Вася Селипёрздров. И что?

– Не понял? – вытаращил глаза Угэдэй.

– Ты думаешь, что твоё величие в огромных стадах баранов и сотнях тысяч напуганных тобой людей? – скептически спросил я хана. – Как бы ты ни кичился своей исключительностью, ты как был бараньим пастухом, так им и остался.

– Ты пользуешься тем, что вас больше и можешь говорить мне гадости, – буркнул Угэдэй.

– Я говорил тебе то же самое, когда за твоей спиной стояло два десятка бойцов, и, поверь мне, не испугался бы тысячи. По-настоящему велик только твой отец Тэ- мучжин. Земля ещё не рожала таких людей, да и не родит после. Он в одиночку из какого-то никчёмного народа козлопасов силой своего ума и воли создал империю, которая продолжала существовать после его смерти. А ты никто, ты винтик в созданной им машине. И хоть через два года ты станешь Великим ханом всех монголов, а через двенадцать сдохнешь от пьянок, воистину великим ты не станешь. Никто и не заметит твоей смерти, а наоборот, на твоих костях твои же наследники перегрызутся как настоящие дети рыжего пса. Так что живи, чмо. На первый раз я прощаю тебе оскорбление моей женщины. И не потому, что ты хан с навозом вместо крови, а потому, что ты два раза не позволил меня убить, а я приучен отдавать свои долги. Теперь мы квиты.

Я даже устал, проговорив такой длинный монолог. Но меня просто распирало от желания высказать этому самоуверенному дикарю всё, что я о нём думаю. Лучше бы он не трогал Луизу, ей-богу.

Я бы мог его убить, но знал совершенно точно, что умрёт он в тысяча двести сорок первом году, а эта дата никак не должна быть исправлена. Кто я такой, чтобы вершить судьбы людей, отмеченных историей?

– Постой… нукер. – Хан немного помедлил, не зная, как меня назвать. – Откуда тебе известно, что через два года меня изберут Великим ханом, а через двенадцать я умру?

– Я много чего знаю, – ощерился я. – Я знаю, что твоего старшего брата твоя мать нагуляла от друга твоего отца Джучи, а младшего Тулуя, которого сейчас прочат в Великие ханы, от проезжего козлопаса, пока твой отец томился в яме у чжурчжэней. А ещё хочу тебе сказать: когда будешь посылать своего племянника Батыя на Русь, вспомни, как бьются русские воины.

Окружавшие нас люди мало что могли понять из сказанного мною, но исход поединка им был ясен: хан дурак, а я крутой парень.

– Как ты здорово говорил, милый, я так гордилась тобой. Я всегда знала, что ты придёшь и спасёшь меня, – приникла к моему плечу Луиза.

Я же, пытаясь взять себя в руки, перебирал кончиками трясущихся пальцев её роскошные волосы. Давно я так не нервничал, вывел меня высокорожденный.

– Командир, – отвлёк меня голос Диландая. – Уходить надо. Скоро сюда нагрянут кешиктены хана. Я надеюсь, ты не думаешь, что он пришёл сюда с двумя десятками воинов?

– Всё что надо собрали?

– Вроде бы всё.

– Что с людьми двора?

– А на кой они нам?

4 Империя в огне

– Они ведь стали свидетелями позора Угэдэя и их всех наверняка казнят, – возмутился я.

– Сейчас многих убивают, – пожал плечами Ди- ландай.

– Забираем всех, – отрезал я.

– Всех так всех, – равнодушно согласился он.

– Воин, – услышал я голос присмиревшего Угэдэя. – Ответь на последний вопрос.

– Давай, – подошёл я вплотную к хану.

– Для чего всё это, я ведь не оставлю тебя в покое, слишком много тебе известно? – с каким-то детским любопытством посмотрел на меня Угэдэй.

– Ты когда-нибудь слышал слово «любовь», хан? А знаю я гораздо больше, чем ты думаешь, я даже помню, где мы похоронили твоего отца Чингисхана. Кстати, я прихватил оттуда одну золотую безделушку – Дайчин Тенгри10. Даже не знаю, как великий Тэмучжин будет на том свете без бога покровителя убийц, да ещё с онготой11, выскочившей из тела вместе с кровью. Теперь-то не возродится твой папаша. И что у вас за порода такая пёсья, всё время через баб страдаете, думаете, наверное, не тем местом.

Моё самолюбие было полностью удовлетворено. Ещё бы, кто из смертных мог бы вот так запросто поболтать с вершителем людских судеб. Вы бы видели, какая злобная гримаса перекосила лицо Угэдэя. Не знаю, для чего я это делаю, ведь такими разговорами я наживал себе могущественного и беспощадного врага, но я не мог остановиться, а враги у меня были всегда.

– Ты пожалеешь, что родился на свет, проклятый урус! – проскрипел зубами повелитель. – Я разыщу тебя даже на морском дне.

– Мне многие об этом говорили, я уже успел привыкнуть к таким угрозам, – усмехнулся я. – А о морском дне ты это зря. Насколько мне известно, вы умеете плавать, только держась за хвост лошади? Прощай, хан, надеюсь, мы больше не встретимся. – Я повернулся и пошёл прочь.

– Богатур! – дёрнул меня кто-то за рукав, когда я отошёл от хана на приличное расстояние. – Богатур!

Я обернулся. Задрав голову, на меня смотрел тот самый пацанчик, что давал мне напиться, когда я сидел на нарах в ханском зиндане.

– Барони! Ты как здесь оказался? – удивился я.

– Дак ты сам говорил, чтобы я не пропадал. Разговаривать со мной хотел, – как и в прошлый раз, шмыгнул носом малой.

– Поговорим ещё. А всё же, как нашёл?

– Подслушал, что хан навстречу вам отправляется, и увязался за ним. Ну и ловок же ты в бою! – не сдержал восхищения мальчишка.

– Барони, возвращайся назад, не до тебя сейчас, – я попробовал развернуть его за хрупкие плечи.

– Нет, я с тобой пойду, – вырвался он. – Я воином хочу стать. Ты меня научишь?

Я посмотрел в мальчишечьи глаза, и по их блеску понял, что не уйдёт. Будет следовать за отрядом, выжидая удобного момента, чтобы согласились оставить у себя.

– Только не хныкать, – погрозил я пальцем.

Мы ещё раз унизили Угэдэй-хана, оставив его связанным среди трупов своих стражников, и отправились в укромное место, найденное Диландаем. По дороге, по старой сержантской привычке, я составлял строевую записку, а проще говоря, подсчитывал личный состав и его перспективные возможности. Из моего десятка в живых остались Диландай, монгол Айгул из враждебного чингизидам племени ойратов, что обитали на берегах Байкала, и Угудай.

Угудай был чжурчжэнем. Его семья жила на заставе У-ша-пу. Отец был военным. Угудаю было пять лет, когда в тысяча двести одиннадцатом году под стены заставы нагрянул тумен монгольского полководца Джэбэ. Застава пала, а ребёнка увезли в монгольский курень. Его усыновила сама Бортэ – жена Чингисхана. Зная крутой нрав хана, для того, чтобы спасти детей от его расправы, усыновляла их десятками.

– Угудай, так вот какой верой и правдой ты отрабатываешь свою жизнь? – не удержался я от подначки.

– Ты тоже служил не Агуде, – спокойно ответил воин, открыто посмотрев мне в глаза.

– Князь Агуда из рода Ваньянь сто лет назад основал империю Айсинь, – ответил на мой вопросительный взгляд Диландай.

– Маловато мужиков. Всего четверо, – громко произнёс я, краем глаза глянул на Барони. Как среагирует?

Парень обиженно засопел.

– Вижу, вижу. Есть пятый, – улыбнулся я.

– Есть ещё четыре фурии, – сказал Угудай.

– А это что за страсти? – поинтересовался я.

– Это мои личные девушки-телохранительницы, – пояснила ехавшая рядом со мной Луиза. И, повернувшись к Угудаю, спросила:

– А как ты узнал? О них не все мои придворные леди знают?

– Я ж следопыт, – не стал скромничать Угудай.

«Хорошая подбирается команда: четыре спецназовца широкого профиля, четыре амазонки, подросток и полтора десятка изнеженных созданий женского пола», – вздохнул я с сожалением.

– Ну что, коллеги, к ночи успеем до укрытия? – задал я команде вопрос.

– Надо успеть, – ответил за всех Диландай.

Укрытие оказалось что надо. Водопад прикрывал узкую щель прохода в довольно-таки просторную пещеру. Здесь нам предстояло провести несколько дней, пока рыжие псы, идущие по нашему следу, не потеряют нюх. А здорово я их разозлил!

Помня прошлый свой опыт совместного проживания в замкнутом пространстве особей обоего пола, я решил сразу же навести порядок. Сержантская закалка и жизненный опыт помогли справиться с этим вопросом. Лишь один вопрос остался нерешённым, лучше сказать, он решался, и очень активно. Отношение к сексу в средневековом обществе было довольно-таки свободным, поэтому нам с Адзи приходилось часами лежать у водопада и слушать чудесное журчание прозрачных струй. Это хоть как-то заглушало страстные стоны влюблённых беглецов. Мои парни работали на износ, и я уже стал опасаться, хватит ли им сил, если придётся взяться за оружие иного рода.

Глава 7

ТАЙ-ЦЗУ АГУДА

И что на меня нашло? Наверное, это неизжитая со времён детства пионерская классовая ненависть. Ненавижу буржуинов, и всё тут. Надо же было так обидеть неплохого в общем-то хана. А то, что они до слабого полу были охочи, то такого факта даже история не утаивает. Просто в этом деле есть один нюанс: не стоит трогать моих женщин, и всё будет хорошо. И вот теперь благодаря моей горячности мы уже целый месяц сидим в каменном мешке.

Вся округа кишит шпиками и монгольскими патрулями. Угэдэй-хан хорошо усвоил уроки великого отца – «преследовать врага до полного его уничтожения». А здесь ещё и личное. Не выпустит нас Угэдэй-хан просто так, ох не выпустит. Но мы пока держимся. Провианта вдоволь, отыскали запасной выход с другой стороны горы. Единственное, что меня беспокоит – это гиперактивная сексуальная жизнь моего гарнизона. Если мы здесь задержимся на несколько месяцев, то придётся открывать родильное отделение. Что творят, сволочи!

Однажды ночью мы с Диландаем предприняли вылазку для поимки языка. По всем правилам военной разведки языка брали километрах в тридцати от убежища. Пойманный бедолага оказался словоохотливым уйгуром. Он охотно рассказал нам, что ищут они особо опасных государственных преступников, личных врагов Угэдэй-хана. Четверых воинов-кешиктенов и женщину.

– Обещана большая награда, – похвастался он.

– А чего они такого натворили? – лениво поинтересовался Диландай.

– Дак грех великий, – шёпотом сообщил язык. – Ограбили могилу Потрясателя Вселенной. Украли идола бога войны.

– Что ты такое мелешь? – Диландая чуть удар не хватил, он повернул ко мне своё разгорячённое лицо.

Я скромно потупился и поковырял носком обутки кусок замёрзшей глины. Мне действительно стало стыдно. И опять я винил дурную советскую наследственность. Нас приучали с детства, что вокруг всё общее. Значит, и моё. Идёшь из столовой, то можешь прихватить ложку, ну и что, что она алюминиевая? Посетил заведение, то без ручки не возвращайся. Только идиот пил газировку за деньги, для чего умному человеку кулак? Если ты работаешь сборщиком самолётов, то заклёпок у тебя дома должно быть столько, чтобы хватило на новый сверхсовременный лайнер; даже если банщик, то дело профессиональной чести требовало, чтобы квартира была завалена мылом. Зачем? Пригодится в хозяйстве! Таков был менталитет строителя развитого социализма: «Что охраняю, то и имею». И ничего страшного не произойдёт, если оттяпаешь малую толику от общественного пирога. И вот я, не из корысти, какая уж тут корысть, когда тебе собираются резать горло, по старой привычке прихватил интересную фигурку, на память. Тем более что там всем было не до меня, а когда ещё случай выпадет. Не каждый же день тебя приглашают на похороны хана. Это уж потом я узнал, что эта кукла оказалась богом войны и Чингисхану без него на том свете никак нельзя, удачи не будет. Но это был чужой праздник жизни, и я ни капельки не стыдился. Теперь что-либо менять уже поздно, да и предрассудки всё это. От совестливых размышлений меня отвлёк утробный всхлип и неприятное бульканье. Даже в темноте ты понимаешь, что таким образом из живого существа вытекает жизнь.

– Ты посмел похитить Дайчин Тенгри? – растягивая слова произнёс Диландай.

– Откуда я знал, что это он, там такая темень была, – не стал играть я в подпольщиков.

– Пошли быстрее назад, надо успеть хоть несколько женщин полюбить, – заторопил меня куин.

– Эй, парень, очнись, какие женщины? – я схватил его за руку.

– А большего мы ничего не успеем, сейчас за нами охотится вся степь, и буду молить подводного царя, чтобы успеть полюбить хотя бы одну.

В прошлых жизнях я привык, что за мной постоянно кто-то охотится, поэтому за себя я не сильно испугался. Больше заботило то, что в такой ответственный момент у наших предков начинало работать не то, что надо.

– Не боись, братан, я даже из-за железного занавеса от НКВД уходил. И кто только не хотел моей крови, а я, видишь, с тобой беседую, – хлопнул я куина по плечу.

– Когда-нибудь всякой удаче приходит конец, – философски заметил Диландай. – У Угэдэя самая любимая казнь – посадит бедолагу на кол и не спеша снимает с него кожу. Или задницей на жаровню – заливает воду в рот, приговаривает: «Закипит, чай пить будем».

При последних словах воина стало как-то не по себе.

– Верю, что Угэдэй парень весёлый. Ты к чему сейчас это сказал? Чтобы меня подбодрить?

– Нет, самому страшно стало… Пошли домой, – попросил он тихонько. И мы пошли.

Диландай опасался зря, пока скрывались в пещере, он успел многое, но круг поисков вокруг нашего убежища неуклонно сжимался.

Я стал мучительно искать выхода. Что же нам предпринять?

– Бедненький, – жалостливо погладила меня по щеке Адзи. – Не мучайся ты так, я ведь знаю, что ты обязательно что-нибудь да и придумаешь. Причём – спонтанно.

Я с благодарностью взглянул на любимую. Действительно, нечего сильно напрягать мозговые извилины, лучше отвлечься на другое, пока есть время.

– Расскажи мне о своих предках, – попросил я её и, отвечая на молчаливый вопрос, добавил: – О тех, которые основали Золотую империю, если ты, конечно, о них что-либо знаешь.

– Я здесь около двух лет, – улыбкой на улыбку ответила Адзи. – Принцесса правящего дома обязана знать всё о своих венценосных предках.

И такая царственная гордость прозвучала в её словах, что в моей груди что-то верноподданнически ёкнуло, а в голове промелькнула мысль о своей никчёмности: «И за что эта женщина полюбила такого человека, как я, ведь она и в прошлой жизни была не абы кем?»

– Первым императором и основателем Золотой империи был второй сын боцзиле (вождя) чжурчжэней Хорибу и звали его Агуда, – начала свой рассказ Адзи. – При дайляосском императоре Дао-цзуне на востоке стали часто появляться пятицветные облака огромной величины. Один из знатоков небесных явлений тайно сообщил, что под такими облаками достойнейшая из матерей человеческих родила сына необыкновенного. Когда новорожденный достигнет зрелого возраста, то совершит деяния великие, о чём и предсказывает небо. Произошло это в первый день седьмого месяца года У-шень.

– Я не силён в восточном календаре, – скромно заметил я, позволив себе прервать увлёкшуюся особу царских кровей.

– Если перевести на наше времяисчисление, то это будет тысяча шестьдесят восьмой год, – слегка сморщив на лобике кожу, высчитала Адзи. – А хочешь, я обучу тебя местному времяисчислению? – И не дожидаясь моего ответа, застрочила: – Всё очень просто. Подсчёт ведётся циклами по шестьдесят лет. Эти циклы, в свою очередь, состоят из пяти периодов по двенадцать лет. Каждый из этих двенадцати лет соответствует какому- либо животному. Вот сейчас, например, идёт год…

Я со страхом замахал руками:

– Сжалься, о великая, мой мозг ещё не созрел для восприятия столь сложной информации. Давай-ка лучше про Агуду. Ты так интересно рассказываешь, – подлил я немного маслица.

– Хитрый! – погрозила мне пальчиком девушка и продолжила: – С самого детства ребёнок проявлял удивительные способности. Силой, подаренной ему небом, он равнялся нескольким своим сверстникам, а в стрельбе из лука равных ему не было во всём поднебесье. Рассказывают, что как-то раз находившийся во дворце его отца дайляосский посол увидел пролетавшую в небе стаю птиц и попросил Агуду подстрелить хотя бы одну. В ответ на его просьбу будущий Тай-цзу в один приём послал сразу три стрелы, и каждая из них угодила в цель. Вдаль же метал стрелы Агуда на триста шагов, стрелы других сильнейших лучников ложились наземь, не долетая сотни шагов до его стрелы. «С таким воином следует быть в союзниках, а не врагами», – сказал восхищённый посол.

Агуда вырос и после смерти отца своего боцзиле Хо- рибу принял от него бразды правления. Железной рукой он продолжил объединение чжурчжэньских племенных союзов. А когда все племена признали его власть, пошёл войной на государство киданей Дайляо. Поводом для этого стал отказ дайляосского императора Тянь-цзу выдать сбежавшего к нему чжурчжэньского предателя Ашу.

Но на самом деле самолюбие Агуды было уязвлено тем, что Тянь-цзу в своём письме называл его по имени, тем самым отказываясь признавать в нём императора Айсинь Гурунь.

– Почему Агуда так решил? – вновь вмешался я в рассказ Адзи.

– В Китае и прочих странах Азии с незапамятных времён ведётся традиция взошедших на трон правителей не называть собственными именами, а только именем, положенным по титулу. Так, после принятия власти Агуда стал Тай-цзу, то есть первый в династии, – с трудом растолковала мне царедворские хитросплетения девушка.

Я узнал, что таким приёмом пользовались частенько. Желая унизить и подтолкнуть к опрометчивым действиям правителя государства, с которым назревал конфликт, его попросту обзывали нехорошими словами и называли по имени, полученному им в миру, тем самым говоря, что никакой он не «цзу», а обычный смертный. Меж тем Адзи продолжила свой рассказ:

– К тысяча сто пятнадцатому году Агуда освободил от киданей всё современное Приморье и большую часть Маньчжурии, вытеснив их к границам сунского Китая и государства тангутов. На освобождённой территории он провозгласил новое государство Айсинь Гурунь, то есть Золотую империю, – закончила она и горделиво вскинула ресницы.

Я невольно залюбовался прелестной рассказчицей. Мы сидели в дальнем краю пещеры и были предоставлены самим себе. За последнее время привязавшийся ко мне Барони стал моим верным оруженосцем и хранителем покоя. Находясь в небольшом отдалении, он ревностно оберегал наш покой.

– Спасибо тебе, сэнсэй, – улыбнулся я. – И что бы я без тебя делал.

Адзи взглянула на меня так, как умела только она, и прижалась к моему плечу. Я уже не мог называть эту девушку Луизой – просто не поворачивался язык. Рядом со мной сидела принцесса. Каждое движение рук, наклон головы и порхание ресниц говорило об этом.

– У вас с Тай-цзу есть что-то общее, – прошептала она, чуть ли не прикасаясь губами к моей щеке.

– Что же? – в тон ей прошептал я.

– Вы не умеете проигрывать.

«Что верно, то верно, – подумал я, – мы такие». А восхождение Агуды напомнило мне восхождение Чингисхана, в этих ребятах тоже было что-то общее. И ещё вопрос: стал бы Чингисхан тем, кем стал, если бы им пришлось жить в одно время.

После рассказа принцессы ход мыслей в моей голове принял иное направление. Я вдруг вспомнил рассказ Ивана про то, как они во время операции на Балканах гуляли по тылам противника. А ведь это хорошая идея!

Я прижал к груди податливое тело девушки и крепко поцеловал.

– Ты моя муза-спасительница, – произнёс я, оторвавшись от её сладких губ.

– Барони! – позвал я своего сэнсэя, – собирай воинов на совет.

– Нужно устроить маскарад, – поделился я своей идеей на военном совете, внимательно разглядывая выданную мне Тулуй-ханом пайцзу.

На её блестящей поверхности было начертано: «Силою Вечного Неба. Покровительством Великого могущества, если кто не будет относиться с благоговением к Указу Чингисхана, тот подвергнется ущербу и умрёт». Широко раскрытая пасть тигра в углу документа недвусмысленно подтверждала о серьёзности намерений людей, выдавших эту железку.

«Видно, пока не успели новые изготовить», – подумал я. А ведь этот документ открывал все двери, и какого лешего мы столько времени сидели в этой горе?

Хоть никто ничего не уразумел, но предложение было горячо одобрено. Ребят можно было понять, это в первое время разнузданная сексуальная жизнь кажется счастьем, а потом такое занятие становится тяжёлой работой.

И вот ровно в полночь мы отправились в поход за снаряжением. Нам необходимо было переодеть в мужские костюмы и вооружить двадцать непредсказуемых созданий. Надо сказать, что все значительные события у монголов и чжурчжэней начинаются в полночь. Считается, что Великие Небеса выбрали именно этот час для удачных начинаний.

Как и в прошлый раз, мы ушли очень далеко. Но на этот раз задачи стояли гораздо сложнее. Мы должны были вырезать целый монгольский разъезд или ограбить торговый караван. Ещё неизвестно, что опасней, ведь каждый караван сопровождала небольшая собственная армия.

Двое суток мы просидели в камнях, выжидая удобного момента. И вот к вечеру третьих невдалеке от нашей засады на ночлег остановился конный отряд в тридцать сабель. Мы переглянулись: четверо против тридцати – тяжеловато, но все согласно кивнули головами. Как говорят русские люди: «Хуже нет, чем ждать и догонять».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Дубак – надзиратель (жарг.).

Столицей страны тангутов был город Си Ся. Куин – современный айн, житель Сахалина и Японии.

Кешиктены – личная гвардия Чингисхана.

Нукер – дружинник на службе знати в Монголии.

<1...5 6 7 8 >

На страницу:

Перейти

7 из 8