Жизнь на вкус. Vol.3

Мила Коротич

Жизнь на вкус. Vol.3

Весь авторский гонорар за книгу идет в фонд детского хосписа "Дом с маяком" https://mayak.help/

Точка невозврата

Дверь в кабинет шефа, тяжелая, солидная дверь темного дерева оказалась прикрыта не полностью. Отчетливо различалось бормотание телевизора: идет какой-то дневной сериал про честных современных сыщиков. И это – плохой признак. Значит, хозяин не в духе и что-то его сильно тревожит.

Весть моментально разлетелась по управленческому этажу: мейл-агент, аська и сарафанное радио сработали молниеносно. Все конторские с пятого этажа притихли и вжали головы в плечи. Каждый пожалел, что не в отпуске в данный момент. А в перерыве на обед весь офис ТД "Барокко" почему-то оказался в маленьком буфете на первом этаже. В том, который для торговых агентов и работников гаража и склада. В кондитерскую или пиццерию, что через Ленинградку никто пойти не решился, словно уйти на полчаса из старого генеральского дома на "Соколе", где фирме принадлежал подъезд, означало добровольно выйти в море в грозу.

Нечастые гости с пятого этажа, сидели, смурные, в местном буфете, оккупировав длинный стол у окна и ковыряясь пластиковыми вилками в дежурных блюдах из микроволновки. Хрипато что-то попсовенькое напевало радио, не чувствуя неуместность своих фальшиво-веселых напевов. Все пришлые посетители повернули головы в сторону окна. С удивлением, как туго спелёнутые новорожденные младенцы в роддоме на лампу, глядели они на выбеленный солнцем пустоватый московский дворик, смотрели и потели. Кондиционера в буфете для простых смертных, разумеется, не было. Простые смертные тайком разглядывали "небожителей с пятого".

За нетонированным, обычным оконным стеклом солнце путалось в листве кленов и тополей, растворяя их краски в своих лучах. Оттого деревья, да и всё, на что падал свет, выглядели полинявшими от жары, как от слишком тщательной стирки. Но большинство зрителей из импровизированного шоу "За стеклом буфета" заметили лишь, что что-то не так с картинкой у них в голове. Мимо их сознания проскакивали, не оставляя следа, те приятные вещи, за которые любили скромный буфет люди попроще: кипенно-белый кружевной тюль на чисто вымытых окнах и свежие хрустящие скатерти на столах, аромат сдобной домашней выпечки, такой вредной для хрупких офисных рыбок, и так уважаемой женатыми водителями. Маленькие букетики из живых цветов пахли слишком нежно и ненавязчиво, чтоб привлечь внимание изысканной публики, привыкшей иметь дело как минимум с оранжерейными герберами. Зрение избирательно, и привыкшие к затененным окнам, солнцезащитным очкам и тонированным стеклам в авто, ребята с верхних этажей "Барокко" чувствовали, что что-то не так в мире, глядя на его реальное отражение. И связывали свой дискомфорт от яркого света скорее с настроением шефа, чем с отсутствием привычных статусных шор на глазах. Зато они слышали, или казалось, что слышали, шепотки работяг за спиной и издевательские разговорчики радио.

– Странная погода, – кто-то решился произнести вслух несколько фраз. Никто не заметил, кто именно это был. Кажется кто-то из бухгалтерии. – Всё какое-то блёклое, пыльное. Даже тревожно как-то на душе.

– Жара и солнечная погода в столице продержится еще неделю, – веселился динамик, на два голоса вещая о погоде, – при таком раскладе совсем не нужно ехать в теплые страны. Туроператоры, наверное, сейчас терпят убытки и молятся о холодах и непогоде. А еще врачи ожидают всплеска пищевых отравлений из-за такой жары. Будьте осторожны, дорогие радиослушатели, мойте руки перед едой, – радиодиджеи где-то далеко, в своей радиореальности, залились раздражающе беззаботным смехом.

– Давай честно скажем. Тревожно тебе не в душе, а в желудке, от бурды на тарелке, – окрысился вдруг на всё и сразу начотдела безопасности, одутловатый мент на пенсии по выслуге лет и с профзаболеванием: манией преследования в легкой форме. – Надо было в пиццерию пойти, или, в "Метромаркете", на худой конец суши нажраться. А мы все решили далеко от любимой работы не уходить, чтоб как бы чего не вышло.

– Вы, ВиктОр, не смотря на всю смелость высказываний, тоже, тем не менее, здесь и с нами, – изысканно-ядовито заметила кадровичка, красивая дама, которой много лет уже сорок девять. Отработав когда-то администратором в театральной среде, она претендовала на изысканность, говоря с "французским прононсом", а в тайне ненавидела всё человечество. Данное качество было просто бесценно в кадровой работе. – Вы, как и мы, не хотите злить шефа, ведь так? Особенно сейчас, когда в стране кризис, – и она улыбнулась улыбкой мудрой змеи.

Офисный круг молчал, осознавая правоту слов главной персональной злыдни. Офисные пижоны с айфоном вылетают при сокращении штатов в первую очередь, стоит только шефу шевельнуть бровью.

– А сейчас – реклама, – бодренько объявило хрипатое радио и замурлыкало что-то о модных новинках сотовых телефонов и автомобилей.

– Вот за что я вас люблю, Зоя Пална, так за ваш ум и осторожность, – ответил ей безопасник, расчленяя золотистый сырник у себя на тарелке. – Никто не заметил, после чего у босса испортилось настроение? – Он обвел "сотрапезников" профессиональным взглядом пристрастного дознавателя.

– Кажется, после того, как назначил встречу дизайнеру, если я правильно заметила, – подала голос блондинистая секретарша из приемной. По длине ее ног любой посетитель офиса мог сразу же понять, что имеет дело с солидной фирмой. – Помните, такой крупный молодой человек в рубашке за двести баксов? Может быть, этот фотошопер запросил слишком большую цену за свои идеи?! Или схалтурил слишком откровенно… – она еще и шутить пыталась. Ну, как умела.

– Дура ты, Лера, – честно сказал безопасник. В радиоэфире пели что-то про IQ.

– Молодой мужчина в рубашке за двести баксов – самый востребованный сейчас креейтер в области рекламного дизайна. Пусть и дорогой, – объяснила вторая из офис-менеджеров. Она была старше, дурнее собой, сидела в темном углу приемной, зато являлась сильным делопроизводителем.

Ее глянцевидная коллега растеряно хлопала закрученными ресницами.

– Знаете, что странно, Лерочка, – вдруг подал голос Сергей, мужчина с землистым цветом лица. Как подчиненному, ему полагалось бы молчать в тряпочку, но он работал еще достаточно недавно и всех тонкостей местного офисного этикета еще не познал. "Или игнорировал, чурбан", как за глаза говорила королева отдела кадров. – Каждый раз, когда у шефа плохое настроение, в городе случается несчастье, – он понизил голос, словно рассказывал страшную сказку. – И всегда недалеко от нашей работы. Это я вам говорю, как бывший эмчеесник.

Лерочка только поджала губки. Это можно были принять за улыбку при желании. А громко фыркнул начбезопасности. И Сергей замолчал.

– А теперь экстренное сообщение: только что произошла авария на Ленинградском шоссе. Из-за ремонтных работ часть асфальтового покрытия ушла под землю, обвалившись прямо в перегон метро между станциями "Войковская" и "Сокол". Как сообщает пресс-служба МЧС, есть жертвы, – заявило радио.

– Вот как сейчас, – Сергей сделал выразительную победную паузу. Но поддержки у публики не нашел.

Офисные работники переглянулись и уставились каждый в свой салат. Большинство с призрительно-снисходительной гримаской, кто-то даже хмыкнул. Кажется, кто-то из отдела маркетинга. Ну что за глупости! Москва – слишком большой город, чтоб в нем всё было спокойно. Да и кому есть дело до каких-то аварий, когда можно запросто вылететь с работы, если не так посмотришь на главу фирмы!

– Гораздо интереснее то, что сейчас в кабинете у шефа очень странный гость, – прошептала умело накрашенными, но всё равно некрасивыми губами умная Лерина коллега из темного угла. – Он похож на нашего шефа, как брат-близнец. Но только седой совсем. И смотришь на него и немеешь… И костюм немодный какой-то.

На эту фразу прыснула Лерочка. Уж не серой мыши Аньке разбираться в таких материях как модные костюмы! Ей дыроколы должны больше нравиться.

– Так может это старший брат и есть! – блеснул интеллектом безопасник.

– Нет, ВиктОр, я точно знаю, у нашего шефа нет братьев, – осадила его кадровичка. – Или вы сомневаетесь в моей компетентности?

«Как она похожа на змею, – подумал «ВиктОр», – рассссвистелась прям, гадюка!» А вслух ответил:

– В вашей – не посмею! Как это он, интересно прошел через все наши кордоны, Анна? И почему его кроме вас никто не видел? Недостойны что-ли?

– Откуда я знаю?! – огрызнулась та ему в ответ, – вы у нас безопасностью заведуете!… Виктор Семенович подавился сырником от такого выпада «Аньки-крысы». Липкий ком творога в горле перекрыл ему и дыхание, и возможность разразиться матом сразу же. Безопасника скрутило пополам, и жуткий кашель заглушил даже веселившееся радио. Но желание жить и дать сдачи в бывшем силовике, и без того обостренное до идефикс, спасли его и на этот раз. Побагровевший, он втянул через рот в себя воздух, как вгрызался во что-то, и вмазал девице промеж близоруких глаз.

Та рухнула на пол вместе с пластиковым стулом. Сотрясение мозга такого масштаба лечат обычно в стационаре.

В буфете на секунду притихло даже радио, а потом, как пена из бутылки теплой газировки, из людей полезла злоба. Все претензии, всё недовольство, все страхи и раздражение, накопившееся внутри каждого, засвистали и зашипели. Остроты, скабрезности и придирки по мелочам и по-крупному полились, обдавая желчью и слюной, из людей, которые еще минуту назад просто обедали бок о бок. Два сдвинутых столика превратились вдруг в банку с пауками. И эти пауки набросились друг на друга, забыв о приличиях человеческого общества. Кадровичка уже целилась пластиковой вилкой в глаз секретарше, а саму ее от разбитой головы уберегло исключительно, то, что посуда в буфете было только одноразовая. Даже солонок на столах не стояло. И самое отвратительное, что водоворот злобы закручивался всё больше и шире, поглощая новых участников драки, собиравшихся было сначала разнять дерущихся. Истошно визжала Лера, ей подвывало радио и вторили сирены на улице. Скрежетала расшвырянная пластиковая мебель и звенели осыпающиеся пуговицы и монеты из рвущихся карманов. Потому крик Сергея: «Сигнализация! Пожар в офисе!» никого не заинтересовал. Его даже никто и не услышал. В драке, в отвратительной бытовой драке срывает крышу не только у отморозков…

Шеф фирмы «Барокко» и его странный гость наблюдали за сценой в буфете. Анна была права: у них действительно было одно лицо на двоих. Только успешный бизнесмен не прятал своих морщин, а носил их как подобает носить боевые шрамы, а его гость просто не думал о возрасте. Оттого лицо его, оставалось красивым, но далеким, не распаханным полосками времени, а затуманенным.

На большом плоском экране телевизора в кабинете всё было отлично видно. И словно жар исходил из экрана.

–Модель человечества, – улыбался хозяин. – Дам сломать себе вторую ногу, если окажусь неправ: сейчас в любом месте мира, где больше четырех человек закрыто в четырех стенах происходит то же самое. А где людей скопилось больше, там и рванет сильнее, – он подмигнул гостю.

Собеседник молчал. Его оппонент и не ждал ответа.

– Ты всё еще веришь в человека как в вид? – он кружил по комнате, чуть подволакивая ногу. Жесткий ламинат на полу усиливал шум от нетвердых шагов до неприятного скрипа, – В этот прах земной, да еще и испорченный к тому же во всех мыслимых и немыслимых местах?

На лице второго ничего не изменилось. Оно словно было занавешено улыбкой.

– Ты еще веришь, что можно выиграть? – и второй вопрос не тронул собеседника. А шеф «Барокко» хрустнул суставами пальцев рук и, прихрамывая, дошел до дивана у противоположной стены. Комнатный кондиционер замахал на него своими крыльями-прорезями что есть мочи. – Все признаки проигрыша на лицо: в них – ни капли доброго, в их жизнях ни какого смысла. А за место у меня на работе и горсть монеток раз в две недели они согласятся на всё. Даже на татуировку на лбу. И кое-кто из них уже заметил изменения климата и прочее движения… Адское пекло на улице. Верно?

– А глады и моры великие ты уж сам подстроишь, верно? – не оборачиваясь к собеседнику заговорил всё же гость. Они говорили почти одинаковыми голосами.

– Мне помогают, – расплылся в улыбке хозяин. – И к тому же, я не могу не жульничать, я же сам всех этому научил. Как и вере в то, что меня на самом деле нет, и в «авось пронесет» и «каждый сам за себя».

– И встречи беглецов с теми, кого должно было охранять? С «их» людьми, – так же ровно продолжал гость. И также улыбаясь, не смотрел на хозяина кабинета. Тот был явно доволен возможностью поговорить о своих достижениях. Еще бы! Не каждый день встречаешь собеседника, который понимает тебя от и до. Ах, как это вдохновляет! Шеф не мог усидеть на месте, он ерзал на диване, поскребывал ногтями обшивку, подставлял под струю воздуха то одну, то другую щеку. – А если наш беглец не выберет? С чего ты решил, что он обязательно сделает нужный тебе выбор и конец света наступит сегодня же?

В недвижимости фигуры гостя, в заломах ткани его льняного светлого костюма, в неподвижности взгляда, устремленного в экран, казалось, сейчас вошла вся незыблемость слова «сегодня». Но губы дрожали, отпуская на волю тихие звуки.

Неспокойный суетливый собеседник попружинил на диване, создавая еще шума:

– Классный у меня диван, наш «дизайнер» бы оценил и цвет, и выделку кожи, и форму. Вот та мышевидная особа в очках, которая сейчас с блондинкой лается, да-да, она выбирала! Я ей даже премию пообещал выписать. Обману, разумеется. Но это к слову. Твой беглец слишком любит этот мир, чтобы расстаться со всеми теми удовольствиями, которые достались людям и непозволительны нам. Даже люди слишком любят жизнь, хоть и половины не распробуют обычно, а уж он-то вошел во вкус! И ты же понимаешь, мой бывший брат, что он выберет. А когда он решится, то – бах! – …

И экран телевизора взорвался. Его осколки, разлетаясь еще мгновение показывали исковерканные злобой лица посетителей буфета…

Знаки препинания

Все истории заканчиваются. И моя, похоже, тоже подходит к финалу. Осталось только поставить в конце последнего предложения финальный знак препинания. Что бы я ни поставил сейчас, Знак этот по иронии судьбы (судьбы ли?!) будет состоять из монет, которые принес в складках савана скучный тощий гость Смерть.

– Послушай, Андрей Петров, провинциал из Ромашевска, гастарбайтер из Залягаевки, жертва несчастного случая в метро, – шепчу я в самое ухо своей коматозной копии. Человек с моим лицом лежит на дурацких простынях в мелкий цветочек, привязанный трубками к приборам выживания, – если ты сейчас проснешься сам, то мы с тобой наставим всем им нос, сделаем козью морду и пошлем всех на… и я даже согласен поменяться с тобой местами. Вот давай ты возьми себе мой образ жизни, а я свалю в твой Ромашевск. И что нам тогда конец света?! Мир рухнет или нам текилы вмазать?! Ну!…

Датчик сердечной активности Петрова даже не дернулся лишний раз в ответ на мое предложение.

– Вот не сволочь ли ты после этого?! – мой крик души прозвучал как-то слишком двусмысленно. Я сам-то понимаю, к кому обращаюсь? Кто здесь сволочь и после чего? Кто он мне, этот молодой мужчина на больничной койке? Зачем я вообще вытащил его из той кучи обломков?! Он – мой крест, который я так не хотел брать.

Да, похоже, это будет короткая история. Совсем короткая, не такая как предыдущие. Только то, что касается лично меня. И чего я лично касался. И это хорошо – кому интересны чужие долгие истории в такую невероятную жару!

Сегодня жара ломилась в окна города с самого утра. Она рвалась во все щели его, во все углубления зданий – всюду, куда мог пройти воздух, даже если не проникал свет.

Солнце простреливало своими лучами каждый сантиметр пространства, держа город на мушке, как снайпер. А жар заливал улицы по самые крыши горячим воздухом, густым и тягучим, похожим на кисель. В этом липком вареве лениво двигались люди, машины. А внутри зданий кондиционеры – неуклюжие ящики дикой наружности – исправно нагоняли дистиллированную безвкусную прохладу внутрь комнат, помечая конденсатом прохожих, как голуби – памятники. Искусственный воздух искусственной температуры для тех, кто не живет, а спит. Хотя, если постараться, можно и в диком зное найти некую прелесть. Например: на ходу от жары не заснешь…

Я люблю жару. Или правильнее уже говорить «Любил»? Лежать бы сейчас где-то на берегу, у воды, раздавленным горячим грузом из воздуха и солнца. Чтоб каждая клеточка тела им пропитывалась, словно наливалась соком. А потом ловить завистливые взгляды офисного планктона, мол, сумел же где-то так загореть за выходные. Не иначе как в Турцию смотался или из соляриев не вылазил, пижон. А загар-то московский, из Серебрянного бора.

Но вместо этого я нахожусь в компании почти трупа и под надзором самого нежеланного гостя в мире живых. Не любят люди умирать. Если же заглянет к ним вот такое чучело в саване, жить захочется еще сильнее. Как же я понимаю эту человеческую любовь к жизни во всех ее мелочах!

– Да. Ты любишь жару. А еще ты любишь мороз и солнце, дождь и ветер, снег, смог и грозу в начале мая, – примерно так сказала бы моя бывшая подружка. Она выгнула бы губки в тонкой усмешке, и произнесла бы свои колючие слова, невинно хлопая глазками. Здесь, на земле, у нее были длинные черные ресницы и стрижка каре. – Я не знаю ни одной погоды, которую бы ты не любил. Ах, да! У природы ж нет плохой погоды…

И она как обычно была бы права. Где она сейчас? Если пренебречь правилами, которым мы следуем, даже сбежав с небес, то можно найти мою подружку по земному пребыванию в два счета. Даже в один. На это не нужно много сил. Я смог это бы, даже со своими обрубками крыльев: взмахнуть ими, как при полете, и шагнуть к ней прямо из стены ее комнаты, где бы та не находилась. Сказать: "Привет, недотрога. Скучала по нашим спорам?" Но это было бы слишком нагло, слишком просто да и привлекло бы внимание небесной инспекции. Гораздо приятнее сесть на поезд, лучше даже, что б это был старый купейный вагон из состава дальнего следования. Чтоб без кондиционера и с рассохшимися окнами. И трястись до нужной станции как минимум сутки. Чтоб пошатывало, когда выходишь на полустанках прикупить сигарет и пива. Или когда выходишь затоварится зардевшимися от кипятка раками к пиву у шустрых вокзальных старушек, а они глядя на твою нетвердую походку, поджимают губы и громко думают хором: "Во нажрался!" Чтоб потрепаться со случайными попутчиками, приударить за попутчицами. Не выспаться и с красными от усталость глазами выйти на станции с ничего не говорящем тебе названием: "Васильково" какое-нибудь или "Ромашевск". Пройтись по серенькому перрону, спровоцировав плохо скрываемый интерес и почти нескрываемое осуждение из-за столичного лоска в одежде. А потом, всё же разыскать свою подружку, вытащить ее в какое-нибудь местное пафосное заведение, нахохотаться и разругаться с ней всласть до следующего Рождества. И уехать. Каждый из нас уже выбрал, как жить и что делать. И она не оставила мне ни нового имени, ни земного адреса. Надо же, как точно, как по-человечески у нее это получилось. Как у настоящей бывшей подруги. И всё чаще я гоню прочь от себя мысли о своей пропавшей недотроге: уж больно они похожи на влюбленность, не свойственную нашей с ней материи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.