Борис Сударов: человек, прошедший через эпицентр атомного взрыва… Встречи на берегу: диалог-путешествие

А когда Всесоюзное радио с Пятницкой улицы переехало в Останкино (после Олимпиады в 1980 году), он ездил на работу на электричке с платформы Левобережная, которая находится в нашем лесу.

– 15 минут – и я уже был в Останкино!

– Так до электрички ещё надо дотопать.

– 15 минут.

Ну да, подумала я, с его скоростью ходьбы это вполне возможно.

Сударов сказал, что когда-то у него была машина, но на работу на машине он ездил редко. Последнюю свою машину, «Волгу», он продал уже давно, в начале девяностых. А гараж сдаёт.

Напротив его дома, через дорогу, – 158 школа.

– Здесь учился мой сын Антон, – говорю я. – Наверное, и ваш сын Володя тоже? Только пораньше, если ему 45 лет сейчас, а моему Антону сорок.

– Нет. Володя учился в Пушкино.

– В Пушкино? – удивилась я. – А почему в Пушкино?

– Так сложилось… – уклончиво ответил он.

Я подумала, что, может быть, его сын учился в лесной школе – раньше были лесные школы, вроде санаториев: дети там лечились и учились. Если Сударов в одиночку растил сына, то так ему было за сына спокойнее. Или, может быть, Володя жил в семье его сестры Евы, которая жила в Пушкино? Всё-таки мальчику нужна была женская забота, ведь он, Сударов, был весь в работе. Говорит, что порой засиживался на работе до полуночи.

Он опять проводил меня до моего дома. Вернул с благодарностью палантин. Сказал, что я его спасла от холода. И поцеловал при прощании руку.

А потом я позвонила ему, чтобы удостовериться, что он уже дома.

30 июля, встреча пятая

Десятый день знакомства.

Встретились опять случайно, на перекрёстке, у светофора. Я уже возвращалась с бухты, сожалея, что не обнаружила его на берегу, потому что принесла ему распечатки того, что о нём написано в Интернете, фотографии из «Семейного альбома» и распечатку его статьи «Радиотеатр для детей».

Идя с бухты и стоя у светофора, увидела его, идущего на бухту. Как всегда – легко и стремительно. И как он так ходит? Как ему удаётся такая походка?

Села на заборчик, прямо напротив светофора, жду. Он перешёл дорогу и – идёт себе мимо. Поразительно: он не заметил меня! Я вот тут сижу, как воробей, на заборе, в ожидании его, а он себе несётся мимо. Как всегда – погружённый в свои мысли…

– Борис Иванович! – окликнула его.

Услышал. Оглянулся. Увидел. Обрадовался. Спросил удивлённо:

– А что вы тут делаете?

– Вот, сижу на заборе, вас поджидаю, а вы проноситесь мимо!

– «А вы прошли с улыбкой мимо И не заметили меня!» – со смехом процитировал он. – Так идёмте на берег! Или вы уже оттуда?

– Была оттуда, а теперь – опять туда. Я вам кое-что принесла интересное. Хорошо, что встретились, а то было бы досадно уносить обратно.

– А что это?

– А вот идёмте, сядем на лавочку, и я вам покажу.

Дошли до ближайшей лавочки. И я вытащила из сумки папку с распечатками. Он смотрел и страшно удивлялся. Много фотографий. О существовании некоторых он уже забыл – о том, что они у него были.

– Вы что, отдали оригиналы фотографий, а себе не скопировали?

– Видимо, так. Честно говоря, я уже не помню, как дело было.

– Здесь отличные комментарии к фотографиям. Вся ваша жизнь кратко изложена в этих комментариях. Это вы их делали?

– А кто же ещё?

– Ваша мама с сестрой – такие интересные барышни… А кто по профессии ваша мама?

– Она была домохозяйка. Занималась семьёй, растила детей.

– А кем был ваш отец?

– Кондитером. Работал на кондитерской фабрике технологом.

– Наверное, любите конфеты?

– Конфеты – нет. Я с детства люблю мороженое.

– А ваш отец воевал?

– Нет, по возрасту уже не подлежал призыву. Воевал старший брат, Володя. И погиб осенью 41-го, у города Калинина.

– Который теперь Тверь?

– Который теперь Тверь. Пришло сообщение о Володиной гибели. Но где его могила, никто не знает…

– А вы сына своего назвали в честь брата?

– Сына?.. – задумался он.

– Ну да, сына Володю назвали в честь своего погибшего брата?

– Мы как-то не думали об этом… – сказал он отрешённо.– Так вышло…

(Странно, подумала я. Ведь это так очевидно и логично).

И мы прошлись, пробежались с ним по страницам его жизни… Вот он 12-летний, это ещё до войны – 1939 год. Вот учащийся артиллерийского училища – 1946 год. Вот он на службе в Германии – 1948 год. Одна фотография просто сногсшибательная – та, где он в шляпе!

– Вы такую шляпу носили? Вам идёт! Вы тут как американский киноактёр!

– Да это не моя шляпа вовсе! Мне в фото-студии фотограф свою дал! И костюм тоже. Я пришёл фотографироваться в военной форме, а фотограф предложил сделать такое фото.

– Надо же… И не скажешь, что с чужого плеча и с чужой головы. Смотритесь в этом образе очень органично.

А вот Сударов – студент Педагогического института им. Ленина – участник Международного Фестиваля молодёжи и студентов, который проходил в Москве в 1957 году.

– Я был прикреплён к немецкой делегации – был везде с ней, как переводчик. Из Германии вернулся с неплохим разговорным немецким.

Вот он с группой студентов МГПИ в Тбилиси.

– Ездили по обмену. Мы к ним, они – к нам. Интересная была поездка.

Вот он с девушкой. Он весёлый, она – грустная, смотрит задумчиво в пол-оборота на того, кто снимает… Очень милая, даже красивая, зовут, судя по подписи, Инна. Сударов никак не прокомментировал это фото, но и без комментариев было всё понятно. Странно, что у них не сложилось. Было видно, что они влюблены друг в друга. 1959 год.

А вот он – начальник пионерского лагеря от Гостелерадио, в Софрино. Отличная фотография! Сударов на ней хохочет, у глаз – весёлые морщинки, и он на этом фото почему-то очень похож на писателя Василия Шукшина.

– Вы здесь на Шукшина похожи.

– Да, мне говорили об этом.

Вот несколько фотографий, где он с Юрием Левитаном.

– А Левитан был такой высокий?

– Это я не очень высокий, – смеётся Сударов. – А Левитан нормального высокого роста, но не так, чтобы очень.

– Борис Иванович, вам бы написать о людях, с которыми вы общались на радио.

– Так о многих я уже написал.

– Правда? А прочесть можно?

– Да я не знаю, где эти журналы…

– Так это уже и напечатано было?

– Да, всё, что было написано, было напечатано.

– А в каких журналах?

– В нашем журнале – «Радио и телевиденье».

– Вот оно что! Хотелось бы почитать. Вообще, Борис Иванович, книгу надо делать.

– Да кому это надо?.. – сказал он.

– Прежде всего, это надо вам. Даже если вы этого и не чувствуете пока. Когда мы с мужем после его инсульта стали записывать его воспоминания, он даже не подозревал, насколько эта работа станет для него важной. Вспомнить всю жизнь, перелистать все её важные страницы…

– А я сам и так всё помню. Зачем записывать? Хотя много раз думал о мемуарах. Но как-то не выбрался написать. Не думаю, что кому-то это может быть интересно…

– Мне! Мне это интересно.

– Вам?.. – с сомнением спросил он.

– Да, мне. Мне очень интересны люди. Я убеждена: каждая, абсолютно каждая человеческая жизнь уникальна. Каждый человеческий опыт драгоценен. Мой муж такого же мнения. У него есть книга, которая так и называется «Написать свою книгу». Виктор одержим этой идеей, что каждый человек должен написать свою книгу. Оставить людям своё свидетельство о жизни.

– Вы думаете?..

– Я уверена в этом. И мы с вами можем написать очень интересную книгу. Если не можете раскачаться один, то сделаем это вместе. Не зря же я свалилась вам на голову?

– Наверное, не зря… – сказал он, не зная, то ли радоваться, то ли пугаться моего напора.

* * *

Сегодня, на берегу, я рассказала ему, почему так люблю песок. Мы шли по пляжу, любуясь закатом, и я шла по песку босиком, а он удивлялся, что я иду по песку босиком. Я сказала, что очень люблю песок, что для меня это просто блаженство – идти по песку, лежать на песке…

– Лежать на песке?.. – изумился Сударов. – Вы любите лежать на песке? Надеюсь, хотя бы на коврике?

– Нет, просто на песке.

– А откуда такая любовь к песку? Я лично больше люблю траву, – сказал он.

– Песок для меня – это время, вечность… А началось всё с песочницы в Оренбурге, где я познакомилась с мальчиком Мишей Бочкарёвым и подружилась с ним.

– Да, я прочёл в вашей книге, что вы жили в детстве в Оренбурге.

– Совсем недолго. Но это были очень значимые годы в моей жизни. Четыре года в детстве – это очень большое на самом деле время. У меня есть книга про Оренбург, отдельная книга, там всё подробно, и про ту песочницу, и про песочные часы… Я вам подарю.

– Спасибо. Очень интересно. А я ведь тоже жил в детстве в Оренбурге.

– Вы? В Оренбурге?

– Ну, не совеем в Оренбурге – рядом. Но в Оренбурге бывал. Тогда он назывался Чкалов.

– Да, Чкалов. Но когда мы приехали туда, Чкалову вернули его историческое название – Оренбург. А вы когда там жили?

– В эвакуации, во время войны.

– Вы там были один?

– Нет, с родителями и сестрой Евой. Мы приехали из Белоруссии. А старшая сестра Рита с мужем и дочкой была в эвакуации в Саратове. Они эвакуировались из Москвы с Шарикоподшипниковым заводом, на нём работал Илья, муж Риты.

– Выходит, вы все были накануне войны в Белоруссии? Вы, сестра и родители?

– Да. В городе Мстиславле.

– У вас там жили родственники?

– Да, мамина младшая сестра, с семьёй. Тётя Женя.

– И, наверное, дедушка с бабушкой?

– Нет, они уже к тому времени умерли. Дед ещё до моего рождения, а бабушка года за три до войны.

– Вы говорите: Мстиславль? Я даже не слышала о таком городе.

– Старинный русский город, очень красивый.

– А как вы стали сыном полка? В Интернете написано, что вы были сыном полка.

– Меня действительно так называли. Но это было совсем недолго. Я ушёл с частями Красной армии, когда наши отступали. Я с детства мечтал быть военным. И где-то недели две шёл с ними. Ну, вот тогда меня так и называли – сыном полка. Мальчишка ведь был ещё, 14 лет. А потом, после одной уж очень сильной бомбёжки, меня отправили обратно.

– В Мстиславль?

– Да, в Мстиславль.

– И как вы добирались?

– Ну, как? Пешком… Вернулся в Мстиславль, а там уже все готовятся к эвакуации… Родители, сестра Ева… Нас эвакуировали в Чкалов.

– Хорошо, что успели. А мои родные оказались на оккупированной территории.

– Это где?

– На Украине. Город Новомосковск Днепропетровской области. Отца маминого на фронт не взяли по возрасту, ему было уже 45. А старшая мамина сестра Мария, ей было 19 лет, ушла на фронт. Была на Курской дуге, участвовала в Сталинградской битве, освобождала Беларусь, была много раз ранена.

– Но осталась жива?

– Да, она осталась жива.

– А ваши родные на Украине?

– Моя мама и её родители стали подпольщиками. Дед, Андрей Иванович Панченко, был одним из организаторов подпольной организации в Новомосковске. Вообще, настоящее отчество деда – Казимирович, дед был поляком. Но ещё до войны, когда начались гонения на «инородцев», он отчество сменил. Всё равно не помогло! За своё отчество, за свою неправильную национальность и за то, что до революции был царским офицером (а каким он ещё мог быть до революции?), за всё за это дед перед войной отсидел в лагере. Здесь, неподалёку, у города Дмитрова рыл канал…

– Кошмар!..

– Кошмар. Вернулся из лагерей – а тут война. Как говорится: из огня да в полымя. На фронт не взяли из-за возраста. Стал подпольщиком. Бабушка тоже. Но она ещё не бабушка была, ей было 40 лет всего. А мама моя, ваша одногодка, ей 14 лет исполнилось осенью, когда уже шла война, – мама стала связной между подпольщиками и партизанами. Партизаны находились в густых лесах за рекой Самарой. И мама – девочка ещё! – ходила с донесениями и с документами в этот лес. В одну сторону – 35 км. И обратно столько же. А в ноябре 41-го года деда моего схватили и расстреляли. На глазах у 14-летней дочери – моей будущей мамы…

– Кошмар… А почему вы не написали об этом в своей книге про Украину?

– Я написала.

– Но я почему-то не заметил этого эпизода… А это очень важно – то, о чём вы сейчас рассказываете.

– Может, вы ещё не дочитали? Вы где сейчас? В каком месте?

– Я уже в середине книги.

– А про войну написано ближе к началу. Как же вы могли не заметить? Вы разве не подряд читаете?

– Подряд. Я ничего не пропускаю. Надо будет вернуться и перечитать начало.

– Да, пожалуйста, перечитайте. А то вам дальше будет многое не понятно.

– Обязательно перечитаю.

Провожания

И он опять идёт провожать меня…

Было уже 10 часов вечера, темно, и я волновалась: как он будет возвращаться, ведь улицы не очень хорошо освещены, а дорожка через скверик к его дому так и вовсе темна. Но Борис Иванович сказал, что знает тут всё наизусть.

Мы стояли у моего дома, который он называет замком. Свет и тени перемешались в причудливую гамму, конец июля, сегодня бы тёплый вечер – как в Крыму…

* * *

Потом я позвонила ему – узнать, как он дошёл до дома. Но у него долго было занято… Можно было и не дозваниваться – ясно, что дошёл. Но я всё же дозвонилась потом. И он со смехом сказал, что это Володя держал его на телефоне – делал втык за то, что он, Сударов, так долго бродит где-то.

– Так ещё ведь не очень поздно… Да, темно, но не поздно.

– Они мне звонят каждый вечер, в девять часов – Володя или Виталик. В девять вечера я должен быть дома.

– А если вы задержитесь где-то? Это же трудно: быть, как штык, в девять вечера дома.

– Ну, тогда у них начинается паника… И они мне устраивают выволочку. Вот, полчаса отчитывал!

– Хорошо, что вы мне сказали. Тогда мы будем уходить с берега в пол-девятого. Чтобы вы не опаздывали к контрольному звонку. Хотя лучше, мне кажется, если вы передоговоритесь с ними на десять вечера. Всё-таки девять часов – это совсем уж детское время. Вы пришли сегодня на берег в восемь вечера. И что? – тут же бежать обратно?..

– Посмотрим, посмотрим… – сказал он уклончиво. И я поняла, что заведённые в их семье правила не так-то легко корректировать. Но, с другой стороны, я искренне порадовалась, что сын и племянник так волнуются о нём.

День за днём

На следующий день, вечером позвонила ему.

– Борис Иванович, вы гуляли сегодня?

– Нет, провозился дома… Хотя надо было, конечно, выйти. Хорошая погода. А вы были на берегу?

– Я тоже провозилась дома… Накопилась куча дел.

– Вот и у меня тоже.

Я подумала, что сама порой целый день верчусь без остановки и не успеваю переделать все домашние дела. Но я – женщина, и я намного моложе его. А как он-то справляется со всем этим? Не представляю…

– А журналы поискали с вашими публикациями?

(Наивная, я подумала, что он провозился в поисках своих публикаций).

– Нет, руки пока не дошли.

– Жаль.

– Да я, наверное, и не сохранил их.

– Вот уж не поверю. В советские времена не так уж много у нас их было – публикаций, и мы всё хранили. Но если бы вы меня попросили найти мои публикации, я бы тоже нашла не сразу. С годами такие наслоения книг и бумаг произошли… Приходится производить настоящие раскопки!

– Вот и мне тоже.

– Но вы обещаете мне, что поищите?

– Обещаю поискать, но не обещаю найти, – смеётся он.

* * *

31 июля я, наконец, первый раз искупалась. Сударова на берегу не было. Звонить ему и звать его на берег постеснялась.

Но вечером всё же позвонила и сообщила, что купалась, и что вода тёплая. Он сказал, что ему тоже пора открывать купальный сезон, что в прежние годы он это делал с началом лета.

Я пригласила его на спектакль по новеллам Леонида Енгибарова. 3 августа Екатерина Виноградова и Мария Глянц, две молодые талантливые актрисы, выпускницы ГИТИСа, играют свой удивительный спектакль в Культурном центре «Новый Акрополь». Я им и насоветовала это место.

– В этом спектакле так много нежности и грусти, озорства, иронии, философии… Две молоденькие девушки играют душу Великого Клоуна. Удивительно!

– А вы что, уже видели этот спектакль? Откуда вы знаете?

– Да, уже смотрела три раза. Иду в четвёртый.

– А зачем? – не понял он.

– Это как разговор с любимым человеком…

– Ну, вы же видели уже три раза.

– С любимым человеком хочется общаться каждый день.

– А, понятно…

И он согласился сходить со мной. Ура!

Глава 2. Приключение на берегу

1 августа. Разворот сюжета, которого никто не ждал

Вернулся из Астрахани сын Антон. Зашёл ко мне на 13-й этаж, попили вместе чаю, пообщались, он рассказал о своём лекционном турне по южному региону России. Сказал, что у него дома, только он появился в Москве, тут же завелись друзья. А кого-то он прихватил с собой из Таганрога. Потом сын ушёл по своим делам.

Я работала – вводила в компьютер дневники поездок на Украину. После обеда решила сходить на бухту, искупаться.

Было жарко, на берегу полно народу, как на крымском побережье. Вода волшебная! Долго плавала, доплыла до полянки цветущих жёлтых кувшинок в середине бухты…

Вспомнила рассказ Ксюшиной крёстной, Светланы Завадовской, про Париж и кувшинки. Как-то раз, вернувшись из Парижа, она рассказала, что в центре Парижа, в одном скверике есть маленький пруд, где летом расцветают жёлтые кувшинки. И к этому скверику выстраивается длинная-предлинная очередь – желающих посмотреть на эти кувшинки. И они с мужем тоже ходили смотреть на кувшинки. «Светлана, – сказали мы, – так у нас на бухте цветут кувшинки!» И привели её на бухту, и она увидела эту красоту (без всякой очереди!) и была потрясена. Кстати, кувшинки цветут только в чистой воде. А ещё в воде носятся мириады рыбок… Так что с экологией на нашей бухте всё в порядке.

* * *

На обратном пути с бухты, на аллее, встретила идущих на бухту Антона и его друзей – паренька и двух девушек. «О, а вот и моя мама!» – радостно и удивлённо сказал Антон. Было очень жарко, и его друзья жаждали поскорее окунуться в спасительные воды нашего водоёма. Они пошли дальше, на пляж, а я решила позвонить Сударову – и позвать его на бухту – купаться. Он же огорчается, что этим летом ещё не купался. Заодно познакомлю его с Антоном. А то когда ещё будет такой случай? Увидит хотя бы одного члена моей семьи. Звоню…

– Борис Иванович, поздравляю с 1 августа! Пора открывать купальный сезон. Куда уж откладывать?

– А вы купались?

– Да. Два раза. Вчера и сегодня. А вы торчите дома в такую чудесную погоду.

– А я торчу дома… И это неправильно.

– Ну, так приходите! Тут и Антон с друзьями. Сегодня приехал, всего на два дня. Познакомлю вас.

– О, Антон? Хорошо, приду. Сейчас соберусь – и приду.

– Ну, я жду вас.

* * *

Ждала я его долго. Сидела в беседке, записывала по памяти наши с ним разговоры всякие, чтобы не забыть. О том, что это может быть книга, даже не думала тогда. Так, всякие мысли… Антон, когда прочёл моё эссе о Сударове десять дней назад, написал мне: «Наверное, у мамы намечается новая книга?» Но я не думала, что будет книга. О чём книга? Ну, встречаются иногда два человека на берегу, говорят о разном. Потом один человек закутывает в куртку или в плед другого, и этот другой провожает первого до дома. Сюжет слишком простой для книги.

Потом я качалась на качелях на детской площадке и всё ждала его. А он всё не шёл и не шёл. Я даже не знала, что думать. Я ведь первый раз сегодня позвонила ему, чтобы позвать на берег, и он не шёл. Мог бы и перезвонить, если передумал… Или сразу бы отказался, если не хотел идти, или не мог, был занят. Я прямо шею уже свернула, глядя минут сорок в ту сторону, откуда он должен был появиться… А я думала, что офицер (хоть и в отставке) – быстрый на сборы. Ходит-то он стремительно.

Ну, наконец-то! Идёт. В какой-то прикольной белой кепочке. Такое впечатление, что ещё из пионерского прошлого. Ну, ладно. Хотя смешно.

– Наконец-то, Борис Иванович! Я уже шею себе свернула, высматри-вая вас. А вы, оказывается, изрядный копуша!

– Да, что-то закопался, вы правы. Искал резиновую шапочку для плаванья, но так и не нашёл…

* * *

Спускаемся с горы на берег. И вижу, что на гору подымаются Антон и его друзья.

– Вот, Антон уже идёт обратно, – с сожалением сказала я. – А я думала, что поплаваем вместе… И вы покажете молодёжи высший плавательный класс!

Антон увидел нас. Смотрит с удивлением. Наверное, он не ожидал, что Сударов такого не очень высокого роста.

– Познакомьтесь, – говорю. – Это мой сын Антон. Путешественник. Антоша, а это – Борис Иванович Сударов, о котором ты читал на моих страницах.

Они поздоровались за руку. Антон – с вежливым полупоклоном. Смотрели с интересом друг на друга: Антон сверху вниз, Сударов – снизу вверх. Антон сантиметров на двадцать выше Сударова.

– Антоша, уже уходите? – с сожалением сказала я.

– Да, искупались, уходим.

– А ещё раз не хотите? Вместе с нами?

– Ой, мама, уже домой пора – дела всякие…

– Ну, ладно. Хорошо, что встретились.

Раскланялись. И – разошлись.

– Какой красивый у вас сын! – сказал Борис Иванович. – Очень интересный молодой человек. Такая значительная внешность… Сколько лет ему?

– Сорок.

– Но выглядит значительно моложе. Хотя и с бородой, но всё равно выглядит молодо.

* * *

Я постелила на берегу, на травке, недалеко от воды коврик. Это Сударов попросил, чтобы на травке, а не на песке.

– Вот, Борис Иванович, садитесь, скидывайте свои башмаки и прочее.

А сама быстро сбегала в раздевалку и через минуту уже плыла к хороводу кувшинок…

Поплавала там, полюбовалась на красоту, плыву обратно и вижу: стоит Сударов у коврика на травке, в своей пионерской кепочке, и смотрит озадаченно куда-то вниз… Вышла на берег, подошла к нему:

– Борис Иванович, у вас какие-то проблемы?

И смотрю туда, куда смотрит он. И вижу, что он стоит в луже крови! Мне стало как-то нехорошо… Башмаки-то он снять успел. И левая ступня вся в крови. Ноготь на большом пальце вырван с мясом и висит на честном слове.

– Кошмар!.. Борис Иванович, как это с вами случилось?!

– Зацепился о камень, упал – и вот…

– Стойте здесь. Я сейчас приведу врача.

И побежала в медицинский пункт, который на другом конце пляжа…

Бежим с доктором обратно – к Сударову, а он – уже сам идёт-прыгает к нам навстречу. Доктор увела его в свою медицинскую будку, а я побежала к нашему коврику. Стремительно переоделась, собрала все наши шмотки и побежала к будке. Через какое-то время доктор вывела Сударова с забинтованной ногой и строго сказала:

– Немедленно в травмопункт! Нужна операция по удалению ногтя. Я только обработала рану и перевязала, ничем больше помочь не могу.

Мы сели на лавочку, я помогла ему обуться, ему было явно больно, он чертыхался и ругал себя. А я лихорадочно соображала: как нам попасть в травмопункт? До него нет прямого пути. Надо ехать на трёх транспортах, с пересадками. Кошмар!..

– Борис Иванович, у вас есть с собой проездной?

– Нет. Зачем он мне на пляже?

– И у меня по той же причине проездного нет.

– Но у меня есть деньги, можем доехать на такси, – сказал он.

– Сколько у вас?

Сударов вытащил из кармана бумажку в «50 рублей».

– Борис Иванович, вы шутите, что ли?

– Почему шучу? Я думаю, нам с вами хватит туда-обратно.

– Борис Иванович, извините, но вы живёте в прошлой эпохе…

– Да хватит нам!

И я поняла, что за годы вернувшегося в Россию капитализма Сударов на такси ещё никуда не ездил.

– Борис Иванович, 50 рублей – это только на одну поездку одному человеку – в метро или на автобусе.

Он стал опять ругать себя.

А я набрала номер сестры Мариши, которая уже знала о существовании Сударова: я ей рассказывала, и она читала о нём на моей странице в Фейсбуке.

– Мариша, с Сударовым приключилась история, нам нужно срочно в травмопункт. Мы на бухте. А денег на такси у нас нет. У тебя есть деньги?

– Прости, но ни копейки.

– Понятно. Ладно. Буду соображать дальше.

Я набрала номер Антона.

– Антоша, ты где?

– Идём с ребятами в магазин за мороженым.

– А у тебя есть деньги?

– Странный вопрос. Поскольку я иду в магазин, то деньги у меня есть.

– Антоша, с Борисом Ивановичем произошла неприятность, его надо срочно везти в травмопункт, а у меня с собой ни проездного, ни денег. Ты можешь мне подкинуть денег?

– А где вы сейчас?

– На пляже, у будки медицинской помощи.

– Хорошо, я иду к вам. Через 10 минут буду.

* * *

Антон пришёл очень быстро, и мы стали обсуждать: как лучше поступить – ползти потихоньку до ближайшей улицы, где можно отловить такси? Или пригнать такси на пляж? И тут к нам подошёл молодой человек южной наружности, приветливый и учтивый, и сказал: