Грани Лунного камня. Серия «Тайны великих детективов»

Писатель отказывается от очевидного объяснения картины «Размышление о монастыре» и предлагает неожиданную интерпретацию: монастырь оказывается форпостом феминизма, а женщина – не смиренной монашкой, отказавшейся от своей воли, а сильной личностью, способной без помощи мужчины решать свою судьбу. Подобное видение «женской судьбы» было далеко от того, которое предлагала викторианская эпоха.

Между тем у Коллинза заканчивался пятилетний срок обучения в адвокатской коллегии. Уилки предстояло сделать нелегкий выбор между обеспеченной карьерой адвоката и нестабильной судьбой литератора. И хотя к тому моменту Коллинз приобрел известность как автор нескольких романов, а Диккенс хвалил его за публицистические статьи и художественные рассказы, сочинительство не приносило тех денег, которые могли бы обеспечить будущее. Уилки жил на небольшие средства, выплачиваемые ему из отцовского наследства – безбедное, но весьма скромное существование.

Чарли, подобно брату, ненавидел смиренное христианство, которое исповедовал их родитель. Но, в отличие от Уилки, он не выступал против ее институционной части, предпочитал «критику на кухне». Старший сын в письмах к матери делился своим беспокойством относительно «строгого самоотречения Чарли в вопросах поста и соблюдением дисциплины согласно церковному календарю… тогда как он все еще пытается сбросить остатки убеждений, доставшихся ему от отца». Эта неуверенность в религиозных вопросах и двойственность взглядов отразилась в творчестве Чарльза. На картине «Размышления о монастыре», представленной на скандальной выставке, автор изобразил молодую монахиню в саду с необыкновенно изысканными и фантастически гипертрофированными цветами. Монахиня была написана в традиции прерафаэлитов, а Чарли мечтал стать одним из членов этого братства поэтов и художников.

Чарльз Олстон Коллинз на ступеньках дома Диккенсов

Нельзя сказать, что нам сегодня хорошо понятны взгляды на христианство и религию в целом самого Уилки Коллинза, который в своих сочинениях удивительно мало говорил об этом, явно недостаточно, чтобы можно было сделать однозначный вывод. Вместе с тем, ряд биографических и литературных исследований не позволяют заявить, что писатель не был агностиком9. Да, он не верил в загробную жизнь, крайне редко посещал церковь и вел образ жизни, который не одобряли христиане, но при этом в «Лунном камне» мы постоянно встречаем краткие оценки состояния религии в Англии, а в более позднем романе «Опавшие листья» содержится следующий пассаж:

«Мы находим наше христианство в духе Нового Завета, а не в букве. <…> Почитать Бога и любить своего ближнего как самого себя: если бы у нас были только эти две заповеди, чтобы руководить нами, этого должно быть достаточно. Весь сборник учений (как их называют) мы отвергаем сразу, даже не останавливаясь, чтобы обсудить их. Мы применяем к ним критерий, предложенный самим Христом: по плодам их узнаете их. Плодами Доктрин в прошлом были испанская инквизиция, резня в ночь святого Варфоломея и Тридцатилетняя война, а в настоящее время плоды раздора, фанатизма и противостояния полезным реформам. Долой Доктрины! В интересах христианства покончим с ними! Мы должны любить своих врагов: мы должны прощать раны; мы должны помогать нуждающимся; мы должны быть сострадательными и вежливыми, не торопиться судить других, стыдиться себя. Это учение не ведет к пыткам, убийствам и войнам, зависти, ненависти и злобе…» Сегодня подобное воззвание напоминает образчик проповеди пастора. А вспомните, как Коллинз высмеивал доморощенных проповедников, идеологов христианства вроде Мисс Клэк.

Еще более откровенные признания относительно религии можно встретить в письмах беллетриста к его другу Эдварду Ф. С. Пиготту, который в 1851 году стал владельцем свободомыслящей газеты «Лидер». В посланиях, датированных февралем 1852 года, Уилки довольно пространно выражает согласие с позицией «Лидера» в вопросах литературы и политики, «и в целом социальных вопросах», но высказывает опасения относительно резких публикаций на религиозные темы. Писатель полагает, что в данном случае не может быть «равной свободы высказываний». Во втором письме он поясняет свою мысль, возражая против смешения светских и духовных практик, школ, институций и всего прочего. Как вы видите, взгляды Коллинза на религию были скорее запутанными, а представленные им «доктрины» находились где-то посредине между христианством и агностицизмом. Уилки с трудом формулировал свою позицию, а его личная жизнь никак не отвечала собственным религиозным взглядам. Очевидно, что Чарли был ведомым человеком, большая часть представлений которого оказалась заимствованной из религиозных доктрин отца – английского живописца-пейзажиста Уильяма Коллинза, хотя и подверглась некоторому переосмыслению под влиянием старшего брата.

Беспокойство за родных, невероятный энтузиазм после регулярных хвалебных отзывов Диккенса и желание во что бы то ни стало сделаться писателем явились причиной нервного срыва. Осенью 1851 года с Коллинзом случился первый приступ. Врачи озвучивали разные диагнозы: нервное истощение, болезнь от тревожных переживаний. В дальнейшем приступы повторялись все чаще и не только в связи с внутренним состоянием, но и с погодными условиями, нежеланием делать гимнастику или вообще какие-либо физические упражнения, но главным образом в связи с несдержанностью в вопросах питания. От этих приступов Уилки «лечился» весьма своеобразно, но вполне в духе времени.

А пока беллетрист проходил лечение и решал проблемы своих родственников, на Камминг стрит, проходившей рядом со строящейся железнодорожной станцией Кингс-Кросс, в семье Грейвсов родилась девочка Элизабет. Отец – Джордж Грейвс – отлично владел стенографией и работал в адвокатской конторе. Неизвестно, по наследству ли передалось дочери умение стенографировать, но позднее Элизабет станет самым преданным секретарем Коллинза, а еще – приемной дочерью родоначальника английского детектива.

Мать – Кэролайн Грейвс, бывшая гувернантка, которая предпочитала выполнять любую поденную работу, лишь бы не попасть на панель. Спустя годы Кэролайн назовут «первой женой» Уилки, а знакомство с ней он опишет в одном из своих самых знаменитых романов.

***

Трое взрослых мужчин неспешно шли прогулочным шагом с Ганновер террас на Гауэр стрит. Время было позднее, но улица хорошо освещалась светом луны. Внезапно из-за забора, окружавшего сад одного из домов, раздался отчаянный женский крик.

Мужчины стремительно рванулись к железной калитке, распахнули ее и, войдя внутрь, остановились, захваченные необычайным зрелищем. По дорожке от дома к калитке бежала женщина в белом платье, которое, благодаря лунному сиянию, казалось, само излучало волшебный свет. Фемина, не снижая скорости, пронеслась мимо трех обомлевших мужчин, окинув их мимолетным взглядом, и, вылетев в калитку, скрылась на улице.

Первым опомнился Уилки и, крикнув спутникам, что хочет помочь, так же стремительно выбежал через калитку на улицу.

Дома он появился только утром и, кипя от ярости, рассказал друзьям, что догнал женщину и проводил до дома. Прелестная незнакомка по пути поведала «спасителю» о злодее с виллы в Риджентс-парке, который на протяжении нескольких месяцев держал ее в плену и пытался подчинить своей воле с помощью спиритических сеансов, а вчера вечером угрожал убийством, после чего она сбежала.

Романтическую историю о необычайном происшествии, вдохновившем Уилки на создание одного из самых известных романов английской литературы, поведал своему сыну Джон Милле, художник-прерафаэлит и друг Чарльза Коллинза. Об этом мы знаем со слов сына Милле. Джон также утверждал, что был среди тех трех мужчин, кто видел появление незнакомки в белом платье. Третьим свидетелем оказался брат писателя – Чарли. Отчасти этот рассказ подтверждает жена художника, дочь Чарльза Диккенса, Кэти. От нее мы узнаем чуть больше информации, а именно, что прототипом «Женщины в белом» стала одна из будущих любовниц сочинителя – Кэролайн.

Сам Уилки нигде, кроме произведения, не упоминает об этой встрече. И вообще, Коллинз не принадлежал к числу людей, которые любят распространяться о тайнах своей личной жизни. Зато среди его многочисленных писем сохранился совсем другой намек на историю появления знаменитого романа, более приземленный и оттого, как мне кажется, более реалистичный:

Как-то я был в Париже, бродил с Чарльзом Диккенсом по улицам, <…> мы развлекались, заглядывая в магазины. Как-то мы набрели на старый книжный киоск размером с полмагазина. Здесь я нашел несколько обветшалых томов записей о французских преступлениях, своего рода французский Ньюгейтский календарь. Я повернулся к Чарльзу и сказал: «А вот вам и награда». Именно здесь, в этих обветшалых томах, я нашел несколько своих сюжетов, один из них стал «Женщиной в Белом».

Судя по тому, как разные люди слово в слово пересказывают историю возникновения «Женщины в белом», нетрудно догадаться, что автор «обкатывал» на своих друзьях этот сюжет, повествуя им за обедом о появлении прекрасной незнакомки в обрамлении лунного света. Также очевидно, что рассказы Коллинза были настолько увлекательными и захватывающими, что спустя годы многие верили, будто все поведанное им произошло на самом деле.

На первый взгляд в подобное развитие событий невозможно поверить, если не знать о судьбе литератора, его привычках, талантах и любви к рассказыванию историй. Многое в жизни самого Уилки кажется выдумками биографов, наделенных недюжинным воображением – начиная с детства и юности, первого сексуального опыта (о котором писатель так откровенно поведал своему другу Чарльзу Диккенсу), продолжая сообщениями о любовницах, внебрачных детях, сенсационных успехах романов и постоянной борьбе за гонорары с издателями. Да, поверить в это трудно – если не понять, какое место занимала в его жизни вдова из Глостершира и другие женщины.

Она родилась в конце 1829 года, и первые двадцать лет жизни ее звали Элизабет. Затем молодая особа решила сменить имя на более благородное – Кэролайн. Будущая миссис Грейвс всегда старательно скрывала год рождения, а если приходилось отвечать на этот вопрос, то называла 1834 год, чтобы казаться на пять лет моложе. Не менее тщательно женщина скрывала тайну своего происхождения. Кэролайн-Элизабет восторженно рассказывала, что ее отцом был джентльмен с очень аристократическим именем – Джон Кортни, а иногда она называла его капитаном (армейский чин).

На самом деле своим появлением на свет она обязана Джону Комптону, плотнику из Тоддингтона (небольшого пригородного поселка близ Котсуолдса, недалеко от Челтнэма, в Глостершире), который приехал из деревни Коум Хей (графство Сомерсет).

Эти легкомысленные попытки скрыть возраст и происхождение на самом деле скрывали более мрачную тайну, которую исследователи обнаружили лишь недавно, тщательно изучая архивы крещений в приходе Тоддингтона. Согласно записи от 8 ноября 1829 года, Элизабет Комптон, крещенная викарием Джоном Эдди, являлась внебрачной дочерью Сары Пулли из Гровелеса. Если судить по этой записи, Элизабет родилась за неделю до этой даты у женщины, которая даже не была повенчана с плотником Комптоном.

Согласно данным того же прихода, в мае 1832 года Сара произвела на свет еще одну девочку – Терезу. На этот раз графа «Родители» оказалась заполненной и новорожденная признавалась дочерью Джона и Сары Комптонов. Но все попытки найти запись о заключении брака между Джоном и Сарой, что в этом приходе, что в каком-либо другом, пока не дали результатов. Возможно, имелись причины скрывать официальную церемонию венчания, либо же она была неофициальной. Согласно все той же церковной книге, у Комптонов после Терезы родилось еще четыре мальчика.

Когда Элизабет или Кэролайн, как я буду ее называть в дальнейшем, исполнилось десять лет, Джон Комптон вернулся в родную деревню Коум Хей, вероятно, в поисках более высокооплачиваемой работы.

Сара с детьми осталась в отчем доме. Очевидно, родители рассчитывали, что смогут устроить подросшую Кэролайн-Элизабет прислугой в роскошное имение Хэнбери Трейси, разбогатевшее благодаря резко выросшему спросу на продукцию металлургического завода.

В середине 40-х годов Сара с детьми перебирается жить к мужу в Коум Хей, а в последние года десятилетия Кэролайн отправляется на поиски работы в Бат – в то время процветающий город, но ей не очень везло с трудоустройством, поэтому приходилось перебиваться случайными заработками.

Зато женщине повезло в браке. 30 марта 1850 года она вышла замуж за Джорджа Роберта Грейвса, бухгалтера местной приходской церкви Св. Суизина, популярной сегодня, поскольку здесь, на церковном кладбище, похоронены родители и брат Джейн Остин.

Этот брак стал подспорьем для семейства Комптонов. Через год младшая сестра Кэролайн устроилась в качестве домашней прислуги в дом Генри Робертса, торговца шелком на Гэй стрит (где некогда жили Джейн Остин и подруга доктора Джонсона Хестер Трейл). А среди учеников школы можно встретить упоминание об Уильяме Комптоне, вероятнее всего, младшем брате Кэролайн, ведь свидетелем на свадьбе Грейвсов был директор школы.

Вскоре молодожены перебрались жить в Лондон. Джордж, владевший стенографией, работал клерком в офисе адвоката, а Кэролайн спустя девять месяцев после свадьбы родила девочку – Элизабет Хэрриет.

А еще через пару месяцев, согласно документам, к молодой семье приехала мать Джорджа – Энн Грейвс, по всей видимости, чтобы помочь в уходе за ребенком.

Неожиданно 30 января 1852 года в Бате от туберкулеза умирает Джордж. Кэролайн, скорее всего, в тот момент была в Лондоне, поскольку заявление о смерти мужа в полицию написала его мать. А в апреле того же года в Коум Хей в возрасте сорока трех лет скончалась Сара Комптон, мать Кэролайн, которая родила десятерых детей.

Необходимость кормить дочь, а также своих младших братьев и сестер, вынуждает Кэролайн вернуться после похорон в Лондон. Там она открывает магазин табачных изделий на Хертфорд стрит в районе, который позже получил название «Фицровия», излюбленном месте друзей Коллинза – художников и писателей, то есть богемы британской столицы.

Уилки описал этот район в статье, опубликованной в июне 1856 года в журнале Диккенса «Домашние слова», спустя два месяца после того, как переехал жить на близлежащую Хаулэнд стрит. Очевидно, жизнь в Лондоне изображена на контрасте с опытом жизни в Париже, где он восторженно описывал вид из окна, отсюда такой мрачный настрой: «Вижу лишь серые стены и серьезные лица сквозь дымку насыщенной атмосферы».

Не осушенные до конца заболоченные улицы отваживали потенциальных арендаторов, и биографы задаются закономерным вопросом: почему Коллинз с его подорванным здоровьем снял квартиру в столь грязном и нездоровом районе? В письмах Уилки лишь упоминает о близости квартиры к дому доктора, но, очевидно, привычно утаивает личные мотивы, поэтому истинную причину мы никогда не узнаем.

Исследователи высказывают туманное предположение, что пешеходный маршрут от квартиры Коллинза к дому его матери проходил мимо табачного магазинчика Кэролайн. Но никаких свидетельств об их знакомстве до появления истории о «женщине в белом» не сохранилось, популярный писатель умел хранить свои секреты. А история о том, как трое мужчин увидели женщину в белом платье, была опубликована лишь тогда, когда все очевидцы события скончались, поэтому ее трудно подтвердить или опровергнуть.

Очевидно, что Уилки нравилось оказывать помощь особе, страдающей не только душевно, но и физически. Возможно, также ему нравилась скрытность Кэролайн, а факт, что она была незаконнорожденной, добавлял пикантности в их отношения.

Нетрудно предположить, что после смерти мужа у Кэролайн началась другая жизнь – владелицы небольшой лавки. А судя по тому, что она согласилась на внебрачные отношения с Коллинзом, жизнь эта была невзрачная, полуголодная и бесперспективная. Контингент покупателей лавочки состоял из рабочих, плотников, продавщиц из ближайших магазинов и рынка, соседок, швей, но главным образом из проституток. Кэролайн, по примеру многих хозяек магазинов, жила в одной комнате, тогда как другая выполняла функцию торгового зала. Торговля едва ли могла прокормить молодую мать с ребенком – обстоятельства подталкивали ее к проституции.

В одном из рассказов, написанных в те годы, Коллинз повествует о швее, которая ожидает, словно манны небесной, «грязной работы, маленькой оплаты, грубых ругательств», – и дальше иронично заключает: зато бедной швее не нужно ждать «ни праздников, ни общественной поддержки, ни будущего».

Кэролайн Грейвс

Если судить по произведениям, сочинителя постоянно мучили сомнения в справедливости существующего между людьми разных сословий социального барьера. Так, в «Лунном камне» Розанна Спирман влюблена в Фрэнклина Блэка, человека, которому она не ровня. И это не сюжетный прием, а попытка с сочувствием нарисовать портрет женщины – заложницы сословных различий. Автор пытается вызвать сострадание у унаследовавших «незаслуженную роскошь», а также обращается к читателям, перед которыми стоял «непреодолимый социальный барьер». В романе даже слышатся революционные нотки, поскольку «недалек тот день, когда бедные восстанут против богатых». Антея Тродд указывает на произведения Коллинза как одного из свидетелей «кризиса середины девятнадцатого века между работодателем и слугой»10.

Факт благородства играл для Уилки Коллинза немаловажную роль. Писатель помог Кэролайн сберечь женскую честь, а еще выстроил для нее воображаемый мир без проблем и неравноправия, мир, куда можно было спрятаться от несправедливости окружающей реальности. А историю жизни и бедствий миссис Грейвс он использовал в качестве модели, рассказывая о своенравных, но обездоленных женщинах, регулярно встречающихся на страницах его романов.

Отношения Кэролайн и Уилки проследить очень сложно, поскольку между ними не сохранилось никакой переписки. А в письмах к родным Коллинз предпочитал умалчивать о своих внебрачных отношениях. Диккенс, озабоченный трудностями собственного брака, упоминает лишь о том, что его друг и коллега по перу представлял любовницу друзьям у себя дома, зато никогда не появлялся с ней на общественных мероприятиях. Только изредка знакомые видели их вместе в театре. Чуть больше о миссис Грейвс нам рассказывает дневник Фредерика Леманна, еще одного друга нашего героя. Он намекает на кокетливое заигрывание Кэролайн с Уилки, бесконечные разговоры о поисках мужчины, готового стать надежной опорой в жизни несчастной особы. Леманн пишет, что сожительница Коллинза появлялась пред гостями в «очень декольтированном белом платье»11, очевидно, пытаясь напомнить о знаменитом образе из романов Уилки, но, увы, до романтичного и загадочного образа «женщины в белом» ей было далеко.

Отсутствие переписки толкает исследователей на внимательное прочтение произведений Коллинза в попытках найти там свидетельства непростых отношений с Кэролайн. Предположительно, подобным свидетельством может служить рассказ «Миссис Бэджери», напечатанный в журнале «Домашние слова» в сентябре 1857 года. В рассказе идет речь о холостяке с «большим кругом знакомых», который хочет купить дом у некоей вдовы «миссис Б.». Но та слишком любит предаваться воспоминаниям о своем покойном муже, без конца рассказывая о нем в каждой из комнат дома. И хотя Кэролайн никогда не была владелицей загородной виллы, возможно, ее бесконечные причитания и воспоминания о покойном Джордже Грейвсе навеяли этот образ.

В романах Уилки Коллинза мы видим счастливый финал, где главная героиня решает свои проблемы, выходит замуж и как в сказке ожидает долгой и безоблачной жизни. Красной нитью через все его творчество проходит размышление о судьбах незамужних женщин Викторианской эпохи. В реальности писатель не желал решить ситуацию с Кэролайн так же, как описывал в своих произведениях, предпочитая свободный образ жизни. Несмотря на сочувствие одиноким феминам, Уилки не мог отказаться от холостяцких вечеринок, посещений любимого клуба «Гэррик» или поездок на природу в мужской компании. Его представление о браке склонялось к возвышенно-романтическим:

Свет его красоты не должен быть закрыт в четырех стенах, которые окружают родителей и семью, но должен вытекать в мир и светить бездетным и одиноким, потому что он имеет достаточно тепла, чтобы сохранить для себя, и потому что это может сделать их даже по-своему счастливыми.

Впрочем, подобные отношения не являлись чем-то необычным для викторианского общества или окружения Коллинза. Эмоциональный и сентиментальный Чарльз Диккенс спустя несколько лет сам был вынужден признаться и себе и своим друзьям, что без ума влюбился в дочь одной из актрис, участвовавшей в постановке его пьесы «Замерзшая глубина». Девушке едва исполнилось 18 лет, и Диккенс годился ей в отцы. Писатель долго изводил себя угрызениями совести, а когда наконец решился на роман с юной особой, взял с собой в романтическое путешествие единственного друга – Уилки, одобрявшего его сексуальную интрижку.

Другой друг Коллинза, Огастус Эгг, долгое время добивался руки Джорджины Хогарт. А когда получил окончательный и бесповоротный отказ, отправился в Алжир, где женился на низкорослой девочке из Ист-Энда, которую никогда не показывал в своем кругу. Подобно Уилки, он предпочитал держать свою женщину вне поля зрения общественности, но, в отличие от товарища, скрепил отношения узами брака.

Судя по нарочитой неопределенности относительно местонахождения Коллинза и отказам, рассылаемым им перед Рождеством 1858 года родным и знакомым, от которых он никогда прежде не отнекивался, можно сделать предположение, что эти семейные праздники беллетрист решил провести вместе с Кэролайн и ее дочерью Элизабет Хэрриет.

С февраля 1859 года Уилки открыто переехал из дома, снимаемого вместе с матерью, к Кэролайн, и поселился в здании с сомнительной репутацией ночлежки. Дело в том, что за полтора года до этого газета «Рейнолдс» опубликовала сенсационную новость, о которой пару дней гудел весь Лондон – «Лихая вдова и влюбленный полковник». В газете рассказывалось, что хозяйка дома 124 по улице Олбани обнаружила в квартире, сданной в аренду, не только съемщицу, но и отставного полковника д'Агилара и их незаконнорожденного ребенка. Все трое были незамедлительно выставлены вон. Когда же бывшая квартирантка попыталась через суд получить финансовую помощь от отставного полковника, последний заявил, что считал свою сожительницу проституткой.

В дом с подобной репутацией и въехал Коллинз с любовницей и приемной дочерью. Возможно, ему было не по карману снимать дорогую квартиру, ведь в финансовом плане он все еще сильно зависел от матери, распределявшей оставшиеся после смерти отца деньги, а может, просто хотел жить там, где не задавали бы лишних вопросов.

По сомнительному адресу Уилки и Кэролайн прожили недолго, спустя два месяца переехав в похожее заведение по адресу Нью Кэвендиш стрит. Здесь писатель впервые познакомил сожительницу с друзьями. Первым приглашение получил его давний друг – Чарльз Уорд, однако в последний момент у Коллинза изменились планы. Тем не менее он предложил провести вместе свободные пару часов, пообещав ему, что когда уедет, Кэролайн «составит тебе компанию и сделает грог – и ты сможешь оставаться так долго, как пожелаешь»12.

По всей видимости, летние каникулы в том году литератор проводил вместе с миссис Грейвс и Элизабет Хэрриет, поскольку трудно представить Коллинза, уехавшего на шесть недель в одиночестве отдыхать на морском побережье близ Кента.

После возвращения, благодаря Диккенсу, Уилки находит тихий коттедж на Черч хилл. В письмах матери он описывает свои дальнейшие планы, используя единственное число – вероятно, чтобы не вызвать гнев той, которая считала своего сына слишком ценным уловом для незаконнорожденной вдовы с ребенком. Именно в этот момент Коллинз начинает активно работать над романом «Женщина в белом». По мере написания главы из новой вещи печатаются им в журнале «Круглый год». И пока сочинительский процесс продолжается, Уилки вместе с Кэролайн и ее дочерью переезжают на Харли стрит 12, в небольшой дом, принадлежащий дантисту Джорджу Грегсону, расположенный в районе, где проживали одни медики.

Дом был грязный и неухоженный, поэтому Коллинзу пришлось нанять плотника, которому поручили провести отделочные работы. Плотник оказался человеком весьма болтливым и постоянно отвлекал от литературной деятельности. А еще после переезда выяснилось, что в помещениях очень холодно. Все это, разумеется, нисколько не способствовало сосредоточенной работе над «Женщиной в белом». Уилки был даже вынужден отклонить несколько приглашений на ужин, чтобы вечером, при свечах, закончить очередную главу, обещанную в следующий номер журнала. Но больше всего Коллинза раздражала служанка, которую арендодатель передал им вместе с домом. В своем письме к Уорду писатель рассказывает, что эксцентричная особа дергает дверь, когда «я спускаю воду в туалете». А в следующем письме продолжает: «У меня есть все основания полагать, что она, вероятно, видела меня голым».