Трудно быть ребенком

– Где билет на животное?

– Какое животное?

– На козу…

– Так это… она просто коза, я ее на базаре купила.

– Если тошнить начнет?

– Я самолетов не боюсь. В войну на таком раненых бойцов возила.

Пилот с уважением посмотрел на ветерана боевых действий.

– А если козу начнет тошнить?

– Я ей сумку на голову надену… – пообещала старушка, потрясла брезентовой сумкой.

На летном поле появился второй пилот с тележкой, на которой уложены ящики с гвоздями – для «весу». Загружает в самолет. Салон самолета – фанерный, с лавочками по бортам на 10 человек. Хвостовое отделение «без дна», загорожено рыболовной сетью. Пол салона покрыт пылью, отрубями, разлитым маслом. Второй пилот раздает пассажирам по три санитарных мешка.

– Зачем нам мешки? Мы нормально летаем, – пытался не брать мешок Семен Семенович.

– Берите, берите. В такую погоду и трех мешков мало будет, – успокоил пилот.

Расселись по местам, коза стоит посреди салона, пытается жевать сарафан старушки.

Самолет пробежал по полю с десяток метров и резко пошел вверх. Грабли деда уехали в хвостовую часть, скользнули под рыболовную сетку, благополучно вывалились из самолета на поле аэродрома. Дед ахнул, развел руками. Коза попятилась назад, но вовремя сообразила и легла на пол, пугливо озираясь.

– Ура! Полетели! – радовались пассажиры, рассматривая в брешь хвостового отделения движущиеся тяги рулей, удаляющуюся внизу аэродромную травку.

Самолет быстро набрал высоту, с которой хорошо были видны домики, речушка, гуляющие люди, грузовичок…

Вдруг самолет провалился в воздушную яму… Все ахнули…

– Как на качелях! – радовался Семен Семенович.

– Ага, – согласилась Наташа.

Коза растопырила глаза, не понимая, что происходит, дед вспомнил мать.

Самолет стал выбираться из ямы, но не успел, опять провалился в яму, у пассажиров сперло дыхание.

– Ух ты… – успел сказать папаша, перед тем как провалиться в очередную яму.

Через пять минут полета по ямам пассажиры заполнили свои санитарные мешки завтраками, через десять минут – вчерашним обедом. Коза икала, но, видимо, ничего не ела до базара, и поэтому сумка бабушке не понадобилась.

– Папа, папочка, когда мы прилетим, я больше не могу, у меня животик болит, – причитал ребенок.

Синий от экстренной разгрузки желудка папа говорил:

– Скоро прилетим, потерпи, милая… – После чего самолет свалился в такую огромную яму, что все оказались в состоянии невесомости – оторвались от лавок, на которых сидели.

Коза легла на бок и начала блеять, бабушка легла рядом с козой, сидеть больше не могла, а позывы удалить пищу из порожнего желудка успеха не имели.

Через пять минут на пол свалился дед.

– Что, так легче? – заинтересованно спросил Семен Семенович?

– Значительно! – посоветовал дед и закатил глаза.

Самолет шел по воздушным ямам, как легкий катер в шторм по бурному морю. Не успев оказаться на вершине волны, его тут же опускало вниз к подножью крутого ската.

– Сейчас будет девятая волна, – стал считать провалы Семен Семенович, пытаясь уловить закономерность провалов.

Дочь тихонько сползла с рук и легла на пол рядом с козой.

– Да что же это? – потерял надежду на облегчение папа, прилег рядом с дочерью.

Второй пилот выглянул из кабины, узрел «отдыхающих», доложил пилоту:

– Готово, все лежат рядами и колоннами.

– А мужик, который с ребенком?

– Лежит как миленький в своем белом костюме в луже масла, которое вчера разлили, когда бочку везли в механизированную колонну.

Через час самолет приземлился на полевом аэродроме, остановился вдали от построек аэропорта. Мотор заглушили. Качаясь, как пьяные, из кабины вышли пилоты, переступая через пассажиров, выбрались на травку.

– Выходите, пожалуйста, прилетели, – пригласили к выходу «пострадавших».

Никакой реакции не последовало, все лежали, сил пошевелиться не было. Всех мучила страшная жажда. Первой оправилась коза, соскочила на землю, шатаясь, отправилась в тень малорослых кустов, ограждающих лётное поле. За ней стали выползать на жгучее южное солнце остальные пассажиры. Все улеглись в тени самолета, осматривая такую родную горячую землю, которая не качалась и не проваливалась.

– Вот это счастье так счастье! – радовался Семен Семенович.

– Какое такое счастье? – удивился дед, еле ворочавший пересохшим языком.

– Думали, что счастье – на качелях, оказывается, наоборот, – на земле.

– Такого и в войну я не переживала, как теперь, – поделилась опытом бабушка.

– Пить… – жалобно просила Наташа, протягивая к папе ручонки.

До строений аэропорта было не менее километра. Семен Семенович взял ребенка на руки, пошатываясь, побрел к зданиям, где была вода. За ним побрел старик, вслед двигалась старушка с козой.

Замыкал шествие пилот, наставлял:

– Предупреждал, что летать в такую погоду вредно? Не верят. Вот – получите и распишитесь!

На кукурузнике эти пассажиры больше не летают. Наверное, налетались.

Классная работа

Вовка, ученик второго класса, принес из школы двойку. На первом листе новой тетради в линейку корявым почерком ученик написал: «Классная работа». На этом его участие в школьной работе закончилось. Наверное, поэтому внизу листа красными чернилами красовалась двойка, каллиграфическим почерком выписанная учителем. Все потому, что вместо урока Вовка мечтал о новом пистолете, который видел в соседнем магазине игрушек.

Вовка рассмотрел «правильную двойку», стал размышлять: «Вчера двойка, сегодня двойка, мамка заругает. Тетрадь надо спрятать в ящик для грязного белья. Будет спрашивать: „Где тетрадь?“, скажу, что на проверку сдал», – спрятал тетрадь, стал играть на планшете «в стрелялки».

С работы вернулась уставшая мама, прошла в ванную, вымыла руки, решила поместить грязное полотенце в ящик для грязного белья, открыла ящик…

– Вовочка, что это? – удивилась мама, обнаружив школьную тетрадь.

– Это я случайно… туда положил, чтобы не забыть, – сочинил ученик.

Мама открыла тетрадь, ознакомилась с результатами классной работы.

– Опять?

– Опять… – согласился Вовка, опустил голову.

– Мы с тобой договаривались, что за сделанную классную работу я тебе буду платить 100 рублей?

– Договаривались, – вздохнул сын.

– Ты опять ничего не делал в классе, значит, ты мне должен сто рублей.

– Должен, – согласился Вовка, полез в свой кошелек, куда он складывал «заработанные» деньги для покупки нового пистолета.

– Домашнее задание сделал?

– Нет…

– Или делай, или давай еще сто рублей…

Вовка задумался: «Так вообще без пистолета можно остаться…»

– Нет, я пойду делать «домашку»…

Через полчаса Вовке стало скучно делать уроки, исправлять долги по классной работе.

– Мама, возьми сто рублей, я не буду делать «домашку»…

– Давай… – согласилась мама.

Вовка полез в кошелек и понял, что отдавать долги уже нечем, все деньги уплыли на невыполненные задания.

– Мама, можно в долг?.. У меня деньги кончились…

– В долг нельзя. Кто не работает, тот не ест, – заявила мама, – без ужина будешь сегодня.

Вовка стал лихорадочно соображать: «Кушать хочется. У мамы сегодня вкусные котлетки, пироги… придется делать уроки…»

– Мама, я передумал, пойду делать уроки…

– Иди делай. Как закончишь, я проверю. Получишь ужин.

Вовка пыхтел, старался, все сделал.

– Мама, я исправил классную работу и решил все задачки, которые на дом задали.

– Вот и молодец, иди ужинать, – обрадовалась мама.

Вовка задумался: «Не продешевил ли?»

– Мама, давай двести рублей.

– Каких двести рублей?

– Сто рублей за классную и сто рублей за домашнюю работу.

– Ужин тебе за классную работу и пистолет куплю – в долг, – согласилась мама.

«Куда меня этот бизнес с второклассником заведет? Если он сейчас начнет все уроки делать, моей зарплаты не хватит», – думала мама.

Как узнать йога

Лето. Южный город.

Семен Семёнович с трёхлетней дочкой Наташей отдыхали у бабушки. Отпуск закончился. Бабушка снабдила дорогих гостей ведром абрикосов, банкой с вишневым вареньем, бутылкой ароматного подсолнечного масла, отправила на вокзал.

С огромным чемоданом за спиной и ведром абрикосов в противовес чемодану через плечо Семен Семёнович с дочерью пылит по дороге. Солнце в зените, трава завяла, люди спрятались в глинобитные жилища. Из живых существ по дороге путники встретили только одинокую козу, забившуюся в тень придорожного куста.

На станции папаша обращается в кассу:

– Я с ребенком, мне бы два билета на нижнюю полку.

– Есть билет на верхнюю полку. Просите пассажиров с вами поменяться, – посоветовала кассир.

На перроне тяжело урчал тепловоз, в воздухе стоял пустой запах креозота, каменноугольного масла, которым пропитывают шпалы на железной дороге.

Пассажиры с кошёлками, сумками, чемоданами, корзинами и узлами, бранясь, напирали на широко распахнутую дверь плацкартного вагона.

– Куда прёшь? – вопрошает проводник, пытаясь остановить лавину пассажиров.

– Поберегись! – орёт бородатый мужик, забрасывая в тамбур огромный узел с пожитками.

Папа с Наташей пробираются к своему месту. На пыльном полу, как на лунной поверхности, остаются отпечатки подошв. Старый репродуктор хрипит песней: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…»

Раскаленный металл вагона создаёт атмосферу сауны. Мужики снимают рубахи, оставаясь в одних майках. Через десять минут снимают брюки… Женщины крепятся… Когда платья пропитались потом и прилипли к телу, сняли платья, остались в исподнем. Никто не обратил внимания на странные перемены в одежде пассажиров, все «помирали» от жары.

– Спасайся, кто может! – прокомментировала положение в вагоне старушка, разместившаяся напротив Семён Семёновича.

– Скоро ли мы поедем? – жалобно спрашивает Наташа, в одних трусиках расположившаяся на чистой простынке.

– Скоро поедем, появится ветерок из окна, будет не так жарко, – пообещал папа.

– Я хочу в туалет, – просит ребенок.

Папа достал походный горшок, с ребенком ушли в тамбур. Когда вернулись, на их нижней полке сидел щупленький мужичок в пиджаке, шапке, теплых брюках и зимних ботинках. Из вещей у мужичка была брезентовая кошелка с рядами бутылок, заткнутых очищенными початками кукурузы.

– Вам не жарко? – пожалел мужика Семён Семёнович.

– Нормально, – кратко ответил попутчик.

– В пустыне Кара-Кум все ходят в тёплых халатах и мохнатых шапках, спасаются от жары, – пояснила бывалая старушка.

Поезд тронулся.

– Уважаемый, не могли бы мы с вами поменяться полками? У меня маленький ребёнок, – указал на Наташу Семён Семенович, – боюсь, что свалится с верхней полки.

Мужичок посмотрел ясными глазами на просителя, на ребенка, помотал головой.

– Извините, я не могу залезть на вторую полку…

– Вы инвалид?

– Нет, я алкоголик… профессиональный. У меня кружится голова, даже когда я сижу. Вообще-то, я все время лежу. Однако иногда встаю в туалет. Тут проблема – могу упасть и разбиться… – Растолковав свое общественное положение, мужичок, не снимая себя одежду, лёг на лавку и захрапел.

– Кто такой алкоголик? – живо заинтересовалась Наташа новым словом.

– Это человек, который много пьет и мало ест, – высказала свое видение старушка.

– Как верблюд? – уточнила дочь.

– Не совсем. Верблюд пьет один раз много, про запас. А алкоголик пьет мало, но все время, – пояснил папа.

– Ну и ну! Видела всякое, но такого не видела, – удивилась старушка, – это же надо, одетым в такую жару лёг и спокойно спит.

Все с интересом посмотрели на пассажира, который отличался от нормальных людей.

Поезд набирал ход, из окна потянуло ветерком, пассажиры ожили, достали свои припасы, стали закусывать. Чтобы занять ребёнка, Семен Семёнович достал журнал «Вокруг света». Стал читать статью «Индийские йоги – кто они». Прочитали о неведомой стране Индии и чудесах, которые могут творить йоги.

– Папа, а у нас есть йоги? – интересуется Наташа.

Семён Семёнович задумался.

– Наверняка есть, только мы их не замечаем.

– Они сидят в таинственных местах и не показываются людям, – предположила старушка.

– Индийские йоги ходит по стёклам и не режутся, зарываются в землю. Как же мы узнаем нашего йога? – спросила Наташа.

– Это просто. Если какой-то человек делает то, что обыкновенному человеку не под силу, значит, он и есть йог, – высказала предположение старушка. – Вот, например, наш попутчик лежит в пиджаке и зимней ботинке и ему хорошо. Он не как все. Потому что все сняли с себя одежду, сидят практически голые, потеют.

– Действительно, – сказал Семен Семенович, – это удивительный человек.

– Значит, это йог! – обрадовался ребенок знакомству с необыкновенным человеком.

Стали наблюдать. «Йог» пролежал не шевелясь три часа кряду в жаре. Вдруг рука его дрогнула, опустилась в кошелку с бутылками, взяла бутылку. Не открывая глаз, «йог» откупорил бутылку, выдернув зубами кочерыжку, жадно отпил половину содержимого сосуда, блаженно улыбнулся. В открытом, продуваемом ветрами вагоне густо запахло самогоном. Заткнул горлышко бутылки, поставил её на место, замер.

– Вот так номер, – удивилась старушка, – да он ещё и самогон пьет?

Через каждый час «йог» повторял фокус: зубами выдергивал кочерыжку, отпивал полбутылки, ставил её на место. Только один раз, ночью, он встал и посетил клозет.

Когда вернулся обратно, попросил пассажиров:

– Я еду до Орла. Высадите меня, пожалуйста, – упал и захрапел.

Все убедились, что «йог» жив-здоров, нормально изъясняется, успокоились и стали гадать, как может человек пить столько самогона, сидеть в жаре и ничего ему не делается. Так и не придя к единому мнению, улеглись спать.

Семен Семенович забрался на вторую полку, Наташу положил к стене, целую ночь следил за тем, чтобы не свалиться вниз.

Ранее утро. Поезд остановился. Яркое солнышко разогнало туман. На перилах вагона блестела роса.

– Станция «Орёл», стоянка 10 минут, – объявила проводник, стала вытирать перила вагона.

Высыпавшие на перрон пассажиры увидели перед собой огромное, покрытое зеброй множества рельсов пространство. Вдали виднелись казавшиеся крохотными домики.

Семен Семёнович будит «йога»:

– Уважаемый, вставайте… Вы просили разбудить в Орле. Мы приехали.

Мужик встал с ясным взором, достал свою кошелку, провёл ревизию содержимого.

– Все в порядке, из десяти бутылок осталось две непочатые, – с удовлетворением отметил итог поездки.

– Что это значит? – заинтересовался Семен Семенович.

– Я еду к брату, он уже заготовил самогон. А двух бутылок мне на дорогу до брата хватит.

«Йог» попрощался с пассажирами и пошёл поперёк всех путей к домикам на краю громадного пространства рельсов. Долго шел мужичок, переступая через рельсы. Видимо, устал, остановился и издали помахал на прощание шапкой. Пассажиры дружно стали махать руками в ответ.

Вот он какой – отечественный «йог».

Шагал и инопланетянин

Услышав в очередной раз: «Что за ягодицу вы нарисовали? А еще стипендиат!» – я ушел из школы навсегда.

Марк Шагал

Вове, ученику второго класса, задали домашнее задание – нарисовать инопланетянина.

– Как нарисовать инопланетянина? – спросило дитя папу, просматривающего футбол по телевизору.

– Чего? – не понял папа.

– Я говорю, задание нам дали – нарисовать инопланетянина, – уточнил Вова, разложивший на столе чистые листы бумаги, краски и карандаши.

– Ну, это… – папа впал в задумчивость, потом просиял и дал ответ: – Спроси у мамы, она лучше знает.

Вова вошел в кухню, где мама готовила ужин.

– Папа сказал, что ты знаешь, как выглядит инопланетянин.

Мама не поняла что к чему.

– Сам твой папа инопланетянин!

Этим ответом поставила ребенка в тупик.

– Нет, инопланетянин – это кто-то с другой планеты, например, с Марса, а папа, он тут живет, – пояснил Вова.

– Это кто такой умный, который велел тебе инопланетян рисовать? – стала разбираться мама.

– Марья Ивановна, учительница.

– Сейчас я у нее сама узнаю, как должен выглядеть инопланетянин, – решительно сказала мама и стала звонить: Алло! Марья Ивановна?.. Скажите, пожалуйста, как должен выглядеть инопланетянин? Зеленый? Круглый? С рожками? Как у Шрека? Ноги как у лягушки? Руки тоже?.. На фоне звездного неба? Или синий? Квадратный? Похожий на жука? Где вы его видели такого?.. Сами придумали? А нам что рисовать? Что хотим? А двойку вы нам за рисунок не поставите, если инопланетянин вам не понравится? Вы соберете все рисунки, за самый красивый поставите пять, остальным четверки? Поняла, спасибо!

Мама положила трубку.

– Вова, рисуй что хочешь, если понравится твой рисунок, получишь пять, если не понравится, поставят четыре.

Папа оторвался от телевизора:

– Здорово учительница придумала! Настоящее творчество! Никто инопланетян не видел, а нарисовать надо!

– Может, они прозрачные и их не видно? – предположил Вова.

– Может, и прозрачные, раз никто не видел, – согласился папа.

– Как нарисовать прозрачного инопланетянина?

– Рисуй, как Марк Шагал – мир, где все возможно, где нечему удивляться, но вместе с тем тот мир, где не перестаешь всему удивляться. У него по небу коровы летают, всем нравится, – посоветовал папа.

Долго сидел Вова над чистым листом, задумчиво водил карандашом в воздухе, наконец, решился написать в углу: «Инопланетянин. Рисунок Вовы».

Папа с интересом посмотрел на чистый лист.

– А где инопланетянин?

– Он прозрачный, его не видно…

– Тогда надо нарисовать пространство, где он растворился, – подсказал папа, – и если его просто так не видно, может, он отражается в воде?

Вова изобразил море, луну, отраженные на волнах очертания прозрачного инопланетянина.

– Правильно, – похвалил папа, – вроде как бы он есть, но его трудно рассмотреть.

Утром продолжатель дела Марка Шагала уверенно нёс в школу свое творение.

Слива

Лето в разгаре, нещадно палит солнце, земля разогрелась так, что трудно ступать по ней босыми ногами. Тамара бежит к деду, который живет на другом конце улицы, в гости, быстро перебирая босыми ногами, чтобы не обжечься. Иногда забегает на островки зеленой травки – передохнуть и охладиться.

Вот и забор, состоящий из двух рядов молодой кукурузы и одной проволоки. Пробралась через кукурузу на участок, оказалась перед молодым деревцем с немногими плодами.

– Наверное, это слива. Надо попробовать, – сама себе сказала путница.

Сорвала одну, укусила – зелёная. Сорвала другую, надкусила – зелёная.

– Вот та, с красным бочком, наверное, спелая, – решила Тамара и сорвала последнюю сливу.

Только теперь заметила на крыльце дома деда в сапогах, внимательно наблюдавшего за «поеданием» плодов.

– Чего это он? – насторожился ребёнок, заметивший движение деда к сараю.

В сарае дед хранил сбрую лошади. Под крышей взял кнут, вернулся на крыльцо, стал смотреть на Тамару, нервно постукивая кнутом по голенищу сапога.

– Что, шкода, один вред от тебя? – издалека начал дед.

– А что я такого сделала? – насторожилась Тамара.

– Иди сюда, я объясню… – дед нахмурился, ждал ребёнка на расправу.

– Не… – сказала Тамара, отступая к старой яблоне.

Бежать ей было некуда, поэтому она полезла на яблоню. Панамка свалилась с головы, сучья и кора больно царапали голое тело. Из одежды на Тамаре были только розовые трусики. Дед молча наблюдал за побегом шкодницы.

Тамара забиралась всё выше и выше от опасного кнута, которым дед мог достать до её спины, пока не залезла на самую верхушку яблони. Ветерок раскачивал тонкие ветви, высота была порядочная и страшная, но ещё страшнее был сердитый дед.

Долго сидела Тамара на яблоне, ноги затекли, царапины болели, солнце нещадно жгло голову, не покрытую панамкой.

То ли деду надоело ждать, то ли он пошёл в дом за махоркой для самокрутки, а только Тамара увидела, что деда нет, мигом стала спускаться вниз, поцарапала пузико о шершавую кору дерева.

Очутившись внизу, что было мочи побежала через огород к спасительной изгороди кукурузы, выскочила на улицу.

Так быстро она больше никогда в жизни не бегала. Раскаленная земля, прибитая дождем, высохла и потрескалась, поджигала голые ступни, страх гнал её прочь от дома деда. Она не бежала, а летела. Маленькое сердце трепетало, как у загнанного кролика.

– Что я такого сделала? – билась мысль в голове ребенка. Испуг и отчаяние сжимали сердце.

– Ты где так поранилась? – ругалась мама, смазывая зеленкой множество ссадин.

– Я нечаянно, – всхлипывала от боли Тамара.

Вечером на телеге приехал дед, привязал у калитки лошадь, сунул за облучок кнут, зашёл в дом. Тамара спряталась за маму.

– Что, больно? – спросил Тамару.

– Больно…

– Где-то её носило? – удивляется мама, сама она не говорит, откуда у неё ссадины.

– Так я скажу, – начал дед, присаживаясь на колченогий табурет, – залезла ко мне в огород, оборвала всю сливу, которую я посадил и ждал первый урожай. Думал, в этом году попробую плоды… А эта шкода, – дед указал на Тамару, – рвёт сливу за сливой, надкусывает и на землю бросает.

– Так и оборвала? – удивилась мама.

– Так и оборвала, – подтвердил дед.

– А где же она поранилась?

– Я взял кнут, думал её поучить уму, так она на яблоню залезла, там и поранилась.

– Господи, – всплеснула мама руками, – ведь ты могла упасть и разбиться!

Тамара прижалась к маминой ноге. Только сейчас ей стало страшно.

– Сидела на яблоне, пока я в дом не зашёл, – дед крякнул от досады за загубленный урожай сливы.

Тамаре стало жалко деда, он так хотел покушать сливу.

Шкода – баловство, озорство, приносящее вред.

Косички

Жила-была девочка Тамара. Однажды утром Тамара расчесала волосы, аккуратно заплела две косички, попрыгала перед зеркалом, любуясь произведением искусства, выбежала на кухню, где мама накрывала завтрак.

– Мама, смотри, как хорошо я заплела косички! – радостно вертела хорошенькой головкой.

– Красавица моя, садись кушать сырники свежие! – похвалила мама, налила чай.

За окном заурчал грузовик, хлопнула калитка, на пороге явился дядя Федя, немного «веселый».

– Ты чего с утра «веселый», за рулем ведь сидишь? – удивилась мама.

– Это я от усталости, не евши, – пояснил дядя Федя.

– Садись, сырниками накормлю, – пригласила мама.

Тамара допила чай, во все глаза смотрела на пахнущего бензином шофера, задала решающий вопрос:

– Дядя Федя, можно с вами прокатиться на машине?

– Не надо девочкам на машинах кататься, грязно, бензином провоняешь, платьице потом от масла не отстираешь, – возражала мама.

– Грязновато у меня в кабине, – согласился дядя Федя, закусывая сырником.

Тамара вышла на улицу, грузовик был прекрасен. Огромные колеса, сверкающая на солнце кабина, пахнущий маслом мотор со множеством трубочек и неизвестных деталей, высокий кузов, блестящая подножка перед дверью пассажира.

На улице появилась подружка Валя, стали вдвоем осматривать грузовик.

– Давай на нем прокатимся, – предложила Тамара.

– Давай, а как? – согласилась Валя.

– Мама не разрешила в кабине, говорит, грязно. А вот подножка – чистая, даже блестит на солнце.

Рассмотрели подножку, возвышающуюся над землей на порядочной высоте.

– Дядя Федя заметит и ссадит, – сомневается Валя.

– Не заметит, мы с другой стороны сядем, там, где ступенька пассажира, – предложила Тамара.

С трудом забрались на высокую ступеньку, стали ждать шофёра.

Из дома вышел весёлый дядя Федя, забрался в кабину, хлопнула дверь, автомобиль тронулся, доехал до тупика, развернулся и, поддав газу, помчался обратно по улице.

Девчонки уцепились за подножку, скорость была порядочной, мимо пролетали знакомые дома, соседская коза на верёвке, залаял проснувшийся пёс Полкан, разбуженный грохотом проезжавшей машины.

– Жаль, что нас никто не видит, вот бы позавидовали, – пожалела Тамара.

В это время мама обнаружила исчезновение дочери, решила проверить, куда делся ребенок. Вышла на улицу. Мимо нее на огромной скорости, поднимая тучи пыли, летел грузовик, на подножке сидели дети.