35 миллиметров русской истории. Кино и историческая память

Введение

Историки, напоминая о важности своей профессии, любят повторять фразу приписываемую Бисмарку: что прусский учитель истории выиграл Битву при Садовой1. Вот только с XX века в сфере исторического образования и просвещения стали доминировать другие действующие лица. Согласно социологическим опросам, более 60 % россиян считают кино главным источником знаний об истории.

Действительно, мало кто из обывателей может похвастаться знакомством с классическими работами об эпохе Ивана Грозного, написанными поколениями историков от Карамзина до Зимина. А в отечественном кинофонде, посвященном этому герою, более десятка фильмов. Причем версии образа царя предлагались самые разнообразные: от мрачного тирана из триллера Эйзенштейна «Иван Грозный» до женолюбивого оптимиста из комедии «Иван Васильевич меняет профессию». И что с того, что свой шедевр режиссер Леонид Гайдай просил считать «не строго историческим», когда крылатые фразы в глазах миллионов определяют образ правителя, который «не человеческим хотением, а божьим соизволением царь есмь».

Эта книга посвящена тому, как эволюционировали главные сюжеты национальной истории в отечественном, прежде всего советском кинематографе, кто и зачем «писал» кино-историю: режиссеры, власть или все-таки историки? И, главное, как кино, в котором популярные актеры изображают царей, краска заменяет кровь, а древние города строят из фанеры, сформировало коллективную историческую память нации?2

Автор использовал неопубликованные документы из фонда «Мосфильма» (Российский государственный архив литературы и искусства, РГАЛИ), опубликованные документы, мемуары, письма, дневники, и довольно редкие отечественные и зарубежные научные исследования, посвященные репрезентации истории в русском кинематографе и, конечно, отечественные фильмы об истории. В книге отражены идеи курса лекций «Кинематограф как фактор политической культуры», прочитанного в Московском государственном институте культуры, статей и рецензий на фильмы, опубликованных в журнале Гефтер.ру, «Новый исторический вестникъ», онлайн-ресурсе Chapaev.Media и др.

В главах книги по хронологии рассказываются основные сюжеты отечественной истории, ее главные герои и факты, которые зубрили поколения школьников и студентов. Книгу можно читать всем, кто хочет по-новому «увидеть» знакомые страницы отечественной истории. Усаживайтесь поудобнее. История начинается.

Древняя Русь в советском кино: между сказкой и идеологией

14 ноября 1936 года после нескольких представлений была запрещена комическая опера «Богатыри», по пьесе Демьяна Бедного. В специальном постановлении Политбюро3 утверждалось, что создатели спектакля глумились над богатырями – героями нашей истории, давая издевательское изображение Крещения, являвшегося в действительности «положительным этапом в истории русского народа»4. Уточню, речь шла о героях и событии, к которым атеисты-большевики пятнадцать лет относились резко негативно. Это постановление заложило основу для создания советской киноверсии древнерусской истории.

Древний период русской истории был довольно долго обделен вниманием музы кинематографа. До 1917 года было снято всего две экранизации пушкинской «Песни о вещем Олеге», к сожалению, не сохранившиеся. Можно предположить и причину такого невнимания: герои той отдаленной эпохи не были популярными героями романов, картин, спектаклей или хотя бы романсов, откуда брали сюжеты режиссеры. Дореволюционный коммерческий кинематограф, ориентированный на массового зрителя, вынужден был это учитывать.

В первые послереволюционные годы популяризировать князей-эксплуататоров любых исторических эпох считалось политически опасным занятием. Напротив, при рассказе о ранних веках русской истории поощрялся глумливо-ернический тон. Именно поэтому выход постановления об опере «Богатыри» стал для многих творцов советской культуры шоком. Вот как, согласно доносу осведомителя НКВД, его прокомментировал режиссер-мультипликатор Александр Птушко: «Я вообще растерялся. Попробовали посмеяться над крещением Руси, и то оказывается, нельзя. Страшно работать, у меня опускаются руки»5. Спустя пятнадцать лет лауреат Сталинской премии и главной кино-сказочник страны Александр Лукич Птушко станет автором знаменитого фильма «Садко» (Мосфильм, 1952), посвященного начальной истории Руси.

В завязке сюжета в Новгород после долгих странствий возвращается гусляр Садко. Вскоре герой решает собрать дружину, чтобы отправиться на поиски счастья народного. На пути его мечты встают корыстные купцы, а помогает ему влюбленная в гусляра дочь подводного царя. В своих странствиях Садко и его дружина посещают земли варягов, индийское царство и мир подводного царя и в финале возвращаются в Новгород. Там Садко произносит свою знаменитую фразу: «Тридевять земель обошел, на дне морском побывал, а ничего нет краше земли родной. Вот оно наше счастье».

Еще в заявке на сценарий «Садко-гость новгородский» драматург Константин Исаев писал: «Фильм, несмотря на сказочность, и даже фееричность некоторых положений, – должен отличаться полной реалистической правдоподобностью. Должен вызывать веру в то, что эта «старина» действительно является былиной, то есть тем ,что было»6. Исаев отмечал, что герои древнерусского эпоса: «Это не воители за чашу Святого Грааля, не рыцари прекрасной дамы, не добыватели славы острием собственного копья».7 Так фильм-сказка подчеркивал моральное превосходство восточных славян над жителями Западной Европы, что соответствовало идеологическим кампаниям 1940-50-х гг. по борьбе с «западнопоклонством» и космополитизмом.

Главным консультантом фильма «Садко» стал академик Борис Греков, автор классической монографии «Киевская Русь»8. В Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) сохранился короткий отзыв историка на сценарий фильма: «Сценарий, по моему мнению, интересен, красочен и в то же время пронизан идей искания русским человеком правды, понимаемой (что разъясняется в ходе действия) как осуществление справедливости на земле, справедливого общественного строя. Конечно, в сценарии много сказочных элементов, не нарушающих, однако, сущности содержания онежских былин. Думаю, что сценарий на экране будет производить яркое и в то же время правдивое впечатление». В заключении следовал положительный вывод: «Никаких противоречий с современным научным пониманием общественной и политической жизни Новгорода XII-XIV я не заметил»9.

Уже после утверждения сценария Министерство кинематографии СССР потребовало от сценариста сократить «картины купеческих пиров и питейного разгула», чтобы «не нарушать историческую правду о подлинном образе этого вольного русского города, колыбели русской государственности»10. От кино-сказки требовали исторической правды в ее советской версии и формирования позитивных представлений о Древней Руси. Государственные органы контролировали производство на всех этапах: несколько раз редактировался сценарий и вносились правки в уже отснятые эпизоды. В эпизод «варяжское царство» Птушко было приказано добавить молодых варягов, чтобы не было «впечатления, что немощные старики вышли защищать свою землю против ватаги русских здоровяков»11. Таким образом фильм доказывал, что новгородцы не были захватчиками, при этом показывалось их превосходство над иноземцами-варягами12.

На содержание фильма повлияла послевоенная внешняя политика СССР. В режиссерском сценарии предполагалось, что дружина Садко посетит «Желтое царство», под которым подразумевался Китай. Здесь у новгородцев было столкновение с местными жителями. Однако на фоне «великой советско-китайской дружбы» «показ конфликта русских путешественников с китайцами даже в сказочно-фантастическом плане» был признан «нецелесообразным»13. По настоянию министра кинематографии Большакова, место действия было заменено на Японию, а затем эпизод вообще вырезали, якобы из опасений что «стоимость фильма превысит установленный лимит».

В 1952 году фильм «Садко» вышел в широкий прокат. Картина и ее главный герой в исполнении артиста Сергея Столярова стали культовыми в Советском Союзе. «Садко» был награжден второй по значимости наградой Венецианского фестиваля. Через десять лет голливудский продюсер Роджер Корман и тогда начинающий режиссер Френсис Форд Коппола смонтировали пиратскую версию "Садко" для американского зрителя, которую назвали "Волшебное путешествие Синдбада".

Как довольно часто бывает в кинематографе, один успешный проект спровоцировал появление продолжения – фильма-сказки «Илья Муромец» (Мосфильм, 1956), в постановке того же А. Птушко. Это был первый советский широкоэкранный цветной фильм со стереозвуком. Сценарист Михаил Кочнев написал сценарий по мотивам былин киевского цикла, открытых этнографами XIX века. В картине впервые на экране возникала былинная фигура князя Владимира Красное Солнышко, чьим прототипом считался киевский князь Владимир Святославович, креститель Руси.

Краткое содержание картины. Илья Муромец 33 года сидит на печи, пока Русь грабят кочевники и разбойники. Наконец, его исцеляют калики перехожие и вручают ему меч ушедшего богатыря Святогора. Илья идет на службу к киевскому князю Владимиру. Муромец вместе с другими богатырями громит войско тугарского Калин-хана. Вскоре после победы Владимир, по навету предателя боярина Мишатычки, приказывает заключить Илью Муромца в подземелье со словами: «В погреб его на хлеб на воду, пускай там ума-разума набирается». В то же самое время тугаре берут в полон жену богатыря и его сына Сокольничка. Последнего Калин-хан воспитывает как жестокого воина, ненавидящего Русь. Илья Муромец сидит в подземелье, когда тугаре снова идут на Русь. Владимир, стыдящийся своего поступка, приказывает выпустить Илью из подземелья и умоляет его снова защитить Киев. Илья Муромец и богатыри громят полчища тугар и освобождают его жену и дочь.

Авторы фильма уже на начальном этапе столкнулись с большими трудностями. Научный консультант профессор Владимир Чичеров резко раскритиковал литературный сценарий. Известный фольклорист отмечал, что сценарист, «идя наперекор былинам, раздувает любовные истории, которые для Ильи Муромца никак не характерны»14. Прежде всего недоумение историка вызвали такие сцены, как попытка самоубийства Добрыни, эпизод с ряжеными князем Владимиром и его женой Евпраксией15. При этом Чичеров с своем развернутом отзыве отметил лишь несколько положительных моментов: «удачное разрешение темы врага, нападающего на Русь», а также то, что «допущено некоторое отклонение от былинной характеристики князя Владимира, он сближен с летописным образом» 16.

Художественный совет Мосфильма также раскритиковал литературный сценарий. От Кочнева потребовали: «По возможности сократить линию внутренних распрей в княжестве … В разработке образов князя Владимира и Евпраксии следует в основном придерживаться исторической трактовки этих образов. Трактовка Владимира только в былинном плане привела в сценарий к тому, что этот крупнейший государственный деятель своего времени предстает перед нами как отрицательная фигура, как бессильный ограниченный правитель».17 Уже после окончания съемок худсовет вновь потребовал «пересмотреть образ Владимира, не делать его ничтожным хлюпиком»18. Руководителям советской киноиндустрии было очевидно: массовый зритель не увидит различий между князем Владимиром и его былинным отражением.

В роли Ильи Муромца в картине снялся Борис Андреев, сыгравший Сашу Свинцова в популярном фильме военных лет «Два бойца» (1943) и Алешу в эпохальной саге «Падение Берлина» (1949). В фильме Илья Муромец представал одновременно и идеальным народным героем, и невинной жертвой власти. Нельзя не отметить, что это был сверхактуальный сюжет на фоне десталинизации и разоблачения культа личности. Князь Владимир (Андрей Абрикосов), на конфликте с которым строилась значительная часть сюжета, очевидно проигрывал в сравнении с цельным образом богатыря19. Князь вел себя как капризный самодур, легко подчинялся воле других людей – предателя боярина или собственной жены.

По задумке авторов фильма в образах фильма читалось противостояние православной Руси и языческой степи. Илья Муромец призывал богатырей встать за веру святую, а злодей Мишаточка (актер Сергей Мартинсон) отправляет весть о том, что извел Илью Муромца в «перунов день» на месте языческого капища. Но эти линии были сокращены по требованию политической цензуры: в середине 1950-х в СССР начинается новая идеологическая кампания борьбы с религиозными суевериями. В фильме не видно характерной христианской символики: крестов, икон и т.п. Очевидно, время рассказов о Святой Руси еще не пришло20.

Односерийный фильм снимался в течение трех лет, что по меркам советского кинопроизводства было исключительным фактом. Сказались изначальные трудности с утверждением сценария, сложные комбинированные съемки. Птушко придумал изощренную бутафорию: дубовые пни, которые одной рукой поднимал Муромец, «бокал чеканного золота», который богатырь «по ходу действия раздавил, сжав его рукой» 21. Также производство тормозила необходимость перед каждой съемкой накладывать сложный пластический грим и вмешательства цензуры.

1 августа 1956 года «Илья Муромец» был продемонстрирован авторскому коллективу и сотрудникам Мосфильма. Буквально через два дня сценарист Михаил Кочнев написал директору студии режиссеру Ивану Пырьеву гневное письмо: «Высокий долг (в авторском варианте подчеркнуто красным карандашом, – прим. В.Х) перед миллионами зрителей и перед подлинным искусством, а также чувство уважения к всемирно известному героическому эпосу, легшему в основу картины, не дают никакого морального права вылезать на широкие, или узкие экраны с таким крайне несовершенным произведением». Дальше он констатировал: «фильм загублен… Никакой поспешной штопкой и шпаклевкой не поставить его твердо на ноги» 22.

Подобное письмо-навет еще совсем недавно могло бы звучать как приговор. Ведь сценарист утверждал, что режиссер помимо всего прочего нарушил положения марксистской исторической науки, а «увлечение непомерной машинерией сделало фильм подобием мультипликационного ублюдка»23. Через день Кочнев написал еще одно письмо, в котором «смягчился», потребовав восстановить все исключенные из сценария по разным причинам эпизоды. Фактически Кочнев предлагал переснять «Илью Муромца» как большое историческое кино для взрослых, подобное «Александру Невскому» и другим шедеврам жанра.

Однако времена были уже другие. По указанию директора Мосфильма Пырьева был подготовлен развернутый ответ сценаристу, при подготовке которого тщательно штудировались все предварительные замечания историков. Студия отказалась обсуждать со сценаристом любые изменения. Кочневу напомнили, что его сценарий «написан на основе русского былинного эпоса, что подлинным его автором является русский народ»24. А в самом сценарии имеются фактические расхождения с исторической фактурой, на которые изначально указывали научные консультанты.

Едва отбившись от разгневанного сценариста, студия и режиссер столкнулись с новой проблемой. В картине очень ярко были показаны враги Руси – кочевники тугаре. Многим запоминался зловещий Калин-хан (в исполнении узбекского актера Шукура Бурханова), сидевший на горе злата и драгоценностей25. Изобретательность режиссера сыграла с ним злую шутку. Недоброжелатели стали говорить, что картину с такими образами нельзя показывать в многонациональном СССР.

Осенью 1956 года студия организовала допремьерные показы картины для историков. На этот раз в своем отзыве Чичеров защищал авторов фильма. Он отмечал, что «слова «поганые» и «собака Калин-царь» – «постоянное обозначение эпических врагов русских былин, нападающих на Киев-град, убивающих русских людей»26. А другой историк Борис Рыбаков также пытался развеять страхи киноначальников: «Врагами былинных богатырей были половцы, но их прямых потомков в семье наших народов нет… не вижу ничего могущего оскорбить национальное чувство какого бы то ни было народа нашего Союза».27 Фильм показали В.М. Молотову и секретарям районных комитетов партии, которые также оценили ленту в высшей степени положительно.

Тем не менее студия решила подстраховаться и ряд готовых сцен были переозвучены. Было сокращено количество употреблений слов «поганые тугаре», которых стали называть «нежданные тугаре», а Калин-собака – превратился в Калина-царя. 6 декабря 1956 года Иван Пырьев отчитался заместителю министра культуры СССР Сурину о сделанных исправлениях: «Согласно Вашему указанию, режиссер А. Птушко и кинодраматург М. Кочнев, при участии редактора сценарного отдела И. Ростовцева, посмотрели несколько раз кинофильм «Илья Муромец» с целью устранения из него ряда мотивов, могущих оскорбить национальные чувства народов Востока»28.

В 1956 году фильм «Илья Муромец» триумфально вышел на экраны, получив отличную кассу, отзывы критиков и коллег по цеху. В ходе обсуждения фильма на Мосфильме звучали в основном положительные отзывы: «поразительно интересная картина» (Михаил Калатозов), «с первых кадров втягивает в былинный строй» (Юлий Райзман), «образ Ильи Муромца у Бориса Андреева получился удивительным» (Александр Довженко)29.

После дилогии Птушко герои Древней Руси на полвека исчезли с киноэкранов и вновь стали актуальны в 1980-е. Именно тогда советское кино выстрелило целой обоймой фильмов: «Ярослав Мудрый» (1981) «Легенда о княгине Ольге» (1983), «Русь изначальная» (1985), героями которых стали летописные древнерусские князья. Любопытно, что сразу несколько фильмов на эту тему сняла Киевская киностудия имени А. Довженко, которая ранее не любила работать с исторической тематикой30.

К созданию двухсерийной исторической драмы «Ярослав Мудрый» (ко-продукция Киевской киностудии им. А. Довженко и Мосфильма) режиссер Григорий Кохан привлек сразу двух научных консультантов: москвича – знаменитого археолога Валентина Янина и киевлянина доктора исторических наук Петра Толочко. В начале картины князь Владимир Святославович (Петр Вельяминов), недавно принявший православие и отказавшийся от многоженства, объявляет своей жене Рогнеде и сыну Ярославу, что отныне у него будет одна жена – византийская царевна. В фильме Крещение Руси, хотя и показано положительным явлением, оно смягчает нравы, но остается за рамками сюжетной линии. Владимир показан правителем, который раскаивается в своих преступлениях и пытается примирить своих сыновей ради целостности русской земли. Продолжателем его политики оказывается нелюбимый сын Ярослав Мудрый (Юрий Муравицкий).

Популярный советско-норвежский приключенческий фильм «И на камнях растут деревья» (1985, Киностудия им. Горького, Норск-фильм) режиссера Станислава Ростоцкого был основан на вымышленном сюжете. В завязке сюжета главный герой славянский охотник Кукша оказывается в плену разбойничьего отряда варягов. При этом в отличие от фильма «Садко» варяги показаны как более опытные воины, у которых есть чему поучиться славянам. Вскоре Кукша становится в варяжском клане своим, и за него даже планируют отдать дочь конунга.

Фильм зафиксировал интересную тенденцию: Русь в фильме выглядела слабее и архаичнее европейских народов, что в корне противоречило ее кино-образу, созданному в золотой век советского кино. Кажется вполне закономерным появление таких фильмов в начале Перестройки. Именно тогда в советской политической и культурной элите возникают представления об отставании страны и необходимости вестернизации. После распада СССР сюжеты из древнерусской истории на двадцать лет исчезнут с экранов, чтобы возвратиться уже в XXI веке в совершенно новом формате.

Князь Владимир Святославович в новейшем российском кино: из «ничтожного хлюпика» в отцы нации

В 2015 году страна масштабно отметила 1000-летний юбилей со дня смерти князя, которого теперь официально именовали Владимиром Великим. Тогда же был установлен монументальный памятник у стен Московского Кремля. Кинематограф не мог оставаться в стороне от грандиозного юбилея, тем более сама фигура Владимира уже была включена в массовую культуру31. Почти одновременно возникли два проекта биографических блокбастеров. Компания «Слово – новый век» предложила снять фильм «Креститель» в постановке Владимира Бортко, одновременно был запущен проект «Викинг» (2016, режиссер Андрей Кравчук), где в роли князя должен был сняться популярный актер Данила Козловский.

Оба блокбастера стали конкурентами за государственные субсидии. В конечном счете, поддержку получил «Викинг», а альтернативный проект был остановлен32. СМИ отмечали финансовый фактор. Якобы продюсеры «Викинга» при поддержке Первого канала готовы были вложить в производство блокбастера собственные деньги, а студия, планировавшая снимать «Крестителя», была объявлена банкротом. Мы не знаем точно всех причин обусловивших такой выбор. Но крайне любопытно, что в итоге был поддержан не патриотическо-православный эпос, а фильм, сделанный по канонам современных западных сериалов таких, как «Игры престолов».

Название фильма интриговало, дразнило, а некоторых даже оскорбило33. Как же, православный святой – и викинг! Хотя из летописей известно, что Владимир действительно в ходе междоусобицы бежал в скандинавские земли, а затем вернулся на Русь с отрядом варягов. Какое неоднозначное начало могло бы получиться: святой князь, ведущий войско «оккупантов». Однако авторы к этому скользкому сюжету подошли аккуратно. Владимир в фильме дистанцировался от викингов, а алчные наемники вообще относились к нему, как к малахольному. Кстати, само название проясняется только к середине картины, когда волхв назвал самого Владимира «викингом», чужаком на киевской земле.

Действительно, персонаж Козловского выглядит чужим в брутальном древнерусском мире, где людей убивают из-за охотничьей добычи, сжигают города после дерзкого ответа девицы, а мщение – единственный способ решения всех внутри- и внешнеполитических проблем. Создатели фильма не прошли мимо страшных злодеяний, совершенных Владимиром. Однако изнасилование будущей жены Рогнеды на глазах родителей и убийство родного брата Ярополка происходят как будто вопреки воле самого князя: то он под мухоморами, то за его спиной действуют неопознанные воины.

С другой стороны, можно понять авторов: им надо было объяснить в увлекательной форме, почему такой, мягко говоря, неоднозначный человек решил крестить Русь. Популярная легенда о «кастинге» различных религий была отметена как слишком сказочная и противоречащая динамике картины. Из всего многообразия причин христианизации Руси акцент был сделан на одной: убогости, жестокости и аморальности дохристианских верований.

В советских фильмах Киев и Новгород выглядели богатыми городами, с высокими крепостными стенами и множеством каменных зданий. В «Викинге» языческий славянский мир показан грязным и нищим. Киев – это жалкий поселок, окруженный деревянным частоколом. Напротив, христианский Корсунь (Херсонес), который штурмует армия Владимира, кажется просто Римом. Киевские язычники и их предводитель глухонемой лысый волхв в блестящем исполнении актера Антона Адосинского похожи на секту изуверов. Они убивают христианина Федора (Владимир Епифанцев) и его сына, принося их в жертву Перуну34. Пожалуй, впервые языческая Русь была показана без малейшей симпатии, сквозившей и в киносказках Александра Птушко, и в «Рублеве» Андрея Тарковского. Такое отношение к язычеству вполне соответствует доминирующей современной трактовке этого феномена.

Дополнительная коннотация языческого мира в фильме – это его коллективность: камлания, жертвоприношения и даже насилие над Рогнедой происходят в присутствии дружинников. В христианских эпизодах люди остаются один на один со своей душой, страстями и грехами. В финале картины священник будет крестить одного Владимира в пустом храме.

Экранный Владимир разрывается между двумя женщинами —полоцкой княжной Рогнедой (Александра Бортич) и княгиней Ириной (Светлана Ходченкова), женой брата Ярополка. Рогнеда, имевшая все основания ненавидеть Владимира, ведет себя по обычаям соплеменников. Она то отдается ему со страстью, особенно после ярких побед, то хочет убить, желая отомстить за погибших родных. Известное из летописей покушение Рогнеды на убийство князя больше похоже на языческое жертвоприношение. Напротив, христианка Ирина своей кротостью исподволь подводит Владимира к христианству и буквально помогает ему открыть ворота Корсуни.

Как отметил продюсер фильма Константин Эрнст: «Россия, несмотря на свое сложное расположение, – европейская страна, а мы с вами – люди европейской культуры. И это тоже последствие выбора, сделанного Владимиром»35. Накануне столетия Октябрьской революции вышло большое кино с претензией на творение нового мифа о рождении нации. И ради этого была переписана неоднозначная биография Владимира, осуществлена редукция причин Крещения славян и демонизирована дохристианская Русь. Характерно, что точкой отсчета «европейской России» предложено считать крещение князя в крымской Корсуни, а не крещение Киева, показанное в финале мельком как видение князя.