Невесомая как снежинка

Елена Астасьева

Невесомая как снежинка

Проездом

Я была счастлива. Счастье мое звали: Мика, Миха, Михаил, милый медвежонок. «Может быть, я к тебе заеду на обратном пути», – сказал он. А я ответила: «Как хочешь». И зачем только я ответила: «как хочешь», ведь могла же сказать: «обязательно приезжай». А могла бы сказать: «Если ты не вернешься, я умру», – так было бы лучше. Да только он ведь сам об этом знает. И разве можно в любви заставлять или просить, это ведь дело добровольное.

В прошлый раз вот и не просила и не ждала, сам пришел, приехал, возник. Я глазам своим не поверила, когда увидела его на лавочке возле дома. «Не может быть», – твердила про себя, приближаясь, а когда убедилась, что все-таки может, просто застыла и молча смотрела, как он, отложив в сторону блокнот и карандаш, подходит и говорит: «Привет! Это я. К тебе можно?»

И вот он уже сидит на моем диване и ошарашено смотрит вокруг, а на стенах – его рисунки, а на рисунках – я: я – в виде русалки (вместо ног – огромный хвост), я – в виде Венеры, голой богини из морской пены, а также я – в позе лотоса на спине у слона. Три рисунка висят на самом видном месте, а остальные места, видные и не очень, заняты фотографиями, вернее, одной-единственной фотографией, распечатанной в количестве пятидесяти штук, а на ней – он, Михаил, лежит себе, загорает, подставив солнцу спину и зеленые плавки. Жаль, конечно, что не видно лица, но это единственное фото, которое осталось у меня на память о том лете.

Затем я дрожащими руками разливала чай в чашки цвета убывающей луны, а Мика как-то странно на меня смотрел, и повторял как будто про себя: «Что происходит, а?» или: «Нет, я ничего не понимаю», а потом сказал: «Знаешь, у меня есть деньги, надо их как-то потратить».

И мы пошли с ним в магазин и купили все необходимое: огромную пиццу с кальмарами и консервированные каштаны, сладкое вино и противный коньяк, конфеты в виде красных червяков с зелеными глазами и дирол, чтобы не было кариеса. Еще Мика купил таблетки кофеина, чтобы растворять их в коньяке и не спать всю ночь.

Потом он сказал: «Мне надо позвонить, предупредить, что я пока не появлюсь. Я вообще-то проездом решил к тебе заскочить. Все-таки полтора года прошло, я ведь не знал, как ты и что ты».

«Теперь знаешь», – ответила я, и мы пошли пить вино и коньяк, а потом я читала свои стихи, посвященные ему, стихи о нем и для него. А он показывал мне свои рисунки, на всех на них были женщины в разных позах и вариантах: женщина с телом змеи и языком-жалом; женщина-паук, плетущая сети для маленьких грустных мужчин; женщина с огромными глазами, взирающая на мир из стеклянной колбы. Еще была женщина-бабочка, и женщина-тигр, и даже дерево-женщина, но все они были очень красивые, и Мика сказал, что один человек ждет его в Питере, поможет там ему устроить выставку, он сможет заработать денег и даже прославиться. «Здорово, правда?» – спросил он. – «Хочешь в Питер?»

Это было не предложение, а так, вопрос из любопытства. Я хотела в Питер, на Марс и к черту на рога, но только если он меня туда очень-очень позовет. Поэтому неопределенно кивнула головой. «У тебя, наверное, работа, да?» – подсказал Мика. «Конечно, хочу, но работа…» – согласилась я. Испугавшись, что он начнет меня расспрашивать о работе, попросила: расскажи о себе.

«Да что там рассказывать», – отмахнулся Мика. – «Жил, рисовал. Я вот думаю: может, напрасно все это? И нет у меня никакого таланта? Я ведь не так уж много хочу: всего лишь признания, славы. Хочу, чтобы меня оценили. Мне ведь даже денег не надо. Вернее, надо, конечно, но так, совсем чуть-чуть. Пока у меня ничего нет. А ведь мне уже 23 года!»

Я мысленно вздохнула: мне было на два года больше и у меня действительно ничего не было, даже таланта, который у Мики явно присутствовал. О чем я ему и сказала.

«Ты действительно так считаешь?» – спросил он, пристально глядя на меня своими глазами цвета темного янтаря с вкраплениями черных точек. Еще бы! На самом деле я считала его самым лучшим, самым умным, и, безусловно, самым талантливым из всех людей, которых я знала. «Иди ко мне», – позвал Мика, и я послушно прильнула к его груди.

А к утру он совсем уже превратился в милого медвежонка.

«Ты толстый», – говорила я, чтобы он не догадался, что считаю его самым красивым на свете. «Я не толстый, я большой», – улыбался он, все равно догадываясь.

«Ты вспоминал меня?» – спрашивала я осторожно, чтобы он не понял, как часто вспоминала его я. «Конечно, вспоминал. Ну, не то, чтобы я тебя каждый день вспоминал, понимаешь? Но всегда о тебе помнил. Хотел написать тебе письмо, но ты ведь сказала: не надо».

Да, прощаясь тогда, прошлым летом, я действительно сказала «не надо», когда он спросил: «Хочешь, я тебе напишу?» Я боялась, что если скажу «да», то потом всю жизнь буду ждать его письмо, заглядывать каждый день в почтовый ящик, видеть по ночам сны о том, как получила это волшебное письмо, и в конце концов сойду с ума от ожидания. По той же причине я не стала договариваться с ним о встрече, не требовала никаких обещаний и не давала их сама. Если суждено чему-нибудь случиться, оно и так случится, – считала я. И вот чудо произошло: он приехал.

«Позвонить все-таки надо», – напомнил Мика. Телефона в моей квартире нет, увы, и мы пошли на почту. Я надела свое лучшее платье: ярко-красного цвета, длиной до земли, и новые туфли на высоком каблуке. Мика в синей майке и джинсах выглядел замечательно, но вместе мы составляли странную пару. Впрочем, может быть, мне только казалось, что все прохожие на нас оборачиваются. Мне было немного неловко за прохожих, а также за антисанитарное состояние моего города: окурки на тротуаре, сломанные скамейки и попадающиеся на каждом шагу мои знакомые были недостойны Мики.

Он позвонил, куда там ему было надо, и пока он был на почте, я стояла на улице и уже предчувствовала недоброе, а когда он вышел и сказал: «Все хорошо. Завтра я уеду», я опустилась прямо на пыльный асфальт, и сидела так, не в состоянии сдвинуться с места, целую вечность. «Ну надо же мне как-то двигаться в сторону Питера?» – объяснил Мика, оправдываясь.

«Конечно» – согласилась я, и мы стали веселиться, гуляя по городу. И впереди была целая ночь, а потом утро, и я не плакала, нет, и не просила взять меня с собой, а в последнюю секунду он сказал: «Может быть, я к тебе заеду на обратном пути». И я ответила: «Как хочешь».

А когда он уехал, взяла календарь и стала считать, и получалось, что через сорок пять дней он будет возвращаться, и конечно же, заедет. Поэтому я была счастлива. Все эти сорок пять дней. Каждый из этих дней был наполнен смыслом: ожидания его.

Ни на какую работу я, конечно, не ходила, ведь я не способна работать. У меня было занятие получше: я писала роман. Это был роман о нем, о Мике, о том, как мы с ним встретились и полюбили друг друга. О той единственной неделе, которую мы провели вдвоем на золотом песке у теплого моря. О том, как он меня рисовал. В общем, это было очень увлекательное занятие, писать мой роман. И каждый вечер перед сном я молилась: о том, чтобы он нашел то, что ищет, и был бы так же счастлив, как и я.

И совсем неважно, что, когда закончились эти сорок пять дней моего счастья, он так и не приехал. И что когда я позвонила, не выдержав, к нему домой, его мама (чудесная женщина!) ответила, что Михаил давно уже вернулся, но не один, и даже успел опять уехать, и что он теперь будет жить в Питере, со своею женой.

Кавказский принц

Напротив нашего общежития было другое, для судостроительных рабочих. В его окне мы заметили мужской силуэт.

Две студентки первого курса, в этот вечер мы томились в своей комнате от скуки. Кровати с панцирной сеткой, в центре стол, табуретка, все. Еще, правда, у нас была настольная лампа, купили ее для уюта. Лампа была сенсорная – прикоснувшись к оранжевому абажуру, можно было усиливать или уменьшать свет.

Мы стали сигнализировать мужчине в окне этой лампой. Вскоре он это заметил, стал тоже подавать нам знаки. Мы с Лидой хохотали, падая на кровати. Пригибались, делая вид, что нас нет, и подсматривали из-за занавесок. Это было приключение! Нам было по семнадцать лет.

Мужчина надел пальто, помахал нам и куда-то вышел. Через пять минут кто-то постучал в нашу дверь.

Мы испугались, притихли. Но все-таки открыли. На пороге стоял юноша неземной красоты. Черные волосы, темные глаза, чуть смуглая кожа. Тонкие черты лица, как у принца из сказки. Черное пальто и белоснежный шарф.

Юноша заговорил, и чары развеялись. Принц оказался кавказских кровей. Он говорил с очень сильным акцентом, и вообще плохо знал русский язык.

Так мы познакомились с Аликом из Азербайджана. Он заходил к нам в гости, мы пили кофе, он оживлял наши скучные вечера. Сидел на табурете за столом, мы – по сторонам от него, на своих кроватях. Пытался что-то рассказать, мы покатывались со смеху, его произношение казалось нам невероятно смешным. Он растерянно улыбался.

Работал ли он на судозаводе, учился? Я не знаю. Знаю лишь, что, как и мы, он приехал в этот город совсем недавно, и ему было так же одиноко, как и нам.

Однажды он показал нам паспорт. Оказалось, что ему двадцать лет, зовут его вовсе не Алик, имя было сложное, с приставкой «оглы».

Алик был притягателен, как красивая, но не очень приличная игрушка. Таких как он, здесь называли «хачи».

Иногда мы ходили с ним гулять, обязательно втроем. Втроем – это было как бы не всерьез, просто дружба. Просто девочки дружат с мальчиком, что тут такого. Вот пройтись вдвоем – это почти свидание. Водиться с хачами считалось чем-то постыдным, плохим.

Мы гуляли по главной улице города, Советской, стояла солнечная осень. Алик шел посредине, черное пальто, белый шарф. Вот лоток с мороженым, продавщица куда-то делась. Алик брал из бесхозного лотка мороженое – девочки, угощайтесь. Мы убегали, смеясь от восторга и страха.

Однажды Алик пришел, а Лиды не было дома. Она записалась на аэробику, была одержима, как и все девушки, идеей худеть.

Мы впервые оказались наедине, это было неловко.

Алик пристально смотрел на меня глазами цвета горького кофе, который мы пили.

Произнес с придыханием:

– Ты красивый.

Он путал женский и мужской род, падежи.

Пересел ко мне на кровать, я почувствовала аромат туалетной воды с табачными нотами. Много лет потом, стоило мне где-то встретить этот запах, я мгновенно вспоминала тот день.

Я сказала, отталкивая его руки:

– Иди домой.

Он придвинулся ближе:

– Хорошо, я иду до твой.

Это было так нелепо и смешно, что я расслабилась. Тогда он меня поцеловал.

Это был мой первый поцелуй. Я так решила.

На самом деле не первый, но те, другие поцелуи, я хотела отменить, они были не настоящие. Поцелуи взрослого мужчины – неприятные, постыдные, тайные. Поцелуй из тех ни за что не мог быть моим первым, нет.

«Мне семнадцать и я целуюсь в первый раз» – сказала я себе. Это звучало правильно. Только вот мужчина опять был не тот.

Но этот поцелуй был первым еще по одной причине. В тот день я ощутила что-то новое, что-то такое, чего никогда раньше не было. Я изучала свои реакции с любопытством ученого, ставящего опыты на самом себе.

Мы стали целоваться каждый раз, оставаясь наедине. Лида ничего не знала, прыгала три раза в неделю на своей аэробике. У меня опять была тайна, что поделать, так устроена жизнь.

Однажды на выходные я уехала к родителям. Когда я вернулась, Лида сказала:

– Представляешь, Алик в меня влюбился!

Оказалось, пока меня не было, он пытался ее поцеловать.

Лида смущалась, но румянилась от удовольствия:

– Я ему сказала, что у меня есть парень. Что ничего не получится.

Я уже знала, что Лида умела врать.

У нее был парень Витя, школьная любовь, он остался в ее родном городе. Приезжал иногда, раз в месяц, на пару дней.

Лида жаловалась:

– Неужели у меня больше никогда никого не будет? Выйду замуж, и все?

Ей хотелось попробовать что-то новое.

Я не стала говорить Лиде, что с Аликом все не по-настоящему. У меня было превосходство, я знала правду, а она считала, что все всерьез.

Мы втроем шли в кино, а потом Лида, понизив голос, рассказывала:

– Во время фильма Алик так сжимал мою руку…

Я молчала о том, что другой рукой в это время он гладил мою ладонь.

Накануне приезда Вити Лида меня предупредила:

– Я сказала, что Алик ходит к тебе, я тут не причем, хорошо?

Мне не понравилось, что Витя будет думать, что я встречаюсь с хачами. Но я промолчала, я была покладистой в те времена.

Знакомство Вити с Аликом прошло нормально. Лида виновато улыбалась, Алик держался свободно. Они пожали друг другу руки, два солидных мужчины. Вите было, кажется, двадцать один.

Я подозревала, что когда меня нет, Лида, как и я, целуется с кавказским принцем. А может и не только целуется. Мне было все равно.

Я уже знала, что вокруг все не то, чем кажется. Что поделать, если так устроена жизнь.

Постепенно Алик стал приходить к нам все реже, Лида бросила аэробику. Они с Витей собирались пожениться, дело в том, что она была беременна. Вскоре Алик и вовсе куда-то исчез.

Прошло лет пять, однажды вечером я шла по улице. Меня окликнули, оглянулась, на меня надвигался какой-то хач. Я испуганно шарахнулась, но он назвал меня по имени:

– Ты меня не узнаешь?

Это был Алик, но я его не узнала, а скорее догадалась, что это он. Ничего не осталось от сказочного принца, его черты огрубели. Взрослый мужчина, лицо кавказской национальности.

Он спросил меня, не вышла ли я замуж. За эти годы он хорошо выучил русский, я заметила, что его акцент почти исчез.

Я ускорила шаг, свернула резко в сторону. Он не стал меня догонять.

Моя первая

Мне было девятнадцать. Я приехала в детский лагерь работать вожатой и директриса, увидев меня, всплеснула руками:

– Господи, какой цыпленок! Дам тебе самых маленьких, с другими не справишься.

Мне дали младший отряд, дети от шести до одиннадцати лет. И я с ними категорически не справлялась. Но речь не об этом.

Меня поселили в комнату еще с двумя другими вожатыми, они были моего возраста, подруги. И в одну из них я влюбилась.

Это было так давно, что я даже не помню, как ее звали. Я перебираю имена, что-то мелькает на краешке сознания – Нина, Надя, а может, Инна? Кажется, буква Н была там точно… Но нет, обманчивая память дразнит, но не открывает имя. Пусть будет Надя.

Надя была спортсменка, легкая атлетика, у нее было стройное, мускулистое тело, почти мальчишеская фигурка. Маленькая, почти незаметная грудь, зеленовато-карие глаза, золотистая от загара кожа. Русые, выгоревшие на солнце волосы, изящное каре, оставляющее открытой шею. Шорты, футболка, уверенные движения. Пацанка.

Надя с утра до вечера говорила о мужчинах. По ее словам, у нее было полно мужчин, впрочем, любимого парня у нее не было, она ни с кем не встречалась. Был тренер, с которым она чуть ли не с тринадцати лет, по ее словам, трахалась, был друг детства, с которым «мы иногда занимаемся сексом». Жила она, как я поняла из ее историй, довольно бедно, вдвоем с мамой, и приехала в лагерь подзаработать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.