Брестский мир: ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Стратегическая обоснованность этого решения Николая II видна как из того, что после падения правительства в Петрограде царь еще несколько дней пользовался свободой действий, так и из того, что во время следующего переворота – Октябрьского – Ставка почти на месяц действительно смогла стать оплотом контрреволюции.

Николай II не смог и, очевидно, не мог предвидеть всего, что произойдет. Мог ли он предполагать, что решающий удар самодержавию будет нанесен не революционерами, а теми, в контрреволюционной мотивации которых он был уверен?! Мог ли он ожидать, что «черновую работу» революции – техническое принуждение к отречению царя от власти – сделает его же ближайшее генеральское окружение?!

Безосновательно упрекать царя в том, что он проглядел измену своих генерал-адъютантов. Ничто не дает права так утверждать. Более того, само решение Николая II перенести свое местопребывание в Ставку было вызвано вполне сознательной необходимостью лично и непосредственно следить за военной верхушкой! У государя не было «слепого доверия» ни к генералу Алексееву, ни к генералу Рузскому, ни к кому бы то ни было вообще (кроме, быть может, своей супруги, но и то, судя по письмам, он очень часто оспаривал ее мнение по политическим вопросам и поступал по-своему). Контрреволюционная стратегия Николая II зиждилась в этом случае на вполне рациональном расчете. Он обоснованно ожидал, что, несмотря на любые политические разногласия с самодержавием, военная элита Империи, в случае революции, вновь, как и в 1905 г., окажется на стороне престола – для того, чтобы справиться с общим опасным противником.

Таким образом, главный, как выяснилось уже post factum, просчет государя состоял в том, что он считал своих противников в элите людьми разумными, способными предвидеть последствия своих действий. Неадекватность элиты спутала карты не только самодержавному строю. Она, резко проявляясь и в дальнейшем, обрекла на поражение все вообще антибольшевистские силы.

Политиканствующий класс

Благодаря поэту Николаю Некрасову на века оказалась запечатлена реплика известного сановника Ф. В. Ростопчина про элитную молодежь, из которой впоследствии вышли декабристы: «В Европе сапожник, чтоб барином стать, / бунтует – понятное дело. / У нас революции делает знать. / В сапожники, что ль, захотела?» Эта ирония не выглядит ни меткой, ни глубокой. Естественно, руководители восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. собирались, в случае успеха своего выступления, стать руководителями всего Российского государства, то есть не только остаться в рядах элиты, но и повысить свой статус. Да и отмеченная революционность представителей элитных слоев населения не была чем-то исключительно русским, отличавшим нашу страну от Европы.

Многие руководители Великой французской революции или возникшей в ее результате Французской империи были выходцами из рядов дворянства или духовенства: Лафайет, Мирабо, Фуше, Талейран. Сам Наполеон Бонапарт был дворянином. Оппозиционность и даже революционность представителей привилегированных сословий была свойственна не одной лишь России. Это самое обычное явление в истории многих стран и эпох мира.

Дело не только в том, что везде и всегда находятся охотники «ловить рыбу в мутной воде». Сама потребность общества в развитии образования порождает избыток лиц интеллигентных занятий. Эта черта общественного развития особенно резко выступает в эпоху капитализма. Своей профессиональной подготовкой они предназначаются для обслуживания элиты. В то же время лишь небольшая их часть оказывается в состоянии удовлетворить все свои запросы настолько, чтобы в полной мере ощутить себя частью элиты. Причем речь тут идет не только и даже не столько о грубо материальных запросах. Характерной особенностью капитализма является перепроизводство интеллигенции. Или, говоря иначе, внутри элиты всегда есть «свои среди чужих, чужие средь своих». Всякая элита неизбежно порождает внутри себя своего двойника, этакого коллективного doppelgänger – контрэлиту, стремящуюся уничтожить господство прежней элиты. Но при капитализме этот процесс носит стабильный, неизменный характер, что обусловливает перманентную политическую революцию, свойственную этой стадии общественного развития.

Внутриэлитная борьба, как показывает вся человеческая история, ведется с не меньшим ожесточением, чем борьба между классами. Поэтому ее участники могли прибегать к самым крайним методам, среди которых были и внешне революционные. Однако всегда необходимо отличать участие одних элитариев в революционных партиях от участия других элитариев во внутриэлитной оппозиции политическому курсу самодержавия. Хотя временами тактические действия тех и других смыкались, их мотивы и конечные цели оставались различными. Любопытно еще и то, что часть внутриэлитной оппозиции самодержавию вдохновлялась не «левыми», а «правыми» политическими принципами! Это частично относится и к тем, кого мы привыкли числить среди либералов.

Лидер праволиберального «Союза 17 октября» (партии октябристов), собравшего в своих рядах многих видных предпринимателей, А. И. Гучков приобрел политическую известность в 1905 г. своим выступлением против предоставления широкой автономии Царству Польскому. То есть, с точки зрения либеральной партии конституционных демократов (кадетов), Гучков тогда был «монархистом». Однако с 1909 года Гучков становится центром сколачивания активной оппозиции среди крупной буржуазии, помещиков и высших военных. Понятно, что эти люди не стремились к ниспровержению социальных устоев. Наоборот, их мотивом было опасение за судьбу крупной собственности при революции, которой, по их мнению, самодержавие не могло эффективно противостоять. Нужна была, считали они, новая организация государственной власти в интересах имущих классов.

Характерный эпизод произошел в январе 1905 года, когда по велению царя министр финансов В. Н. Коковцов созвал совещание торгово-промышленных деятелей. Его целью было наметить меры для снижения революционных настроений у рабочих. Коковцов предложил предпринимателям программу своего министерства, включавшую: законодательное ограничение рабочего дня, введение обязательного социального страхования рабочих, отмену наказаний за стачки с чисто экономическими требованиями86. Капиталисты единодушно отвергли эти предложения. Быть может, они рассматривали массовое рабочее движение, прежде всего, как способ самим давить на правительство с целью политических уступок и поэтому не желали снижения остроты рабочей проблемы? Возможно, что и в основании «меценатства», которое оказывали революционным партиям такие толстосумы, как Савва Морозов, лежали те же мотивы.

Растущей и крепнущей российской буржуазии нужна была своя твердая классовая власть, своя диктатура, оптимальная в борьбе с надвигающейся социальной революцией. Эта диктатура должна была всемерно использовать в своих целях современные политические технологии, прежде всего – демагогию о «правах» и «свободах» и манипулирование голосами избирателей. Самодержавная монархия этим интересам капиталистов не удовлетворяла – она не была ни диктаторской, ни демагогической. Путь к установлению вожделенной имущими классами «модернизированной» диктатуры неизбежно лежал через свержение самодержавия, то есть через переходный этап конституционных «свобод».

Парламентаризм, начавший развиваться в России после 1905 г., оказал свое влияние и на политическую психологию монархистов. Они усваивали повадки либералов и сами нередко становились в открытую оппозицию мероприятиям правительства, явно поддерживаемым царем, как произошло весной 1911 г. при голосовании в Государственном Совете очередных законопроектов Столыпина. Необходимо особо выделить, что огульная кампания в общественном мнении против пресловутого Григория Распутина, ставшая затем мощным орудием анти-династической пропаганды, была инициирована и развязана именно правыми кругами. Правые же дали лишний и неотразимый аргумент в руки врагам монархии, сами организовав и осуществив убийство Распутина в декабре 1916 г.

Говоря о партийно-политическом спектре предреволюционной России нужно заметить, что представительство в Государственной Думе не отражало народных настроений. Дума избиралась по цензовому закону, который 3 июня 1907 г. был еще сильнее изменен в пользу собственнических слоев населения. Как правые (монархисты и русские националисты), так центристские (октябристы) и либеральные (прогрессисты и кадеты) партии имели широкое представительство в Думе только благодаря неравному избирательному закону. Представителей этих кругов нередко называли в то время «цензовыми элементами», подчеркивая, что их избрание обусловлено ограничениями политических прав для широких масс населения. Не только сторонники самодержавия, но и либеральная оппозиция могла в те годы выдавать себя за «народное представительство» только благодаря неравенству избирательной системы. В этих условиях всеобщее избирательное право, за которое формально ратовали не только кадеты, но и октябристы, на практике стало бы могильщиком этих партий.

Вряд ли сами политические вожди российской буржуазии не видели всей лживости своего позиционирования как «народных представителей» и не осознавали, к каким последствиям для них могут привести всеобщие и равные выборы в законодательный орган. Следовательно, это требование в их программах было демагогией. На практике, в случае замены самодержавия демократическим строем, они неизбежно должны были стремиться либо к фальсификации народного представительства либо к тому, чтобы подчинить интересам имущих классов более левые партии. Они испробовали оба варианта. Второй начал осуществляться задолго до 1917 года и выразился в организации в России политического масонства.

Масонские структуры как формы политической организации буржуазии стали создаваться в России с 1907 г. Их консолидация произошла в 1912 г. на конвенте ложи «Великий Восток народов России». Ложа объединила руководящие фигуры как буржуазных (октябристы, прогрессисты, кадеты), так и социалистических партий (социалисты-революционеры или эсеры, социал-демократы меньшевики, трудовики, народные социалисты или энесы). Последние вошли в ложу для консолидации действий с буржуазной оппозицией в целях свержения самодержавия. Но объединение требовало лояльности, поэтому лидеры социалистов становились проводниками политики, формировавшейся в интересах, прежде всего, имущих классов.

Без учета наличия такой надпартийной организации, как «Великий Восток», ничего нельзя понять в событиях, приведших к Февральской революции 1917 г. Но, что не менее важно, без этого учета нельзя понять и последующих событий – причин и всего хода гражданской войны в России. Ведь после свержения монархии эта организация никуда не исчезла. Она продолжала выполнять роль главного координационного центра всей политической элиты России.

Партия большевиков осталась в стороне от этого объединения. От большевиков в «Великий Восток» входил, и то лишь с целью осведомления, деятель среднего уровня, статист (И. И. Скворцов-Степанов). Автономия большевиков от масонской «супер-партии» стала главным фактором сохранения большевиками особой политической позиции в ходе революции 1917 г. и последующих событиях.

Элита и народ

Лидеры оппозиции отлично понимали, что за их претензиями на власть может быть какая-то сила только в том случае, если они мобилизуют в их поддержку широкие массы народа. При этом они не желали, чтобы низы общества сами выходили на политическую арену со своими требованиями. Для давления на власть важен был фон общественных настроений, неблагоприятный для самодержавия. На этом фоне либеральная оппозиция надеялась выторговать власть у верхушки имперской правящей элиты.

В реальности же события пошли не по сценарию либералов. Народная стихия в феврале 1917 года вырвалась наружу. Лишь она была в состоянии на какое-то время вознести либералов на Олимп власти. Но тут же обнаружились непримиримые противоречия между интересами народных масс и вставших у власти элитных группировок, которые лишь хотели использовать народ в своих интересах. Многим в России неизбежность этого конфликта была ясна заранее.

Поскольку оппозиция указывала на царское правительство, на сановников, губернаторов, генералов как на виновных в переживаемых Россией бедствиях, постольку народ с готовностью ее поддерживал. После Февраля 1917 года прежняя оппозиция заняла место самодержавия. Тогда традиционная неприязнь русского народа к далеким от него правящим сферам, усиленная прежней оппозиционной пропагандой, обратилась против бывшей оппозиции, ставшей властью.

Спустя четверть века, в 1941–1945 гг., большевики сумели создать необычайно прочное единство народа в гораздо более тяжелой борьбе с врагом. Это единство создалось вопреки всем прежним трагическим страницам советской истории, вопреки раскулачиванию, репрессиям и т.п. Такого единства не было в 1914–1917 гг. Это несмотря на то, что царский режим был довольно либерален даже на фоне многих современных ему режимов воюющих западноевропейских стран, а уж при Временном правительстве был беспрецедентный разгул политических свобод. Тем не менее, подлинного национального единства не было. Почему? Главная причина заключалась в неравномерном распределении тягот войны по слоям населения.

В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. все слои населения были скреплены государством в единую вертикаль. Уровень доходов и привилегий был, как общее правило, прямо пропорционален ответственности людей на конкретных этажах государственной иерархии. Это было понятно, так как всем и за все платило государство, а независимых источников доходов практически ни у кого не было. Элита государства при Сталине отнюдь не обладала иммунитетом от преследования за упущения на своей службе государству. Наоборот, чем больше прав – тем выше ответственность. Это был принцип распределяющей справедливости. Народ видел его и приносил жертвы за это государство, хотя оно подчас было очень жестоким к народу. Но – не избирательно жестоким. Государство было не более снисходительно к министру, чем к рядовому колхознику. Таков был принцип Советского государства в годы величайшей борьбы.

Прежняя Российская империя строилась на сословном неравенстве прав и обязанностей. Соотношение между правами и обязанностями было, как правило, обратно пропорционально. Чем больше прав – тем ниже ответственность, меньше обязанностей, легче наказания. Процесс постепенного уравнения сословных прав, начавшийся в конце XIX века, был еще далек от завершения. В этом смысле Россия сильно отличалась даже от многих стран, воевавших в Первой мировой войне. Законодательство Франции, Германии, (по ходу Первой мировой – также Англии) не знало, например, таких поблажек людям с образованием (как правило – представителям высших классов) в прохождении военной службы, как в России. Отчасти это объяснялось тем, что процент образованных людей на Западе был намного выше, и если исключать их из числа военнообязанных, то для западноевропейских армий не хватало бы рекрутов. А Россия берегла свою немногочисленную интеллигенцию. Но и в целом Запад уже (в разных странах – в разной степени) юридически почти изжил сословное неравноправие (фактически оно, правда, дает знать о себе по сей день).

Наряду с патриотами из элитной молодежи, которые с первых дней войны стремились попасть на фронт, были, разумеется, и люди совсем иного склада, причем последние явно преобладали. Иначе не пришлось бы правительству уже в декабре 1914 года отменить бронь от призыва для студентов высших учебных заведений. Ответом стал уход буржуазной молодежи в «земгусары» – показательное явление для общественных настроений.

Спекулируя на выявившихся трудностях государства в деле организации обороны, оппозиционные партии вскоре, под предлогом «помощи правительству», стали создавать различные организации: по мобилизации местной и кустарной промышленности в помощь снабжению армии, снабжения продовольствием, помощи раненым и увечным и т.д. Их деятельность была объединена на высшем уровне созданием в июне 1915 года Главного комитета по снабжению Российской армии, образованного под эгидой Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов (Земгор). Это были объединения гласных (депутатов) местных органов самоуправления – земств и городских дум. Они состояли не только из либералов, но и из правых, однако либеральная струя в этом Комитете сразу возобладала.

Земгор развил бурную, но главным образом – пиарную деятельность, показывая всем, как «общественность», «героически» преодолевая бюрократические препоны, помогает родной армии. Ныне признано, что реальная роль этой организации в помощи Русской армии была ничтожной. В своей преобладающей части материальное снабжение войск осуществлялось силами государственных органов. Благодаря щедрым субсидиям богатых буржуазных оппозиционеров Земгор предлагал своим служащим жалованья значительно выше тех, которые назначались служащим госаппарата примерно за ту же работу. Служба в органах Земгора давала бронь от мобилизации, что сразу привлекло туда множество молодых людей, стремившихся законным образом избежать призыва. Эту сытую армию уклонистов народ и прозвал «земгусарами».

Главная тяжесть мобилизаций и военных потерь падала, прежде всего, на крестьянство, затем – на рабочий класс, и уже потом – на более обеспеченные слои населения. Неизбежное снижение жизненного уровня тоже сказывалось, в первую очередь, на низах общества. В образе жизни элитных слоев с началом войны ничего не изменилось. Для них как будто не существовало Отечественной войны. Отдельные личные исключения не в счет, ибо народ судил по картине в целом. И, опять же, для народа не было существенной разницы между политическими позициями, скажем, Милюкова и Дурново. В его глазах оба они принадлежали к одному господствующему классу, и отношение к ним было одинаковым.

Кучке промышленных и финансовых магнатов (олигархам по-нынешнему) война предоставила возможности баснословной наживы. Процент прибыли на казенных заказах намного превышал таковой в обычное, мирное время. Наживались на этом (на «откатах», как теперь говорят) и крупные госчиновники, по протекции которых эти заказы предоставлялись. Всем вокруг война – горе, а этим – средство обогащения…

Следует упомянуть еще одну немаловажную деталь, которой почему-то уделяют недостаточное внимание в анализе психологических причин революции. С началом Отечественной войны Николай II ввел в стране «сухой закон». Движимый религиозными побуждениями, царь решил использовать момент для решительного шага по пути утверждения народной трезвости. Первоначально это объявлялось мерой военного времени, но государь в беседах с некоторыми приближенными говорил, что собирается продлить эту меру и по окончании войны. Была запрещена не только казенная, но и частная торговля крепкими спиртными напитками. Как представляется, фактор внезапного и всеобщего протрезвления (в буквальном смысле этого слова) народных масс историки пока не оценили должным образом. Но на фоне всеобщей трезвости военного времени отдельные представители высших классов продолжали кутить не только дома, втихую пропивая прежние запасы спиртного, но и открыто – в элитных ресторанах. Полиция привычно не вмешивалась – ведь гуляют-то господа! Богатым закон не писан?…

Российские либералы, представлявшие интересы и симпатии примерно лишь двух с половиной процентов всего населения страны87, надеялись, что смогут править страной одни, без царя. Забыли они предупреждение одного из умнейших представителей либерального лагеря, произнесенное в 1909 году: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, – бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной!»88

Самодержавие под ударом

Главным и роковым следствием неудачной кампании 1915 года стало не поражение Русской армии, по-прежнему способной нанести врагу сокрушительный удар (что показал последующий Брусиловский прорыв), а подрыв у нации веры в то, что существующая власть может довести войну до победы. Этому подрыву вольно или невольно содействовали и статусные «слуги государевы».

В ту тревожную пору лейтмотивом на заседаниях Совета Министров стали постоянные жалобы на вмешательство военных начальников в дела внутреннего управления: «Дезорганизация принимает столь угрожающий характер, что становится страшно за будущее … Распоряжаются все, начиная от любого предприимчивого прапорщика … Но министр внутренних дел ничего не может сделать … Становится невыносимо работать. Все планы, предположения, расчеты нарушаются произволом любого тылового вояки … Жизнь страны расстраивается, правительственный механизм разлагается, повсюду хаос и недовольство»89. Следует заметить, что «Положение о полевом управлении войск», на основании которого действовала Ставка ВГК, создавалось с расчетом, что Верховным главнокомандующим будет сам государь. Поэтому обе власти – военная и гражданская – на театре войны будут объединены в его руках. Казалось бы, из реплик и общего настроения министров логически следовало, что они поддержат замену великого князя царем на посту Верховного.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее по старому стилю, отстающему от нового на 13 дней (в скобках иногда указывается дата по новому стилю), указываются все даты до 31 января (13 февраля) 1918 года включительно.

2

А.А. Керсновский. История русской армии. М., 1999. С.494.

3

А.И. Герцен. Соч. в 30 т. М., 1956. Т.7. С.160-161.

4

В.О. Ключевский. Соч. в 9 т. М., 1990. Т.9. С.325.

5

Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет

6

В.И. Ленин. ПСС. Т.37. С.150.

7

Ф.И. Нотович. Захватническая политика германского империализма на Востоке в 1914-1918 гг. М., 1947. С.20-21.

8

Н.Н. Яковлев. 1 августа 1914. М., 1993. С.175.

9

Популярный в старой России гимн «Коль славен наш Господь в Сионе». Куранты Спасской башни Московского Кремля играли его до весны 1918 года.

10

А.А. Брусилов. Мои воспоминания. Минск, 2003. С.56-57.

11

С.Д. Сазонов. Воспоминания. Париж, 1927 (репринт: М., 1991). С.263.

12

См., напр.: А. Нечволодов. Сказания о Русской земле. В 4 кн. М., 1913.

13

С.С. Ольденбург. Царствование императора Николая II. В 2 т. Белград, 1939 (репринт: М., 1992). Т.2. С.145.

14

Цит. по: В.В. Кожинов. Россия. Век ХХ. 1901-1939. М., 1999. С.30.

15

Можно добавить сюда еще 1848-1849 гг., когда австрийская армия была неоднократно бита венгерскими инсургентами. Австрия была спасена от распада только интервенцией русских войск по приглашению австрийского императора.

16

А.А. Керсновский. Ук. соч. С.521.

17

К.Н. Леонтьев. Византизм и славянство. В кн.: К.Н. Леонтьев. Поздняя осень России. М., 2000. С.154.

18

Ф.И. Успенский. Восточный вопрос и Великая европейская война. В кн: Ф.И. Успенский. История Византийской империи [Т.3]. Восточный вопрос. М., 1997. С.742.

19

А.А. Керсновский. Ук. соч. С.716.

20

А.М. Зайончковский. Первая мировая война. СПб., 2000. С.836.; А.И. Уткин. Забытая трагедия. Россия в Первой мировой войне. Смоленск, 2000. С.23-24.

21

А.А. Керсновский. Ук. соч. С.558.

22

А.А. Керсновский. Ук. соч. С.692.

23

Н.Н. Яковлев. Ук. соч. С.31.

24

А.М. Зайончковский. Ук. соч. С.306.

25

Н.М. Пашаева. Очерки истории русского движения в Галичине XIX–XX вв. М., 2007. С.105-110.

26

Псевдоним из имени и отчества, составленный им самим в юности, когда он в составе народного ополчения воевал за освобождение Болгарии от турок.