Встреча

– Да я знаю, чем ты занимаешься, просто хотел поболтать.

Чувствуя легкую досаду, я промолчал.

Через четверть часа малыш заскучал.

– Когда мы пойдем домой? – заканючил он. Я вздохнул.

– Когда я закончу проект…

– Слав, ты там сам с собой что ль общаешься? – крикнул мне через стол коллега Кирюха – веселый и добродушный парень. – Слышал, тебя Пал-Игрыч вздрючил?

– Да, было немножко, – ответил я шутливым тоном и тут заметил, что у ребенка загорелись глаза.

– О-ой, сейчас с Кирюшкой поболтаем!

– Он тебе не Кирюшка, а Кирилл Бенедиктович, – процедил я сквозь зубы.

– Чего-о? Ты кого Бенедиктовичем назвал?? – захохотал Кирюха. Этот прохвост обладал удивительно чутким слухом – но только лишь насчет того, что его действительно интересовало.

– Да я не про тебя, я про другого вспомнил… – попытался я перевести разговор с опасной темы.

– До-о, разумеется, тебя в жизни окружают одни Бенедиктовичи, – забавлялся Кирилл. – Признайся, Лисичкин, ты после распекона сошел с ума и уже разговариваешь сам с собой!

«А почему бы нет?» – неожиданно мелькнула мысль.

– Да, да, конечно, я уже давно спятил, ты же знаешь! – засмеялся я в свою очередь.

– Ну вот видишь, я говорил, что плохо ты кончишь тут, дорогой друг! Добро пожаловать в наш клуб анонимных умалишенных! – И коллега, хохоча, уткнулся в экран.

«Фу-ух… Выпутался», – подумал я, чувствуя на лбу холодную испарину.

Несмотря на то, что весь день мне с горем пополам удавалось скрывать ото всех свою маленькую «проблему», как я про себя окрестил Славика (на что шкет-телепат состроил обиженную гримасу), все же его присутствие и усилия по его игнорированию не могли не сказаться на моей внимательности: я опять сделал ошибку.

На этот раз серьезную.

Пал-Игрыч молча сверлил меня глазами. Теперь мне нечем было себя успокаивать.

– Пришло письмо от «Интермаш», – сказал он после нескольких секунд гробовой тишины. – Ты напутал с документами, и мы теряем тендер на крупный заказ.

Мне было нечего ответить. Оставалось лишь тихо проклинать несносную галлюцинацию.

– Что с тобой происходит, Лисицын? – вздохнув, устало спросил он. – Что-нибудь случилось? Ты заболел?

– Ага, пожалуй, заболел, Павел Игоревич… – Больше я и сам не знал, как объяснить свое состояние.

– Иди в отпуск. Отпускаю тебя прямо сейчас. На месяц. За проект не беспокойся: Касимов за тобой все исправит, а я с ними постараюсь договориться. Подлечись, чем бы ты ни болел, и приходи в порядке, мы будем ждать тебя.

Этот спокойный монолог, скорее всего, означал, что, если я не «вылечусь» и вернусь «не в порядке», то вполне могу быть уволен по состоянию здоровья…

Не помню, как я вышел на улицу. Немного впереди понуро семенил мальчишка. Я почувствовал мощный прилив злости.

«Это все он… Это из-за него…»

– Если бы не ты… – с гневом начал я, но он грустно перебил меня:

– Я не могу от тебя убежать, помнишь?

Вспомнив пятничный случай, я понял, что обвинять его бесполезно, и раздраженно зашагал домой, не заботясь о том, поспевает ли он за мной. Он, впрочем, поспевал без труда.

Глава 5. Помощь извне: первый визит

Придя домой, я рухнул за стол и, обхватив голову руками, стал лихорадочно твердить про себя: «Ну все, это серьезно, ты понимаешь, Славка, что это серьезно?! Тебе же дурка светит, он уже влияет на твою жизнь!..»

– Ничего я не влияю, – обиженно прозвучало сзади.

– Заткнись!!! – обернувшись, заорал я что есть мочи. Ребенок испуганно захлопал глазами, а потом заплакал.

– Это я плакать должен, это меня скоро выкинут с работы и посадят в дурку, ты!..

Я вне себя от ярости сорвался с места и, хлопнув дверью, закрылся в ванной. Часа два, наверное, я стоял под душем, чтобы хоть как-то успокоиться. Наконец вода благотворно подействовала на меня, и я вышел уже в более уравновешенном состоянии.

«Однако, проблему надо как-то решать…»

Сев в кресло, я подозвал у себе Славика, хотя мальчонка вовсе не нуждался в особом приглашении: он был рядом еще до того, как я открыл рот.

– Послушай, парень, – неловко начал я, – ты меня извини, что наорал, психанул я, понимаешь? Мне нужна эта работа, чтоб кушать, чтоб тебя кормить…

По его взгляду было видно, что он и безо всяких объяснений прекрасно знал, почему я сорвался.

– Короче, так, – сказал я, решив опустить прелюдия. – Расскажи мне точно и подробно, кто ты и откуда взялся. – Я старался говорить как можно более миролюбивым тоном, надеясь, что мальчик поделится большей информацией, есть общаться с ним по-хорошему.

– Я – это ты, – принялся было ребенок за старую песню.

– Да я понял, понял, – перебил я его. – Ну ты подумай, может, вспомнишь, может, у тебя миссия тут какая есть, цель… Может, ты с другой планеты? Ты же не кушаешь, не играешь. – В голове крутились сюжеты различных фильмов про вселившихся в разум людей пришельцев…

– Ты все еще считаешь, что я – это не ты? – вновь попытался он разрушить мою стройную концепцию мира.

– Ну, конечно, мы с тобой не одно и то же, – терпеливо улыбнулся я. – Ты не можешь быть мною, ты видишь, как по-разному мы выглядим? Ты маленький, я большой…

– Но ведь ты же тоже был когда-то маленьким.

Эта его логичная фраза ввела меня в замешательство. Пока я искал, что ответить, Славик, повернув голову, как-то странно стал смотреть на висевшую на стене полку. Почуяв неладное в этом его пристальном внимании, я поднялся и подошел к полке. Стал разглядывать корешки книг, стараясь понять, какая их них и почему могла так заинтересовать его.

– Не на книгах, а за ними, – произнес малыш. Я, повинуясь чему-то в внутри себя, засунул руку в полку и вынул оттуда пожелтевшую папку со старыми документами.

***

Светозар, держа голову ребенка и внимательно следя за действиями Вячеслава, кивнул Николаю, и тот толкнул Лисицына под локоть.

***

«Неряха чертов!» – ругнул я себя мысленно, выронив случайно папку и наклонившись, чтобы подобрать разбросанные листки. В руки мне попалась плотная картонная карточка с надписью: «1987 год. Лисицыны в Конобеево».

«Хех, фотка из далекого детства», – усмехнулся я про себя и перевернул карточку. На ней на фоне цветущих яблонь в саду счастливо улыбались мои родители, бабушка, старший брат и я – пятилетний белокурый мальчонка в забавной полосатой кофте и синих кроссовках…

Фото было черно-белым. Но я знал, что кроссовки были синие, знал это так же отчетливо, как и то, что это фото только что поставило крест на всем моем старании не замечать очевидного…

Я резко повернулся. Славика не было. Я торопливо собрал оставшиеся документы в папку, сунул туда же злополучную фотку и закинул подальше обратно в полку, зарекшись мысленно впредь даже близко подходить к ней.

…Стакан с коньяком трясся у меня в руках, грозясь пролиться. Я сидел на кухне и силился понять, почему это происходит именно со мной, спрашивал себя раз за разом, за что мне все это…

***

– Гляди-ка, Светозар, он у тебя сейчас и вправду свихнется! Не помочь ли ему?

– Разумеется, поможем, но нам и самим не помешала бы помощь. Я слышал, у тебя есть знакомый более старший Хранитель? Кажется, ты даже говорил мне, кого он хранит. – И Светозар, наклонившись к самому уху своего подопечного, прошептал: «Тебе нужен психолог».

***

– Мне нужен психиатр! – сделал я вслух неутешительный вывод. – Причем, немедленно…

***

– Вот что мне с ним делать, вечно он все перевирает, – вздохнул Светозар.

– Действуй, чего же еще! – кивнул Николай в сторону двери в комнату.

***

«Интернет – вот что меня выручит!» Лазая по различным сайтам, я пытался сообразить, как отличить настоящего специалиста от шарлатана.

***

– Вот эта ссылка! – Светозар положил свою руку поверх руки Вячеслава, двигавшей мышку, и заставил его остановить курсор на строчке в поисковике, гласившей: «Тарасов Михаил Григорьевич. Психолог. Психотерапевт. Помощь в сложных жизненных ситуациях…»

***

Кликнув мышью, я зашел на сайт очередного психолога – некоего Тарасова Михаила Григорьевича. На титульной страничке висела фотография молодого человека с изящным лицом, аккуратно собранными в хвост длинными светлыми волосами, проницательным взглядом поверх очков в тонкой металлической оправе и доброжелательной улыбкой. Хотя я всегда с пренебрежением относился к таким «прилизанным» товарищам, на сей раз внутренний голос подсказывал мне, что это – именно тот, кого я ищу.

***

– Он, он, он, – без устали нашептывал Светозар человеку. Николай, потянувшись, сказал:

– Ну, думаю, я тебе тут уже не нужен, справишься дальше сам. Встретишься с его Хранителем, – указал он на монитор со страницей психолога. – Варфоломей его зовут. Он умный, он подскажет тебе, если что. А я домой отчаливаю, у меня дел по горло… Давай, не грусти, еще увидимся!

С чувством взяв друга за руку и глядя ему в глаза, Светозар произнес со всей благодарностью, на которую только был способен:

– Николай… Спасибо тебе!

***

В тот же вечер договорившись с «психиатром» по телефону о встрече, я уже на следующее утро стоял у двери в его кабинет. Открывший мне человек выглядел точь-в-точь как на фото, вдобавок он оказался выше меня почти на целую голову, что в совокупе с внешностью делало его очень похожим на эльфа.

– Вячеслав Александрович? Добрый день, прошу, проходите. – Голос его, казалось, был создан, чтобы располагать к себе. Он пропустил меня в свой кабинет – довольно уютную светлую комнатушку со столиком и кушеткой посередине, мягкой мебелью и приятными картинками, развешенными по стенам. На одной из стен красовались в застекленных рамках различные дипломы и сертификаты. Впрочем, моего скептицизма это пока не убавляло. Едва проснувшись утром, я подумал, что совершил вчера ошибку, будто к существующим проблемам мне теперь не хватало лишь бесцельной траты денег и времени. И, если бы не постоянные угрозы канючившего Славика до конца сломать мне жизнь, вряд ли бы я здесь появился.

Уложив меня на кушетку, «Эльф», как я прозвал его про себя, сперва выяснил общие данные, тщательно записав все в тетрадь, а после задал вопрос:

– Так что же привело вас ко мне?

– Я… – Голос мой дрогнул, и я замолчал. Я понятия не имел, как, какими фразами сообщить ему о том, что со мной происходило. Видя мое затруднение, он слегка вздохнул, снял очки и доверительным тоном сказал:

– Здесь вы можете не стесняться говорить то, что у вас на душе, это кабинет психолога, и здесь нет «правильного» и «неправильного». Моя работа заключается в том, чтобы выслушать все, что вас беспокоит, и помочь вам с этим разобраться.

Стремясь до конца развеять нерешительность с моей стороны, он улыбнулся и добавил:

– Вы же не прячете больной зуб от стоматолога?

Этот аргумент показался мне достаточно убедительным, и я все же нашел в себе смелость нетвердым голосом сказать:

– Я вижу мальчика.

Психолог непонимающе приподнял бровь, и мне пришлось расшифровывать:

– Ну, я один его вижу, понимаете? Он для меня, как настоящий, разговаривает со мной, я отвлекаюсь на него, делаю ошибки на работе… Из-за него меня скоро уволят, – закончил я подавленным шепотом.

– Хм, как любопытно, – задумчиво произнес Эльф. – Как я понимаю, детей у вас нет? И вы не женаты?

Я отрицательно покачал головой.

– А как выглядит этот ваш мальчик?

Я тяжело вздохнул.

– А это, доктор, самое интересное… – И, порывшись в кармане брюк, вытащил фотокарточку из обнаруженной намедни папки с документами. – Вот он, в центре слева.

Проклятая карточка оказалась у меня не случайно: на том, чтобы взять ее и показать специалисту, зачем-то изо всех сил, чуть не устроив истерику, настоял ребенок.

***

Порядком намучившийся за это утро с упрямым подопечным, по какой-то причине никак не желавшим взять самую необходимую для излечения вещь, Светозар довольно потер руки. Тут же, в одном из кресел сидел Хранитель Тарасова по имени Варфоломей. Поза его была столь расслабленной и непринужденной, а выражение лица таким спокойным и уверенным, что для сравнения с отдыхающим на берегу моря ему не хватало лишь солнечных очков и коктейля с соломинкой в руке. Рядом с ним несколько осунувшийся Светозар выглядел усталым трудоголиком.

– Ты такой беспечный, – немного удивился Светозар.

– А чего мне за моего хлопчика бояться? Он у меня большой умница, – с улыбкой произнес Варфоломей. – Повезло мне с ним. Давай-ка лучше решать, что с твоим делать. Ваша с Николаем придумка мне понравилась, но здесь важно не потерять контроль и не навредить. Вы с Николашей не слишком опытные… О, а хочешь поднабраться умения – моему посоветовать? Не трусь, он у меня четко слушает голос совести, если что – неудачную идею отметет, да и я буду начеку.

– Правда? Ты мне доверишь? – обрадовался Светозар и обратил взгляд на разговаривающих людей: – Пока, думаю, ему советовать ничего не надо…

– Давай, рули, как знаешь, – одобряюще скрестил Варфоломей руки на груди.

***

Пока психолог разглядывал карточку, я, отвернувшись в сторону, рассказывал:

– Это моя семья в деревне в 87-м году. Мы тогда к бабушке в гости приехали… Мне было пять лет, моему брату семь, мы целыми днями носились, играли в войнушку и в пиратов, родители водили нас на речку и в лес, бабушка пекла вкусные сочники и булочки с малиной…

– Так этот мальчик в полосатом – вы и есть? – Тарасов глянул на меня из-под очков.

– Да. И этого мальчика я теперь постоянно вижу… – Не в силах продолжать, я замолк.

– Хм-м… – Он вновь перевел взгляд на фото. – А расскажите-ка, когда и при каких обстоятельствах вы впервые увидели его?

Я подробно описал события последних восьми дней, не преминув как следует нажаловаться на мешавшего мне в пятницу и на работе мальчишку. Эльф, внимательно слушавший меня, вдруг спросил:

– А сейчас вы его видите?

Оглянувшись по сторонам для верности, я с некоторым изумлением ответил:

– Нет, сейчас не вижу.

Психолог задумчиво потер подбородок.

«Что, не знаешь, что со мной? – злорадно пронеслось у меня в голове. – Так я и думал, что у тебя на стене филькины грамоты висят… А еще очки нацепил! Михаил Григорьевич…»

– Думаю, мне ясно, что с вами происходит. – Эта его фраза была для меня неожиданной: я уже мысленно распекал Славика, заставившего меня сюда прийти.

– Скажите, родители часто критиковали вас?

– Э-эм… Да не чаще, наверное, чем других детей, – растерянно сообщил я.

– Дело в том, что вы, Вячеслав Александрович,– вновь потер он подбородок, – похоже, видите своего Ребенка.

– Ну да, он ребенок, – подтвердил я.

– Нет, не так, – мягко поправил Тарасов. Сняв очки и отложив тетрадь с ручкой, он откинулся на спинку кресла и принялся объяснять:

– Видите ли, психика каждого человека устроена таким образом, что как бы состоит из трех разных частей: Ребенок, Родитель и Взрослый. Взрослый отвечает за логическое мышление, выполнение работы и достижение целей без какого-либо к ним отношения. Он находит наиболее подходящее для конкретных задач решение и действует обычно без пустых рассуждений, выбирая самый оптимальный стиль поведения и обеспечивая организму выживание.

Глотнув воды из стоящего на столе стакана, Эльф продолжил:

– В ведении Ребенка находятся наши сознательные и подсознательные желания и страхи, чувства, эмоции – такие, как гнев, печаль и веселье, с помощью которых он доносит о своих потребностях и степени их удовлетворения, а также способности к творчеству. Он открыт и непосредственен, именно он дарит нам яркие ощущения и удовольствие от жизни, но его поведение надо держать в рамках дозволенного. К этому призван Родитель – серия установок, правил, продиктованных нам в раннем детстве нашими же родителями. Голос любой самокритики – это голос нашего отца, матери или иного взрослого, который растил нас, он заставляет нас считаться с окружающим обществом ради более-менее комфортного существования в социуме. Но порой бывает так, что Родитель слишком сильно критикует Ребенка, буквально давит его и не дает самовыражаться, делая человека постоянным заложником чувства вины и, как следствие, несчастным по жизни. Вы так жалуетесь и нападаете на своего маленького Славика – не кажется ли вам, что вы просто воспроизводите поведение, которое когда-то по отношению к вам позволяли себе ваши родители?

Тарасов замолчал, глядя на то, как повлияло на клиента его объяснение. Я был несколько поражен тем, как легко и быстро он нашел ответ. Называть его «Эльфом» мне уже не хотелось.

– Так я… вижу самого себя?.. В детстве?.. И ору, как отец на меня?..– Все это еще с трудом укладывалось у меня в голове, и все же, облеченная в слова другим человеком, данная истина уже в чуть меньшей степени пугала меня.

– Да, и в прошедшие дни вы мучились оттого, что яростно отрицали сей очевидный факт, – вновь попал в точку психолог.

– Он все время твердит, что я – это он… – Я в задумчивости повернул голову и вдруг узрел Славика. – Вот он, доктор!

– Прошу, называйте меня Михаил. Что он делает? Он что-нибудь вам говорит? – Михаил торопливо надел очки и взял тетрадь, приготовившись писать.

Мальчишка стоял молча. Я, посмотрев на него, ответил:

– Ничего не говорит.

– А если вы с ним пообщаетесь? Попробуйте, не бойтесь, – приободрил психолог, полагая, видимо, что я все еще могу опасаться выглядеть глупо.

– Слав, – позвал я. Пацан не реагировал. – Слав!

– Молчит?

– Угу.

– Но смотрит на вас? С каким выражением?

Глядя в насупленное личико Мальчонки, я разозлился и раздраженно сказал:

– Ты притащил меня сюда и не хочешь теперь говорить. Ты маленький упрямый шкет, портящий мне жизнь!..

Ребенок напрягся…

– Стоп! – громко прервал меня Тарасов. – Что вы только что сказали?

Я смущенно повторил фразу. Подняв указательный палец вверх, Михаил произнес:

– А сейчас давайте сменим формулировку. Повторяйте за мной…

– Почему я должен менять формулировку, когда сказал правду? – возмутился я.

– Потому что, во-первых, это правда лишь отчасти, да и то искаженная, – терпеливо пояснил он. – Часть вас самого никак не может по своей воле вредить вам, если только, – эти слова прозвучали более отчетливо, – вы САМИ не вынудите его защищаться. – Он многозначительно помолчал секунду и продолжил: – Ну, а во-вторых, признайтесь честно: понравилось бы вам самому, если бы к вам обратились с подобной критикой?

– Не понравилось бы, – согласился я. – Более того, я врезал бы в морду любому, кто посмел бы…

– Но ваш Ребенок, к сожалению, не может ответить вам физически, сами видите, – резонно заметил Михаил. – Итак, повторяйте за мной: Малыш, я знаю, что у нас с тобой…

– Малыш, я знаю, что у нас с тобой… – в легком смущении повторил я.

– Глядите на него, вы к нему обращаетесь, – поправил Михаил и продолжил: – …были нелегкие отношения. Но сейчас я прошу тебя: пожалуйста, поговори со мной, скажи мне, что тебя не устраивает или беспокоит, чем я могу помочь тебе?

Повторив все слова, я выжидающе посмотрел на Славика. Шкет некоторое время молчал, потом произнес, пальцем указывая на психолога:

– Я буду говорить только с ним, не с тобой.

– Он… – начал было я, но Тарасов прервал:

–Я слышал, можете не продолжать, он общается вашими устами. Хорошо, пусть говорит со мной. – И уставился прямо на меня.

Я не знал, что делать. С одной стороны, на меня глазел исподлобья пятилетний Я, которому Бог весть что понадобилось в моей нынешней жизни, с другой – лупился во все зенки психолог, которому я должен был выдать какой-то результат.

– Вы мне ничего не должны! – прочел, видимо, Михаил мой растерянный взгляд. – Вы НИКОМУ ничего не должны, это чувство долга и вины довело вас до такого состояния!

– Док… то есть, Михаил, а это… очень серьезно?..

Поняв по моему дрогнувшему голосу, что я почти собрался надеть смирительную рубашку, Тарасов поспешил меня успокоить:

– Вячеслав, то, что с вами происходит, бывает со множеством людей… Хотя, честно говоря, я поражен, какой уникальный выход нашла ваша психика, – за все годы работы я еще не встречался с подобным способом подсознания донести о проблеме, – и все же это лечится, не беспокойтесь, до сумасшедшего дома дело не дойдет, – закончил он с улыбкой. – Итак…

– Слав, – искренне попросил я. – Ну ты же видишь, надо с доктором поговорить… Ну не молчи ты, как истукан, не трави душу, скажи уже хоть что-нибудь!

На секунду глаза Мальчика блеснули, и он собрался раскрыть рот, но затем что-то произошло, и он опять насупился – на этот раз сильнее прежнего.

– Вы, возможно, не даете ему ответить, – предположил психолог.

– Но откуда вы…

– Все на вашем лице. Я не могу его видеть так же отдельно, как вы, но ясно наблюдаю ваш язык тела, вашу реакцию, ведь вы с ним – одно целое, помните, я говорил…

– Ага. А еще вы вроде говорили, – не без досады напомнил я, – что там есть еще какой-то… Взрослый, кажется. И что он, якобы, отвечает за работу. Так почему же он не может так же прийти и помочь мне, вмешаться? Он-то поумней меня будет, как я понял.

– Потому что в отношениях со Взрослым у вас нет проблем, и в его непосредственном появлении отсутствует нужда, в отличие от ситуации с Ребенком. У вас, похоже, произошло некое… расщепление, так, что ли, назвать. Ребенок и Родитель друг друга не слышат, каждый тянет в свою сторону, цели их взаимоисключаются. И длится это так много лет и настолько яростна ваша борьба между собой, что это стало выходить уже на физический уровень. Но психика живуча: ваш Ребенок сам привет вас сюда, в тот момент, когда почувствовал, что откладывать дальше уже критично! Вы сами пытаетесь излечить себя, хотя и не отдаете себе в этом отчета, и – более того, – Михаил посмотрел мне в глаза, – вы ведь и теперь до конца не верите, что он – это вы в детстве, признайтесь?

Я молчал, но моего безмолвия ему оказалось достаточно, чтобы, медленно кивая, словно соглашаясь с моим ответом, сделать вывод:

– Это-то его и тормозит. Вы не позволяете ему говорить, вы фактически приказываете ему молчать, потому что уверены, что его – нет. А как может говорить то, чего нет?..

Мне было нечего возразить.

– Хорошо, – сцепил психолог пальцы в замок. – Пойдем другим путем. Только прошу, – предупредил он, – не вините себя за это, такое отрицание является защитным механизмом вашей психики, а вовсе не вашим личным промахом. Что ж, затронем больные струнки…

– А может, не надо?.. – спросил я робко.

– Надо, Вячеслав, надо. Итак, повторяйте за мной, стараясь не забывать, насколько возможно, так же обращаться к Славику. – Он устроился в кресле поудобней и вдруг произнес ласковым голосом: – Ты мой хороший!

– Ты м… – я изумленно выпучил глаза.

– Ну же, повторяйте! – приободрил Михаил. – Сперва будет тяжело, покажется, что почти невозможно… Ведь вам самому давненько такого никто не говорил. Но потом пойдет легче – начните лишь, скажите пару слов…

Вздохнув и покашляв, я стал неуверенным, деревянным голосом произносить:

– Ты мой хороший… Ты умница… Ты очень способный мальчик… Отзывчивый и добрый… Я горжусь тобой…

– Он врет! – резко и бесцеремонно прервал меня Славик. – Он все врет, дядя доктор, он так не чувствует! – громко продолжал он, глядя мне прямо в глаза…

– Послушай, ты! – вскипел я. – Ты думаешь, легко мне тут комедию ломать ради того, чтобы ты не зря меня сюда притащил!! Ради твоих каприз несчастных…

– А ты думаешь, мне с тобой легко жить?! – закричал Мальчишка. – Ты считаешь, каково мне вечно выслушивать, какой я неряха и бестолочь, каково, вместо того, чтобы делать интересные дела, пить невкусную и горькую воду и скучно работать за компьютером! Каково быть всегда и во всем виноватым, даже если не виноват!!! – он истерично заревел. И тут я сделал то, чего в данный момент менее всего ожидал от себя: расплакался вместе с ним! Разум мой был в шоке, пытался всеми силами остановить это безумие, вернуть хотя бы частичный контроль… Все было тщетно: тело, слушаясь не меня, а Ребенка, содрогалось в рыданиях, слезы лились из глаз, подобно бурным потокам, прорвавшимся, наконец, через разрушившиеся стены сдерживавшей их дамбы…

В конце концов я кое-как успокоился. Подняв потрясенный взгляд на психолога, я увидел, что он, хоть и сочувствовал, был почти что счастлив. Ребенка нигде не было.

– Ну вот вы и сами озвучили все свои проблемы, поздравляю! – с сияющей улыбкой сказал Тарасов и подал мне платок. – И Славушка выплакался и исчез. Вам ведь легче? Но имейте ввиду, что это – лишь начало!

– Почему-то я в этом не сомневаюсь, – пробормотал я, вытираясь дрожащими руками.