bannerbanner
47 отголосков тьмы (сборник)
47 отголосков тьмы (сборник)

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 10

– Достаточно.

– Почему же я вас тогда не узнаю?

– А вы знаете лица многих писателей?

– Нет, но… – она неожиданно снова улыбнулась, тряхнула головой. – Кажется, вы говорили, что у вас есть выпить?

– Виски.

– Пусть будет виски.

7

– Ну и где здесь убили человека? – спросила Шарлотта, после того как они с Девлином выпили и выкурили по сигарете.

Девлин указал на дверь в соседнюю комнату.

– И кто это был?

– Старик. Сторож.

– А убийца?

– Его не нашли. Ни убийцу, ни убитого.

– Вот как… – протянула Шарлотта, поднимаясь на ноги.

Она вышла на улицу. Девлин не окликнул ее. Достал из оставленной пачки сигарету, закурил. Музыка из динамика старого радио снова прервалась. В экстренных новостях говорили о рыжеволосой девушке на старой «Фиесте». Девлин пропустил первую часть и теперь знал лишь, что полиция разыскивает эту девушку. Девлин замер, ожидая, что экстренный выпуск новостей повторится, но вместо этого снова заиграла старая музыка.

8

Девлин осторожно подошел к окну. Шарлотты нигде не было видно. Он вышел на улицу. Старая «Фиеста» сутулилась недалеко от «Импалы».

– Шарлотта! – позвал Девлин.

Ему никто не ответил. Он вышел на дорогу, решив, что девушка ушла пешком. Висевшая в небе серебряная луна освещала серое полотно дороги, но Шарлотты не было видно. Девлин вздрогнул, увидев девушку в пустыне. Перебравшись через дорогу, она шла по высушенной солнцем земле.

«Что, черт возьми, она делает?» – подумал Девлин, снова позвал ее, не получил ответа и пошел следом.

9

Ему удалось догнать Шарлотту только после того, как она остановилась. Дорога и заправка остались далеко за спиной. Девлин не оборачивался, стараясь не воспалять воображение.

– Почему ты ушла? – спросил Девлин. Шарлотта не ответила. – Ладно. Тогда куда ты идешь?

Она указала на старую, заметенную наполовину яму в земле. Девлин подался вперед, стараясь заглянуть на дно ямы.

– Что это? – спросил он, обернулся, не увидел Шарлотты и вздрогнул.

Теперь были только он и пустыня. Да еще, возможно, яма в земле. Могила, которую когда-то давно безуспешно пытались раскопать дикие звери. Девлин не знал, откуда пришло это знание, но он уже отчетливо видел эту картину. И тело старика-сторожа на дне, и девушку, которая отвозит его сюда на своей машине, а затем мчится прочь, в неизвестность. И неважно, что большинство деталей оставались покрыты мраком. Все это придет. Нужно лишь вернуться в каморку управляющего и начать записывать то, что уже есть… Как и всегда… И пусть его снова обвиняют во лжи – неважно. Правды все равно никто никогда не узнает здесь: в этой пустыне… в этом мире…

Слуги чужого бога

Неизбежность – вот что было достойным финалом этой истории. Но вначале, как всегда, была надежда и была вера…

1

Джейк. Он родился в самый обычный день самого обычного года. Особенным было то, кем он родился. И то, кто его родил. Хотя о последнем мало кто знает. Даже сам Джейк. От воспоминаний ничего не осталось. От настоящих воспоминаний. Лишь иллюзия, вымысел. Он вырос в приемной семье, которая любила его как родного. У него были два брата и три сестры. Не по крови, а по праву нахождения в одной и той же семье. Но Джейк оставил их, как только представилась возможность. Покинул ставший родным дом и сбежал в большой город. Там ему удалось встретить девушку и стать отцом, но сны заставляли его оставить в прошлом и этот жизненный отрезок. Кровь рассказывала ему о чужом городе. О месте, где он никогда не был.

– Расскажи мне об этом, – попросила Мириам. Они сидели на краю кровати и смотрели друг другу в глаза.

– Я не могу, – признался Джейк.

– Тогда расскажи мне о своей семье.

– Все в прошлом.

– И ты не жалеешь?

– Нет, – он закрыл глаза и долго сидел, ничего не говоря.

Он видел темный берег, желтый песок которого лизали океанские волны. Видел далекую луну. Слышал бой барабанов.

– Я знаю, что ты не такой, как все, – сказала Мириам.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – Джейк вздрогнул. Женская рука коснулась его щеки.

– Покажи мне, – Мириам прижалась губами к его шее. – Покажи мне, каков ты внутри.

Бой барабанов усилился. Разведенные костры жарили брюхо ночного неба.

– Не бойся, – шептала Мириам. – Я знаю, что меня ждет, – она разорвала ему рубашку и впилась ногтями в его грудь. – Сделай же это! – прорезал тишину ее крик.

Кровь заструилась по смуглой коже. Теплая. Свежая. Джейк не двигался. Сидел на кровати и смотрел, как Мириам слизывает кровь с его тела.

– Ты сладкий, – прошептала она, улыбаясь окровавленными губами.

Теперь барабаны били для них двоих. Как и костры. Их жар проникал в самую плоть, и дикие пляски чернокожих тел сливались в дьявольский хоровод безумия и страсти.

– Позови его! – взмолилась Мириам. – Скажи, что я жду его!

– Нет.

– Тогда я сделаю это сама, – пальцы Мириам скользнули Джейку под кожу, отделили ее от мяса, словно ненужную одежду от желанного тела. – Скажи, что ты чувствуешь, – попросила женщина.

Теплая кровь струилась по ее рукам, лаская запястья. Обнаженная плоть согревала кисти рук. Жар костров и бой барабанов нарастали. Комната перестала существовать. Теперь их окружала ночь. Дикая, непроглядная ночь, сдобренная криками вышедших на охоту хищников и первородными инстинктами, которые горели в груди, разжигая животную страсть. И все уже не имело значения, меркло на фоне древних ритуалов и забытых богов. Абсолютно все…

* * *

Морг. Мириам открыла глаза, наполняя слипшиеся легкие холодным воздухом. Патологоанатом, женщина с холодными голубыми глазами и толстыми пальцами мясника, вскрикнула и тупо уставилась на ожившего мертвеца. В светловолосой голове лихорадочно роились мысли о подобных случаях. Желтая пресса, научные статьи, вуду, летаргический сон – да что угодно, лишь бы объяснить увиденное. Но объяснений не было. Лишь мысли в голове, кружащие роем всепроникающих мух. Сотни, тысячи черных точек… Женщина поняла, что теряет сознание, и подумала, что это, наверное, лучшее, что могло с ней сейчас случиться.

– Черт! – Мириам поднялась с анатомического стола.

Кровь снова начинала пульсировать, чувства возвращались. Немота проходила, сопровождая свое отступление невыносимым покалыванием во всем теле.

– Прости, но это мне сейчас нужнее, – сказала Мириам, раздевая патологоанатома.

Сиреневый свитер, черные брюки – все на пару размеров больше, но это лучше, чем всепроникающий холод, призванный замедлить процесс разложения.

* * *

Дом. Горячая ванна. Ужин. Неудачный ужин, если быть точным. Мириам вырвало, и как бы сильно после ни урчал пустой желудок, она так и не смогла больше поесть. Спасла лишь бутылка «Woodford reserve», которую принес бывший ухажер. Они выпили и занялись любовью, а после, когда опьянение прошло, Мириам велела ему проваливать.

Ночь окружила ее: тихая, одинокая. Виски оказалось дешевой подделкой, и Мириам чувствовала, как у нее начинает болеть голова. Она вспомнила Джейка. Вспомнила проведенную с ним ночь. Вернее, не ночь, а то, куда они отправились с ним в безумном хороводе животных инстинктов. Дикие леса, дьявольские пляски, барабаны, костры…

Мириам осторожно запустила руку под левую подмышку. Плоть была мягкой и теплой. Никаких уплотнений. Никакой опухоли. Словно и не было конца света. Ее конца света. Мириам отыскала в темноте телефон и позвонила матери.

– Извини, что накричала на тебя, – сказала она, прикуривая сигарету.

– Ничего, я уже привыкла, – сонно сказала мать.

– Нет. Мне правда жаль, – Мириам выпустила к потолку струю синего дыма и пообещала, что приедет на день рождения отца.

– Мне его обрадовать или пусть будет сюрприз?

– Пусть будет сюрприз, – сказала Мириам, и мать где-то далеко тяжело вздохнула.

2

Друг детства – это всегда друг детства. Особенно если он жил напротив твоего дома. Ну, собственно, с одним из таких друзей Мириам и проснулась на следующий день после юбилея отца. Она соскользнула с кровати и собрала разбросанную на полу одежду. Секс был отвратительным, и громкий храп Майка усиливал чувство разочарования. Да. Похоже, иногда действительно лучше оставаться друзьями, не переступая эту тонкую грань.

Мириам оделась и подошла к зеркалу. В тридцать два бурную ночь сложно скрыть. Она топчется на твоем лице, оставляя неизгладимые следы, которые косметикой вряд ли удастся спрятать. Мириам вышла на улицу и закурила. День обещал быть жарким. День… В памяти родилось далекое эхо барабанного боя. Два месяца назад она спасла себе жизнь. Не Джейк, а она. Она нашла его. Она заставила его поделиться с ней силой… Жирная муха села ей на плечо.

– Пошла прочь, – отмахнулась от нее Мириам.

Муха взвила в воздух, немного покружила над растрепанной головой и снова опустилась на плечо. Мириам замерла, занесла руку и ловко прихлопнула надоедливую тварь. Кожа на плече лопнула.

– Это что еще за… – Мириам выгнула шею, пытаясь разглядеть небольшую язву на бледной коже.

Крашеный ноготь сковырнул гнойную корку. Желтая слизь тонкой струйкой скатилась по руке. Боли не было. Мириам погрузила ноготь в рану и ничего не почувствовала.

– Боже мой! – прошептала она, отгоняя еще одну муху.

* * *

Трупные пятна начали появляться на теле Мириам спустя месяц после того, как она обнаружила на плече язву. «Чертов Джейк!» – думала она, листая журнал приемов, когда началась ее смена. Три месяца назад его привезли в больницу. Она помнила тот день. Еще бы! Как такое забудешь. Пикап переехал его, раздробив кости, и группа медиков, выехавшая на вызов, сказала, что ничего от них не зависит. Они могли только ждать. Ждать, когда за Джейком придет смерть. Но смерть не пришла. Вместо этого сломанные кости срослись, а раны затянулись. В бреду он назвал адрес прежней семьи. Девушка и ребенок. Мириам нашла их, после того как узнала, что ей осталось не больше месяца. «А что, собственно, терять?!» – решила она.

Жули, высокая и худая, как страус, встретила ее на пороге обветшалого дома, укачивая на руках годовалого ребенка. Мириам дождалась, когда девочка заснет, и выслушала долгую историю Джейка.

– Вот возьмите, – сказала Жули, протягивая ей записи отца ребенка. – Он долгое время пытался разобраться в себе. Изучал, анализировал… А когда разобрался, то сразу ушел. Если бы я знала, что все будет так, то никогда не стала бы ему помогать, хотя, наверное, он все равно бы узнал. Узнал и ушел…

* * *

Мириам спустилась в морг, открыла холодильник и сбросила простыню с холодного тела молодой девушки. Бог Джейка не был добрым богом. Да почему Джейка? Теперь это был и ее бог. Достав нож, Мириам перерезала мертвецу яремную вену и, припав ртом к ране, попыталась высосать кровь. Ничего. Никаких барабанов, костров и буйства ночи. Открыв отстойник под анатомическим столом, Мириам сцедила скопившуюся в нем кровь. Вкус был отвратительным, и ее вырвало. Все стало только хуже. Она умирала. Разлагалась, продолжая существовать. Еще неделя. Еще месяц…

Бездомный вскрикнул, когда Мириам воткнула нож ему в сердце. На этот раз кровь была теплой. Она вырывалась толчками из раны, и Мириам жадно ловила ее открытым ртом. А после, опьяненная своим безумием, она шла, пошатываясь, по ночным улицам и пыталась сдержать рвотные позывы переполненного желудка. Какой-то мужчина остановился и предложил вызвать неотложку.

– Нет, – сказала Мириам и, обняв его за шею, предложила поехать к нему.

Он улыбнулся, оценивая ее словно скаковую лошадь, но, заметив запекшуюся на губах кровь, спешно ретировался.

«Пожалуй, я скоро сдохну, – подумала Мириам. – А если не сдохну, то сгнию заживо». Она проверила пульс. В последние дни он то появлялся, то пропадал. Она не чувствовала этого. Все тело сковывала странная немота.

– Мне нужен Джейк, – шептала Мириам, идя по ночной улице. – Только Джейк сможет мне помочь. Только Джейк.

* * *

Она нашла его в приюте для бездомных, потому что в своих дневниках он часто рассказывал об этом месте. Он посмотрел на нее и сказал, что она плохо выглядит.

– Ты не представляешь насколько, – сказала Мириам.

– Я предупреждал тебя, – сказал Джейк.

– Но это лучше, чем смерть, – сказала Мириам и предложила поехать к ней.

– Я не останусь с тобой, – шептал Джейк, наполняя ее рот своей кровью.

– Я не отпущу тебя, – шептала Мириам, проглатывая его кровь.

И барабаны снова били, разрывая ночную тишину. И костры горели, поджаривая брюхо неба. И чернокожие жрецы совершали свои старинные ритуалы… А после Джейк и Мириам лежали в постели и курили, строя планы на будущее. Странное будущее…

3

Они никуда не спешили. Особенно теперь, когда тело Мириам снова дышало жизнью и свежестью. Но барабаны звали их. И костры. И ночи. И чем чаще они отправлялись в этот мир, тем сильнее было желание найти его.

– Мы должны это сделать, – сказала Мириам, когда они шли рука об руку по залитой солнечным светом улице.

– Ты ничего мне не должна, – сказал Джейк. – К тому же если я когда-то и отправлюсь туда, то сделаю это один.

– Тогда убей меня, – Мириам схватила его руку и прижала к своей груди. – Убей, иначе я не отпущу тебя. Ты нужен мне. Без тебя… – Мириам услышала жужжание мух и вздрогнула.

– Ты боишься, – улыбнулся Джейк. – Боишься, потому что без меня ты – кусок гниющего мяса.

– Да, – тихо сказала Мириам и снова вздрогнула.

* * *

Они добрались до Северной Африки спустя два месяца. Морской бриз шелестел в кронах дубов и пальм. Оливки и лавры нежились в лучах раскаленного солнца. Где-то далеко племена туарегов и берберов погоняли вьючных верблюдов по великой пустыне в поисках подземных вод, подходящих близко к поверхности, образуя оазисы. Долина Нила была наполнена жизнью и криками торговцев. Арабская речь поставила Мириам в тупик, но на помощь пришел Джейк.

– Не знала, что ты говоришь на этом языке, – сказала Мириам.

– Да я и сам не знал, – признался Джейк.

Они остановились в Каире и долго привыкали к местным обычаям и нравам. На завтрак они ели бобы, приготовленные в оливковом масле, на обед – пшеничную кашу, заправленную рыбой и залитую острым соусом, на ужин – пресные лепешки и тушеное мясо. Ночью они занимались любовью. А утром, проснувшись, снова продолжали поиски, которые привели их из Каира в Тунис, а затем в его пригороды.

Здесь, на берегу Средиземного моря, они принесли жертву своему богу. Поклялись служить ему и окропили своей кровью землю, где некогда стоял великий город.

– Теперь пути назад не будет, – сказал Джейк, уходя в лесные чащи.

– Мне кажется, его никогда не было, – сказала Мириам, следуя за ним.

И цивилизация оставалась где-то далеко за спиной. Слуги шли к своему богу, надеясь на его щедрость, потому что им больше некуда было идти.

Дочери Евы

1

Машина неотложки. Шум дороги.

– Я одного не могу понять, Дэвид. Какого черта ты работаешь санитаром, когда мог играть квотербеком за профессиональную команду? – говорит Тони Лартер, продолжая ненавязчиво издеваться над другом, потому что сейчас середина ночи, он хочет спать, и жизнь кажется ему самым скучным, что может случиться с человеком, особенно в компании Дэвида Глена. – Ну давай, ответь мне!

– Что тебе ответить?

– Почему ты слил свою жизнь в унитаз?

– Я не сливал.

– Вот как?

– Да ты и сам здесь работаешь. Тоже считаешь, что твоя жизнь в унитазе?

– Нет. Моя жизнь и не могла стать другой.

– Моя тоже.

Машина подпрыгивает на ухабах. Слышно, как ветви стучат о кузов, мат водителя.

– Ты ведь никогда не станешь доктором, – продолжает вредничать Лартер.

– Я знаю.

– Тогда кого черта не уйдешь?

Они останавливаются возле фермерского дома. Их встречает глава общины – высокая женщина лет тридцати. Черные волосы свисают ниже пояса. Ноги длинные, обнажаются в вырезе халата до бедер, когда она идет.

– Так что все-таки случилось? – спрашивает Тони Лартер.

Она оборачивается, смотрит на него, но не отвечает. Чувствуется запах свечей. Электричества нет. Цивилизация, кажется, осталась где-то далеко.

– Странное место, странные люди, – говорит Лартер своему другу.

Глен молчит. Они входят в просторную комнату. За открытыми окнами видны терраса и озеро. На водной глади отражаются звезды.

– Это что? – спрашивает Лартер, щурится, пытаясь привыкнуть к полумраку, видит человека в дальнем от окна углу, подходит ближе. Человек лежит на полу раскинув руки, не двигается. – Твою мать! – Лартер резко оборачивается к женщине, которая привела их.

– Это Фрида, – говорит женщина.

– Фрида? – Лартер заставляет себя снова посмотреть на человека без кожи, зовет Дэвида Глена.

– Я вижу.

– Мне плевать, что ты видишь! Неси носилки! – шипит на него Лартер.

Глен уходит. Коридор кажется неестественно длинным.

– Ну, что там? – спрашивает водитель.

– Девушка без кожи, – говорит Глен.

– Совсем?

– Совсем. – Он выкатывает из машины носилки.

– Помощь нужна?

– Кому?

– Откуда я знаю… – водитель нервно смеется.

Глен возвращается. Девушка без кожи лежит у стены напротив окна. Лартера нет. Главы общины нет. Тишина. Слабое дыхание, хриплое, предсмертное.

– Какого черта? – Глен недоверчиво идет вперед.

Глаза девушки без кожи вращаются. «Это Фрида», – звучит в голове голос главы общины.

– Фрида? – осторожно зовет девушку Глен.

– Она слышит тебя, – говорит глава общины.

Она стоит за его спиной, появившись словно из пустоты.

– Где доктор? – спрашивает Глен.

– Ушел.

– Он знает, что девушка жива?

– Сомневаюсь, что она жива.

– Но ведь…

Глен делает шаг вперед. Чувствует под ногами что-то мягкое, скользкое.

– Твою мать! Это что, ее кожа?!

Он оборачивается, глава общины смотрит на него большими глазами.

– Пожалуйста… – шепчет девушка без кожи.

Глен перешагивает, подходит ближе.

– Пожалуйста, прикоснись ко мне…

– Что? – он растерянно наклоняется ближе, считая, что ослышался.

– Прикоснись к ней, – говорит глава общины. – Я вижу, ты хочешь этого.

Глен молчит. Глаза девушки без кожи горят безумием. Или же нет? Страстью? На мгновение Глену кажется именно так.

– Прикоснись к ней, – снова говорит ему глава общины. – Разве ты не видишь? Она тоже хочет этого.

– Нет… – Глен пятится. – Где, черт возьми, доктор?

– Прикоснись же ко мне! – кричит на него девушка без кожи.

Она поднимается, ползет к нему на четвереньках, оставляя кровавый шлейф.

– Пожалуйста, успокойтесь… – шепчет Глен, отступая к выходу на террасу.

Чувствуется запах свежести: ветер, озеро, ночная прохлада.

– Мы отвезем вас в больницу, – говорит Глен девушке без кожи, продолжая пятиться к выходу. – Мы спасем вас. Все будет хорошо…

2

Сознание отключается, а когда Глен открывает глаза, то видит улыбающееся лицо Лартера. Девушка без кожи лежит на носилках, укрытая простыней.

– Она была жива, – говорит Глен.

– Кто? – Лартер растерянно смотрит на пропитавшуюся кровью простыню.

– Она.

– Ну конечно! – Лартер снова начинает улыбаться.

– Но я видел!

– Ты отрубился!

– Я…

– Снова вернулся к прежнему? Что на этот раз? Кокаин? Крэк? Метс?

– Я не…

– Ну конечно, Дэвид! Ты всегда не виноват. Все это жизнь, верно?

Глен не отвечает, подается вперед, срывает простыню с лица девушки. На него смотрят черные мертвые глаза. Желудок сжимается.

– Значит, метс… – говорит Лартер и качает головой.

Они добираются до города молча.

– Знаешь что, – предлагает Лартер, впервые за вечер почему-то начиная жалеть старого друга, – иди домой, а мы тут сами справимся с телом.

Глен кивает. В голове гул, и он думает лишь о том, как добраться до кровати.

– Тяжелый день? – спрашивает сквозь сон жена.

– Скорее ночь, – шепчет Глен, закрывая глаза.

Ему ничего не снится. Ничего вымышленного. Все здесь. Все уже в нем. Девушка без кожи, ее просьбы, ее голос, взгляд…

Глен поднимается с кровати. В холодильнике стоит бутылка водки, и он старается думать лишь об этом.

– Прикоснись ко мне! – звучит в голове женский голос… Или же не в голове?

Глен вздрагивает, оборачивается. Девушка без кожи лежит на кухонном столе. Мертвые глаза устремлены в потолок. Капли крови падают на пол. Глен слышит в тишине этот звук.

– Какого…

Он недоверчиво подходит к столу. Кажется, что это снова все у него в голове, как там, на ферме… Но что если нет? Глен подается вперед, пытается услышать дыхание девушки без кожи.

– Я Фрида! – говорит она и неожиданно обвивает его шею слизкими, лишенными кожи руками, тянет к себе.

Рот без губ открывается, готовясь к поцелую. Глен кричит, вырывается. Ноги скользят в луже крови. Он падает. Гремит посуда. Где-то плачет проснувшийся ребенок, суетится жена.

– Что случилось? – спрашивает она Глена, когда удается успокоить дочь.

Он молчит, пялясь на кухонный стол. Нет ни Фриды, ни крови.

– Дэвид?

Жена касается руки. Он вздрагивает, поднимается на ноги.

– Мне нужно на работу.

– Что?

– Мне нужно снова вернуться в больницу!

3

Лартер встречает его, не скрывая раздражения, ворчит, ведя в морг.

– Послушай, если тебе нужна помощь избавиться от наркозависимости, то я, как твой друг, всегда смогу помочь…

– Нет никакой зависимости.

Глен открывает двери, проходит в морг. Стол, на котором должна лежать девушка без кожи, пуст.

– И где она? – спрашивает Глен Лартера.

– Может быть, санитары по ошибке в холодильник убрали? – пожимает тот плечами.

Они проверяют все холодильники, но девушки нет.

– Куда, черт возьми, она делась? – злится Глен.

– Не знаю, но уверен, все прояснится…

– Плевать я хотел на твою уверенность!

Глен не хочет, но рассказывает о том, что случилось у него на кухне. Лартер улыбается, говорит, что это невозможно.

– Я сам зафиксировал ее смерть.

Глен не слушает, спрашивает про кожу.

– Что?

– Ее кожа, Тони! Где, черт возьми, ее кожа? Или ты хочешь сказать, что она тоже пропала?

– Я не знаю, – Лартер хмурится, растерянно оглядывается.

– Да что, черт возьми, происходит?! – психует Глен.

Он выходит на улицу, потому что в помещении его снова начинает тошнить.

Ночной воздух трезвит. Выкурить сигарету, собраться. Теперь за руль. Прочь из города. К загородной ферме.

– Я знала, что ты вернешься, – говорит глава общины.

– Где Фрида? – спрашивает Глен.

Женщина улыбается.

– Такие, как ты, всегда приходят.

– Я спросил…

Глен видит, как из дома выходит обнаженная девушка, поправляя кожу, словно платье. Голова начинает идти кругом.

– Я спятил, да? – спрашивает Глен Фриду.

Она улыбается.

– Я нравлюсь тебе?

– Мне? – Глен окидывает ее растерянным взглядом.

– Ты считаешь меня красивой?

– Возможно.

Фрида снова улыбается, берет его за руку и ведет в дом.

4

В общине тихо. Коридоры кажутся бесконечными. Утро не наступает. Свет дарят лишь толстые свечи. Пахнет ладаном, цветами и морским бризом. Где-то далеко поют птицы.

– Ты хочешь увидеть наш сад? – спрашивает Фрида.

Глен пожимает плечами. Они идут на террасу, к озеру. Белые лебеди качаются на черной глади. Персиковые деревья гнутся к земле ветвями с сочными плодами.

– Хочешь? – спрашивает Фрида, срывая один из них.

– Хочу знать, кто вы такие, – говорит Глен.

– Ты знаешь, – она улыбается. – Просто не помнишь. Как не помнил твой отец, твой дед… Но это всегда в вас было.

– Было что?

– Часть нас.

Фрида обнимает его за шею, целует в губы. Глену нравится жар ее дыхания, нравится ее гладкая кожа, которой так приятно касаться. Он ощущает, как обостряются все его чувства. Мысли бегут в голове сплошным потоком. Бегут назад, сквозь века, тысячелетия.

Глен видит дивные сады, обнаженных мужчин и женщин. И земли за этими садами. Видит грязных, голодных людей, увядших, безобразных женщин. Они умирают, рождаются, снова умирают. И за всем этим наблюдают бессмертные жители райских садов. Век за веком. Но рано или поздно они устают от своего бессмертия. Особенно мужчины.

Они смотрят на земли, вокруг садов, смотрят на новых женщин. И сначала уходит один из них, затем другой. И вот вскоре в садах остаются только женщины. Они следят за своими мужчинами, за своими возлюбленными, которые променяли бессмертие на минутную радость. И сбежавшие мужчины умирают, перерождаются из поколения в поколения, забывая, кто они, откуда. И женщинам в священных садах больно на это смотреть. Женщины одиноки в своей вечности. Поэтому они выходят к предкам тех, кто некогда покинул дивные сады, очаровывают их, зовут к себе.

На страницу:
6 из 10