Полная версия
Корабли и Галактика
Старик молча пошагал вперед. Ветер трепал его кудри и бороду. Навк и Дождилика, переглянувшись, поспешили за ним.
– Что там впереди? – спросил Навк, догоняя старика.
– Это Храм Мироздания, – ответил тот. – Его построили еще Корабли. В нем хранится перлиор, за которым мы сюда прилетели.
Странность, загадочность слов Корабельщика сильно подействовала на Навка. Со смутным ощущением нечеловеческого величия зодчих, воздвигших в тайном уголке Галактики грандиозный храм, Навк словно коснулся тонкого стекла, льда, покрывающего толщу неизведанной, могучей, но уже отшумевшей жизни, былых империй, войн, звезд, от которых теперь остался лишь светящийся песок.
Они вошли под гигантский купол храма, как под гранитный небосвод. Не поддерживаемый ничем, он парил в вышине. От обнаженного, чистого, пустого объема храма закружилась голова. Изнутри купол переливчато мерцал золотисто-синеватыми волнами, и Навк, приглядевшись, понял, что весь он расписан линиями, иероглифами, концентрическими окружностями. Эти фрески и излучали тонкое сияние.
– Система мира… – подняв лицо, негромко произнес Корабельщик.
Седина его в отсвете фресок отливала синевой. Лицо Дождилики стало словно из серебра, а кудри – с прозеленью.
В стенах храма темнели полуциркульные ниши; посреди на странном ступенчатом пьедестале стояла чаша. Больше ничего здесь не было. Навк медленно двинулся по тонкой пыли, покрывающей пол, чтобы узнать, что находится в арках, но остановился на полпути у большого черного пятна, просвечивающего сквозь пыль.
– Тут Навага ударил меня ножом, – сказал старик. – Это моя кровь.
Навк не решился переступить страшный знак преступления. Со своего места он видел, что во всех нишах стоят странные фигуры – черные, напоминающие скелеты. Навк содрогнулся, взглянув на их совсем человеческие лица с закрытыми глазами и печатью нерушимого покоя.
– Это чаморы, хранители жемчужины, – сказал Корабельщик. – Вечно живые мумии. Корабли вложили в них сердца межзвездных варалов.
Старик и девушка направились к постаменту с чашей. Обойдя пятно, Навк пошел вслед за ними, с тревогой оглядываясь на чамор.
Постамент представлял собой толстый каменный диск, на котором покоился такой же массивный каменный квадрат, а на квадрате – треугольник. Сверху стояла резная чаша. Пришельцы осторожно поднялись к ней. Навк увидел, что на дне чаши лежит пылающая жемчужина.
– Это и есть перлиор, – сказал Корабельщик. – Слеза Вселенной. Ее оставили нам Корабли, чтобы мы запустили Валатурб. Постамент заключает в себе секрет запуска. Когда я бедствовал на Ракае после предательства Наваги и Кромлеха, я долго размышлял и отыскал ключ к пониманию. Древняя система знаков гласит, что треугольник – символ песчинки, квадрат – символ искры, круг – зерна. На каждой ступени этого постамента написано название. На треугольнике – «Джизирак», на квадрате – «Сингуль», на круге – «Вольтан». Я знаю во Пцере белый карлик Джизирак, знаю мертвую звезду Сингуль, но Вольтана не знаю. Надо понимать так, что у Джизирака перлиор будет песчинкой, у Сингуля – искрой, а у неведомого мне Вольтана – зерном. В этом секрет Валатурба. Сатар отдал бы все, чтобы знать его.
– А что за иероглифы написаны на ступенях? – спросил Навк, стирая подошвой пыль. – И почему они светятся?
– Все росписи сделаны кровью древнего космического вепря Уруха, – пояснил Корабельщик. – А иероглифы начертаны, чтобы знать свою судьбу. Перлиор прокатится по ступеням, и знак, который он заденет, предскажет вам будущее у Джизирака или Сингуля. Я же беру себе Вольтан. Я хочу знать, чем кончится для меня запуск Валатурба.
– Тогда Сингуль будет моим, – решила девушка.
– Сойдите вниз, – велел Корабельщик.
Когда он остался на верху один, он качнул чашу и закрутил ее. И тотчас все три ступени постамента начали с шорохом вращаться. Жемчужина, лежавшая на дне чаши, побежала, покатилась по спирали, набирая скорость, взлетела на кромку чаши, спрыгнула вниз, прочертила все три ступеньки, оказалась на полу и помчалась дальше в пыли.
Корабельщик медленно спустился, глядя под ноги на иероглифы.
– Навк, – сказал он. – Тебе у Джизирака выпала кровь… Дождилика, девочка моя… – старик пошатнулся. – Перлиор коснулся знака смерти на Сингуле… А мне на Вольтане – покой.
– Я должна погибнуть? – дрожащим голосом спросила девушка.
– Не знаю, – задумавшись, сказал старик. – Но если ты будешь со мной у Сингуля, ты встретишься со смертью.
Волна горечи захлестнула Навка, и он, отвернувшись, пошел по следу жемчужины, чтобы подобрать ее. След вел прямо к стене, и Навк увидел в пыли огонек перлиора. Он нагнулся за жемчужиной, а, выпрямившись, в ужасе отлетел назад. Прямо перед ним была ниша, и чаморы глядели на Навка светящимися багровыми глазами.
– О-о-они ожили!.. – заикаясь, крикнул Навк, отступая спиной вперед. – Му-мумии!..
Корабельщик быстро глянул в его сторону. Дождилика первой побежала к выходу. Навк – за ней. Последним, задумавшись, шагал старик. Они покинули темный храм и вышли на просторную площадь.
– Мы забрали перлиор, и энергия Ракая высвобождается, – произнес Корабельщик. – Скоро Ракайский тоннель откроется, но только для одного корабля. Ты не полетишь со мной, Дождилика. Жди меня на Фокусе.
– Нет, – покачала головой девушка. – Я не боюсь смерти.
– Перестань, – вдруг сказал Навк Дождилике, и девушка со стариком изумленно оглянулись на него. – Миллион лет назад кто-то нарисовал иероглиф, а ты уже умираешь… Сейчас уже все иначе.
– Иначе?! – Дождилика, казалось, разозлилась. – Что ты понимаешь в этом? Как ты можешь судить о мудрости древних цивилизаций, не зная даже, что представляет собою твоя собственная?.. Папа, – устало обратилась девушка к Корабельщику. – Он же все равно полетит с тобой. Пока Ракайский тоннель не открылся, расскажи ему о Кораблях.
– О Кораблях? – усмехнулся старик. – Хорошо.
Глава 6. Мамбеты
– Учение Нанарбека, которое называется «Полночь в Мироздании», утверждает: материя одухотворена насквозь. А в чем самая высокая концентрация одухотворенности? В той вещи, стихия которой – свободное движение. В той, которая, единственная из всех, не входит в сочетание со средой своего обитания, а противостоит ей, обрекая себя на вечные странствия, одиночество и гибель. Мудрецы Нанарбека называли такую вещь словом «пталь». Они знали несколько категорий пталь: по категории разума – Познание, по категории духа – Талант, по категории чувства – Любовь, по категории материи – Корабль. Корабль! Именно в нем воплотилось одухотворение материи с небывалой силой! Да и как может быть иначе? Кто ритмом своих линий, стремительностью движения являет нам образ совершенной красоты? Кто извечно будоражит наше воображение тайной своих странствий, высокой трагедией своего изгнания, силою самоотречения, бедой неприкаянности? Чье магическое притяжение срывает нас с мест и несет по вселенной? Где мы живем тысячью жизней сразу, не доживая и одной? Произнеси это емкое, звучное, вытянутое вверх слово – корабль!
Кораблями была и великая первоцивилизация галактики Млечный Путь. Настоящими кораблями, летающими в космическом просторе. Откуда они пришли – неизвестно, они не строили памятников. Они построили для нас нечто большее – они построили Галактику.
Вселенная находится в безостановочном движении, и галактики несутся в космосе по своим орбитам. Преодолеть расстояние от одной галактики до другой, преодолеть Орпокену – очень трудно, а единичная победа почти ничего не значит для двух гигантских миров. И тогда великие мегацивилизации, рожденные еще Первогалактикой Талант, так организовали движение своих галактик, что они сами плыли навстречу друг другу. И все многообразное перемещение галактик было рассчитано так, что они, сменяя друг друга, вечно сходились и расходились, проницая самих себя, пролетая одна сквозь другую, как две птичьи стаи. Такой порядок во вселенной называется Хоровод Миров – бесконечный круговорот галактик, который для каждой отдельной из них делает доступным все мироздание.
А на окраине этого вселенского вальса кособоко тащилось скопление Куча, служившее свалкой космического мусора, пока в недрах его не появились первые Корабли. Сотни тысяч лет длилась их работа. Но они построили лучшую галактику в мироздании. Они дали ей нежное и загадочное имя – Млечный Путь, и она поплыла в прозрачной тьме как ладья, как алмазная диадема, покатилась по сверкающей во мраке вселенской дороге, словно хрустальное колесо, полетела в душах всех, кого постигла беда в полночь увидеть ее на небосводе, точно несбыточный и мучительно-прекрасный сон, зовущий и неуловимый. Траектории всех других галактик сошлись на ней, и она стала центром мира – Королевой Миров.
Гений Кораблей создал великое звездное чудо, в сердце которого пылало небывалое, ослепительное светило Таэра. Но собственное совершенство и сгубило Млечный Путь. Среди межзвездного вещества, которое пошло на строительство, были клочья мертвой, вырожденной материи – материи, лишенной одухотворенности. Неизвестно, в каких космических катаклизмах она претерпела такую ужасную метаморфозу. В любой галактике имеется такой мусор, но нигде он не был столь сконцентрирован. Корабли вычистили Млечный Путь насквозь, а вырожденную материю в коконе силовых полей, называемом Урва, подвесили в пустоте далеко за полюсом Скут. Там-то и завелись бестии, которые получили имя Мамбеты.
Подобно Кораблям, они обитали в космосе. Когда вся Урва переродилась в единую злобную стаю, они ринулись в Галактику. Взрывая звезды, ломая системы, изгибая линии эклиптики, свирепые орды Мамбетов рвались к власти над Млечным Путем. И Корабли, застигнутые врасплох, не могли отбить их атаки.
Могучие и древние Корабли сражались насмерть. Но по природе своей они были одиночки, и хищные стаи Мамбетов уничтожали их по одному. Вся Галактика закипела великой войной Кораблей и Мамбетов. Все просторы Млечного Пути были усыпаны обломками Кораблей. В пыли сражений гасли, меняли цвет, загнивали звезды. Скопища метеоритных туч перекрыли прежние пути. Ширились гибельные ямы гравитационных ловушек и смертоносные завихрения энергопотоков. Странные и жуткие твари расплодились в пространстве. Стройные эллипсы орбит бесчисленных планет и лун искажались, увлекая их к столкновениям и катастрофам. Звездные трясины – Вырла – укрыли великолепную Таэру. Но хотя мрачная тень крушения и нависла над Млечным Путем, с иных берегов Орпокены чудо-галактика сияла все также ярко и нежно, и другие галактики по-прежнему стремились на встречу с ней. На это и рассчитывали Мамбеты. Овладев своей Галактикой, они, благодаря Хороводу Миров, перейдут на другую, потом на третью, на пятую, десятую, и так до бесконечности, пока вся вселенная не покорится их игу…
Оставшиеся в живых Корабли собрались, наконец, воедино и создали флот, вспомнив навыки боя своих далеких предков и воодушевившись их грозной силой, которая просочилась сквозь плотные слои тысячелетий. Флот Кораблей начал бить стаи Мамбетов, одерживая победу за победой. Но и Мамбеты учились драться с непокорными Кораблями. У них появилось новое оружие, которое несло Кораблям погибель – оно выжигало из материи ее одухотворенность, и лишенный одухотворенности Корабль сам превращался в Мамбета.
Корабли все равно продолжали войну, пусть и обреченную на поражение. Но теперь, предпочитая гибель существованию в облике Мамбета, они создали механизм самоуничтожения. Это был объект, в котором заключался и разум, и дух Корабля. Он управлял Кораблем и пребывал с ним в симбиозе, однако был слаб настолько, что если в нем выжигали одухотворенность, то он погибал. Вместе с ним погибал и Корабль, не превращаясь больше в Мамбета. Объект этот Корабли назвали Человеком.
Создание Человека ненадолго продлило эпоху Кораблей. Их раса истекала кровью. В живых после тысяч лет войны с Мамбетами остались только самые старые, самые опытные, самые могучие воины. Взятые в кольцо осады, они уже почти ничего не значили для Галактики. Черный день взошел над Млечным Путем. Иго живых мертвецов охватило Галактику, и венцом творения стал вампир. А тем временем через пучину Орпокены другие звездные острова плыли на воссоединение с собратом. Они все еще не знали о чуме, поразившей Королеву Миров. Мамбеты же были готовы с Млечного Пути перескочить в галактику Цветущий Куст, а дальше подходили галактики Гейзер, Форштевень, Морозный Ключ, Гроза, Райская Птица, Фонарь, а еще дальше – другие галактики…
И тогда Корабли, оценив угрозу, которую их мир представлял для вселенной, решили последним усилием перекрыть Мамбетом выход в нее, сделать невозможной встречу галактик, сколлапсировать Млечный Путь. Они разделились на две группы. Одна из них прорвалась к полюсу Зарват и подожгла огромное облако межзвездного газа, взрыв которого закрутил Галактику вокруг своей оси, как волчок. Теперь никакая иная галактика не смогла бы пройти сквозь Млечный Путь, ибо эта встреча была чревата гибелью. Королева Миров покинула великий Хоровод. Разделенные Орпокеной, другие галактики, и в первую очередь Цветущий Куст, были спасены от нашествия Мамбетов. Сила взрыва оказалась такова, что вращение Млечного Пути само по себе прекратилось бы только через миллиард лет. За такой огромный срок Мамбеты вымерли бы, и даже слова о них не сохранилось бы на скрижалях вечности.
Однако, Корабли даже перед лицом гибели не верили в свой безвозвратный уход. На тот час, когда их род воспрянет из пепла, у злого полюса Скут в туманности Пцера они – вторая группа Кораблей – построили Галактический Тормоз, или Валатурб, который мог остановить вращение Млечного Пути в любой момент, ибо нельзя жить на острове, даже если он – галактика. Мамбет не мог запустить Валатурб. Запустить его мог только Корабль. А построив Валатурб, последние Корабли вышли из Пцеры и приняли бой, в котором погибли все до единого среди несметных полчищ Мамбетов.
Но хотя Галактика и была отрезана от вселенной, война с Мамбетами еще не кончилась, ибо после Кораблей остались Люди. Жалкие, голые, неумелые, они выползали из-под обломков Кораблей, рухнувших на скалы неизвестных планет. Много тысяч лет прошло, прежде чем они окрепли, собрались сперва в стада, затем в племена, покорили горы и равнины, овладели огнем и осознали, что они – Люди, дети Кораблей, а значит, им и принадлежит весь звездный свод.
Люди стали выходить в космос. Они ловили огромных космических улитов, которые изредка опускались на луга за свежей, сочной травой, приручали их, забирались внутрь, в раковину, и так путешествовали. Сперва – на соседние планеты, потом – в соседние звездные системы, а после, когда научились управлять улитами, и по всей Галактике. Мамбеты даже не заметили, как со всех сторон их оплела упрямая и живучая жизнь. И люди, осмелев, растревожили мрачный покой угрюмых космических чудовищ.
Люди первыми вступили в войну с Мамбетами. Их память несла в себе образ врага, и они принялись уничтожать Мамбетов, где только могли. Когда целенаправленная и хладнокровная бойня стала очевидной, словно грозная тень Кораблей снова надвинулась на Мамбетов. Но Люди были не такими противниками, как Корабли. К отваге и доблести Кораблей Люди добавили расчет, хитрость, сплоченность и дерзость. Война в Галактике совершила новый виток. Неукротимый дух древних Кораблей кипел в человеческой крови страстью к мщению и тоской по красоте.
Люди, выстраивая фальшивые города, заманивали Мамбетов на просторы своих планет. Едва Мамбет опускался, в него летели крючья и якоря. Притянув Мамбета вниз, люди били его камнями и топорами, рвали бивнями и топтали ногами исполинских животных. Мамбетов приманивали на хищные болота, и как только хоть один из них опускался, прожорливые трясинные спруты обвивали его щупальцами и утаскивали на дно. На своих улитах Люди убивали в космосе любого одиночного Мамбета, и те привыкли держаться стаями. На ледяных планетах, поливая вечную мерзлоту кровью жертвенных коров, Люди выращивали Хрустальные Хризантемы, а потом обламывали стеклянные соцветия и вставляли в прорези на панцирях улитов. Собирая свет факелов, Хризантемы жгли Мамбетов лазерными иглами. Люди посылали в запретные пространства тучи межпланетных жуков-камнеедов, и те прилетали обратно с крупицей бесценного металла в брюшке. Металл этот не притягивался к массе, а отталкивался. Люди ковали из него особые щиты. Из ребер животных и глины они строили летучие крепости – традеры, закрывали их латами чудесного металла и поднимались в космос. Они ловили глубоководную рыбу го, сушили ее жабры и толкли в ступах, а потом в каменных ядрах пробивали отверстия, засыпали их толчеными жабрами и поджигали. Пылающие бомбы сыпались с космических крепостей, круша Мамбетов направо и налево. В черепах многоглавого чудовища Сзевра люди вылетали из традеров прямо в гущу Мамбетов. В этих черепах в особых мешках лежал электрический мозг Сзевра, и между чудовищных клыков, торчащих из челюстей, сияла электрическая дуга, разрезавшая Мамбетов пополам. Покрыв свои тела слоем сала кротов из пещер насквозь промороженных планет, которое, застывая в космической стуже, превращалось в гибкий скафандр, и взяв в зубы губку из солнечных атоллов планеты Пелла, способную еще целых полчаса выделять чистый воздух, люди выходили в пустоту драться с Мамбетами один на один. В руках они держали пики, на которые были насажены вырванные из тел огненных ящеров с планеты Юкла плазмотворные железы, – с них каждую секунду срывалась шаровая молния, прожигавшая любого Мамбета навылет.
Изнурительная война шла тысячи лет, и конца ей не было видно, ибо никто не мог одолеть врага. Сама Галактика, пришедшая в полный упадок, утратившая все былое величие, опустошенная, замусоренная, полуразрушенная, казалось, взмолилась о пощаде. И наконец Мамбеты решили взять хитростью там, где невозможно было взять силой.
Сколько еще надо ждать, чтобы остановила свое вращение Галактика? И не придут ли на смену Людям еще более опасные враги? И можно ли за миллиард лет сохранить цель? Мамбеты не знали ответов на эти вопросы. И тогда они решили просто уйти в летаргию до нужного срока. Они больше не будут воевать. Они заберутся в недра планет и уснут, чтобы проснуться через миллиард лет. Об их существовании уже никто не вспомнит, и они завоюют Галактику одним внезапным ударом. А другие галактики уже тем временем возьмут курс на Млечный Путь, и Мамбеты пройдут по ним, как по мостам над Орпокеной, чтобы после смертельно долгого ожидания все же обрести невиданную власть.
И план этот во всем устраивал Мамбетов, кроме одного. Вся вселенная была одухотворена, ее пронизывало единое излучение, которое поддерживало жизнь во всех живущих, даже в самих Мамбетах. Но если Мамбет облачался в цисту и залегал в спячку, это же излучение его убивало. После того, как Корабли закрутили Галактику, излучение вселенной в нее не проникало, а тот объем его, который остался внутри Млечного Пути, лишенный органичной связи со всеобщей одухотворенностью вселенной, постепенно выродился. Вырожденная одухотворенность – излишняя энергия Галактики – стала причиной бесконечных энергетических бурь и катаклизмов. Она окостеневала в гравитационные мели, перегнивала в звездные трясины, загнаивалась черными дырами, пульсировала нестабильностью тяготения, обращалась в области анизотропного пространства. Она вращала волчки выворотней, раздувала ураганы, гнала световые и магнитные цунами, раздирала космос провалами. Режим переполненности Галактики вырожденной энергией вселенной и назывался режимом Энергетического Неблагополучия Млечного Пути. Личинки Мабетов без вреда пережили бы миллиард лет, но ведь Люди могли возродить цивилизацию Кораблей, а те могли запустить Галактический Тормоз Валатурб. В таком случае Галактика прекратит вращение, остановится, и энергия вселенной хлынет внутрь, уничтожая спящих Мамбетов. Чтобы этого не случилось, Мамбеты решили оставить наблюдателем самого мудрого и сильного из них – Великого Мамбета Сатара. Он не должен допустить возрождения Кораблей.
И, приняв решение, орды Мамбетов разлетелись по Галактике. Облачившись в непроницаемые черные цисты, Мамбеты из космоса выбросились на планеты, ввинтились в грунт, поползли все глубже и глубже и, наконец достигнув безопасной глубины, заснули в смертельной летаргии. А Сатар остался. Остался следить, чтобы у кораблей никогда не появилась душа.
Глава 7. Наурия
Седые кудри Корабельщика словно кипели под сильным и холодным ветром Ракая. Навк, взбежав по ступенькам трапа к люку «Ультара», ожидал старика, который разговаривал с Дождиликой.
– Папочка, – улыбаясь, говорила девушка, – Парусник – лучший корабль во Млечном Пути. На нем я прорвусь через блокаду у Ракайского Ключа и уйду от любой погони. Ты не виноват, что Ракайский тоннель открыт лишь для одного корабля… Лучше поспешите – ведь и в планетарных недрах энергия не бесконечна.
– Хорошо, – нахмурившись, тяжело согласился Корабельщик.
Через пять минут пространство вздрогнуло от рева турбин «Ультара». Копья плазмы вонзились в древние плиты. «Ультар» медленно поднимался над полем. Навк увидел в иллюминаторах, как по равнине, местами проломленной метеоритами, бегут смутные и неровные тени облаков, а вдали бледно светится первый магический знак Кораблей.
Неяркая золотая полоска прямо по курсу постепенно превратилась в исполинскую оперенную стрелу, указывающую путь «Ультару». Кораблик пронесся над ней, и впереди появилось свечение следующего знака. Вскоре в иллюминаторах внизу мощным изгибом тела блеснул Рак, вытянув вперед клешню. Потом под днищем вспыхнул знак Рыбы, потом – Кувшин.
– Что они означают? – спросил Навк. Перекрикивая гул двигателя.
– Не знаю, – ответил старик. – Я уже забыл. Ты лучше гляди вперед. Видишь – темные тучи поднимаются из-за горизонта… Это открылись главные вулканы Ракая. Энергия стекается к тоннелю. Нельзя опоздать.
В глаза прыгнул знак Рога, вслед за ним – Солнечное Колесо. Вдали поднимались черные скалы, сгущалась угрюмая тень, и в ней засветился последний загадочный символ – Огненная Комета.
Она пронеслась внизу, как сноп искр. Навк потянул на себя рули, и кораблик опустился почти к самым плитам. В сумраке, который делался все плотнее, Навк увидел, как стремительно приближаются горы на окраине равнины. У подножия самой большой из них зиял портал тоннеля.
«Ультар» вонзился в его тьму. Впереди на дне тоннеля алым огнем, переливчатые, как рубины, заиграли непонятные иероглифы, начертанные Кораблями для тех, кто пойдет этим путем. Навк, окостенев от напряжения, вел «Ультар» по их ленте.
Но вот линия иероглифов оборвалась. Несколько мгновений корабль мчался во тьме, и вдруг слева вспыхнула нарисованная тем же светящимся золотом фигура человека. Навк скосил на нее глаза, не понимая. Почему она не исчезает, но потом до него дошло, что он видит суммированную проекцию многократно повторенного, точно кадр кинопленки, изображения. А светящийся человек на стене вдруг вздрогнул, словно проснулся, изменил позу и сделал шаг. Потом другой, третий, пошел, быстрее, еще быстрее, и наконец побежал, неестественно медленно взлетая в прыжках. Навк понял, что из мглы тысячелетий Корабли дают ему знать, какой скорости надо держаться, и прибавил ходу, чтобы нарисованный человек бежал естественно.
«Ультар» летел сквозь бесконечный тоннель, а рядом с ним бежал нарисованный человек, который, как коня под узцы, вел его, все ускоряя и ускоряя свой бег. Навк не снимал руки с панели скоростей, и «Ультар», сотрясая скалы над собою, спуская лавины по их склонам, словно демон из недр земли, рвался к выходу в свою стихию.
Прорыв сквозь барьер, разделяющий Ракай и неведомую еще точку Галактики, намеченную кораблями, отозвался в голове навка вспышкой огня и боли, скорчившей его, как электрический разряд. Когда же Навк очнулся, расцепил скрюченные пальцы и разлепил веки, «Ультар» безвольно кувыркался в чистом космосе, окруженный неизвестными светилами.
– Дождилика, ты меня слышишь?.. – бормотал рядом старик, прикрыв глаза. – Они тебя не логонят. Неужели ты сомневаешься в Паруснике? «Ультар» возле Оверка, мы называем его Большой Выворотень… Это не так уж и далеко от Ракая. Когда Корабли построили Ракай, между ним и Оверком лежал огромный массив гравитационных мелей, поэтому они пробили тоннель… А после взрыва сверхновой Фарлинги, которым Мамбеты хотели запереть от людей Пцеру, мели перекочевали на Гвит-Евл-Евл-Зарват и были размыты Большим Скут-Евловым течением, оставив на месте себя пороги Верхний и Нижний Бантага-Ул и Тхаса… Держи курс на Скут-полюс, Дождилика, а мы пойдем тебе навстречу…
«Как они разговаривают?.. – подумал Навк. – Что это за связь, которой не страшны парсеки?..»
– А скоро мы встретимся с Парусником? – спросил он вслух.
– Нет, – сердито ответил старик.
Навк не стал больше расспрашивать хмурого Корабельщика и решил вздремнуть. Он откинул спинку кресла и вытянул ноги.
– Иди спать в каюту, – неожиданно грубо сказал ему старик.