Мактуб. Книга 2. Пески Махруса

Алекс Д, Лана Мейер

Мактуб. Книга 2. Пески Махруса

Пролог

«Отношения истинных влюблённых подобны агату – прекрасному и прочному камню, описанному в легендах…»

(с)

Полгода спустя

г. Асад, страна Анмар

Эрика

– С возвращением домой, Эрика, – слегка вздрагиваю, как только мрачный и слегка сонный после длительного перелета голос Зейна возвращает меня в реальность. Не думала, что он заявится в мой номер так быстро. По заданию Зейн лишь играет роль моего любовника, и мне бы не хотелось, чтобы Хассан «вжился в роль» и решил, что теперь, когда мы почти двадцать четыре часа на семь вынуждены проводить вместе, – ему позволено переступать черту служебных отношений.

Последние несколько минут, растянувшихся в вечность, я пребывала в состоянии полнейшего оцепенения. Стоило мне распахнуть панорамную дверь, ведущую на балкон номера, как я мысленно перенеслась за грань реальности… Внутренности болезненно сжались, когда под прикрытыми веками я вновь увидела кадры из страшного фильма, что в девятилетнем возрасте пережила наяву. Боевик, душераздирающая драма, трагедия. И назывался он «Аззамаский теракт».

До боли стискиваю зубы, влажными ладонями с большей силой сжимаю балконный поручень и, прищурив веки, вглядываюсь в каждую деталь простирающейся подо мной столицы Анмара – современного, роскошного Асада, что за последние годы разросся до поразительных размеров и стал олицетворением величия и роскоши, бриллиантовым венцом для всего Ближнего Востока. Не так давно территория, которая сейчас застроена небоскребами, представляла собой пустынные барханы, по которым бродили кочевники и бедуины на своих верблюдах. После обнаружения в недрах Анмарской земли крупных запасов алмазов и нефти, ситуация резко поменялась, и теперь столица страны – город Асад похож на Нью-Йорк, лишь с той разницей, что находится на берегу Персидского залива, и здесь всегда настолько жарко, что я не представляю, как местные женщины выживают в этом горячем городе, будучи замотанными в национальную одежду.

Хотя… разве не представляю?

Когда-то я фактически не снимала ее. Отец настаивал на парандже и никабе, который открывал взору других лишь мои глаза, поэтому я редко опускала их в пол, жадно впитывая этот мир взглядом, поскольку не могла полноценно ощутить его кожей… не знаю, о чем я мечтала больше: о том, что однажды прочувствую палящие лучи утреннего солнца, приятно пронизывающие тело, или все же тайно желала лишь одного: чтобы он увидел меня такую, какая я есть. Увидел и больше бы не смог отвести взгляд, как и от михраба, по поверхности которого плавно, размеренно, но четко скользила кисть моего тайного возлюбленного. Я всегда думала, что всего лишь моих глаз будет недостаточно для того, чтобы юный творец выделил меня из толпы.

И теперь с приятным трепетом я осознаю, что ошибалась… он выделил меня.

Он знал меня.

И все эти годы художник меня помнил.

А главное – он жив.

Желания к прежнему одеянию возвращаться у меня нет, но я с удовольствием надела голубое платье без бретелек в пол и накинула кардиган с длинными рукавами сверху. Я выгляжу романтично и лаконично, придраться к моему образу или обвинить в распутстве сейчас нельзя. И пусть я больше не верю в того Бога, четкие заветы которого внушал мне отец, я глубоко уважаю традиции земли, на которой я родилась, и на которой сейчас нахожусь.

Семьдесят седьмой этаж, мы в отеле, расположенном в одном из самых высоких зданий мира. Солнечные лучи, касаясь зеркальных стен небоскребов, делают их похожими на сверкающие алмазы, скрывающиеся в недрах Анмара. Этот город ослепляет своей красотой – намеренно и жестоко предстает передо мной в удивительном свете, открывая пейзаж, на который хочется смотреть бесконечно… показывая мне картину, скрывающую другую сторону медали этой страны, настоящий «черный квадрат», закрытый яркой позолоченной и скрывающей от взгляда «грязные мазки на холсте» портьерой… Анмар умело скрывает мерзость, разврат, похоть, убийства и все остальные смертные грехи, пуская раскаленный песок в глаза всем его гостям, обезоруживая красивой картинкой, за один взгляд на которую можно заплатить высокую цену.

И вновь у меня схватывает дыхание, ледяные мурашки атакуют затылок, когда я совершенно четко и ясно вспоминаю, как переступила порог мечети в тот день и увидела окровавленное тело родного брата, его быструю смерть, что после начала дышать мне в затылок, гнаться по тесному тоннелю и наступать на полы паранджи, запятнанной каплями крови.

Прекрасное и отвратительное имеет очень тонкую грань, запечатлеть которую дано не каждому, единицам, избранным.

И я знаю человека, которому под силу властвовать над этими гранями. И от одной мысли, что он здесь, возможно, где-то рядом, в одном из этих сверкающих небоскребов, мое сердце заходится от бешеных и гулких ударов о ребра.

– Джейдан, – низ живота сводит, и я не могу удержать свои чувства и эмоции внутри, с силой закусывая губы.

Даже не представляю, что сказала бы Престону, если бы вновь его увидела. После того, что я узнала о нем, после того, как поняла, что он – тот юноша, я не могу избавиться от ощущения, что между нами установлена чуть ли не кармическая связь, а судьба сталкивает нас раз за разом, чтобы что-то объяснить нам, преподать свои уроки, смысл и итог которых мне пока неизвестен и непонятен. В одном я уверена точно – то, что мы столкнулись спустя пятнадцать лет на другом конце света, не может быть случайностью.

Моя мама сказала бы, что это «Мактуб», если я рассказала бы ей о Джейдане. Она бы превратила наше знакомство в сказку, убедив меня, что наша встреча предначертана Автором судеб. Однако я пытаюсь думать об этом как можно меньше, чтобы не заглядывать в будущее, не строить себе воздушных замков и в конце концов – ни за что не влюбляться, не терять голову. Снова. Я просто не могу себе этого позволить после чистосердечного признания Джейдана о том, что он «хуже ядовитого любовника».

Думаешь, я – убийца? Не повезло тебе, крошка. Хуже я, хуже… – не могу выкинуть из головы его слова и порывистую, одержимую страсть и жажду, накрывшую меня многообразием оттенков в тот вечер на парковке. Кто может быть хуже убийцы? Что еще скрывает Джейдан? Какой он на самом деле? Спаситель или убийца? Герой или разрушитель? Тайный агент, художник, мужчина, способный проходить сквозь стены и оставлять в моей кровати свои «метки»?

Так трудно понять, что я к нему испытываю… и я отчаянно убегаю от самой себя, закрывая и блокируя в душе глубокие и по-настоящему взрослые чувства маленькой девятилетней Медины. Но до конца поставить блок уже не выходит, не получается, как бы ни старалась. Пора посмотреть правде в глаза: я меняюсь в геометрической прогрессии, и меня страшат эти перемены. Но… если бы не Джейдан, я бы вообще сейчас здесь не стояла. Хватит ли мне сил произнести ему слова благодарности, протянуть руку перемирия, переступить через огромную стену своей гордости? И я даже не знаю, увижу ли его снова. Никогда не признаюсь даже самой себе в том, что я хочу этого, до одури жажду. Еще хоть раз, хотя бы один, последний. Взглянуть в четкие и заострённые черты лица, упав в синие океаны глаз цвета индиго. Это желание – такая же необходимость, как крошечный глоток воды в эпицентре раскаленной пустыни.

И в данный момент пустыня – это моя высыхающая без эмоций и истинной любви душа. Я устала быть сильной… но я должна, я буду. Впереди новое задание, требующее от меня сосредоточенности, полной отдачи, безупречной актерской игры и бесстрашия.

– Асад – не мой дом, Зейн, – тихо отвечаю Хассану, не оборачиваясь, не в силах отвести взгляд от песчаных земель за городом, что едва заметны у самой линии горизонта. Он где-то там. Мой дом – это крошечное поселение Аззам, в районе Кемар, который когда-то заявил о своей независимости от Анмара, что и привело к революции и кровопролитию на моей родной земле. В Асаде же я впервые, и до этого видела этот сказочный город лишь на фотографиях в гугле. Именно поэтому я не могу согласиться с Зейном, язык не поворачивается назвать этот город своим домом. Мой дом исчез с лица земли вместе с отцом, матерью, братьями и сестрами. Нью-Йорк, Мэтт и Лукас – стали приютом, пожизненным пристанищем, где хорошо, комфортно и уютно, где есть о ком позаботиться и на кого положиться. Говорят, что дом там, где тебя любят… но это не моя история, ведь я никому не позволяла любить себя. И лишь где-то в самой глубине закрытой души внутри меня кричит и плачет напуганная до ужаса маленькая девочка, которая мечтает о любви, семье, и настоящем доме. О простом женском счастье, а не обо всей этой беготне за убийцами, маньяками и заданиями, которую жаждет Эрика Доусон. Раскол личности налицо, долбаный надрыв в душе – его не сшить нитками, не склеить, не исцелить… не знаю, кто я, Джейдан, поэтому не смогла показать тебе этого…

«Ни одна камера и ни одно зеркало не отразит того, что вижу в тебе я, Эрика. Не нужно бояться открыться. Я не причиню тебе боли. Только удовольствие. Покажи мне, кто ты…»

– Ты понимаешь, о чем я, Эрика. Тебе к лицу этот город, – медленно перевожу взгляд на Зейна, фокусируя внимание на том, как он неторопливо листает фотографии на планшете, периодически поджимая губы. Брови мужчины сдвинуты к переносице, взгляд сосредоточен на экране.

– Тебе пойдут съемки в стиле Шахерезады, – Зейн раздвигает губы в легкой ухмылке, кидая на меня едва заметный голодный взгляд, который вызывает во мне бурю негодования и раздражения. Сальный, липкий, пачкающий. Меня тошнит от мужчин, после нападения Мааба я уже и забыла, что такое секс, желание и близость. – На ближайшие две недели твое расписание включает в себя бесконечное участие в шоу, интервью и съемках. Думаю, этого будет достаточно для того, чтобы Ильдар Видад заметил твое прибытие. Черт подери, да нужно быть полным идиотом, чтобы не наброситься на жертву, что сама заявилась в твое логово… точнее, на твою территорию, в данном случае – на территорию Анмара, – Зейн вдруг касается моей ладони, но я по-прежнему до боли сжимаю балконный поручень, ощущая, как сердце мгновенно покрывается льдом. – Я до сих пор против того, чтобы ты была наживкой и пушечным мясом, – твердо заявляет Зейн, в который раз за последние два дня пытаясь стать для меня героем-спасителем. – Еще не поздно, Эри…

– Не называй меня так, – мгновенно ощетинившись, отрезаю я. – Поздно давать заднюю, Зейн. Я и не собираюсь, – решительно продолжаю я, смерив вечно сомневающегося Зейна недовольным взглядом. – Из-за меня был убит свидетель всей гнилой деятельности Ильдара, из-за меня мы упустили его и из-за меня мы потеряли нить, ведущую к королевскому советнику и, как следствие, в «Пески Махруса», деятельность которых просто необходимо остановить! Смит сам назначил меня на это дело, и я не могу снова облажаться, понимаешь? Я хочу восстановить репутацию, хочу знать, что годы тренировок и обучения были не зря! – пылко отчеканиваю я, с ужасом вспоминая то, что довелось увидеть, находясь в этой проклятой «организации». И судя по тому, как там относятся к людям, эту компанию нужно было назвать «Скотный двор». Это было бы куда правдивее – «Пески Махруса» даже на звание борделя не тянет, потому что там продают и рабочую силу, мужчин и ни в чем невиновных детей, которым навсегда ломают жизнь, судьбу и личность… за последние годы этот мерзкий бизнес достиг невероятных масштабов, и меня бросает в ледяной пот, как только я думаю о том, сколько там обитает «мертвых» и загубленных, навсегда сломленных душ.

А ведь я находилась там всего три дня. Но мне никогда не забыть о том, что относились ко мне там как к загнанной в клетку антилопе, которую вот-вот отдадут диким львам на растерзание. Скорее, гиенам и шакалам, для которых цена не имеет значения – за «свежий» товар, каким являлась я, могли отдать миллионы и несколько гектаров земли в придачу. Такое не должно происходить в современном мире! И я сделаю все, что в моих силах, чтобы «Пески Махруса» навсегда исчезли с лица земли. Ради себя и Алии, которой пришлось провести в «Песках» несколько лет, прежде чем ей чудом удалось сбежать из этого чистилища.

– К тому же, ничего сложного нет в том, чтобы привлечь внимание Ильдара, посещая светские съемки и мероприятия. Это обычное дело для меня, Зейн. Пара намеков в прямом эфире из моих уст о том, как я скучаю по своему покровителю, и он объявится, – непреклонным тоном продолжаю напоминать Зейну о нашем плане, скрывая страх и личные опасения за маской непробиваемой уверенности в себе. – Дело останется за малым – взять его и вывезти в Штаты для допроса. И этим уже буду заниматься не я, а ты и оперативная группа.

– Но ты рискуешь своей жизнью, Рика! Мэтт постоянно обрывает мой телефон. Я слышал, что он сцепился со Смитом, когда узнал, что тот все-таки отправил тебя сюда. Если с тобой что-нибудь случится – тяжело выдыхает Зейн и резко обхватывает мои плечи ладонями, легонько встряхивая. Поднимаю взгляд в темно-карие глаза Хассана и не ощущаю внутри и толики волнения за себя, или же трепета от его прикосновений. Сердце в груди ощущается как ледяная и почти неподвижная глыба, а душа с горечью осознает, что я хочу, чтобы куда сильнее и прямо сейчас меня обхватили другие руки.

Чтобы он пришел, увидел, сжал, схватил, взял. Сдавил в болезненные тиски, оставил красноватые следы на коже. Хочу Джейдана видеть, хочу так сильно, что самой жутко от пульсирующего в голове и внизу живота желания. Хочу видеть зверем, каким был на парковке, или же немногословным художником. Любым хочу, лишь бы встретиться вновь и сказать друг другу все то, что не сказано, накоплено за годы, не выплакано. Он ведь тоже наверняка потерял всю свою семью в той мечети… но он не выглядит сломленным. Джейдан всегда кажется нерушимой скалой, которая никогда не даст трещину.

– Я смотрю, ты уже вжился в роль моего любовника, Зейн, – то, что Хассан прибыл сюда в качестве моего мужчины лишь «прикрытие», легенда для отвода глаз, но, кажется, Зейн воспринял ее слишком буквально, судя по тому, как быстро нашел повод полапать меня. – Не о чем волноваться, Зейн. С нами вооруженная группа сопровождения из тридцати человек. Они будут следовать за мной по пятам, будут присутствовать на всех мероприятиях, что мне предстоит посетить. А как только Ильдар появится в поле зрения – меня защитят. Я не боюсь, они профессионалы своего дела, Зейн. Отобраны самые лучшие агенты. И я не наживка, а охотница, – смело заявляю я, глядя в обеспокоенные и неуверенные глаза Зейна. Хассан опускает взгляд, заставляя меня ощутить свое мерзкое, отвратительное мне превосходство над мужчиной.

– Хорошо, Рика. Ты помнишь, что должна сделать? – Зейн наконец отпускает мои плечи, и я облегченно выдыхаю, возводя взгляд к небу.

– Выманить Ильдара Видада из своего убежища. Намекнуть, что неукротимая им Эрика Доусон очень соскучилась по своему «папочке», – пожимаю плечами и только сейчас понимаю, что сарказм не очень уместен, когда речь идет о сохранении моей жизни и спасении сотен людей, пребывающих на «рынке плоти».

И в тот момент я действительно была полна уверенности, решимости и не ведала страха и успокаивала себя мыслями о том, что я – важнейшее звено в данной операции. Так сказал Смит после того, как восстановил меня на службе. Но я и представить себе не могла, что Зейн окажется более близок к правде, и всего лишь несколько дней отделяет меня от той точки невозврата, после которой ни моя жизнь, ни я больше никогда не будут прежними.

Глава 1

«Художники пишут глазами любви, и только глазами любви следует судить их.»

Г.Э. Лессинг

Несколько недель спустя. Анмар. г. Асад.

Джамаль

Два с половиной часа езды в бронированном внедорожнике по душной, пыльной трассе, несмотря на работающий на полную мощь кондиционер, к концу пути заставили меня пожалеть, что я отказался от вертолета. Таир срочно вызвал меня к себе, а ждать вертушку пришлось бы около трех часов. Рассчитав временной путь, я решил, что наземным транспортом доберусь до места назначения быстрее. Да и дальше потеть в небольшом поселке на окраине провинции Мирза желания было мало. В снятом на пару месяцев доме не была предусмотрена система охлаждения воздуха. В моем распоряжении оказался один единственный вентилятор, напротив которого я и проводил свободное время, чтобы не сдохнуть от жары. В ночные часы становилось легче, но дом остывал только к утру, а там снова появлялось солнце и пекло возвращалось.

Самое главное – добраться до Асада, а оттуда полчаса пути, и я на месте. Границу городской черты мы уже пересекли, дальше только пустошь и выгоревшие поля. Я с облегчением выдохнул, когда после тщательной проверки на пропускном пункте автомобиль въехал на закрытую ограждённую территорию, принадлежащую АРС. Водитель остановил джип у центрального входа в здание Управления. После охлажденного салона внешняя духота показалась нестерпимой. Круглосуточный хамам – вот на что похожи летние месяцы в Анмаре.

Еще один пункт досмотра, и я наконец-то внутри главного правительственного корпуса. Да здравствуют кондиционеры. Как мало надо человеку, чтобы воспрянуть духом. Двадцать этажей на лифте. Длинный лабиринт коридоров с множеством перегородок, защищённых кодом доступа, и я у двери полковника Таира Кадера. Доступом в кабинет руководителя внешней разведывательной службы обладает только он сам. Камера фиксирует мое присутствие, и дверь с механическим щелчком отрывается, пропуская меня внутрь. Таир, облачённый в военную форму, как обычно восседает во главе стола. Обменявшись традиционными приветствиями и предложив мне присесть, он сразу переходит к делу.

– Я прервал твое задание по веским причинам, – произносит он, предугадав мой вопрос. Склонив голову в знак уважения, я отхожу к окну, откуда открывается вид на полигон, где тренируются агенты и новобранцы. В юности я провел там огромное количество часов. Изнурительная спец. подготовка под палящим солнцем. От усталости и жары многие парни теряли сознание, годами не могли перейти на следующий уровень. Мне повезло. Я оказался выносливым и упрямым, и поэтому сейчас здесь, а не там.

– Но прежде чем перейдем к обсуждению новых обстоятельств, доложи ситуацию на текущий момент, – несомненно, это приказ, и судя по всему, Кадер не в лучшем расположении духа. Я впал в немилость после провала последнего задания и теперь обязан исправить ошибку и завершить миссию, чем в принципе и занимался в провинции Мирза последние пару месяцев.

– Я наладил контакт с Наимом Азизом, – официальным тоном начинаю я. – Сначала через посредника, который поставлял ему оружие, потом лично. Он очень острожен в общении, однако мое прикрытие не вызвало у него сомнений.

– Тебе удалось выяснить местонахождении Шатров Махруса?

– Нет, но я упоминал в разговоре с Наимом, что заинтересован в покупке белой рабыни, желательно американки или европейки хорошего качества. Он обещал помочь.

– Каким образом?

– Я получу координаты на мой телефон за час до начала аукциона. И если сообщение придет сейчас, то я вряд ли успею добраться хотя бы к концу торгов.

– Это ирония, Джамаль? – холодно интересуется Таир, я смотрю на его погоны, чтобы он не заметил раздражения в моем взгляде.

– Я не уверен, что Ильдар будет присутствовать на аукционе. Он не настолько глуп, – озвучиваю вслух, о чем почти сразу жалею.

– Тебе не нужно думать, Джамаль. Твоя прямая обязанность – выполнять мои приказы.

– Как агент с широким перечнем полномочий я имею право в исключительных случаях…

– Никаких прав принимать самостоятельные решения до согласования со мной, – грубо обрывает меня полковник. Если бы я не был ему обязан всем, что имею, то возненавидел бы. – Какой бы экстренной ни была обстановка. Ты видишь результат своих решений?

– Если бы спецслужбы взяли Мааба…

– Ильдар на тот момент был бы уже ликвидирован на нашей территории, – снова не дал мне договорить Кадер. – А для уничтожения Мааба выехал бы другой агент.

– Вы бы не успели, акид (с араб. Полковник), – уверенно заявляю я, и мне кажется, что слышу, как скрипнула или даже хрустнула челюсть Таира Кадера. – Я действовал по ситуации. И считаю, сделал все зависящее, чтобы минимизировать риски. И сейчас усиленно работаю над поиском Видада.

– Не ты один, – резким ледяным тоном бросает Кадер и встает из-за стола. Я вопросительно смотрю в суровое морщинистое лицо, на котором яростно сверкают черные глаза. Линия губ сжата в жесткой усмешке, тяжелая челюсть напряжена. Внутри рождается тревожное предчувствие.

– Американская разведка?

Кадер мрачно кивает, убирает руки за спину и выходит на середину кабинета. Встает напротив, пристально глядя мне в лицо. Потом отступает назад, ухмыльнувшись уголком губ.

– Девушка, которую планировал вывезти в Анмар Видад, пару недель назад появилась в Асаде, – сообщает он, разворачиваясь к окну. Я делаю то же самое. Теперь мы стоим плечом к плечу, наблюдая за тренировками агентов на полигоне. Но я только делаю вид, что наблюдаю. На самом деле мой мозг усиленно анализирует полученную информацию. – Рекламная деятельность, все чисто на первый взгляд. Приехала со своим бойфрендом и съёмочной группой. Участвовала в нескольких шоу, которые попали на местные телеканалы. Там мы ее и заметили.

– И что не так с девушкой? – застыв, я, не моргая, смотрю перед собой, пытаясь не выдать своего состояния. В стекле панорамного окна отражаются мои заострившиеся скулы и плотно сжатые губы. Прикладываю максимум усилий, чтобы расслабить мышцы. Мне удается как раз в тот момент, когда Таир поворачивает голову в мою сторону.

– Эрика Доусон – агент ЦРУ, и находится здесь с группой прикрытия и своим координатором Зейном Хассаном, – я остро чувствую на себе пристальный сканирующий взгляд Кадера. Сердце с бешеной скоростью разгоняет кровь по венам, но я все равно ощущаю, как озноб бежит по спине.

Эрика Доусон… Шайтан, я надеялся, что не скоро еще услышу это имя. Мааб все-таки успел наговорить лишнего, иначе американские службы не начали бы несогласованную АРС операцию. Зачем она в это влезла, идиотка? Я же предупреждал, черт бы ее побрал. Я бы вернулся за ней, когда все закончится. Непроизвольно сжимаю пальцы в кулак, вспоминая, как изучал ими черты лица Эйнин. Я запомнил каждую… Ее посветлевшие от слез глаза с мерцающими серебристыми искрами, точно такие же, как тогда, пятнадцать лет назад. Боль и отчаяние снимают маски, оголяют чувства, показывая внутреннее содержание, открывая истину, которую мы прячем даже от самих себя. Я пытался заглянуть внутрь, используя обычные проверенные методы; я думал, что страсть и желание приоткроют завесу, а мне нужны были ее слезы, боль и агония – то, что невидимой нитью соединило нас однажды и тут же разбросало в разные стороны. И когда я держал в ладонях залитое слезами лицо, вглядываясь в глаза, ставшие моим неискоренимым наваждением и источником вдохновения на долгие годы, она рассказала мне, кто она, не произнеся ни одного слова. Я увидел в их лазурных глубинах свою маленькую испуганную Эйнин, в одночасье потерявшую все, что у нее было: дом, семью, родину, веру и счастливую жизнь, которая могла бы ждать нас обоих… Я узнал ее слезы, Шайтан меня подери, серебристые искры в бескрайних озерах скорби и боли, тающие в глубоких глазах Эйнин, как хрустальные снежинки.

Я уничтожил безликие портреты, хранившиеся в студии в Нью-Йорке. Они потеряли всякий смысл и ценность, теперь я знаю, как выглядит лицо Эйнин. Я напишу новые. Пока мои пальцы будут способны держать кисть, она не оставит меня. Нет такой силы, которая сможет заставить меня забыть ее лицо снова. Только отвернувшаяся удача и смерть, но пока я ношу свой оберег – мне ничего не страшно. Самодельные четки Эйнин хранят меня от гибели много лет. Я не вернул ей их, когда забрал кольцо и оставил тот портрет, который наверняка рассказал ей правду… о нас, о прошлом. Не могу поверить, что Эйнин удалось сохранить перстень отца. В голове не укладывается, как я не узнал ее, не почувствовал. Как не нагрелись потертые бусины, не обожгли мои пальцы, когда я перебирал их в кармане брюк, находясь рядом с той, что подарила мне удачу.

Сомнения появились еще когда я увидел покрытые пылью голые ступни Эрики на парковке, где мы сражалась почти на равных. Слишком много лет прошло с нашей последней встречи, чтобы я мог поверить сигналам подсознания. Кисти рук, ступни и необычные глаза – все, что сохранила моя память о той робкой маленькой девочке из мечети, где сгорело наше прошлое и надежды на счастливое будущее. Слишком мало, чтобы узнать, сопоставить с дикой и отчаянной сумасбродной стервой Эрикой. Образ Эйнин, скромный, овеянный почти священным для меня ореолом недоступности, не вязался с девушкой, которую я встретил на выставке. Страстная, яркая, вызывающе сексуальная, откровенная, острая на язык, надменная. Она запутала меня, обыграла, затмила здравый смысл похотливой пеленой. Я винил разыгравшееся воображение и бешеную потребность обладать бросающей мне вызов девушкой и одержимую неконтролируемую страсть, обрушившуюся на нас несвоевременно и слишком поздно…