Маршалы Сталина

Юрий Викторович Рубцов

Маршалы Сталина

К читателям

«Совсем не случайно, что именам „красных маршалов“ не сопутствует обильная литература… Кремлевский официальный „марксизм“ не любит культа „военных героев“ и исторических параллелей с французской революцией»[1]. Это мнение писателя-эмигранта Романа Гуля, высказанное в 1930-е годы, оказалось удивительно жизненным и для последующей советской действительности. Лишь в последние годы об отечественном маршальском корпусе стало возможным сказать открыто и откровенно[2].

Между тем облик командного состава любой армии наиболее выпукло отражают именно высшие военачальники, они в силу своих полномочий организуют и руководят боевыми действиями в войнах и военных конфликтах, а также управляют войсками в мирное время. Проявление ими полководческого таланта, профессиональной выучки, их служебные качества и стиль поведения – квинтэссенция военного искусства, боевой и оперативной подготовки, организации службы, дисциплинарной практики, господствующей морали всей армии в целом.

Делая после Октябрьского переворота первые шаги в создании армии нового типа, большевики пытались опереться на революционную вольницу и выборное начало, но очень быстро поняли, что такой подход хорош, чтобы развалить армию старую, но совершенно не годится для строительства боеспособных вооруженных сил. На смену добровольческому принципу комплектования, широкому самоуправлению солдатских организаций, выборности командиров и партизанской вольнице пришли принудительный набор (призыв), жесткое централизованное руководство, назначенчество всех лиц командного состава снизу доверху, воинская дисциплина на основе уставной подчиненности младшего старшему. Пришлось отправить в архив и декреты, которыми упразднялись воинские чины и звания, и уже в следующем, 1919 г., ввести в Красной армии единую для всех военнослужащих форму одежды и знаки различия для командного состава.

Свое логическое завершение эти процессы получили в середине 1930-х годов, когда на основе форсированной индустриализации страны политическое руководство СССР во главе с И. В. Сталиным приступило к созданию по-современному устроенной, владеющей новейшим военным искусством и технически оснащенной армии, способной ответить на вызовы войны моторов.

Постановлением ЦИК и СНК СССР от 22 сентября 1935 г. были введены персональные воинские звания для командного состава сухопутных войск – лейтенант, старший лейтенант, капитан, майор, полковник, комбриг, комдив, комкор, командарм 2 ранга, командарм 1 ранга, Маршал Советского Союза.

Меры сталинского руководства не могли не посеять в умах советских людей определенное смятение. С тех пор, как еще в 1917 г. были отменены все чины, титулы и звания, командиры Красной армии различались только по занимаемым должностям. Слова «офицер», «генерал», воспринимались лишь как реликты царизма и белогвардейщины, как что-то давно и безвозвратно ушедшее. «Бить золотопогонников» считалось среди красноармейцев особой доблестью. Теперь же по воле И. В. Сталина произошел самый настоящий переворот не только в системе различия военнослужащих, но и в их сознании.

Учреждение высшего воинского звания Маршал Советского Союза оказалось и вовсе событием неординарным. О подобном чине в свое время позабыли даже в императорской армии, ведь последним генерал-фельдмаршалом России стал еще в 1898 г. граф Д. А. Милютин, бывший военным министром Александра II и умерший в 1912 г.

Первый маршальский «призыв» в 1935 г. целиком состоял из героев Гражданской войны. Героев легендарных, масштаб славы которых сегодня трудно даже представить. Нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов, заместитель наркома М. Н. Тухачевский, начальник Генерального штаба РККА А. И. Егоров, инспектор кавалерии Красной Армии С. М. Буденный, командующий Особой Краснознаменной Дальневосточной армией В. К. Блюхер – имена этих людей к тому времени полтора десятилетия не сходили со страниц газет, звучали в названиях заводов и колхозов, воинских частей и пионерских отрядов. Им посвящали стихи и песни, книги и кинофильмы.

Газета «Красная звезда», откликаясь на появление в Красной Армии первых маршалов, писала: «Звание маршала получил величайший пролетарский военачальник, непоколебимый ленинец, вернейший соратник Сталина, железный нарком Клим Ворошилов. Кто не знает легендарного народного героя, бывшего батрака, командарма 1 Конной армии т. Буденного, одно имя которого вселяло страх и панику в ряды врагов?.. Кто не знает непобедимого Блюхера – героя „волочаевских“ дней в борьбе за Сибирь и Дальний Восток, за неприступный Перекоп?»

Известными стране по Гражданской войне были и ставшие маршалами в 1940 г. С. К. Тимошенко, Б. М. Шапошников и Г. И. Кулик, которые занимали в военном ведомстве высокие посты, соответственно: наркома обороны, начальника Генерального штаба, заместителя наркома обороны.

Третий, наибольший по численности маршальский призыв пришелся на Великую Отечественную войну. Выдающиеся полководцы Г. К. Жуков, А. М. Василевский, И. С. Конев, Л. А. Говоров, К. К. Рокоссовский, Р. Я. Малиновский, Ф. И. Толбухин, К. А. Мерецков выступали представителями Ставки Верховного Главнокомандования или командовали основными фронтами, действовавшими на решающих стратегических направлениях. В 1943 г. Маршалом Советского Союза стал и Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами СССР И. В. Сталин, по окончании войны 27 июня 1945 г. удостоенный специально учрежденного для него звания Генералиссимус Советского Союза.

Еще трое – нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия, главнокомандующий Группой советских оккупационных войск в Германии В. Д. Соколовский и министр Вооруженных сил Н. А. Булганин вошли в число Маршалов Советского Союза в первые годы после войны.

Таким образом, при жизни И. В. Сталина маршалами стали двадцать человек, включая самого вождя. Именно они (за исключением репрессированных в 1937–1939 гг. М. Н. Тухачевского, В. К. Блюхера и А. И. Егорова) руководили войсками Красной армии в годы войны, благодаря именно их полководческому дарованию или административным качествам удалось одержать верх над германской военной машиной.

Почему мы называем этих людей сталинскими маршалами? По вполне очевидной причине: ничто мало-мальски важное не происходило в стране без инициативы или одобрения «отца народов», и вопрос присвоения высшего воинского звания здесь не исключение.

Каждую кандидатуру на присвоение маршальского звания Сталин определял лично. Основанием для положительного решения были не только (а подчас и не столько) полководческие достоинства кандидата. Требовалось активно и безусловно поддерживать курс политического руководства, демонстрировать личную преданность вождю. В противном случае кадровая «ошибка» исправлялась самым свирепым образом. Немаловажную роль играло и социальное происхождение военачальников.

Об этом недвусмысленно заявил сам И. В. Сталин, выступая перед руководством Вооруженных сил СССР после процесса над М. Н. Тухачевским и другими военачальниками, осужденными в июне 1937 г. к расстрелу по обвинению в «военном заговоре». «Возьмем хотя бы такой факт, как присвоение звания маршалов Советского Союза, – говорил он. – Из них меньше всего заслуживал этого звания Егоров, я не говорю уже о Тухачевском, который, безусловно, этого звания не заслуживал, и которого мы расстреляли, несмотря на его маршальское звание. Законно заслужили звание маршала Советского Союза Ворошилов, Буденный и Блюхер. Почему законно? Потому что, когда мы рассматривали вопрос о присвоении звания маршалов, мы исходили из следующего: мы исходили из того, что они были выдвинуты процессом гражданской войны из народа. Вот – Ворошилов – невоенный человек в прошлом, вышел из народа, прошел все этапы гражданской войны, воевал неплохо, стал популярным в стране, в народе, и ему по праву было присвоено звание маршала…

Егоров – выходец из офицерской семьи, в прошлом полковник, – он пришел к нам из другого лагеря и относительно к перечисленным товарищам (перед этим оратор положительно, как о выходцах из народа, отозвался также о С. М. Буденном и В. К. Блюхере. – Ю. Р.) меньше имел право к тому, чтобы ему было присвоено звание маршала, тем не менее, за его заслуги в гражданской войне мы это звание присвоили…»[3].

Политическую лояльность Сталин рассматривал как фактор не менее важный, чем профессионализм. Именно в силу этого маршальские погоны не получили, например, И. П. Уборевич и И. Э. Якир, но зато их надели Л. П. Берия и Н. А. Булганин. По той же причине самый выдающийся полководец Второй мировой войны, но своенравный Г. К. Жуков неизменно пребывал в военной иерархии ниже некомпетентного в военном деле «царедворца» Н. А. Булганина.

Великая Отечественная война подвергла жестокому испытанию политическую и государственную систему, сложившуюся в СССР, его экономические устои, военную организацию, заставила многое изменить во имя достижения победы над врагом. Она побудила и И. В. Сталина – автора знаменитой формулы «Кадры решают все» внести коррективы в его собственные представления о высшей военной элите, о критериях оценки эффективности ее деятельности. Даже всесильный вождь вынужден был – подчас и против своего желания, но в силу нависшей над страной смертельной опасности – убирать на второй план проваливавших дело маршалов первого, еще довоенного призыва и выдвигать на решающие участки достойно проявивших себя и растущих прямо в ходе войны полководцев.

Именно борьба с германским нашествием показала, что первые маршалы К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный и Г. И. Кулик в современной войне оказались попросту несостоятельными. Из довоенных маршалов смогли достойно проявить себя лишь С. К. Тимошенко и Б. М. Шапошников.

Что касается репрессированных военачальников, то представить себе, что В. К. Блюхер, не пади он жертвой органов НКВД, через какие-нибудь два-три года справился бы с фронтом, по авторитетной оценке маршала И. С. Конева, невозможно. Критически отзывался он и о М. Н. Тухачевском, хотя и признавал, что последний – человек даровитый, теоретически хорошо подкованный, был способен занять один из высших командных постов во время Великой Отечественной войны[4].

Весьма высоко оценивал М. Н. Тухачевского маршал Г. К. Жуков, подчеркивая его интеллект и способность к предвидению, свойственную только очень одаренным военачальникам[5].

В отличие от своих довоенных предшественников, маршалы, ставшие таковыми в пору Великой Отечественной войны, начинали ее не в ореоле славы, а сравнительно молодыми генералами, народу неизвестными. Исключение составляют разве что К. А. Мерецков и Г. К. Жуков, отличившиеся: первый – в боях с финнами, второй – с японцами, ставшие в 1940 г. одними из первых в Красной армии генералами армии, Героями Советского Союза и поставленные один за другим во главе Генерального штаба.

Кадровый отбор с началом войны шел жестокий. «Наркомат обороны, – с сожалением писал, подводя итоги первых сражений, Г. К. Жуков, – в мирное время не только не готовил кандидатов, но даже не готовил командующих – командовать фронтами и армиями»[6]. За первые полтора-два года войны в должности только командующих фронтами сменилось несколько десятков человек, прежде чем в их ряду остались наиболее достойные. Из более чем одной тысячи военачальников, составлявших к 22 июня 1941 г. генеральский корпус Красной армии, маршалами в военную пору стали лишь восемь военачальников, чьи фамилии названы выше. Все они завершали Великую Отечественную командующими войсками фронтов.

Убедительное объяснение того, почему маршальский корпус пополнила именно эта восьмерка, дал И. С. Конев. «Обстановка войны, – считал он, – лучше всяких кадровых органов исправляет те ошибки, которые до нее были допущены и кадровыми органами, и высшим командованием в выдвижении на те или иные посты… Все командующие фронтами выявились в ходе войны… В основе тех качеств, которые сделали их способными к вождению войск на поле боя в условиях современной войны лежали большие и всесторонние знания, опыт долгой службы в армии… Все лучшее, передовое, что давал тогдашний опыт, они брали от войск и аккумулировали в себе»[7].

С 1945 г. по день смерти И. В. Сталина маршальский корпус пополнили всего три человека – из них только В. Д. Соколовский был подлинным полководцем, ярко проявившим себя на постах и начальника штаба ряда фронтов, и командующего войсками фронтов. Л. П. Берия и Н. А. Булганин стали маршалами в силу сталинского понимания государственного значения тех должностей, которые занимали эти два администратора и политических деятеля.

На высшее воинское звание вождь был экономен, если не скуп. Так, не был удостоен его видный военачальник, который соответствовал всем формальным критериям – генерал армии А. И. Антонов с 1943 г. был первым заместителем начальника Генштаба, на заключительном этапе Великой Отечественной войны возглавлял Генеральный штаб, а сразу после войны вновь был назначен на должность первого заместителя начальника ГШ.

В Советском Союзе маршалы были всегда вовлечены в политику. То напрямую, занимая места в высших органах государственной и партийной власти, то получая от высших руководителей соответствующие поручения. Даже в гитлеровской Германии крупные военачальники могли, как правило, без негативных последствий для себя оставить по личному желанию занимаемый пост. В сталинском же государстве о добровольной отставке и помыслить было невозможно. Попытка такой отставки квалифицировалась бы в первую очередь как злонамеренный отказ от выполнения поручения партии, как пренебрежение ее доверием. А это ни при каких обстоятельствах не прощалось.

Политика – дело грязное, сталинская политика, оказалось, – особенно. Многочисленны факты того, как советские маршалы вовлекались властью в дела, о которых в старой армии по соображениям офицерской чести и помыслить было невозможно.

Характерна реакция И. В. Сталина на действия начальника Генерального штаба маршала Б. М. Шапошникова, выпускника еще Императорской Николаевской военной академии, когда он объявил двум начальникам штабов фронтов за предоставление недостоверной информации выговор. Узнавший об этом вождь возмутился: выговор? Да это как слону дробина, таких выговоров у провинившихся – наверняка воз и маленькая тележка. И был весьма удивлен (что с диктатором случалось не часто) пояснением Шапошникова: «Это очень тяжелое наказание. Получивший выговор от начальника Генерального штаба должен подавать в отставку».

О таком понимании офицерской чести, о взыскательном, но, безусловно, уважительном отношении к человеку в погонах вспоминали, увы, изредка и разве что по прихоти вождя. Торжествовал иной принцип, сформулированный еще Лениным: «Морально все то, что служит делу пролетариата». А под него ленинские наследники подгоняли все, что любой ценой обеспечивало удержание ими власти.

Сталин и его присные, сами придя к власти вооруженным путем, страшно боялись, что некие силы воспользуются их опытом. Им мнились заговоры и перевороты, которые могли исходить из среды высших военных. Поэтому они целенаправленно раскалывали военную элиту, держали ее в страхе, культивировали аморализм, слепое преклонение перед лидером страны. Никакой самый высокий пост, никакое высшее воинское звание не гарантировали от политического шельмования, а нередко и бессудной расправы. Вспомним хотя бы, с каким презрением высказался вождь о Тухачевском, которого «мы расстреляли, несмотря на его маршальское звание». Сказал как о вещи обыденной, будто расстрелять маршала – не сложнее, чем стакан воды выпить.

Противопоставляя одних военачальников другим, партийная и государственная машина склоняла их (как, впрочем, и военнослужащих РККА всех других рангов) к доносам на сослуживцев, частенько привлекала к исполнению полицейских функций, что всегда считалось унизительным для человека военного, заставляла участвовать в инсценировках судилищ над их товарищами, а от затянутых в воронку репрессий требовала покаяния «перед партией», «перед народом». Такова была жестокая реальность, в которой существовала армейская элита.

Разве, например, вождь не понимал, насколько болезненно будет воспринято полководцами только что завершившейся Великой Отечественной войны присвоение Л. П. Берии в июне 1945 г. звания Маршал Советского Союза? Известно, что никакого экспромта вождь в таких делах не допускал. Выходит, лишний раз давал высшим военным понять, что заслуги главы Лубянки соразмерны их заслугам и дарованию. А назначение И. В. Сталиным в 1946 г. Н. А. Булганина (не Г. К. Жукова, А. М. Василевского или К. К. Рокоссовского) своим первым заместителем по Наркомату (Министерству) Вооруженных сил – действие не того же порядка?

Даже факты лишения высшего воинского звания, полученного явно незаслуженно, были не попыткой восстановить строгий порядок, а местью за верность прежнему хозяину или за измену хозяину новому. В полной мере это относится и к Г. И. Кулику, которому режим прощал крупнейшие провалы в профессиональной деятельности, но не простил нелояльности к вождю; и к Л. П. Берии, низвергнутому с политического Олимпа спустя несколько месяцев после смерти Сталина; и к Н. А. Булганину, активному члену антихрущевской группировки, разгромленной на июньском 1957 г. пленуме ЦК КПСС.

Всё же не хотелось бы, чтобы о первой двадцатке советских маршалов создавалось впечатление лишь как о жертвах правящего режима. В конце концов, в коридорах власти каждый выбирал свою линию поведения. Для некоторых высших военачальников правила игры, установленные вождем, пришлись более, чем кстати при реализации собственных амбиций.

В соответствии с политической установкой сталинские маршалы в абсолютном большинстве были выходцами из низов. О понятиях офицерской чести они знали понаслышке и чаще всего воспринимали их враждебно. Мы против абсолютизации дворянской чести, и среди офицеров и генералов императорской армии доставало и интриганов, и карьеристов. Но никакому офицерскому коллективу тогда не пришло бы даже в голову склонять человека в погонах к лжесвидетельствованию, к оговору, к клевете во имя неких «высших интересов партии». Публичное, бездоказательное шельмование боевых товарищей, ставшее не просто обычным, но обязательным делом в годы репрессий, было просто немыслимо при старом режиме.

Иные фигуры, оказавшиеся на вершине военного Олимпа, даже бравировали своими невежеством, аморальностью, пресмыкательством перед тираном. Очень недостойно вел себя К. Е. Ворошилов. Презрев долг службы, он в страхе перед И. В. Сталиным без всякой проверки просто подмахивал бумаги на арест подчиненных, присылаемые из ведомства Н. И. Ежова и Л. П. Берии. Нарком обороны находил даже извинительные, с его точки зрения, мотивы: «Сейчас можно попасть в очень неприятную историю, – проговорился он в 1937 г., – отстаиваешь человека, будучи уверен, что он честный, а потом оказывается, он самый доподлинный враг, фашист». Не без злорадства кое-кто из маршалов наблюдал, как исчезают в костре репрессий самостоятельно мыслящие коллеги, а при случае и хворост в такой костер подбрасывал.

Воистину, нет хуже князя, нежели из грязи.

Но и в одинаково сложных условиях люди вели себя по-разному. Порядочность, благородство, сострадание не для всех оказывались пустым звуком. В памяти сразу встает образ К. К. Рокоссовского. В ходе обсуждения в Ставке плана операции «Багратион» (по освобождению Белоруссии летом 1944 г.) он высказал несогласие с мнением И. В. Сталина. Тот дважды посылал маршала в соседнюю комнату «подумать» и изменить свою позицию. Но Константин Константинович настоял на своем и оказался прав. А ведь он не понаслышке знал, какая участь может ждать того, кто разгневает Верховного, ибо еще до войны по ложному обвинению отмучился три года в тюрьме. К. К. Рокоссовский также оказался единственным из маршалов, кто сохранил достойный облик в ходе постыдной «антижуковской» кампании Н. С. Хрущева, который осенью 1957 г. любой ценой пытался избавиться от конкурента в лице лучшего полководца Второй мировой войны.

Но большая политика мстила и таким чистым натурам. До сих пор К. К. Рокоссовский остается для многих поляков символом сталинского экспансионизма, хотя со времени его пребывания в Польше министром национальной обороны минуло больше полувека.

А другие маршалы? Как часто оказывалось, что, говоря словами поэта, они «смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою». Редко кому из них удавалось вписаться в политическую систему координат без нравственных потерь. Как топтали Г. К. Жукова на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1957 г. его давние сослуживцы! Партийным лидерам при желании можно было и не выходить на передний план, всю грязную работу по шельмованию виднейшего военачальника готовы были взять на себя боевые маршалы Великой Отечественной, с готовностью подхватывая самые невероятные обвинения Хрущева и Ко в адрес бывшего министра обороны. Ладно бы, физических репрессий они боялись. Но в 1950-е таковые им не грозили, а истинная причина политического конформизма была до банального проста – двойная мораль, удобная привычка к эдакой партийной стадности: во всем считать себя «рядовым партии», боязнь утратить свое служебное положение и доступ к закрытым для обычных смертных материальным благам.

Так или иначе, в судьбе каждого из сталинских маршалов, героев этой книги, по-своему отразилась сталинская эпоха – со всеми ее победами и поражениями, взлетами человеческого духа и преступлениями.

К. Е. Ворошилов: «Я – рабочий, и не имею специальной военной подготовки…»

«Первый красный офицер», как восторженно пели о К. Е. Ворошилове в 30-е годы, и первый же Маршал Советского Союза являл собой тот, увы, нередкий тип людей, которые всю жизнь занимаются, в принципе, одним и тем же делом, удостоены многих высших наград, но так и не становятся подлинными профессионалами. Более того, раз за разом допуская провалы, Климент Ефремович не нес за них серьезной ответственности, а лишь перемещался в очередное руководящее кресло. Разве что иногда грохотала над головой гроза.

Вот какое жесткое постановление посвятило ему Политбюро ЦК ВКП(б) 1 апреля 1942 г.:

«В начале войны с Германией тов. Ворошилов был назначен главнокомандующим Северо-Западным направлением, имеющим своею главною задачею защиту Ленинграда. Как выяснилось потом, тов. Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда. В своей работе в Ленинграде т. Ворошилов допустил серьезные ошибки: издал приказ о выборности батальонных командиров в частях народного ополчения, – этот приказ был отменен по указанию Ставки, как ведущий к дезорганизации и ослаблению дисциплины в Красной Армии; организовал Военный совет обороны Ленинграда, но сам не вошел в его состав, – этот приказ также был отменен Ставкой как неправильный и вредный… увлекся созданием рабочих батальонов со слабым вооружением (ружьями, пиками, кинжалами и т. д.), но упустил организацию артиллерийской обороны Ленинграда, к чему имелись особенно благоприятные возможности, и т. д.

Ввиду всего этого Государственный Комитет Обороны отозвал т. Ворошилова из Ленинграда и дал ему работу по новым воинским формированиям в тылу…»[8].

Так, по нисходящей завершалась военная карьера Климента Ефремовича. Иным было начало…

Путь к вершинам советской военной иерархии маршал начал довольно поздно: к Октябрю 1917 г. ему было уже 36 лет. Уроженец рабочего города Луганска имел за спиной немалый срок подпольной революционной работы, был знаком с лидерами большевистской партии. Как-то сразу стала складываться его репутация как человека военного. Хотя оснований для этого не было никаких, в чем Ворошилов признавался позднее сам. Беседуя с французской делегацией в 1927 г., он рассказывал: «Я – рабочий, слесарь по профессии, и не имею специальной военной подготовки. Я не служил в старой, царской армии. Моя военная „карьера“ началась с того, что в 1906–1907 гг. я перевозил нелегально оружие из Финляндии в Донецкий бассейн и там строил вместе со всей нашей организацией большевистские военные рабочие дружины. Работал я в то время на заводе, а затем сидел, как полагается всякому приличному большевику, в тюрьмах, был в ссылке (с 1907 до 1914 г. я пробыл с маленькими промежутками в тюрьме и ссылке). С 1914 г. работал в Царицыне, затем в Ленинграде до апреля 1917 г. С апреля пошел на профессиональную партийную работу. В Красной Армии работаю с марта 1918 г., но уже с ноября 1917 г. я был на военной работе в качестве революционного „градоначальника“ Ленинграда»[9].

Личной храбрости, природной сметки, дара организовать людей Ворошилову было не занимать. В феврале 1918 г., когда немецкие войска продвигались в глубь Украины, на своей родине в Луганске он сформировал партизанский отряд численностью в 600 человек. Уже через несколько месяцев из таких отрядов выросла 5-я Украинская армия, которую Климент Ефремович и возглавил. Под ударами немецких войск и частей белоказачьего правительства генерала П. Н. Краснова армия отступала через Донскую область на Царицын. Позднее Ворошилов вспоминал: «Десятки тысяч деморализованных, изнуренных, оборванных людей и тысячи вагонов со скарбом рабочих и их семьями нужно было провести через бушевавший казачий Дон. Целых три месяца, окруженные со всех сторон генералами Мамонтовым, Фицхелауровым, Денисовым и др., пробивались мои отряды, восстанавливая ж.-д. полотно, на десятки верст снесенное и сожженное, строя заново мосты и возводя насыпи и плотины»[10].