Дети дельфинов

– Он дрессировщик? – спросила как-то Роська про Ивана.

– Ну… нет. Он диссертацию по дельфинам пишет.

Но подопечные Ивана были настоящими артистами. Особенно Настя и Елка. Настя лучше всех прыгала через обруч, а Елка обожала всевозможные украшения. Мы бросали в воду обручи, банты, связанные кегли. Елка подцепляла все рострумом или хвостом и могла целый день носиться с этим по бассейну. Больше всего дельфины полюбили Роську. Наверное, потому, что она лучше нас плавала и могла подолгу выдерживать их игры.

Однажды мы, как обычно, играли с дельфинами, и я вдруг услышал испуганный Роськин голос:

– Максим! Что с тобой?

Я обернулся к Максиму. Он застыл в воде, ухватившись за плавник терпеливого Вавилона, и как-то тупо смотрел перед собой. Я бросил возню с Настей и подплыл к нему.

– Ты чего?

Максим помотал головой и опять уставился перед собой. Мы с Роськой переглянулись.

– Слышите? – шепотом спросил Максим.

Мы прислушались. Где-то рядом раздался шорох, похожий на шуршание полиэтиленовых пакетов.

– А, – махнул я рукой, – это шуршунчики.

– Кто?! – в один голос воскликнули Осташкины.

Пришлось объяснять, что звук этот появляется на Лысом очень часто. То в Поселке, то в лесу, то около бассейнов и вольеров, у камней на пристани и даже в домах, а уж в Исследовательском центре от него просто деваться некуда. Источник звука никто найти не смог. Решили, что это какие-то микроскопические жучки или что-то в этом роде.

– Если микроскопические, почему звук такой громкий? – удивился Максим.

– Ну… я не знаю, Максим. Никто этим не занимался, энтомологов у нас нет. Жуки так жуки. Назвали шуршунчиками и перестали обращать внимание. Вроде стрекота кузнечиков. Никому это не интересно.

– Мне интересно, – твердо сказал Максим и ушел под воду: Вавилону надоело бездействие.

Мы поплыли к лесенке.

– Что может быть интересного в жуках, – пожала плечами Роська. – Пойдемте лучше посмотрим Холмы, про которые Листик рассказывал. Пойдем, Максим?

– М-м-м, – помычал Максим, – идите одни, я лучше почитаю.

– Ну Макси-и-им… – умоляюще протянула Роська.

А я молчал. Бесполезно Максима упрашивать, даже пытаться не стоит.

3

С этого дня с Максимом что-то случилось. Целыми днями он бродил по Поселку с блокнотом и ручкой, исследовал Камни в Заливе и Слюдяной бухте, доски, из которых сложен причал, даже в Центр пробрался и ходил там с лупой.

– Что он ищет? – спрашивали все.

– Шуршунчиков, – всерьез отвечали мы с Роськой.

Взрослые в ответ ухмылялись или качали головой.

Я тоже не очень-то верил в эту затею. Но вот настал день, когда Максим, запинаясь и смущаясь, поведал нам тайну шуршунчиков. Едва дослушав до конца, мы помчались к Веронике.

– Подождите, подождите, так вы утверждаете…

– Максим утверждает.

– Ах, Максим! – Вероника стала мерить большими шагами комнату. – Итак, Максим, ты считаешь, что этот шуршащий звук издают… животные?

– Да. Обыкновенные млекопитающие.

– Они такие маленькие, что мы их не видим, а только слышим? – предположила Вероника, подняв черные широкие брови. – Что-то вроде микробов? Млекопитающие микробы?

Максим густо покраснел и уставился в окно. Да, не научился он еще разговаривать со своей «невозможной» тетушкой.

– Вероника! Дай ты человеку сказать! Никогда до конца не дослушаешь, что за манера…

– Листик, без нотаций, будь добр. Извини, Максим, продолжай.

– Ну… вот, – глаза Максима потеплели, а я перевел дыхание. – Я долго за этим звуком наблюдал и понял: существа, которые шуршат, они… они невидимые…

– Ну и Максим!.. Ну-ну, продолжай! – сверкнула на меня прекрасными глазами Вероника.

– Чего тут продолжать? – удивился Максим. – Шуршуны невидимые, и это у них так инстинкт самосохранения работает. Наверное. Я еще не понял. Но я их видел. Когда все спокойно, они…

– Стоп! Идем! – Вероника схватила Максима за руку и потащила из комнаты.

– Куда вы?! – крикнула Роська.

Но Вероника не удостоила ее ответом. Мы переглянулись и бросились к окну. Через минуту на дорожке, ведущей к Центру, показались Красивая и Невозможная Вероника и Максим, который ей что-то втолковывал.

– Кажется, она наконец-то сообразила, что он гений, – сказала Роська.

4

Заседание по поводу открытия Максима Осташкина назначили через два дня. Максим был мрачнее тучи. Это от волнения. Я, когда волнуюсь, тоже на всех сержусь.

– Ничего, – сказала Роська, желая подбодрить брата. – Первый раз всегда сложно выступать, зато потом – только представь, Максим! – ты станешь настоящим ученым и будешь каждую неделю доклады делать. Да для тебя это будет как семечки!

Максим слабо улыбнулся.

Раньше меня на заседания никогда не пускали: не мое, мол, дело научные споры. Но в этот раз мы с Роськой уселись в первом ряду, и никто нам даже слова не сказал. Степанов, правда, сдвинул брови, но промолчал.

– Я так волнуюсь за него, – прошептала Роська. – Вдруг он собьется? Они с Вероникой весь вечер репетировали, и он постоянно сбивался.

– Ничего, – успокоил я ее. – У него же текст с собой. Все хорошо будет.

Но Роська покачала головой, будто мало в это верила.

Но Максим не сбился. И доклад получился хороший. По крайней мере понятный, а то обычно такими словами рассказывают, что будто и не по-русски. Конференц-зал был полон. Пришли даже те, кто к науке никакого отношения не имел: братья Казариновы (они отвечали за лодки и катера), моя мама, которая работала в библиотеке, дядя Фаддей, тетя Света… И все слушали внимательно.

Но вот Максим закончил читать, и со всех сторон полетели вопросы, вопросы. А он стоял и не знал, что отвечать. Не то чтобы он растерялся, нет, но ведь никаких наблюдений за шуршунчиками проведено еще не было. Откуда он может знать, как они размножаются, что едят и какими группами живут.

– Какой ужас, – прошептала Роська, – Листик, он сейчас разревется.

Роська сама готова была разреветься. Да и мне было обидно: всем лишь бы критиковать! Попробовали бы сами хоть одного шуршунчика отыскать! Неужели никто не вступится? Но Вероника уставилась огненным взглядом в Степанова, папа о чем-то яростно спорил с Чоларией-старшим, а Смелый вообще куда-то исчез. Наконец поднялся Степанов. Он вышел на кафедру, пожал Максиму руку и что-то сказал. Максим кивнул и направился к выходу. Мы бросились за ним. У дверей конференц-зала стоял Леша Смелый. Увидев нас, он сказал Максиму:

– Слушай, старик, ты молодец, я готов поддерживать тебя до конца. – И он ринулся в конференц-зал – поддерживать.

– Что сейчас будет, Листик? – заглянула мне в глаза Роська. – Обсуждать будут, да?

Я пожал плечами:

– Вообще-то всегда при докладчике обсуждают.

– Они решили не травмировать мою психику, – мрачно пошутил Максим.

– Это нечестно, – нахмурилась Роська. – Я умру от расстройства и переживаний.

Не умрешь, – пообещал ей я. – Пойдемте!

5

Я повел ребят в свой кубрик – так я называл маленькую кладовку на самом последнем этаже. Двери у кладовки не было, но дверной проем загораживал тяжеленный шкаф на ножках. Я по-пластунски пролезал под ним и оказывался у себя, внутри. В кладовке было два окошечка, маленьких и узких, но выходящих прямо в конференц-зал. Я часто здесь сидел и слушал заседания, на которые меня не пускали. Окошки были прямо под потолком, над кафедрой, и поэтому я видел и слышал все.

– Ну, что там? Максим, подвинься, чего ты толкаешься?

– Я не толкаюсь.

– Ты мне плечо отдавил!

– Да тише вы! Роська, иди сюда…

В конференц-зале тоже была полная неразбериха.

– Уважаемые коллеги! – Степанов наконец перекрыл рев голосов своим басом. – Я призываю вас к спокойствию!

– Сколько шума наделал один мальчик! – хихикнула Роська.

– Тише, – шикнул Максим.

Мы притихли, притихли и в зале. Степанов заговорил:

– Бесспорно, открытие Максима Осташкина пока м-м-м… бездоказательно, на уровне гипотезы. Но мы не можем не согласиться, что, если эта гипотеза подтвердится, она совершит переворот в науке. Открытие нового вида! Да еще такого… своеобразного! Это не детские игры.

– А по-моему, как раз игры! – выкрикнул из зала Силин. До чего он противный! – У мальчика богатое воображение, и, учитывая обстоятельства его… в общем, вы понимаете, стресс и так далее… Может и не такое привидеться.

– Не путайте бабочку с навозной кучей! При чем тут обстоятельства, если он их видел?!

– Вероника Алексеевна! Я попросил бы без столь ярких сравнений.

– И все равно! – кричала Вероника. – У сотен детей на планете случаются… обстоятельства, но что-то никто до Максима не открыл шуршунов!

– Вот мне и интересно, – поднялся высоченный Георгий Чолария, сын Мераба Романовича. – Мы с вами спорим, шкуры рвем, ученые мужи с дипломами, со степенями, а ничего не увидели такого за этими звуками. А тут приезжает мальчик, живет меньше месяца, и вот вам – невидимые млекопитающие.

– Плохо смотрим вокруг себя, мало слушаем, – проронил его отец.

– Нельзя же отрицать очевидное! – вскочил Леша Смелый. – Каждый день мы сталкиваемся с этим звуком, и если Максимка прав… то мы просто чурбаны слепые!

– Алексей Дмитриевич! Это переходит все границы! – повысил голос Степанов. – Еще одно высказывание в подобном духе, и я попрошу вас покинуть зал. Вместе с Вероникой Алексеевной.

– Я уже пятнадцать минут молчу!

Я украдкой смотрел на Максима. Он сидел чуть-чуть отвернувшись от нас и сильно наклонив голову. Я подумал: наверное, не выдержал, плачет. Еще бы! Я бы уже там разревелся.

Но, оказалось, Максим и не думал реветь. Он водил по воздуху рукой, будто гладил кого-то, сидящего перед ним. А потом сказал нам:

– Пустите-ка, – и высунул руки в окно.

– Увидят! – дернулась Роська.

Я смотрел на папу и с высоты просил его глазами: «Ну заступись за него! Ну поверь!» – хотя я, может быть, и сам до конца не верил. Но мне очень хотелось, чтобы они были, эти невидимые шуршуны. И папа будто услышал меня! Он поднял руку, прося слова.

– Пожалуйста, Алексей Михайлович.

– Уважаемые коллеги, – сказал папа. – Я много думал об этом, и… знаете, что мне кажется? У нас два варианта: либо дать Максиму возможность доказать существование шуршунов, либо забыть раз и навсегда о самой теме сегодняшнего заседания.

– Да нет никаких шуршунов! – это опять Силин. Не буду с ним больше здороваться!

– Это еще что такое? – изумился Степанов.

Прямо перед ним, на кафедре, сидел зверек. Небольшой такой, серый, похожий то ли на белку, то ли на тушканчика, сверху не очень разглядишь. Раздался знакомый шорох-шуршание. Зверек почесал быстрыми лапками ушки и… исчез! На глазах у всех!

– Максим! – выдохнула Роська. – Как ты это сделал?

Максим отозвался весело:

– Да я тут… приручил одного шуршунчика, выдрессировал, пока вы гуляли, бродяжничали… Он у меня знаете какой умный? Ого-го! Репейник зовут.

– Репейник? Почему Репейник?

– Да привязался ко мне как репей, – засмеялся Максим. – С первых же дней по пятам за мной ходит. Даже ночью в кровать пробирался, уляжется в ногах и…

– А я-то думала, что у нас так шуршит в комнате! – возмутилась Роська.

– Подумаешь, – сказал Максим, – не так уж сильно он шуршит.

Глава III. «Ласточка»

1

Чтобы Максим мог спокойно изучать своих шуршунов, Степанов выделил ему ангар за седьмым бассейном. Ангар был старый, щелястый, не очень большой. Половина его оказалась завалена разным хламом. То есть это мы подумали, что там хлам, а когда разгребли мусор, увидели тюки. Максим разорвал утлую обшивку, и оказалось, что в тюках ткань, очень плотная и тяжелая.

– Ой, мамочки! – вздохнула Роська. – Какая красота! Откуда столько?

Ткани было очень много. Темно-синие и белые полотнища, целые рулоны, как в магазине «Ткани», куда мы заходили с мамой, приезжая в школу на Большую землю. И откуда? Неужели наш экономный Степанов позволил такое расточительство?

– Это паруса, – со знанием дела сказал Максим. – У вас есть яхты?

– Н-нет… И не было никогда. Да нет, Максим, какие это паруса, просто куча материала, даже формы никакой нет…

– Ха! А думаешь, на больших кораблях не такие полотнища? Еще больше!

Потом мы под чутким Роськиным руководством выметали всю грязь, мыли пол и стены. Притащили из библиотеки стол, который нам отдала мама.

– Максим, ты будешь писать за ним свои научные работы! «Жизнь шуршуна обыкновенного, его размножение на природе и в неволе», «Маленькие шуршунчики, их способности к невидимости»…

Роська разошлась не на шутку. Радость и гордость за брата булькали в ней, и она не могла усидеть на месте.

– Сюда надо полки прибить. Я Лешу попрошу, он нам выстругает. На полки мы будем ставить твои труды! Здорово, да? А тут можно поставить ящики, цветы посадить, они ведь любят, да, Максим?

Мы с Максимом только улыбались и переглядывались. Вокруг сновали туда-сюда шуршунчики, задевая нас мохнатыми невидимыми ушами. Или хвостами. Я то и дело ойкал. Все-таки непривычно, когда что-то невидимое шныряет рядом с тобой.

– Ты их как намагнитил, – сказал я Максиму. – Они же дикие!

– Да нет, просто вы их не знаете! Они добрые и очень быстро приручаются, просто пугливые. Всего боятся. И обижаться умеют.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Рострум – рот у дельфина.