Призрак

Тони Киппер

Призрак

Пролог

В середине XIV века сборище на центральной площади даже самого маленького городка было обыденным развлечением, поводом которому могло послужить всё что угодно. Высшие и низшие сословия собрались вместе, чтобы забыть на время о своих различиях и наравне насладиться зрелищами и представлениями.

В позднюю осень, когда урожай был собран, а запасы на зиму приготовлены, людям не хватало веселья, и они начинали скучать. Потому-то весть о суде над ведьмой пришлась народу по вкусу. Это означало, что очень скоро состоится казнь, ведь обвинения были неоспоримы, а судьи непреклонны.

Казнь назначили на раннее утро, с рассветом. Высокий эшафот возвели в центре площади, чтобы каждый горожанин видел, как приговор будет приведён в исполнение, и проклятая ведьма сгорит на костре.

Народ собрался ни свет ни заря и в ожидании роптал, предвкушая красочное зрелище. Кто-то нетерпеливо переступал с ноги на ногу, сверля взглядом дорогу, ведущую к темницам. Кто-то усердно молился, прося всевышнего спасти их душу и души их родных. Дети зевали, сонно потирая глаза. Знатные господа восседали в своих ложах, надменно глядя на челядь внизу и обсуждая подробности суда над ведьмой, которые простолюдинам были пока что неизвестны.

И вот долгожданный миг настал. Ветхая телега, запряжённая ослом, размеренно-траурно появилась в начале площади. Толпа взорвалась криками и улюлюкиваниями. Проклятья доносились со всех сторон, в телегу летели камни, ветки и гнилые овощи, которые горожане предусмотрительно принесли с собой.

Исхудавшая, некогда красивая, а сейчас бледная, с ввалившимися глазами женщина, не многим старше двадцати, сжавшись в комочек, забилась в угол телеги, беззащитно закрыв голову бледными худыми руками. Ведьма не могла защититься от града, обрушившегося на неё, и была не в силах что-либо изменить. Она только жалобно постанывала, когда тяжелый камень или овощ больно били её. Из одежды на несчастной была лишь рубаха из мешковины, повязанная верёвкой. Длинные чёрные волосы разметались по плечам и слиплись от грязи. Осуждённая сидела на соломе, а кисти её связывала крепкая верёвка.

Телега остановилась у эшафота, заехав за ограждение и выстроившуюся вокруг помоста стражу. Ведьму грубо выволокли и толкнули на землю к пропитанному жиром хворосту. Едкий запах тут же ударил в нос.

Стражник схватил женщину за предплечье и, будто пушинку, поставил на колени перед священнослужителем.

– Дитя, раскаиваешься ли ты в своих прегрешениях? – нараспев произнёс один из священников, выступая вперёд и очерчивая крест над поникшей головой осуждённой.

Женщина подняла голову и взглянула с мольбой на своих судий и палачей заплаканными глазами, в надежде найти хоть каплю сострадания. Но священники были неумолимы в своём решении. И всё же надежда не таяла в душе. Глазами она отыскала высокого мужчину, сурового на вид, и жадно впилась в него взглядом.

– Прошу, – хриплым голосом взмолилась она. – Я не виновна! Я не виновна! Пощадите! Я не…

– Признай грехи свои! – вновь призвал священник, поднимая над её головой распятие.

Мужчина позади решительно отвёл взгляд от несчастной жертвы. Не желая больше видеть её мольбы в глазах. Он хотел бы закрыть и уши, чтобы не слышать её голоса, но не мог.

– Умоляю! – слёзы градом полились из глаз. Она обращалась ни к церковнослужителям, а к мужчине, словно к последней надежде. – Поверьте мне! Я не…

– Такова воля Божья! – безжалостно перебил её священник. – Да упокоится твоя душа с миром. Аминь.

– Аминь! – эхом отозвались остальные, а мужчина нахмурился и плотнее сжал губы.

– НЕТ!!! – неистово закричала женщина.

Два стражника грубо подхватили её под руки и поволокли на эшафот к толстому столбу, обложенному хворостом и соломой. Осуждённая всеми силами пыталась вырваться, хотела броситься к мужчине, стоявшему позади священников и искоса наблюдавшему за ней, будто за чем-то порочным, осквернявшим его взор. Но что могла поделать хрупкая женщина с двумя могучими стражниками? Ей оставалось лишь подчиниться.

– Георг! – в отчаянии позвала она мужчину в последний раз, пока её привязывали к столбу. – Прошу! Умоляю, поверь мне!!! Георг, это ложь! Я не ведьма! Я не виновна! Георг!!!

С презрением он взглянул на ведьму в последний раз и отвернулся.

Священник громко читал молитву, в то время как палач уже приготовил факел, чтобы привести приговор в исполнение. Толпа возбуждённо вопила, бросая проклятья и бранную ругань в адрес ведьмы. А несчастная женщина продолжала с надеждой и мольбой смотреть на мужчину, страшась отвести взгляд.

И вот уже факел упал на сухие ветки, и алое пламя резво занялось, стремительно побежав по хворосту и соломе, обильно политым жиром.

Оглушительный, холодящий душу крик пронёсся над площадью, но быстро утонул в неистовом оре ликующей толпы.

Прошло время, прежде чем народ начал расходиться. Пламя всё ещё пылало, обдавая своим жаром, но крик жертвы уже стих, не видно было даже её силуэта. Горожане, насладившись зрелищем, поспешили по своим делам. На долгое время в городе будет что обсудить и о чём посплетничать по вечерам. Вскоре история эта обрастёт небывалыми подробностями, и матери станут рассказывать детям как страшную сказку на ночь.

Ну а пока у догоравшего костра остался только один зритель. Всё это время он не мог пробиться сквозь толпу, чтобы увидеть ведьму. До него лишь доносились её ужасные крики. А оказавшись рядом с костром, он не смог уже разглядеть лица той, что когда-то была его матерью.

Босой щуплый мальчик в грязной рубашке и рваных штанах был похож на бродяжку. Да так оно и было, ведь теперь он не имел ни дома, ни семьи. Его отцом был уважаемый в городе человек – судья и ревностный католик, который вынес жене и матери своего ребёнка смертный приговор, приведённый этим утром в исполнение на глазах сына.

И вот семилетний мальчишка оказался на улице, выброшенный родным отцом из кровного дома, лишённый любимой матери.

Ребёнок даже не осознал до конца произошедшее. Ему всё ещё не верилось, что счастливой жизни больше нет, как и его матери. Он продолжал беспомощно стоять напротив огромного костра, потеряв счёт времени и позабыв обо всём на свете.

– Эилерт.

Низкий мужской голос заставил мальчика вздрогнуть. В детской груди закипела ярость, что была жарче пламени, в котором сгорела его мать. Сжав кулаки так, что маленькие костяшки пальцев побелели, мальчик повернулся к своему отцу.

– Эилерт, – сурово повторил имя сына Георг и с гневным презрением заглянул в его изумрудно-зелёные глаза. – Я сумел убедить совет верховных священников, что ты не унаследовал нечисть свей матери. Но это не изменит моего решения. Сын ведьмы – мне не сын!

– И пусть! – закричал мальчишка. – Это ты не отец мне! Это я отрекаюсь от тебя! Ты убил маму! Ты – убийца! Это я отрекаюсь от тебя! Это я призираю тебя! Ты предал её! Ты убил её! Ненавижу тебя!!!

Тяжёлая рука отца опустилась на голову ребёнка. Мальчик пошатнулся и упал. Но затем вскочил на ноги и вновь устремил наполненный ненавистью взгляд на отца.

Георг занёс руку во второй раз, но сын увернулся и, схватив его за запястье, сжал маленькие пальчики изо всех сил так, что острые ногти впились в кожу до крови, а мужчина с трудом смог подавить крик боли.

Не желая терпеть унижение от собственного сына, судья выхватил кинжал из-за пояса и направил остриё в отродье ведьмы.

Но ребёнок не растерялся и бесстрашно схватил голой рукой острое лезвие. Ни боли в глазах, ни крови на его руке судья не увидел. А то, что случилось затем, заставило его в ужасе отпрянуть.

Острый металл разбился, словно хрупкое стекло, и его мелкие осколки осыпались на каменную площадь, ещё долго звоном отдаваясь в ушах.

– Ты, – просипел Георг не своим голосом, – ты – исчадие ада.

Мальчишка оттолкнул от себя руку отца и отступил на несколько шагов, приблизившись к костру так близко, что ощущал спиной его жар.

– Это ты – исчадие ада! – прорычал Эилерт. – Ты – демон, мучивший маму! Я отомщу тебе за это!

И, одарив напоследок отца презрительным взглядом, он припустил со всех ног, вскоре скрывшись за костром.

Глава I Призрак отчаяния

Эилерт выбежал из родного города, будто стрела, выпущенная из новенького лука. В голове пульсировала кровь, а в ушах всё ещё звучал предсмертный крик матери и беспощадные слова отца: «Ты – исчадие ада».

Мальчик мчался по дороге, не замечая ничего и никого. Несколько раз он споткнулся обо что-то твёрдое, пару раз сбил с ног зазевавшихся прохожих. То и дело до него доносились ругательства и брань разгневанных горожан, но Эилерт будто не слышал и не заботился о том, какой урон причинял. Он даже не заметил, как кто-то бросился за ним в погоню, но очень скоро проворный мальчишка скрылся в толпе.

Единственное, о чём мог думать ребёнок в тот момент – это поскорее покинуть ненавистный город и бежать прочь от тех, кто так жестоко лишил его самого дорогого человека. От отца и ненасытной толпы, относившейся к казни его матери будто к представлению бродячих актёров.

Мальчик даже не заметил, как шум города затих вдалеке, а он всё продолжал бежать по просёлочной дороге, не разбирая, что впереди. Босые ступни, израненные острыми камнями, нещадно болели, дыхание сбивалось, кровь бешено билась в голове.

И вот, запнувшись, Эилерт шмякнулся, прилично пропахав носом укатанную каменистую дорогу.

Застонав от боли и усталости, которую заметил лишь теперь, мальчик приподнялся и, перевернувшись на спину, уставился пылающим яростью взглядом в бледное осеннее небо.

Солнце поднялось высоко над стройными деревьями, но совсем не грело, хотя распалённое бегом тело не ощущало холода. Осенняя прохлада заботливо остужала воспалённые бегом дух и плоть.

Постепенно дыхание ребёнка успокаивалось, в голове уже не так сильно стучало, а к горлу подступал ком. В глазах предательски защипали слёзы, и сердце сжалось в отчаянной тоске.

– Мама, – прошептал маленький Эилерт, – мамочка.

Рыдание вырвалось из груди, будто неудержимая лавина. Свернувшись калачиком и прижав к груди руки, он плакал. Плакал как никогда прежде, отчаянно крича до хрипоты, пытаясь вместе с криком избавиться от нестерпимой боли в груди.

Прошло много времени, прежде чем Эилерт смог успокоиться.

А солнце между тем уже клонилось к горизонту, и в животе жалобно урчал неуместный голод. Тело нуждалось в еде, но разум отказывался внимать его стонам. Все мысли мальчика были поглощены только одним:

– Я отомщу, – теперь он сидел на пожухлой траве у дороги, дрожа то ли от гнева, то ли от холода. – Я отомщу за тебя, мама! Клянусь, я отомщу!

Слёзы больше не лились из опухших, покрасневших глаз. Желудок по-прежнему урчал, а в глазах на мгновение потемнело. Но ребёнок упрямо не замечал этого.

– Ты поплатишься, – рычал Эилерт, сжимая маленькие ладошки в кулаки.

Как же он ненавидел отца в этот момент. Того человека, что обвинил свою жену в колдовстве, поверил лживым слухам и клевете, и вынес смертельный приговор матери своего ребёнка. Отца, который спас его от той же участи, но отрёкся от него. И то было к лучшему, Эилерт всё равно не остался бы жить с человеком, которого ненавидит и презирает всей душой.

Но всё же ребёнок не понимал, что сам того не ведая, послужил причиной для сплетен и пересуд. С самого его рождения соседи шептались за спиной его матери. Говорили, что она обратилась к тёмной магии, после того, как и второму её ребёнку не суждено было появиться на свет. А сам Эилерт казался им странным и агрессивным, хотя на самом деле мальчик лишь пытался защититься от нападок соседских детей.

Но молва между тем обрастала всё более невероятными подробностями, и завершением стал суд над ведьмой.

Так отец Эилерта и свершил суд над женой. Он не мог позволить запятнать своё доброе имя и отрёкся от неё, а затем вынес приговор.

– Я убью его! Клянусь жизнью, я убью его! – раз за разом повторял Эилерт, но гнев никак не утихал.

– Кого же вы хотите убить, юный гер?

Распевный мужской голос слева от него заставил мальчика вскочить на ноги и встать в стойку, собираясь отбиваться от незнакомца, кем бы он ни был.

В паре шагов, на дороге остановился путник в дорожном пыльном плаще. Мужчина был невысок и казался усталым стариком, хотя на вид ему было не больше сорока. Лицо изборождено морщинами, особенно глубокая пролегала между бровей. Рыжеватые волосы, вьющимися прядями спускались на плечи. Такая же борода скрывала нижнюю часть лица. Незнакомец выглядел бедно, но ухоженно. За спиной, перекинув через плечо, он нёс туго набитый чем-то мешок.

Путник казался бледным и даже больным, но живые карие глаза говорили об обратном. Как и его голос, который звучал нежно и успокаивающе.

Мальчик заворожено смотрел на него и сам не заметил, как руки опустились, и он утратил бдительность.

Незнакомец между тем оценивающе осмотрел ребёнка, нахмурился, потом опустил взгляд на грязные босые ноги, и, чуть улыбнувшись, снова взглянул в измазанное в грязи и пыли личико.

Пусть нос Эилерта не поранился при падении, но всё же распух и покраснел.

– Так кого вы хотите убить? – повторил свой вопрос мужчина, подходя ближе, и опустил на обочину нагруженный мешок, в котором оказались овощи.

Так же невозмутимо он сел на пожухлую траву, рядом с тем местом, где минуту назад сидел Эилерт, и поднял голову, чтобы вновь взглянуть на мальчика.

– Можешь рассказать мне, юный гер, – с нежной улыбкой произнёс он, жестом приглашая ребёнка сесть рядом.

Эилерт медленно опустился, но отвечать не спешил. Он вообще не понимал, почему не убежал? Зачем остался? Наверное, потому что путник обладал необъяснимым обаянием и мальчик почему-то не боялся его. Так же незнакомец имел странный говор, которого прежде он не слышал. Но и довериться чужестранцу не спешил.

– Почему ты плачешь? – спустя некоторое время молчания вновь спросил незнакомец.

– Я не плачу! – тут же яростно выкрикнул мальчишка, громко шмыгая носом и резким движением смахивая предательски появившиеся на глазах слёзы.

– Значит, мне показалось, – спокойно ответил путник, отводя взгляд. – Я уже начал склоняться к мысли, что ты лишился дара речи, когда увидел меня. Рад, что это не так.

Эилерт ничего не ответил, только шмыгнул носом. Его била мелкая дрожь. Мальчик замёрз.

– Как ваше имя, юный гер? – снова спросил незнакомец.

– Эилерт, – почему-то ответил ребёнок.

– А фамилия? – мужчина внимательно посмотрел на него.

– Я безродный! – чрезмерно рьяно ответил Эилерт.

– Вот как? – удивился путник и задумался. – Так значит юный гер – сирота?

– Нет! – едва ли не вскочив на ноги опять, закричал он.

– И где же ваши родители, юный гер? – незнакомец смотрел прямо в его зелёные глаза.

– У меня, их нет, – с болью в голосе ответил мальчик, зажмурившись, чтобы слёзы снова не полились из глаз.

– Но почему тогда юный гер говорит, что не сирота?

– Сирота не может о себе позаботится! А я не такой!

– Тогда всё понятно. И куда юный гер держит свой путь?

– Никуда.

– Дорога в никуда опасна для неокрепших умов, – заверил ребёнка путник и улыбнулся.

– Что? – не понял мальчик, искоса глядя на незнакомца.

– Там, откуда я родом, «в никуда» – конкретное место. И добраться туда сложно, почти невозможно. На моей родине считается, что лишь однажды человек сумел попасть туда.

– В никуда?

– Эта легенда не так стара. Но когда она взяла своё начало и где, уже никто и не вспомнит. В то время на деревушку, что вблизи морского берега, напала хворь, какой прежде не было. Все жители погибли в страшных муках, даже те, что пытались бежать. Смерть настигла их в пути, а кого-то и на новом месте. Но других не задела. Из всей деревни выжил один лишь юноша. Кто-то говорит – ему было столько же, как и тебе сейчас. Другие – что он готовился стать мужем. Но сталось так, что юноша потерял всех своих близких, родных и друзей. Он остался один закапывать мёртвые тела односельчан. Будто смерть пощадила его для этого. Похоронив последнего покойника, юноша покинул деревню и стал скитальцем неприкаянным. Он бродил по земле не в силах найти приют. А кто видел его, или хуже того заговаривал, позже умирали, как и жители той деревни. Слава о вестнике смерти разбрелась по соседним деревням. Но юноша не перестал переходить из одного города в другой. Пока жители очередного селения, в которое он забрёл не собрались, чтобы убить несчастного, а тело сжечь, да так, что костей не осталось. Прах с пеплом развеяли над морем, считая, что оттуда и пришла хворь. Вот только вестник смерти вернулся и предстал пред своими убийцами. А на утро все, к кому пришёл его призрак, умерли.

Когда незнакомец замолчал, мальчик смотрел на него круглыми глазами полными ужаса, боясь даже пошевелиться.

– Зачем вы рассказали мне это? – позабыв себя от страха, прошептал маленький Эилерт.

– Затем, что брести в никуда – пропащее дело, юный гер.

Ребёнок отвёл взгляд и снова уставился на дорогу.

Повисла долгая пауза. Только ветер бродил вокруг, шурша опавшей листвой да пожухлой травой.

– Гер путник, вы…? – с опаской глядя на незнакомца, прошептал Эилерт.

– Я не тот призрак из легенды, – с улыбкой заверил его незнакомец. – С тех пор, как вестник воссоединился со своей госпожой, миновало ни одно столетие. Да и день пока ещё.

Мальчик вновь отвёл взгляд, уставившись на дорогу. Ответ странного человека не убедил его, лишь распалил сомнение в душе.

– Тот человек, – вновь заговорил незнакомец, – которого юный гер хочет убить. Что он сделал?

Эилерт не пошевелился, напряжённо молча.

– Он причинил вам вред, – догадался путник. – Близкий юного гера погиб.

– Откуда вы…? – отпрянув от странного человека, прошептал мальчик.

– Тот близкий ведь мать юного гера, я прав?

Сердце в груди ребёнка замерло. Призрак! Перед ним призрак! Как иначе он узнал?

– Нет-нет, не пугайтесь, – с нежной улыбкой поспешил успокоить его путник. – Юный гер сам сказал мне это.

– Я не…

– Юный гер сказал, что хочет убить кого-то. Маленький гер в камзоле из хорошей ткани в одиночестве подле дороги, слишком горд, чтобы считать себя сиротой, но, по его словам, родителей у него нет. Вывод очевиден. Юный гер не так давно бродяжничает, к тому же выглядит здоровым и упитанным, а значит до того жил в семье в достатке и любви. Но что же заставило его покинуть родное гнездо и броситься в никуда? С родителями юного гера что-то случилось. Быть может, отец убил мать? – нисколько не сомневаясь в своей правоте, заключил незнакомец, внимательно наблюдая за мальчиком.

– Как вы это узнали? – в ужасе спросил Эилерт, медленно и незаметно, как ему казалось, отстраняясь от незнакомца.

– Всё до нелепости просто, – улыбнулся мужчина. – По реакции юного гера на мои слова.

– Но ведь я же ничего…

– Вы сказали мне очень много, юный гер! – перебил его мужчина. – Вы для меня словно книга, прочтённая в детстве.

– Вы читаете мысли, – догадался Эилерт, даже позабыв о страхе, поражённый догадкой, посетившей его голову. – Вы колдун!?

– Колдун? – весело рассмеялся незнакомец. – Помилуйте меня, юный гер, и не смешите так больше, прошу вас! Читать мысли не обязательно, чтобы узнать о человеке то, что тот желает скрыть.

Мальчик снова насторожился.

– Да и особым талантом отличаться не нужно, хотя он так же не повредит.

– Кто вы?

– Знаете, юный гер, об этом следовало спросить намного раньше. Ещё в самом начале нашего разговора. Но в чём-то вы правы. За мою жизнь люди звали меня по-разному. Кто-то, как вы, колдуном. Другие прочили меня в демоны. Однажды даже окрестили вампиром, – на последнем мужчина невесело рассмеялся в голос. – На самом же деле я обычный человек, такой же, как и юный гер. От вас меня отличает лишь несдержанность к вольнодумству. Моё имя – Дэнис Мирейд.

– Вы не отсюда, ведь так? – заворожённо глядя на мужчину, спросил мальчик.

– Ну разумеется, юный гер. Моя родина далеко от здешних мест. Доводилось ли вам слышать об Англии?

– Да, – неуверенно кивнув, ответил Эилерт. – Мама рассказывала, – перепуганный ребёнок даже позабыл о боли, которую причиняли воспоминания о матери, – это далёкий остров среди морей.

– Так и есть, юный гер. Оттуда я родом.

– Но почему? – мальчик был настолько поражён, что никак не мог прийти в себя. – Почему, тогда вас не сожгли на костре?

– Значит, мать юного гера сожгли на костре.

– Откуда…

– Глаза, – улыбнулся путник, указывая на его глаза, – они выдают вас. Один из верных способов узнать что-то о человеке – это заглянуть ему в глаза, – он выдержал короткую паузу и продолжил. – Я был в том городе. Сегодня там сожгли ведьму. И ярость юного гера слишком горяча, чтобы быть старой.

Мальчик наконец понял, что мужчина действительно не был колдуном и не мог читать мысли, а значит был обычным человеком. Осознав это, Эилерт даже испытал разочарование и горечь обиды, словно Мирейд намеренно обманул его, введя в заблуждение.

– Выходит, юный гер остался один, – вновь заговорил путник.

Эилерт коротко кивнул. Страх перед иноземцем отступил.

– Тогда быть может юный гер пойдёт со мной?

Ребёнок в недоумении поднял на него глаза.

– Я уже старик, – устало протянул Мирейд, отводя взгляд в сторону, – за свою жизнь многое узнал и во многом разочаровался. Я не могу передать своим детям знания и мудрость, которые сумел постичь. Но могу научить этому вас. И научить, как отомстить.

Мальчик внимательно посмотрел на усталого незнакомца, вглядываясь в его карие глаза, будто пытаясь рассмотреть в них книгу, о которой ранее тот говорил.

– Подумайте, юный гер. Не нужно спешить. Но солнце ждать не будет, а путь до моего дома не близок.

– Вы правда научите меня, как отомстить? – жадно пожирая глазами незнакомца, переспросил Эилерт.

– Научу, – серьёзно ответил Мирейд.

– Тогда я пойду с вами!

***

Когда Мирейд свернул с дороги на едва заметную тропу, теряющуюся среди густого леса, солнце уже скрылось за горизонтом, оставив после себя только багровое зарево. В лесу было темно, сыро и нестерпимо холодно. Эилерта не спасал даже плащ, накинутый на его плечи Мирейдом.

Мальчик сильно проголодался и продрог. После многих часов пути его ярость приутихла, и он больше не мог игнорировать потребностей своего тела. Но жаловаться незнакомцу ему претило, к тому же Эилерт был практически уверен, что на счёт чтения мыслей Мирейд всё-таки слукавил и наверняка уже знал обо всём.

На лес спустилась ночная тишина. Со всех сторон доносились странные звуки: шуршание и, будто некие существа тяжело дышали, пригнувшись к самой земле.

Страх и сомнения вновь потеснили голод, усталость и холод. Эилерт то и дело оглядывался назад, вертел головой из стороны в сторону и пытался заглянуть во тьму, которую скрывала широкая спина Мирейда.

Почему они сошли с дороги? Как долго им ещё идти? И где вообще может находиться дом такого странного человека или не человека, как Мирейд? Неужели он живёт в соседнем городе? Но туда идти два дня. В таком случае безопаснее было заночевать вблизи дороги. Других городов или деревень в этом направлении Эилерт не знал. Или же незнакомец жил в лесу? Если вспомнить как себя охарактеризовал новый знакомый мальчика, жить в отдалении от людей было бы разумным решением.

– Юный гер проголодался? – тихо прошептал Мирейд, взглянув на ребёнка через плечо. – До моего пристанища уже рукой подать. Наберитесь терпения.

Небольшая лачуга скрывалась в самой чаще леса. Эилерт смутно представлял течение времени и не мог сказать, как долго они шли по узкой, едва уловимой тропе, но когда его взору предстал маленький домик, который, тем не менее, вмещал в себя два этажа, ребёнок был совершенно измотан и истощён. В горле пересохло, живот сводило от голода, тело болело от непрерывной ходьбы.

– Это ваш дом? – сипло пролепетал Эилерт, приближаясь к лачуге, но даже вблизи с трудом улавливая её очертания в полной темноте.

Дом был старым и очень ветхим. Слышалось, как от ветра поскрипывали доски. Откуда-то справа доносился шум небольшого ручейка. Видимо, именно из-за него Мирейд выбрал это место для своего жилища.

– При дневном свете это зрелище оставляет желать лучшего, юный гер, – с улыбкой заверил мужчина. – Поверьте, внутри он нисколечко не лучше. Идёмте, – пригласил он мальчика, открывая незапертую дверь, которая, повернувшись на петлях, жалобно скрипнула.

Мирейд нисколько не преувеличивал, когда говорил, что внешний вид домика полностью отражает его внутреннее обличие. Когда зажегся свет свечей, первый этаж предстал перед гостем во всём своём великолепии. Это была одна большая комната, совмещавшая в себе кухню и столовую. На второй этаж вела ветхая узкая лестница, которая брала начало едва ли не у самого порога. Она выглядела настолько убого, что даже смотреть на неё было страшно, не то что вставать.