Покойники в доле

– Когда она умерла?

– Сегодня. Во втором часу ночи. Даю слово, а если тебе мало, то могу поклясться, я сделал все что мог, чтобы она осталась с нами. Я ведь тоже ее любил. Хороших людей мало…

– А что стало с ее телом?

– Его сожгут сегодня на рассвете, как поступают со всеми, кто умер от оспы. Это правильно. Мы не должны давать болезни лишних шансов, их у нее и так слишком много.

– Как-то это несправедливо, – пробормотала девушка, – она должна лежать на семейном кладбище, чтобы родные и друзья смогли ее навещать.

– У родных и друзей будет живая Ирис, это куда лучше, чем могилка с цветочками, – отрезал Джаспер, – а мертвому телу все равно.

– Откуда ты знаешь? – вскинулась девушка.

– Как говориться, чтобы у тебя было столько фунтов, сколько мертвецов я видел и сам, лично, резал. И ни разу не нашел ничего, даже отдаленно похожего на душу. Значит, в момент смерти она в самом деле покидает тело. А кусок плоти чувствовать не может. Тем, кто думает иначе, стоит перестать есть бифштексы.

– Ты все-таки просто невероятно циничен, – пробормотала она и с любопытством огляделась.

Спальня располагалась под крышей, и потолок круто уходил вверх. Над головой нависали темные от времени потолочные балки. Стены были зашиты деревянными панелями с крупной резьбой: не только дань моде, но и, как сообразила девушка – вполне рациональное решение. Дерево лучше хранило тепло, это было важно в доме, где не могло быть центрального отопления. Высоко, почти у самого потолка, висели несколько картин, но что они изображали, девушка не разглядела. Напротив монументальной кровати, где вполне поместилась бы волейбольная команда (детская – даже с комфортом), стояло трюмо: большое зеркало в резной раме, столик – куча ящичков, гнутые ножки, два стула со светлой обивкой, небольшой, массивный комод, напоминающий симпатичного слоненка. Бельевого шкафа не наблюдалось. Должно быть, одежду тут в спальне не хранили. А где ее хранили? Ладно, разберемся. На полу лежал толстый ковер, но все равно снизу тянуло холодом.

– Она умерла прямо здесь? – спросила девушка.

– Не беспокойся, – повторил Джаспер, – мы уже выяснили, что к оспе ты невосприимчива. Но все белье я поменял, прежнее кривая Маргарита сожгла.

– Что… мне нужно делать?

– Сейчас – спать. Утром я сообщу отцу радостную весть, что кризис миновал. Спокойной ночи, мисс Нортон. И – со счастливым выздоровлением.

* * *

Бал в честь чудесного выздоровления самой богатой наследницы севера Британии решено было устроить в особняке Ченнефилд. То количество гостей, которое на радостях пригласил мистер Нортон, просто не поместилось бы ни в одном зале Бультона. Разве что в ратуше… Обнаружив это обстоятельство буквально накануне бала, Альфред растерялся, но Кэти Бэрт, которая в последнее время только что не ночевала в доме лучшей подруги, уверенно улыбнулась и сказала, что все уладит. Причем, и в самом деле – уладила. Причины особого расположения виконта к дочери судьи уходили еще в те времена, когда молодой юрист Бэрт отстоял права молодого дворянина на титул и поместье. Впрочем, сейчас об этом уже мало кто помнил. Кэти была вхожа в избранный круг – и точка. Сейчас это обстоятельство оказалось как нельзя более кстати.

Альфред, который принес дочери радостную новость, был изрядно удивлен, увидев, как лицо ее залила бледность, а улыбка, появившаяся на нем мгновение спустя, показалась отцу несколько натянутой. Впрочем, странности он привычно списал на последствия тяжелой болезни. Их у дочери хватало, и эта была еще не самой большой. По сравнению с первыми днями после выздоровления, когда Ирис глядела широко открытыми и не узнающими глазами на людей, которые были рядом с ней с самого ее детства, путала имена и мучительно долго обдумывала ответ на простейший вопрос, внезапная бледность была пустяком. Альфред выбросил его из головы раньше, чем поднялся по лестнице на второй этаж.

А вот Ирис предстоящий бал добавил беспокойства. Она едва дождалась, пока широкая спина мистера Нортона не исчезнет за поворотом длинной витой лестницы, и опрометью кинулась наружу.

Она уже довольно хорошо знала дорогу через сад до задней калитки, потом через луга, опушкой леса к большому приземистому дому Бэртов.

– Кэти! – крикнула она, оказавшись во дворе судейского дома. В окне показалось удивленное лицо подруги. Удивляться было чему, они ведь расстались меньше часа назад. Через минуту подруга оказалась рядом.

– Что случилось?

– Бал! Он все же будет. А я так надеялась, что все сорвется…

– Надеялась? – Кэти с удивлением уставилась на девушку, – почему? Чем тебя не устраивает бал? Я думала, ты хочешь… Ты ведь должна была так соскучиться по танцам.

– В том то и дело, – вздохнула Ирис, – понимаешь… Я… В общем, я, кажется, разучилась танцевать.

– Но это невозможно, – ахнула Кэти, – как можно разучиться танцевать?

– Выходит, можно. Я немного помню движения менуэта, – глядя прямо в глаза подруге, честно соврала Ирис, – но это все.

Кэти покачало головой. К счастью, этой милой, искренней девушке и в голову не пришло ни в чем сомневаться.

Две недели назад, в первый раз увидев над своей кроватью ее лицо, на котором смешались радость и беспокойство, Ирис изрядно струхнула. Ее «подружка детства», девушка, с которой она вместе выросла, делилась самыми сокровенными тайнами… Кэти знала об Ирис Нортон больше, чем та – сама о себе. К ее невыразимому облегчению все обошлось. Видимо, ученик доктора был очень убедителен, расписывая, к каким последствиям для ее головы могла привести лихорадка. А Кэти так искренне радовалась ее «выздоровлению», так боялась, что болезнь вернется и так старалась помочь подруге поскорее «все вспомнить», что всего через пару дней Ирис с удивлением поняла, что и вправду привязалась к дочке судьи. И, оказавшись в затруднительном положении, она бросилась к ней.

– Да! Удивительное дело, – Кэти покачала головой, – Джаспер говорил, что болезнь повлияла но голову, но я как-то никогда не думала, что для танцев нужна голова. Мне всегда казалось, что достаточно ног и рук. Выходит, я ошибалась.

– Поможешь? – с надеждой спросила Ирис.

– Разумеется. Не могу же я бросить тебя в такой беде, как твой собственный бал. Пойдем наверх, у нас никого нет, а зал достаточно просторный.

…Пожалуй, самой большой неприятностью ее новой жизни оказалась необходимость носить корсет на жестких пластинах из китового уса. Это орудие пытки, с которым не сравнился бы ни «испанский сапог», ни «четки боли», приходилось надевать с помощью горничной, ее звали Мэри.

В первый же день Ирис попробовала, было, словчить и, когда Мэри вышла, быстро, едва не выломав руки из суставов, расшнуровала платье и сбросила сооружение, в котором трудно было не то что ходить или, спаси господь, ездить верхом, а просто дышать. Натянув платье обратно, она попробовала снова зашнуровать его «как было»… и потерпела полнейшее фиаско. Платье оказалось настолько коварным, что просто не сошлось на спине, а уж о том, чтобы затянуть шнурки, и речи не было. Пришлось проглотить внутренний протест и снова позвать Мэри, солгав, что под корсет попали крошки от круассанов. В первую неделю она проклинала все на свете, потом только отвратительную деталь туалета, потом, к собственному изумлению, привыкла. Не то, чтобы совсем…

Но на балу корсет ее совсем не беспокоил. Платье ей сшили белое, по последней французской моде: с длинной и довольно тяжелой юбкой до полу, приталенное, закрытое, как и положено девушке не только незамужней, но даже не просватанной, но зато с несколько свободным лифом, не стягивающим естественные формы тела, рукавами, не стесняющими движений и чудесной вышивкой шелком, дополненной жемчугом и цветами из узких лент чуть темнее основного цвета платья. Невольно Ирис подумала, что там, у себя, в далеком уже двадцать первом веке смогла бы заработать недурные деньги, предложив эскиз этого платья солидному свадебному салону. Но эти мысли занимали ее недолго. Гораздо интереснее оказалось разглядывать прибывающих гостей, гадая, что привело их на бал в честь выздоровления дочки коммерсанта Нортона: общие деловые интересы с ее «отцом», желание своими глазами увидеть чудо – девушку, выжившую после оспы или же просто шанс появиться в доме виконта Ченнефилда.

К какой категории стоило отнести молодого, совсем молодого человека, который приближался к ней сейчас? Он был невысок, худощав, белокож. С характерно вытянутым лицом, из тех, что принято было называть «породистыми» (словно речь шла о лошадях или собаках), безус и безбород, но в сильно напудренном парике, высоко повязанном шейном платке с солитером, зауженном темно-красном камзоле, таких же панталонах, белых шелковых чулках и безупречно начищенных туфлях с большими пряжками. Ирис он напомнил героя из комедии Мольера или Бомарше…

– Молодой граф Эльсвик, – чуть слышно шепнула Кэти, исполнявшая на балу роль суфлера для Ирис, которая «все еще не могла вспомнить» большинство местных знаменитостей.

Ирис присела в реверансе, чуть менее глубоком, чем полагалось по этикету, приветствуя аристократа. От Джаспера она знала, что Эльсвики были так же знатны, как и бедны, и, вполне возможно, что на этот бал гордого британского графа привела возможность в кои-то веки поесть досыта. Мотив этот Ирис ничуть не считала постыдным, сама, бывало, проникала на банкеты и фуршеты с той же целью, да еще с подшитым к подкладке жакета потайным полиэтиленовым пакетом. Каждый выживает как умеет, не всем выпадает родиться с золотой ложкой во рту. Но и склоняться перед этим гостем в три погибели не имело смысла.

– Мисс Нортон, – проговорил юноша, слегка обозначая поцелуй на протянутой руке, – Ирис, я так рад что снова вижу вас в добром здравии. Я не знал, чем могу вам помочь, и просто молился.

– Благодарю вас, – ответила Ирис, – возможно, как раз этим вы мне и помогли, граф. Я рада видеть вас на этом празднике.

– Могу я попросить вас, Ирис, оставить для меня танец? – спросил он и как-то робко, совсем по-щенячьи, заглянул ей в глаза.

«Ого, – быстро смекнула девушка, – да тут, похоже, нечто большее, чем просто соседская забота. Юный аристократ либо мечтает поправить свои дела за счет капиталов успешного негоцианта, либо попросту влюблен в симпатичную соседку. Прям, театральные страсти».

– Третий, – вслух ответила она, улыбаясь, – первый я танцую с хозяином замка, а второй обещала человеку, которому обязана жизнью.

– Доктору Уиллмору? – удивился граф, – но он же никогда не танцует.

– При чем здесь доктор Уиллмор? – Ирис дернула плечом, – я имела в виду его ученика, Джаспера. Кстати, Кэти, ты не знаешь, почему его до сих пор нет?

Кэти покачала головой, а «породистое» лицо Эльсвика вдруг сделалось каким-то испуганным и виноватым.

– Так вы ничего не знаете? – вполголоса удивился он.

– О чем? – спросила Ирис.

– Ученик доктора… Господи, да это случилось почти две недели назад! Уиллмор послал его к жене викария. У нее ведь тоже была оспа. Хотя, зачем ей врач, вполне хватило бы и мужа, бедная женщина все равно уже умирала.

– Но Джаспер уже переболел оспой, он не мог заразиться! – помимо воли Ирис сказала это слишком громко и поймала на себе несколько удивленных, возмущенных и крайне заинтригованных взглядов. Впрочем, ей сейчас было не до них.

– Оспа здесь не при чем, – пояснил Эльсвик, – Хотя, эти парни хуже чумы… Джаспер возвращался довольно поздно, один. И стал жертвой грабителей. Вероятно, они позарились на его лекарскую сумку… или на башмаки.

– И он?.. – Ирис почувствовала, как ее заполняет ужас и еще какое-то чувство, которому она не могла дать название. Возможно, острое сожаление?

– Он погиб, – подтвердил граф, – у него ведь не было с собой никакого оружия, кроме ланцета. Если бы он был дворянином и носил шпагу…

Но Ирис его уже не слышала. Ее душили слезы, которым нельзя, просто никак нельзя было позволить пролиться здесь, среди всей этой толпы любопытных сплетников.

Сообразив, что девушка в шоке, Эльсвик отошел, бормоча извинения. Молодой граф оставил Ирис во власти двух совершенно противоположных чувств: жалости и… как это ни странно – облегчения. Единственный человек, знающий ее тайну, унес ее с собой, и ни шантаж, ни позорное разоблачение ей больше не грозили. Взглядом она нашла в толпе гостей невысокого толстячка с заметной лысиной, которую он не считал нужным прятать под париком. В ту ночь, когда Джаспер осторожно провел ее черным ходом в спальню молодой хозяйки, чтобы девушка заняла место покойницы, ей так и не удалось уснуть, ни на мгновение. Она лежала на широкой и довольно неудобной кровати, смотрела в перекрестье темных балок на потолке и гадала, что из всего этого может выйти. Страха не было. Может, потому, что уже отбоялась свое, еще там, в этой ужасной больнице.

А после появился он – этот колобок с добрым лицом пекаря но, как говорил Джаспер, волчьей хваткой успешного дельца. Он ничего не сказал, только смотрел, жадно смотрел на нее взглядом, полным надежды. А потом опустился на колени перед кроватью, робко протянул руку и стал гладить край одеяла. И так он стоял и гладил это несчастное одеяло чуть не до самого рассвета, а возможно, стоял бы и дольше, если бы девушка в странном, непонятном ей самой порыве, не выпростала руку и не сжала его ладонь. И коммерсант Нортон расплакался.

Девушка, капризом судьбы заброшенная так далеко от дома, там, в своем времени, понятия не имела, кто ее отец. И не считала это большой потерей – многие росли без отцов. Но от ТАКОЙ любви отказаться трудно. Да и зачем?

* * *

Неделю спустя Нортон повез ее в порт. Он обещал сюрприз, из его туманных намеков девушка поняла, что речь идет о путешествии… Но особо радоваться не спешила. Конечно, морской круиз это очень здорово, но на какой-то деревянной лоханке, которая зависит от воли ветра и в любой момент может пойти ко дну, в каюте, где из удобств только ночной горшок и кувшин для умывания, а местный лекарь слыхом не слыхивал о таких вещах, как таблетки от укачивания?.. «Отец» искренне недоумевал, ведь настоящая Ирис обожала море и корабли едва ли не больше, чем лошадей и верховые прогулки. Наконец он списал ее настроение на недогадливость и, успокоившись, откинулся на подушки экипажа, предвкушая, как сейчас «дочка» сойдет с ума от восторга и с визгом повиснет у него на шее.

Гавань открылась ее взгляду внезапно. Только что тянулись унылой коричневой стеной однообразные доки, и вдруг словно развернулся старинный шелковый веер. Свинцовая вода с мелкой рябью золотых бликов, как огромная, протянутая к небу ладонь, держала на себе кажется пять или шесть парусников. Девушка мгновенно утратила дар речи и вцепилась взглядом в морских птиц, удивительные создания рук человеческих, порожденные легендой и порождающие легенды.

Парусники… Это была любовь с первого взгляда. Никогда, ни до, ни после этого, ей не случалось испытать такого сильного чувства. Оно жило в ней и теперь, не смотря на то, что корабли и вправду довольно часто тонули, а золото и свинец в самом деле оказались неразлучной парой: где одно, там и другое. Но общее несовершенство жизни никак не влияло на восторг, в который погружали девушку выгнутые ветром крылья кораблей.

Глава первая

Измена

Карибское море. Необитаемый остров Фуатос. Июнь 1679 года

Упорство, настойчивость, немного знаний, хорошая память и испанское золото… да пусть даже серебро – вот залог стабильного процветания. А Джеймс Рик считал себя вполне процветающим бизнесменом. Странно, но ассоциации приходили именно такие.

– Господин Рик… – капитан «Фортуны», удобно устроившись на складном стуле, лениво созерцал полупустую палубу.

Бриг уже почти сутки стоял на якоре, в удобно и широкой бухте, в ожидании «Марианны», что должна была доставить ему из Англии два паровых молота, для его успешно развивающегося производства. Компания Бикфорда всегда держала слово и все, что он выписывал из метрополии, приходило точно по списку и всегда вовремя, ну почти вовремя…

Рик задумался, прищурил глаза, вспоминая, как полтора года назад заключил первый контракт с Адамом Бикфордом. Джеймс сдержанно улыбнулся лишь краешком губ.

Шутка ли за пару лет обзавестись всеми современными достижениями оружейного дела. Но в начале, конечно, пришлось попотеть. Подтянуть образование. Чего ему только стоил Роберт Вард с его «Критическими замечаниями о действиях боевых». И все это в оригинале! И если с разговорным английским Рик справлялся, то вот чтение трактата пришлось растянуть на долгий месяц. Да и капитан Крузо подкинул идею со своим пистолетом в 18 дюймов, с калибром 20 пуль на 1 фунт свинца. Вообще вся эта мерная система выводила Рика из себя. Ничего более дурацкого он еще не встречал. А посему когда он пригласил к себе Роджера Багги, тут же стал переводить все в более привычную систему. Сантиметры и миллиметры как-то больше грели душу и были понятны с детства. Правда пришлось повозиться и объяснить мастеру что к чему – линейку сделать. Но Роджер был оружейником от Бога и вскоре все пошло как надо. Собственная мастерская на Ямайке и отличный, просто превосходный гонорар за каждое изделие приковали Багга к месту. Еще бы – бронзовый барабан с 6 камерами, с собственной огневой полкой, механизм для поворота барабана при взводе курка! Это ли была не удача! Правда вес – 3 килограмма и длинна 55 сантиметров, но лиха беда начало.

Роджер работал, щедро одаренный золотом и серебром. И мастерская вскоре разрослась до небольшого заводика. Для тихой деревеньки Палаймос это стало подарком свыше. Почти все население, так или иначе, трудилось на благо капитана Джеймса Рика.

– Вижу парус, – раздался бодрый окрик с марса.

Рик задрал голову. Марсовый склонился через ограждения и вытянул руку.

– Парус!

– Наконец-то, – Джеймс встал и резким движением разложил подзорную трубу.

Созерцать приближающийся силуэт пришлось довольно долго. Только через полчаса стало совершенно очевидно, что это и есть флейт «Марианна».

«Купец» порядком осевший, тяжело тащил свое тело к месту рандеву.

– Готовьтесь парни, – возвестил Рик. – Будем принимать. Денни!

Помощник явился на зов и не заставил себя повторять дважды. Денни Расвен живо растолкал дремавшего у бизань-мачты боцмана, и вскоре пропела его дудка, возвещая аврал. «Фортуна» ожила. Матросы, как обезьяны, ловко облепили реи и вскоре бриг, расправив крылья, двинулся навстречу «Марианне».

Спустя полчаса бронзовый бриг Рика, покинул гостеприимную бухту. В подзорную трубу уже были видны маленькие фигурки на палубе «купца». А Джеймсу даже показалось, что он видит обоих сыновей Адама Бикфорда, как тут марсовый вновь известил сверху.

– Они поворачивают.

Убранная было труба, вновь вернулась на место.

– Что за черт! – Рик уже и сам видел, что «купец» поворачивал.

– Судно по левому борту!

– Откуда? – вопросил помощник и глянул на левый борт. – Кэп, это же…

– Капер, – закончил за него Рик. – Вижу.

Капитан приложился к трубе и несколько минут разглядывал незнакомца.

– Француз, – себе под нос пробурчал Джеймс, узрев на стеньге флаг с лилиями.

– Так с французами же мир, – немного успокоившись ответил Денни. – Не будут же они… у нас и у «Марианны» Святой Георгий. Он что не видит?

Меж тем, «француз» встал круто к ветру и пошел прямиком на «торговца». Рик сжал кулаки. Ветер способствовал незнакомому каперу, и вероятность того, что он доберется до «Марианны» раньше, чем он была очень велика.

– Денни, ставь все и живо!

– Кэп, ты думаешь…

– Живо, я сказал! Черт бы побрал этого лягушатника. Откуда он тут взялся?!

Две мачты «Фортуны», с добавочными парусами легко рванули судно вперед. И все же Рик видел, что не успевал. Французский капер опережал его. Оставалось надеяться на опытность капитана «Марианны», что он сумеет маневром и орудиями продержаться до прихода подмоги.

– Сучья шнява, – под себе выругался Рик по-русски и вновь приложился к трубе.

Он сумел насчитать семь открытых портов на одном борту шнявы.

– Минимум одно носовое и одно кормовое… – Джеймс продолжал делать подсчеты, – итого шестнадцать. Не велика птичка. Денни! Лево на борт!

И тут Рик увидел дымок над бушпритов француза. Едва различимый звук орудийного выстрела оповестил о начале. Джеймс в подзорную трубу отчетливо видел как капитан флейта добавил парусов и пытается уйти от противника. «Купец» постоянно менял галсы, дабы не подставить свой борт под вражеский залп. Однако и капер не спешил разнести «Марианну» в щепки.

Французы сделали еще два выстрела из носового орудия под бушприт флейту. Англичане ответили одним из кормового.

– Денни! Медленно, Денни, медленно! – Рик с шумом захлопнул подзорную трубу.

– Все что возможно, сэр, – отозвался помощник и еще раз оглядел мачты. – Это все, кэп.

– Право на борт!

Увеличительные линзы были уже не нужны. Джеймс уже и так мог созерцать картину погони. Как ни старался капитан флейта, но все же французский капер уличил момент и произвел бортовой залп. Рик видел, как вражеские кнепиля рванули паруса флейта.

– Денни! Правый борт к бою! – Джеймс счел, что дистанция для его железных ядер вполне подходящая. И он вознамерился отогнать наглого капера.

Несколько минут нервного ожидания…

– Правый борт готов! – помощник застыл с поднятой рукой на батарейной палубе.

Рик вбежал по трапу, поднялся на ют, дабы лучше обозреть поле боя. В это время раздался залп. Сердце капитана сжалось. Он оперся о фальшборт и глянул на флейт. Вражеские ядра вгрызлись в борт «Марианны» и буквально смели часть команды со шканцев. Капер тут же пошел в разворот и подставил Рику свою корму. Джеймс отчетливо видел надпись.

– Приор, – прочел он по буквам.

– Капитан! – нервно прокричал Денни, призывая того к действиям.

– Залп! – отозвался Джеймс.

– Залп!

Из семи ядер, цели достигли четыре, разворотив вражескую корму.

– Лево на борт!

Штурвальный так резко дал обороты, что бриг чуть не лег на воду. Команда едва удержалась на ногах. Джеймс ухватился за поручни трапа и когда бриг завершил маневр, пулей метнулся к противоположному борту.

«Француз» тоже успел завершить разворот и теперь находился еще ближе к флейту.

– Он его потопит… – процедил Рик в сердцах сквозь зубы. – Денни! Левый борт!

– Готов!

Два залпа прозвучали почти одновременно, слившись в один протяжных раскат. Палубу заволокло дымом.

– Заряжай! – сквозь пороховой туман послышалась команда помощника. – Живее!

Ветер отогнал дымку и Рик узрел, как флейт забирает круто вправо, а капер вновь пошел на разворот, огибая «купца». Джеймс резко вскинул подзорную трубу и навел на цель.

– Кажется есть! – он заметил в борту шнявы две большие пробоины.

Железные ядра сделали свое дело.

Француз добавил парусов и стал забегать вперед «купца». Как не стремилась «Фортуна» на перехват, но не успела. Массивный корпус флейта закрыл шняву от орудий брига.

– Куда он смотрит?! – Джеймс врезал кулаком по фальшборту. Его вопрос был адресован капитану «Марианны», который так неловко и так не вовремя совершил очередной поворот. Конечно, он хотел скорее оторваться от капера, отойти поближе к своему бригу, дабы избежать очередного разрушительного залпа с близкого расстояния. Но Рику это вышло боком. «Фортуна» не могла открыть огонь.

– Лево на борт! – скомандовал Рик. – Быстрее!

Минуты текли чудовищно долго. Джеймс нервничал и было от чего. Раздался залп и Рик скорчил недовольную рожу. Почти на его глазах погибал «купец», а он бессилен. Все ядра капера достигли цели, почти в упор смели все со шканцев. Людей, орудия… треснул грот, и мачта наклонилась еще удерживаемая вантами.

– Денни! Круче! Дав… – Рик споткнулся на полуслове.

Только сейчас он заметил, чуть в стороне от «Марианны» шлюпку – четыре гребца и еще один…

Джеймс поднес трубу к глазам.

– Что за франт? Тьфу!

Бриг разминулся с флейтом и пошел прямо на «француза». Дистанция была предельно мала и Рик скомандовал:

– Пли!

Палуба под ногами дрогнула, и вновь все окуталось пороховым туманом. В ответ со шнявы раздался одинокий выстрел, и наступила тишина… почти. Когда стал виден результат залпа Рик довольно хмыкнул.

– Заряжай, – раздалась команда помощника и канониры тут же взялись за дело.

Капер сбавил скорость. Его фок-мачта завалилась на грот-мачту, фальш-борт превратился в щепки.

– Денни, добавь ему еще разок! – «француз» Рика больше не занимал. Дело было решенным. Теперь с куда большим интересом он уставился на шлюпку, что отошла от флейта.

– Это кто же там такой шустрый? – Джеймс навел оптику на цель. Нет, человека стоящего в шлюпке, почти в полный рост, в ярко васильковом мундире он не знал.

Он разглядывал незнакомца не больше минуты, а затем перевел трубу на «Марианну». Флейт выглядел не лучшим образом. Рик прекрасно видел, как на поврежденной палубе суетились матросы, убирая обломки и тела павших товарищей.