Иногда они возвращаются. Главное – не терять крылья

что вижу. То, что он делает в отношении тебя. И главное слово здесь – делает.

Не говорит, а именно делает. Его поступки. Вот что по – настоящему важно.

Слова – это всего лишь вода. Говорить красиво все умеют. Вот даже сейчас,

что сделал он? Я тебе скажу – ни – че – го. Хотя нет, кое – что он все – таки

сделал. Он попытался внушить тебе, что все его поступки вызваны лишь

неземной любовью к тебе. Что он страдает, и ты должна об этом знать. И самое

главное – ему плохо и гораздо хуже, чем тебе. А он спросил, как живешь ты,

что ты ешь и не болеешь ли?

Марина закурила.

– Стало быть, нет. Вот и суди сама. Я не прошу тебя разлюбить его сию

секунду. Я только хочу, чтобы ты полюбила себя хоть чуть – чуть. Хотя нет, не

чуть – чуть. А как можно сильнее. И тогда все станет на свои места. Если ты

будешь любить себя, как самое большое сокровище, которым обладаешь, ты не

в состоянии будешь терпеть такое отношение к себе. И вообще, я больше не

могу о нем говорить, у меня сейчас лоб сморщится от негодования. Ты хочешь,

чтобы у меня были морщины, – Марина сделала свое самое сердитое лицо.

– Нет, конечно.

– Тогда расскажи, что там у тебя еще. Ты заметила, что я уже не требую

от тебя четкого отчета по нашему, вернее, по твоему, плану.

– И с чего бы это?

– У тебя уже и без этой старой женщины все получается.

– Где ты видела здесь старую женщину? Всем бы так выглядеть!

– В твои годы, ты хотела сказать? – Марина поправила алую юбку с

умопомрачительным разрезом.

– В твои самые лучшие годы. Мне звонили из Santiago, попросили

приехать. С чего бы это?

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Каролина не особо любит ехать на встречу, когда не знает ее деталей. Но

сейчас она все же едет. Какой – то внутренний голос словно подсказывал ей, что

она нужна.

В больницу Santiago приехала иностранная делегация: оказать помощь

детям, снять репортаж. Ничего сверхъестественного, обычное дело во Франции.

Каролина дала интервью, рассказала о своем опыте общения с Федерико.

Который счел своим долгом выступить вместе с полюбившейся ему девочкой

(именно так он Каролину называл). Съемка получилась очень душевной. Даже

оператор, суровый брутальный мужчина, признался позже, что был растроган

до глубины души. Еще несколько часов после съемки Федерико не выпускал

руки Каролины и ходил за ней “хвостиком”. На прощание взяв с нее слово, что

она обязательно придет к нему в гости. Когда Каролина сказала, что, конечно,

совсем скоро придет в гости ко всем: и к нему, и к другим ребятам в больнице,

такой ответ Федерико не устроил. Ему важно было знать, что Каролина придет

только к нему. Что не могло не вызвать улыбку. Вот он, истинный мужчина –

собственник, с самых ранних лет.

– Каролина, – заведующая одного из отделений Santiago провожала

Каролину после съемки, – Вы не представляете себе, как Федерико был

счастлив познакомиться с Вами. Мы даже сами не верили в такой успешный

исход. Но врач уверен, тот всплеск эмоций, которые мальчик испытал при

общении с Вами, стал для его организма важным началом на пути к

выздоровлению. Федерико теперь не узнать. В нем столько жизни!

– Я безумно рада это слышать!

– Как жаль, не всем нашим деткам можно так помочь, – миссис Доунер

многозначительно вздохнула.

– Что Вы имеет в виду? Вы же знаете, я с удовольствием …

– Я знаю, моя дорогая, – миссис Доунер мягко остановила Каролину. —

К нам несколько месяцев назад поступил мальчик, он не ходит уже несколько

лет. Он ни с кем не разговаривает. Только со своим лечащим врачом, он его

какой – то родственник, кажется. Я понимаю, он приехал сюда, его семья

далеко, ребенку тяжело с этим справиться. Хотя наши лучшие психологи

работали с ним. Но он не идет на контакт совершенно.

– Можно я попытаюсь с ним поговорить?

– Он не станет, моя дорогая. Но огромное спасибо, что принимаете

участие в жизни нашей больницы.

Сладкий голосок миссис Доунер начинал уже Каролину раздражать.

– И все же. Что мы теряем? Раз уж мы заговорили об этом мальчике,

давайте хотя бы попытаемся что – нибудь сделать.

– Да, моя дорогая, как скажете, а вдруг у Вас что – то и получится.

Давайте я Вас провожу к Марселю.

После очередного “моя дорогая” Каролина испытала огромное желание

оказаться как можно дальше от участливой миссис Доунер.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Палата Марселя напоминала пустыню. Желтые стены, изображающие

пески, на одной из стен – оазис. Интересно, он случайно попал в нее или

выбирал сам? Сам же мальчик напоминал маленький кактус – такой же

колючий. Миссис Доунер представила ему Каролину, немного помедлила на

пороге и ушла. Марсель не проронил ни слова.

– Разрешишь мне присесть?

Никакого ответа.

– Я все же присяду, с твоего позволения. Сегодня такая замечательная

погода. А ты любишь гулять?

Каролина долго думала накануне, как повести себя с ребенком. Она

понимала, что до конца прочувствовать его состояние внутри, она не в

состоянии. Даже страшно представить, какая буря и бездна внутри у ребенка,

который вот уже несколько лет не знает, какая на ощупь свежая весенняя трава.

Она долго продумывала темы, вещи, которые можно ему рассказать. Но сейчас,

глядя на него, несла, как ей казалось, полную чушь. Про бабочек, лес и опушки.

Марсель молчал. Отвернувшись к стене, он даже не смотрел на нее.

Через сорок минут – а Каролине показалось, что прошла уже целая

вечность – она поняла, что все бесполезно. Не стоит, наверное, сейчас лезть

мальчику в душу.

– Мне, правда, было очень приятно с тобой познакомиться, Марсель. Я

надеюсь, что очень скоро мы сможем увидеться с тобой снова.

Каролина пошла к двери, которая также не выбивалась из общего образа.

Она была цвета песка пустыни с красавцем – верблюдом и маленькими

тушканчиками.

– Уходи, уходи, уходи же скорее.

Каролине не показалось. Вслед ей Марсель говорил. Хотя вернее сказать,

он кричал. С невероятной злостью в голосе.

– Не надо меня жалеть! Не надо! Уходи! Уходи!

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

– Я так понимаю, что твоя гостья тебе понравилась? – Марко удобно

уселся в уютном “умном кресле” возле Марселя. Кресло приняло форму его

тебя. От чего Марко чувствовал себя превосходно. Чего молчишь? Надулся он,

лопнешь сейчас.

Марко единственный в больнице кто мог себе позволить говорить с

Марселем таким образом (еще бы, это же его клиника). Но самое главное, что

Марселю это невероятно нравилось. Он чувствовал, что они с Марко друзья. А

они действительно стали очень близки за последние месяцы.

Хотя сейчас Марсель отчаянно пытался скрыть свое радость от того, что у

него есть такой взрослый и самый любимый друг. Сделав обиженное лицо, он

молчал.

– И где только научился на девушек кричать? А еще говорил мне, что я

твой лучший друг. Явно еще с кем – то дружбу водишь. Кто и научил тебя так

себя вести.

– Нет, нет, ну что ты! Ты у меня один друг!

– Тогда почему не хочешь мне рассказать все, поделиться со мной?

В лице Марселя читалось, как в нем борются сейчас два желания.

– Она мне очень понравилась. Она так интересно рассказывала всякие

истории. И еще она такая красивая.

Щеки Марселя слегка порозовели.

Марко постарался скрыть улыбку.

– И с чего ты взял, что красивым девушкам жутко нравится, когда

молодой человек начинает верещать?

– Я не верещал!

– Верещал – верещал! Я сам слышал. В другом отделении.

– Не мог ты слышать, – Марсель улыбнулся. Впервые за долгое время

по – настоящему, по – детски искренне.

– Что дальше делать – то собираешься?

– Ты о чем?

– Да о девушке! Мне помнится, – Марко склонил голову набок, – у

кого – то была заветная мечта – сходить на самое что ни есть настоящее

свидание. Так почему бы ее не воплотить в жизнь?

– Такие красивые девушки не ходят на свидания с больными

мальчиками, – взгляд Марселя опять начал затухать. Он был как маленькая

свечка в тот вечер. Одно неосторожное движение – и пламя исчезает.

– Ну, давай мы не будем за нее решать. Твое дело, мужское, – на

свидание пригласить.

– Но я так на нее кричал … Вряд ли она вообще слышать обо мне

захочет.

– Так значит все – таки признаешь, что кричал? – Марко хитро

прищурил глаз.

– Ты вынудил меня это сказать, – Марсель залился хохотом. Прекрати

меня щекотать. Я же боюсь щекотки!

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

В доме Марины, неважно, в какой он стране, всегда живет уют.

– Знаешь, а мне очень нравится идея твоей съемки, – Марина

рассматривала фотографии Каролины с ее последней фотосессии. Ты здесь

такая живая.

На фото Каролина была с минимумом макияжа, в уютном кашемировом

свитере и рваных джинсах.

– Тебе, правда, нравится?

– Что за вопрос? Ты же меня знаешь, если мне что – то не по душе, я так

сразу и говорю, безо всяких прикрас. Особенно тебе. Ты мне слишком дорога,

чтобы говорить тебе лишь комплименты.

Каролина взяла в руки свои снимки. На нее смотрела она. Та самая

девочка из прошлого. Та, которая жила до встречи с Алексом. Та, которая умела

мечтать. Как только фотографу удалось это запечатлеть? Или она возвращается?

Сама к себе?

– Прекрати! – Марина зашвырнула в Каролину подушку. – Сколько

можно думать! Ты опять погружаешься в свои дурацкие размышления. Я прямо

вижу, как ты в них тонешь. Сколько раз я тебе говорила – живи здесь и сейчас.

Хватит думать!

– Да, я больше не хочу думать. Я вообще уже не знаю, чего хочу!

Каролина не могла понять, что с ней такое происходит: в глазах словно

потемнело.

– Мне … мне просто все надоело. Мне кажется, я так устала. Я уже

запуталась, какой пункт плана выполняю. Я презираю себя за то, что смела

жаловаться на жизнь и говорить о своих проблемах. Все, что было с Алексом,

– это ничто, ничто по сравнению с тем, что испытывают дети, которые не

могут сделать ни шагу. Красивые девушки, которые прикованы к инвалидному

креслу. Это все неправильно! Так не должно быть!

Слова Каролины превратились в один поток. Слились воедино. В один

крик отчаяния. Она слишком долго молчала, держала все свои переживания в

себе.

Потом она замолчала. Они молчали долго. Каролине казалось, что ей

хочется закричать, зашвырнуть что – нибудь в стену.

Но она всего лишь заплакала. Были ли это всего лишь слезы? Вряд ли.

Это было нечто большее, чем просто плач. В каждой слезинке – чувство. Боли,

обиды, разочарования. Но не было среди них отчаяния. Каролина была

несказанно счастлива, что не познала это горестное, убивающее веру и любовь к

жизни, чувство. Самое худшее, что может случиться с человеком, – это

отчаяние.

Вскоре прекратился и плач. Какое – то время они обе не проронили ни

слова.

Марина, как хозяйка дома, приготовила чай. Черный, с жасмином.

Каролина просто не может пить горячий чай! Поэтому за время, пока она

выпила одну кружку, Марина справилась уже с двумя.

– Знаешь, а я ждала, когда же ты дашь волю своим чувствам. Я

знала, что ты не дойдешь до конца этого плана. Не потому, что я в тебя не

верила. Нет, Отнюдь. Просто я знала, что ты найдешь свою дорогу. Я

лишь указала тебе путь, но это твоя жизнь. И никто кроме тебя самой не в

состоянии прожить ее, – Марина задумчиво посмотрела на свою юную

подругу. Я горжусь тобой. Я невероятно тобой горжусь. И вообще, иди

умываться и за дело. У тебя вечером свидание вообще – то, или ты уже

забыла! А на свидание с красными глазами идти, ну, просто несерьезно!

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Мечты должны сбываться. Для того они и существуют. Галантный

Марсель был самым лучшим тому подтверждением. В своем белом костюме он

был похож на юного лебедя – беззащитного на первый взгляд и такого

уверенного в себе и смелого на другой. А еще невероятно привлекательного. Да,

он не мог сделать шаг навстречу девушке в красном платье, первой девушке,

которую пригласил на свидание. Но ведь для того, чтобы сделать шаг, не

обязательно стоять на земле. Главное, иметь сердце.

– Ты же не будешь против, если наше свидание будет слегка тройным,

– Марсель скромно потупил взгляд, указывая на стоящего неподалеку Марко.

Я все – таки еще недостаточно уверенно себя ощущаю вдали от него.

– Это твой друг, – спросила Каролина, улыбаясь.

– Это моя вторая семья, – Марсель был как никогда серьезен.

Это свидание было только для двоих. Марсель в полной мере ощутил себя

джентльменом, проявляя заботу и ухаживая за Каролиной. Неведомое,

заставляющее его сердце биться от волнения, чувство.

А Марко лишь наблюдал за ними со стороны. С гордостью – за

Марселем, и с неведомым, заставляющим его сердце биться чаще, чувством —

за девушкой в красном.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

Зара бросила Давида. Ушла к итальянцу. Давид разбогател, его бизнес

пошел в гору. У итальянца – никаких ближайших перспектив и полное

отсутствие авто. Но для Зары это не значит ровным счетом ничего. Для нее,

девушки, предпочитающей Chanel. Просто она любит жизнь, любит себя и

получает от этого невероятное удовольствие.

Хотя ушла – громкое слово. Лично я уверена, ее увлечение не продлится и

месяца. Хорошо если недели две итальянец будет удостоен внимания. Самое

главное правило ее жизни – жить так, как велит сердце, жить так, как

хочется ей, так, словно завтра не будет.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

Извечный, банальный уже казалось бы вопрос, но все же – что такое

любовь? Не к маме, не к сестре, а к мужчине. Человеку, который изначально

тебе чужой. Со временем для себя я частично ответила на этот вопрос.

Ответила только лишь благодаря людям, которые встретились на моем

жизненном пути.

Даже сейчас, сегодня, если я скажу, что не люблю Алекса, я солгу. Я

люблю его. Я не хочу с ним жить, не хочу от него детей, не хочу состариться,

будучи его верной женой. Но только лишь потому, что понимаю тщетность

этих желаний. Этого не будет и точка. Но я его люблю. Не до умопомрачения,

без бабочек в животе. Он научил меня любить. И это именно благодаря ему я с

годами поняла, что такое любовь. К мужчине, к человеку, который изначально

тебе чужой…

Когда ты хочешь видеть и знать, что человек счастлив, даже без тебя.

Когда между вами нет страсти, близости, касаний. Когда ты не готовишь

ему завтрак и не ваши с ним дети идут в школу. Даже когда он живет на

другом конце света. Ты искренне хочешь, чтобы он жил и мог считать себя

самым счастливым мужчиной на земле.

И я желаю. Я проснулась сегодня утром и поняла, что хочу, чтобы он

воспитал своих детей так, чтобы они стали очень достойными людьми.

Почему детей и почему я подумала именно о его детях?

О Боже, как же я хочу, чтобы через пятнадцать, а, может, двадцать с

лишним лет, когда его дети заведут собственные семьи, он не чувствовал себя

одиноким и несостоявшимся. Ведь рядом с ним будет женщина, которую он

выбрал, которая дарила ему family feeling…

Кто – то посчитает меня дурой, кто – то назовет бесхарактерной, но я,

правда, искренне этого хочу. Это и есть любовь. Моя любовь. Навсегда…

ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ

Марина пьет кофе и просматривает утреннюю прессу. На страницах

одного из журналов она находит то, что искала.

“Today when I recollect what I was crying about some time ago I start to smile.

I smile not to spite somebody, not because I had gone mad. I have a great desire to

smile because of some lightness that I have in my soul.

My daughter is two years old now. From time to time I still have a bit of

sadness without any reason. And every time she sees I am sad, she starts to worry.

She considers it is her guilt. But she can never be guilty of anything! Because she is a

real angel”.

Марина даже не дочитывает статью до конца. Она знает конец. Хотя

почему конец? Начало. И чувствует невероятную гордость за свою юную

подругу.

ЭПИЛОГ

Сегодня я могу назвать себя счастливым человеком. Я люблю и любима.

И оба эти состояния связаны в моей жизни с одним человеком.

Моей дочери 2 года. Мне все еще становится грустно иногда без

причины. Но когда она видит меня с печальной улыбкой, начинает переживать,

что виновата она. Ведь она еще не знает, что она ангел …