Коробка с маленькими сокровищами

Боевая подруга

Е.Б(Г)

Кто я тебе? Никто и не спрашивал,

Пили и ели, хвалили хозяйку.

От изобилья по–царски, по–нашему

Мне отделили солдатскую пайку.

Кто я тебе? Никто и не спрашивал.

Люд к вам явился весьма деликатный.

Дело житейское, что же тут страшного?

Кто не бывал с одинокой солдаткой?

Кто я тебе? Какая безделица!

Не для того созывали застолье.

Скатертью белою под ноги стелется

Жизнь горемычная. Не всё равно ли?

Кто я тебе? Никто не признается,

Есть у «своих» круговая порука.

Кается, мается, как полагается

Снова на пост, боевая подруга!

22.02.11

Жили мы в противоестественном треугольнике. По началу ты утверждал, что она тебе только как сестра. И отношения ваши давно платонические. Потом выяснялось, что это далеко не так. У вас с ней было всё . Отношения у тебя с ней были тяжёлые, мучительные, испепеляющие. Но в то же время близкие и устоявшиеся. Иногда родственно – тёплые. Смесь жалости и ненависти. Пошли скандалы, сцены ревности, ваши общие с ней застолья, бесконечные алкогольные загулы. Я дважды останавливала твои запои. И потом чувствовала себя так, будто попала под поезд, который тормозила голыми руками. Приходила с работы и запиралась в комнате и слушала музыку. Именно тогда открыла для себя Жанну Бичевскую и Булата Окуджаву. Ездила в паломнические поездки по святым местам. Везде, у всех святынь и икон умоляла Господа сохранить во мне чувство любви. Жить ею, быть ею, дарить её. Но у меня плохо это получалось. Возвращалась и снова падала на самое дно отчаяния. Я всё ещё сильно любила тебя. Мне жизненно необходимо было быть рядом с тобой.

В то время мне попался на глаза фильм «Дневник его жены». В нём рассказывалось от лица Веры Муромцевой о том периоде, когда её муж – Иван Бунин привёл в дом Галину Кузнецову и сказал, что она отныне будет с ними жить. И длился это странное сожительство довольно долго. И все мучились и терпели. Вот и у нас происходило нечто похожее. Только там была вилла на юге Франции, великий русский писатель, его жена – талантливая пианистка и физик, и Галина – симпатичная, в меру талантливая поэтесса. У нас же всё было местечковее, мельче и ореолом высоких чувств не овеяно. Закончилось всё банальным скандалом. Я съехала в общежитие. О той женщине скажу, что будь я на её месте, не позволила бы даже случиться такому. А если бы и случилось, тут же ушла . Но каждая из нас оказалась махровой эгоисткой. Упрямство и бабская мелочная склочность не позволила нам найти другого выхода, как тянуть тебя каждая в свою сторону. Ты страдал и разрывался между нами. В итоге мы много раз появлялись на публике в таком виде: впереди идёшь ты, как всегда, светлый и прекрасный, а позади смущённый твой гарем. Мысленно я уже много раз раскаялась и просила прощения у неё. Если можно было бы вернуться в прошлое, то ни за что на свете не повторила бы этой ошибки. Не стала бы там жить. Но история не терпит сослагательного наклонения. Что было, то было. Маленьким оправданием служит тот случай, когда я помолилась на ночь и жарко просила святого Серафима Вырицкого ответить мне на вопрос: почему я здесь? Зачем я здесь? А ночью проснулась от треска. Выскочила на кухню и увидела , что весь потолок горит и огонь перекинулся на стенные шкафчики и стену. Я разбудила ту женщину, а ты был на дежурстве, и стала тушить пожар. Плескали водой из вёдер. Удивляюсь, как меня током не убило? Оказывается она забыла выключить нагревательный прибор для воды. Он и загорелся. А когда тушили, всё засверкало. Случилось замыкание. В итоге пожар потушили. Может я там оказалась, чтобы спасти твой дом? А скорее всего, пройти школу унижения женской самости. Школу принятия всего, что не входило в мои понятия чести и гордости. Жизнь представлялась устроенной просто: встретились два человека, полюбили друг друга, (обязательно оба влюблены, а не один кто – то!), преодолели всяческие препятствия на пути к счастью, (а как же без трудностей?!), поженились и стали жить счастливо вместе. А постылая соперница обязательно устраняется и конечно же она стерва. Но жизнь такая выдумщица! И ни в какие планы, сценарии и наши представления о ней не укладывается!

Дневниковые записи того времени переполнены размышлениями о необходимости духовного роста, попыток перекроить себя, быть выше таких низких страстей и эмоций, как ревность. О том что человеческая душа не принадлежит никому, кроме Бога и следовательно присвоить её, как и обладателя её, невозможно и греховно. Пыталась смотреть на ситуацию с точки зрения принятия всех несовершенств любимого. Убеждала себя, что вся эта ситуация создана для того, чтобы я поняла, что надо прощать и принимать всё, что не нравится. Становиться мудрее и сильнее. В итоге сильнее я стала, потому что это меня не убило.

С моим переездом наши отношения не прервались. Ты приезжал ко мне и мы уже свободно могли любить друг друга. Хорошая физическая близость далась нам не сразу. Долго шли к этому. Ты стал мне самым лучшим любовником. Нежным и страстным. Опытным и трепетным. Именно ты пробудил и полностью раскрыл во мне чувственность. Раскрепостил и научил понимать и принимать своё тело. И мне невыносимо нехватает близости с тобой. Но именно тогда, когда нам уже ничто не мешало, ушла куда-то творческая составляющая наших отношений. Всё перешло в иную, будничную плоскость. Ты приходил, любил меня и уходил. И сам сокрушался о том, что мы давно ничего не создаём вместе, как когда-то. А я чувствовала полное одиночество. Ты появлялся желанным гостем, приносил вкусности, земные плоды и новые стихи. Мы пели друг другу свои свежеиспеченные песни. Но это было редким счастьем коротких встреч. Вся твоя основная жизнь проходила где-то там, далеко. А я всякий раз оставалась одна.

Мечтала о земном, простом, семейном счастье с тобой. Ты часто заговаривал о свадьбе. Мечтал и меня увлекал в свои грёзы. Но, много позже, я поняла, что эти разговоры были из разряда теории, одним из вариантов параллельной Вселенной. Художникам, вроде тебя, присуще такое свойство – игра с возможностями Судьбы. Вера в её повороты без вмешательства человеческой воли.

В начале отношений я видела в тебе Бога, гениального поэта, восхищалась твоей творческой натурой. Про себя прозвала «соловьиной душой». Ты, как божья птица, только пел и совсем не заботился о быте. Меня не пугала твоя неустроенность, непрактичность. Я ценила в тебе необыкновенную душу . Затем, пожив с тобой, я узнала тебя повседневного, домашнего. Видела все недостатки и слабости. С тобой было почти невозможно существовать в одном доме. Кротость и доброта сочетались с требовательностью, раздражительностью и даже деспотизмом. Но я продолжала любить.

У тебя были золотые руки. Умел всё на свете! Все ремёсла подчинялись без сопротивления. Владел сварочным мастерством, кузнечным, гончарным. Разбирался в электричестве и технике. Самостоятельно осваивал компьютер. Оборудовал звукозаписывающую студию. Печатал диски. Был прекрасным художником. Из под сильных, мощных пальцев, что гнули металл в замысловатые узоры, выходили прекрасные рисунки, скульптуры и тончайшие статуэтки. Шлифовал камни, сажал деревья, перестраивал и чинил дом. Вкусно готовил, любил природу и животных. И до боли в сердце обожал Родину. Воспевал и переживал за её судьбу. Имел много друзей и поклонниц. Меня поражало твоё стремление придти на помощь всякому, кто в ней нуждается. Сопереживание ближнему. Запомнился один случай, который точно характеризует тебя, как бесстрашного рыцаря.

Однажды после дружеских посиделок у одной художницы мы вышли в подъезд. Вдруг в одной из квартир раздался крик женщины. Она звала на помощь. Ты среагировал молниеносно. На плече висела неизменная твоя спутница гитара. Не снимая её, ты одним ударом ноги выбил дверь, ворвался в комнату и отшвырнул обидчика. Потом выяснилось, что это была обычная для этой семьи потасовка. Они попросили прощения, ты убедился, что женщина в безопасности и ушёл. Произошло всё так быстро, что я не успела осознать случившееся.

Ты подарил мне поездку в Москву. Показал все её чудесные уголки. Сводил на могилу Высоцкого и Есенина. Этих двух поэтов ты почитал и поклонялся их гению. На Арбате купил и подарил книгу Хемингуэя. Недавно нашла в ней надпись: « Вспоминай, моё солнышко, моя Резедушка наш с тобой Арбат! Пусть ненадолго, но наш. Мы ещё вернёмся сюда…Твой Гранд ».

Иногда ты представлялся мне Дон Кихотом. Неприкаянным и храбрым рыцарем, бьющимся с коварными мельницами.

Однажды я убедилась воочию, какой невероятной силой обладали наши с тобой песни. Мы по приглашению паломнического центра «Преображение» выступали на площадке православной выставки. Рядом в двух шагах от сцены разместили икону Николая Угодника. Пели попеременно то ты, то я. На третий день икона замироточила. Допускаю, что это совпадение. Но ещё один случай показывает, что наш союз по видимому, мешал тёмным силам. Мы сидели с тобой у Лилит. Она была в отъезде. Ты пел песню о Марии Египетской. Вдруг в прихожей открылась входная дверь и с громко захлопнулась. Я знаю, что она была запертой. За тем дверь туалета также открылась и резко захлопнулась. В квартире кроме нас никого не было. Я испугалась, а ты насторожился. Потом в кухне раздался грохот. Что – то упало. Мы пошли посмотреть и увидели, что большое, старинное зеркало в деревянной оправе валяется на полу. Рядом лежат несколько иконок. Крепления были в порядке. Выглядело так, будто неведомая сила смахнула всё это со стены. А за тем случилось совсем необъяснимое. Мы отправились на выступление. Через некоторое время позвонила Лилит и сказала, что вернулась, но не может попасть в квартиру. Дверь заперта изнутри. Она подумала, что я дома и открою ей. Дело в том, что та дверь запиралась ключом со стороны подъезда. А внутренний замок при этом не закрывался и вообще много лет не функционировал. Им не пользовались. Когда вскрыли балконную дверь и вошли в квартиру, выяснилось, что дверь заперта изнутри на три полных оборота. А на аккуратно мною заправленной кровати виднелись следы маленьких то ли лап то ли копыт. До сих пор для меня остаётся загадкой то происшествие. Кого тогда мы с тобой разозлили? Вообще с мистикой приходилось сталкиваться.

Вспоминаю давний сон: ты держишь меня на руках. А вокруг нас ползает огромная змея с головой мужчины. Он смотрит на меня с ненавистью и крайним изумлением и произносит злобным шёпотом : «Почему она до сих пор живая? Не понимаю! Почему она всё ещё живая?!». А ты поднимаешь меня всё выше. Держишь из последних сил над головой. И говоришь : «Не отдам ему!». Я просыпаюсь.

А незадолго до твоей кончины я вышла из дома и увидела на обочине, в сугробе вкладыш от компакт диска. На нём большими буквами написано: «Фирма ГРАНД». К тому времени мы долго не виделись. И я подумала , что может надо позвонить тебе. Но прогнала мысль. Вкладыш три дня лежал под сильным снегопадом, но каким – то чудом не был завален им. А ещё дворники хорошо убирали участок и подбирали все бумажки, а эта осталась. И я каждый день видела слово «ГРАНД ». Вселенная посылала знак, но я не увидела.

Взаимные обиды и ссоры возникали всё чаще, и я , подобно волне, всякий раз разбивалась о тебя, как о скалу. Падала и вставала, и снова падала, и снова поднималась. Я всё время качалась на эмоциональных качелях, переходя от полной эйфории к беспросветному отчаянию.

Однажды решив ничего не предпринимать, ты уже сделал свой выбор – оставить всё как есть и ничего не менять. Живя со мной, тебе нужно было бы подтягиваться и физически, и материально. Это очень трудно, перекраивать себя и свою жизнь ради кого-то. А с ней тебе было удобно.

У тебя началась сплошная полоса болезней и травм. Сначала упал и сломал ключицу, готовился к операции по исправлению неправильно сросшейся кости, появился кожный зуд от контакта с водой, болело сердце, потом разрезал большой палец руки болгаркой. Началось загнивание. Никакое лечение не помогало, и я посоветовала пойти в подворье Комаровского женского монастыря. Там находились частицы мощей святого архиепископа Луки. Ты долго молился и палец потом быстро зажил. Судьба буквально ломала тебя, резала на куски....

В последний год ты просил родить ребёнка. А я чувствовала , что у нас мало времени. И говорила об этом. Помню, мы сидели рядышком и, вдруг, я почувствовала, что скоро потеряю тебя. Я сказала : «Женя, не хочу тебя хоронить. Обещай мне не умереть раньше меня». Ты засмеялся и сказал, что когдто-то цыганка нагадала семьдесят лет жизни. Ты и задуман был природой надолго. Крепостью и силой мог бы помериться с любым. Недаром твоё дерево-оберег кедр. Эти деревья доживают до пятисот лет. До сих пор твой уход я считаю чудовищной ошибкой.

Ты обещал, что всё изменится и у нас впереди ещё много дней. Твоя женщина периодически психовала и уезжала. Ты тосковал по ней. Звал меня. И я всякий раз прибегала. Разгребала бардак, утешала и… натыкалась на жалостливые послания, где ты просил её вернуться. И снова с разбитым сердцем и рухнувшей верой во всё человечество приползала домой зализывать раны.

Твоё сердце было слишком большим. Оно могло вместить многих.

Мои розовые очки упадали и упадали, пока не закончились. Я устала от одиночества и разочарований. У меня появились мужчины. Ты ревновал, укорял, страдал. Мы часто ссорились, я была грубой. Ты оскорблялся и молчал по многу дней. А потом всё начиналось заново. Мы повисли над пропастью в каком-то мучительном последнем прыжке. Это продолжалось бы до сих пор, но ты умер.

За два дня до кончины прислал смс. Просил приехать. Писал о том, что боишься умереть, не увидев меня. Я даже не ответила. О чём тяжело сожалею.

В последние годы ты глубоко полюбил меня. Смог лёгкую влюблённость перековать в любовь. Сам об этом говорил. И удивлялся невероятной силе своего чувства. Однажды ты написал об этом в письме:

Евгений Гранд (08.04.2014 21:30)

Милая, с тех пор, как я по-настоящему полюбил тебя, меня не покидает изумление от того, что больше уже ни к какой другой ничего не испытываю… Это со мной в первые… Прямо кризис получается)))))Что ж так сердце то стучит?… Чуть не до обморока… Когда тебя вижу Хороша!!!........... Ох любовь – штука смертельная)))))))) Придётся наверное мне в монастырь уходить)))) Не могу… Резедушка.... К тебе меня сразу тянет… Непреодолимо просто ((((( Я ж с тех пор больше не целую и не обнимаю никого.)))Тоскую по тебе, родная… и люблю.... Как никогда никого не любил. Наверное это и есть… последняя любовь… И сладкая, как плоды осени… и терпкая, как её аромат… и горькая, как листья полыни, что растёт у входа к дому моему… и которую я почему-то тоже люблю, и не скашиваю, как остальную траву.... Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МОЙ МИЛЫЙ АНГЕЛ, РЕЗЕДУШКА!!!

Милый мой, любимый Женя, благодарю тебя всем сердцем и всем своим существом за твою любовь! За то, что тогда, много лет назад, не оттолкнул влюблённую меня. С благодарностью отозвался на моё чувство и принял его, как драгоценный подарок Судьбы. Не знаю, из какого бездонного колодца мудрости мы черпали силы на такие сильные чувства ? Как ты выносил все мои капризы, скандалы и оскорбления? И как я могла, с моей гордостью, принимать такое положение вещей?

Вместо того, чтобы радоваться каждой минуте общения с тобой, ликовать от того, что Судьба всё таки соединила нас и позволила состояться нашей любви, благосклонно позволила быть вместе, я всеми силами старалась присвоить тебя себе. Переделать. Сделать удобным. И в этой борьбе не замечала, что время твоё уходит. Только сейчас я осознала всю быстротечность человеческой жизни. Её хрупкость.

Ты стал моим Учителем. Не только возлюбленным, другом, соратником по творчеству, но и мощным рычагом, сумевшим перевернуть мою жизнь и направить её в нужное русло. Спасибо тебе за все минуты радости, счастья и близости. За твою неоценимую помощь. Ты всегда приходил, если я звала, лечил, если я болела, утешал в невзгодах. И любил. Той настоящей Божьей, бескорыстной, всепрощающей любовью, которой нам всем ещё только предстоит научиться....

19. 10.18

Письмо папе

Здравствуй папа… Нелепая фраза…. Здороваться с тобой бессмысленно, ты же давно умер. Да и папой, мне кажется, я никогда тебя не называла. По крайней мере, не помню, чтобы я к тебе обращалась словом «папа». Может быть в глубоком детстве?.. От которого в памяти мало что осталось. Мне вообще от тебя мало что осталось. Фотографий нет, документов или твоих родственников, которые могли бы мне хоть что-то о тебе поведать, тоже нет. Не осталось дома в котором ты жил. Даже могилы я твоей не нашла. Хотя так долго и упорно разыскивала! Обошла оба мусульманских кладбища в пригороде, где предположительно могли тебя похоронить. Я не знаю, как хоронят самоубийц по исламским законам. Наверное, тоже не жалуют. Скажи, папа, почему у татар не принято ухаживать за могилами? Я испытала величайшее потрясение, продираясь сквозь непроходимую чащу. Но когда я, заблудившись, буквально прорвалась к одной безымянной могиле, то клён, росший возле неё, так резко и надрывно заскрипел, что я вздрогнула. Это был жуткий человеческий стон! В тот же момент ветка сорвала с моей головы платок, а за юбку ухватилась какая – то коряга. Меня охватил первобытный ужас. Я закричала. Может это был ты, пап? Заброшенность ужасная! Наверное, потому что они всегда были кочевниками. Похоронили и дальше отправились. И генетически не заложено в них чтить место захоронения. Я не нашла твою могилу. Я даже попросила своего друга зайти в мечеть и спросить, не велись ли в девяностые учётные книги по умершим? Нет, конечно! Архива тоже нет. Ничегошеньки от тебя не осталось! Даже могилы. Осталась я и моя память.

Я толком о тебе ведь ничего не знаю, папа! Как же так?! Как случилось такое? Как случилось, что я – твоя дочь, не знаю отчего дома, не изведала твоей отцовской любви, не чувствую большого папиного плеча? Не могу с тобой поговорить и спросить совета. Всё, что касается понятия «отец» у меня отсутствует. Вместо этого зияет огромная дыра. Она просто космических масштабов… эта дыра. Она ледяная, чёрная, всепоглощающая, чудовищно-несправедливая. И мучительная.

И всё же, я решила написать тебе. Потому что необходимо. Наболело. Надо освободиться от этой боли.

Мне всю жизнь тебя не хватало. Так сильно, что я помню свою всегдашнюю тоску по тебе. И в детстве, когда мне было плохо или кто-то обижал, я всегда мысленно звала тебя. Помню, как рыдала от обиды и жаловалась тебе невидимому. Я всю жизнь завидую детям, у которых есть отец. Они настоящие счастливцы! А уж если ещё папа не пьёт и заботливый, тогда жизнь удалась!

В памяти всплывает одна картинка: мне 8 или 9 лет, я стою в большущей луже. Лужа ледяная, потому что это конец марта, кажется. Я в резиновых сапогах стою в воде, ноги замёрзли. Но я не ухожу. Всё стою и жду тебя. Мне сказала мама, что возможно ты приедешь. И я жду. Надо мной синее, бездонное небо. Подо мной тёмная вода. А я жду. .. Ты не приехал.

Но это было позже. А лет в семь (видимо, сразу после вашего развода и нашего от тебя отбытия) я очень сильно испугалась, когда мне кто- то из соседей сказал, что ко мне отец приехал. И показали на тебя. Ты шёл с портфелем в руках мне навстречу. Меня охватил такой страх при виде тебя, что я убежала. Помню, как разыскала мать и сказала ей, что ты здесь. И, видимо, у меня был очень испуганный вид, т.к она строго прикрикнула на меня, чтоб я не тряслась. Мол, приехал и ладно! Чего ты перепугалась? И правда, чего это я – маленькая девочка так занервничала? Не потому ли, что мне мама часто рассказывала о чудовищных побоях и унижениях от этого папы? Как он в пьяном приступе гнева выгонял нас из дома. Как мы: я, старшая сестра и мать, прятались по соседям. Тряслись от страха и умоляли соседей не открывать дверь, за которой папа бушевал.

Мне она долго внушала, что ты – пьяный монстр. Я в подробностях, которых не надо было выкладывать маленькому ребёнку, знала о всех твоих издевательствах над ней. Она бесконечно нам с сестрой рассказывала о том, как ты бил её по голове кастрюлей, как насиловал её по ночам, как ломал и крушил мебель.

Детская психика гибкая и изобретательная, и милосердная. Я ничего этого не помню. Всё знаю со слов матери. И эта одна сторона медали. Только одна сторона. Ребёнок доверчив и внушаем. И, конечно, был, этот мой испуг, естественной реакцией. Ведь тогда я знала только то, что ты страшный садист и монстр. Но вот ты приехал. Привёз подарки. Я даже помню что ты привёз. Из нелепого портфеля (почему портфель?) ты достал банку вишнёвого варенья и кулёк вкуснейшей, белоснежной, тягучей пастилы. Вкус и того и другого помню до сих пор!

Больше я тебя не боялась. Страх исчез постепенно. Наверное оттого, что ты навещал меня и даже увозил в город на такси, погостить. Ты всегда забирал меня и привозил обратно к маме на такси. Наверное в этом был шик. А может просто удобно. Но ты приезжал в мой день рождения. Значит помнил! И мы ехали по нарядному мосту украшенному флагами к майским праздникам. С тех пор такси и майские праздники стойко ассоциируются с тобой. И я привыкла к тебе. И ты оказался не страшным и не злым, и не пьяным, и не жестоким. А любящим и нежным. Вот же парадокс!

Это сейчас я во всём разобралась и поняла всё-всё про тебя и маму. Мне сорок лет. Я взрослая женщина. Я знаю мужчин и знаю жизнь. Все ужасы, которые она рассказывала, были. С ней, не со мной! Её ты не любил, возможно. Меня любил. Я это точно знаю. Её ты бил и унижал. Не меня! Мы с сестрой оказались заложниками и свидетелями ваших с мамой разборок. Тебе было плохо с этой женщиной. Ты мучился. И нашёл единственный для себя выход – пить. Пить и вымещать свою боль и злость на ней. Таким древним и страшным способом. К сожалению, наш российский мужчина не слишком задумывается над вопросами травмы детской психики. Ему плохо с женой – он пьёт и бьёт. Я не оправдываю тебя, папа. Нет. Я пытаюсь тебя понять. Понять человека и его поступки можно только любя его. А я тебя люблю. Несмотря ни на что.

Ведь маму я знаю гораздо лучше тебя. Я с ней прожила бок о бок почти 20 лет. И зная её характер, могу предположить, что она напрашивалась. Да- да! Пусть это и звучит жестоко, но она действительно напрашивалась. Такую тёмную и пагубную женскую энергию ни один мужчина долго не вынес бы. Умер бы или вот как ты спился. У неё ведь долго был мужчина. Дядя Серёжа. Шофёр. Я любила его, как родного. В начале их отношений он был добрый и весёлый. И не пьющий. Ни капли! Но за 10 лет рядом с моей мамой он спился. Прямо на моих глазах постепенно превратился из хорошего парня в алкоголика. Все мамины мужчины рано или поздно портятся. Я знаю, что женщины делятся на две категории: созидающие и разрушающие. Вот мать относится к категории разрушительниц. Такие женщины, при всех своих замечательных качествах, своих мужчин медленно убивают. Они могут быть отличными матерями, хорошими специалистами. А вот просто добрыми, любящими, благо дающими женщинами быть не могут. Не дано этого. Или не захотели развить в себе эти способности. А ведь могли бы!

Так что, папа, у тебя не было шансов.

Вспоминаю тебя всегда отрывочно, хаотично. В хронологии событий путаюсь совсем. Но вот что странно – ничего страшного или плохого не помню.

Вот в памяти всплывает вечер, когда ты учил меня плавать. Держал над водой в своих сильных, больших руках. А потом с восхищением заметил, что у меня груди уже наметились. А вот ты везёшь меня на велосипеде из пионерского лагеря. Я сижу на раме. Сзади болтается рыжий чемодан. Мы подъехали к железнодорожному переезду, ты не удерживаешь равновесие, и мы падаем. Может ты был чуть пьян? Не помню. Кажется, ещё тогда плащ мой в лагере забыли и мать ругалась.

А ещё помню сильнейший ливень. Мы с сестрой бежим по траве. Вода стеной льётся на нас. И, видимо, мы с ней сбиваемся с курса и бежим совсем не к дому, где ты нас ждёшь. И, вдруг, сквозь шум воды я слышу пронзительный свист. И вижу, что ты стоишь на крыльце и зовёшь нас. Криков мы наверное не слышали. Может ты даже спас нас. Ведь мы бежали в противоположную сторону от дома, а там овраги.

А ещё вспоминаю, как ты просил походить тебе по спине. И я осторожно наступала босой ножкой на твою спину и, замирая от счастья, ходила по тебе. А ты охал от удовольствия.

Я совсем не помню, как ты выглядел. Остались только обрывки. Помню твои руки. Ты нёс меня на них, а рядом шла мама и за что – то тебя сильно ругала. А я её за это боялась. И, когда она заходила справа от тебя, то я перелезала влево. Пыталась от неё отдалиться. А ты терпеливо переносил меня с руки на руку и слушал, как тебя пилит жена. Рубашки твои помню и несколько вещей, тебе принадлежащих. Перочинный ножик, подтяжки, гантели. А ещё помню маленькую дырку в твоём большом пальце руки. Она, почему то была сквозная. И ты рассказывал, что это большой станок на заводе тебе такую дырку сделал. Шутил, конечно. Я верила. И вообще, где же и кем ты работал, папа? Не знаю. Наверное рабочим. Быт твой был всегда неустроенным. Осталось ощущение кочевности, твоей неуютности, аскетизма обстановки комнаты в общежити. В котором ты почти всю свою жизнь прожил.