Империя

Представитель древней династии, базилевс базилеон или царь царей Константин по прозванию Багрянородный22 был одним из образованнейших людей своей эпохи. Покровитель наук, автор сборников сочинений и трудов по усовершенствованию управления государством. Его власть опиралась на синклит иначе сенат и церковь. При некоторых привилегиях сенаторов и клириков все граждане были равны перед законом. Свободные граждане составляли большинство населения государства. Равенство было неформальным. Любой гражданин Византии при наличии известных способностей и удачливости мог войти в господствующую прослойку и даже получить высшую должность – власть не наследственную, а переходящую к «достойнейшему».

Непростое наследство досталось Константину. На западе – королевства воинственных франков, где бывшие предводители наемников истребляли старую аристократию и делили между собой земли Римской империи в Европе. На юге и востоке – осколки могучего Халифата, поглотившего наиболее богатые имперские территории. На севере Византия граничила с болгарским каганатом. Но самая большая угроза исходила с северо-востока, из города Атиля в устье реки Итиль23. Оттуда, где расположился центр Всемирной торговой организации рахдонитов. Непримиримый соперник и конкурент, претендующий на право мирового господства. Торговая сеть рахдонитов опутала своей паутиной весь мир. Ее председатель, малех, дергая за невидимые паутинки, контролировал получение сверхприбылей для своей организации. Но для этого нужны были безопасные пути и стерегущие их послушные цари. Чтобы сделать послушного государя, князьям и герцогам ссужались кредиты, а потом заемщика превращали в послушную марионетку. А упрямых и неугодных правителей свергали. Не брезговали грязные торгаши и прямым подкупом.

И все же некогда могучая держава, сузившаяся до размеров одного города и окрестностей, вновь возрождалась. Этот осколок былого величия под умелым управлением Константина Багрянородного вновь поднимался из праха. Лишь одно тревожило базилевса: в какие руки попадет держава после его кончины. Любимая супруга, севаста Елена, подарила ему пять дочерей и только одного сына, наследника престола. Как всякий отец, он очень любил своего сына, Романа. Сам обучал его и внушал питать благочестие к Богу. «Коли все это соблюдешь, долго будешь царствовать над ромеями», – говорил он сыну.

Но у царя царей каждый день и государственных дел было невпроворот. Отовсюду слали ему письма военные стратиги провинций, гражданские главы фем и прочие должностные лица. Он проглядывал письма с быстротой птицы и при этом еще находил время, чтобы принимать послов, отправлять послания чиновникам, отменять опрометчиво сделанные нововведения. За неимением свободного времени, курировать обучение Романа он поручил брату жены и своему доверенному лицу – своему спальничему или иначе паракимомену Василию Нофу, главе имперских бюрократов.

На море дул ласковый теплый ветерок. Солнечные лучи расцвечивали бирюзовую гладь. Вдоль греческого побережья не спеша шла эскадра из трех кораблей. Впереди шел «дромон», царская огненосная триера. За нею две галеры сопровождения. Дромонами, дословно «бегунами» в Аравии называли одногорбых верблюдов, ценимых кочевниками пустыни за их неутомимость и скорость. За те же качества «дромонами» прозвали и большие военные триеры византийского флота.

Дромон представлял собою длинный весельный корабль, на котором гребцы располагались в три яруса у обоих бортов. Для такого судна требовалось двести тридцать человек команды, и оно вмещало дополнительно шестьдесят воинов морской пехоты. Дромоны снабжались специальными сифонами для выбрасывания на вражеские корабли «греческого огня». Этот состав из смолы и серы нельзя было потушить водой. Секрет его приготовления содержался в строжайшей тайне.

На капитанских мостках царской галеры у наварха Никиты Халкуца собралась компания весьма высокопоставленных пассажиров. Они беззаботно пили прохладительные напитки, ели фрукты и беседовали, добродушно подтрунивая друг над другом.

Одним из них был наследник престола цезарь Роман. Это был красивый юноша, с пшеничного цвета волосами, розовыми щеками и красивыми глазами. Высокий, широкоплечий, «стройный, как кипарис». В речах он был приятен и спокоен, имел приветливые манеры. Все поражались и восхищались этим юношей. Созданный, чтобы нравиться, он любил увеселения, любил хорошо поесть и еще многие другие удовольствия. Вместо занятий науками он только и думал, что о приключениях и всяких забавных проделках.

Его собеседником был стратиг фемы Анатолик Никифор Фока. Человек лет тридцати, среднего роста, большеголовый, как все жители горных районов провинции Первая Армения. Цвет лица его более приближался к темному, чем к светлому. Волосы были густые и черные. Нос не тонкий и не толстый, а борода правильной формы, с редкой сединой по бокам. Стан у него был округлый и плотный. Грудь и плечи очень широкие, а мужеством и силой он напоминал прославленного Геракла. На загорелом и обветренном некрасивом лице, притягивали внимание черные глаза, озабоченные размышлением. Они прятались под мохнатыми бровями. Колючий взгляд, казалось, пронизывает насквозь. Облик и жесты выдавали в нем человека обладающего большой силой воли.

Триста лет назад цезарь Ираклий своим указом запретил горожанам говорить на латинских и семитских языках. С тех пор, греческий язык, изучавшийся в школах как иностранный, стал государственным. На нем стали вестись службы в церквах. За прошедшее время, греческий стал родным для жителей Царского города. Но Никифор Фока, как и большинство жителей азиатской части страны, в быту продолжал говорить на арамейском диалекте семитского языка. Звучный титул, звучавший по-латински как «цезарь», или по-гречески «кесарь», с его губ слетал, как болт арбалета – «к-цр».

– Никифор, а почему ты не хотел брать меня с собой? Знаешь, как долго я уговаривал отца, чтобы он позволил мне поехать с тобой? – спросил Роман, единственный наследник царя царей.

– Я не очень-то гожусь на роль няни для цезаря. Еще не уберегу… – шутливо ответил Никифор.

– Но потом я передумал, – продолжал рассуждать Никифор. – Если я спасу юного цезаря от душных дворцов, приемов и этикетов, а так же нудных занятий по риторике и философии, то взамен он спасет меня от компании бюрократа, способного говорить только о прибылях и налогах, – кивнул Никифор на третьего пассажира. – И подумал, что цезарь внесет разнообразие в нашу компанию в этом наискучнейшем плавании с визитом вежливости в Рим. В гости к герцогу Октавиану24.

– Говорят, он любит общество куртизанок? – поинтересовался Роман.

– А еще он охотник, игрок и пьяница, – подтвердил Никифор. – Ну, прямо вылитый мой двоюродный брат со стороны матери, Ной Цимисхий. Ох уж этот Ной! Правда, он не пьет за здоровье Сатаны, как Октавиан. Но, несмотря на это вы с герцогом, как ровесники, вполне можете найти общие интересы.

– Ты хочешь, чтобы я пил с ним за здоровье Сатаны? – ухмыльнулся Роман.

– Нет. Я имею виду охоту, игры и гулянки с девицами. Тебе самое время. А для меня все это скука неимоверная. Не с кем подраться.

Еще один из пассажиров, спальничий базилевса Василий Ноф нисколько не обиделся на словесный выпад Никифора в свою сторону. Как у всякого евнуха, у него было гладкое, холеное лицо. Внебрачный сын болгарки и свергнутого басилевса Романа I Лакапина25, Василий был человеком умным и рассудительным, хотя и несколько прижимистым. Он весьма удачливо и примерно во всех делах помогал Константину, женатому на Елене, законной дочери Романа Лакапина. В борьбе Багрянородного за скипетр с сыновьями Романа Стефаном и Константином, Василий Ноф выступил против своих сводных братьев. Оставшись единодержавным властителем, Константин сразу же назначил Василия патрикием, паракимоменом и управляющим синклитом.

– Друг мой Никифор! Мы едем в Рим не для того, чтобы наследник Роман гулял с блудницами Октавиана! А чтобы показать расположение Византии герцогу Тусколо, хозяину Вечного города. – Начал говорить Василий наставительным тоном. – Позволь напомнить тебе и цезарю, что в Вердене наследники Карла Великого26 разделил его державу на три королевства: французов, немцев и итальянцев. Но при этом Аппенинский полуостров оставался римским, во владении Византии. Но в Ломбардии после смерти итальянского короля Лотаря равновесие нарушилось. Ломбардия или иначе Италия стала немецкой и на очереди остальная территория полуострова. И Рим – ключ в этой борьбе.

– Тоже мне проблема? Экспедиционный легион Византии расчистит полуостров, как это уже делалось не раз, – скривил губы Никифор.

– Не все решается силой. Я напомню тебе, с чего все началось. – Продолжал, словно читал лекцию Василий. – Претендент на трон Беренгар27 маркграф Иврейский взялся за дело весьма ретиво. Чтобы узаконить свое положение короля, Беренгар велел женить своего старшего сына на молодой вдове цезаря Лотаря Адельгейде. Но вдова оказалась с норовом, за что и подверглась заточению. Из заточения она сбежала к своему деверю герцогу Октавиану Тусколо в Рим. Тогда Беренгар велел Октавиану вернуть беглянку. Но римские аристократы не желали выполнять требования итальянца, хотя юридический император Римской империи, базилевс Византии, был на стороне маркграфа. И тогда папа Агапит II28 воззвал к восточным франкам, умоляя спасти Рим от «злого» короля Беренгара. А для пущей убедительности, герцога Лотарингии Бруно, брата короля Оттона папа Агапит рукоположил архиепископом Кельна.

В благодарность за это «благородный» Оттон поспешил привести войско рыцарей и баронов в Италию по призыву папы Агапита. Прямо как когда-то Аттила ринувшийся в Италию «за спасением чести» девицы Гонории. Новый «спаситель обиженных вдовиц», перейдя Альпы с цветом норманнских баронов, так напугал ломбардийцев, что войско Беренгара разбежалось, даже не вступив в схватку. Благодарная «жертва обстоятельств» немедленно отдала руку и сердце своему освободителю. Этот политический брак на вдовствующей Адельгейде, юридически отдал во власть Оттона всю Ломбардию, итальянское королевство.

Правда сам Оттон предпочитает жить в более суровом климате севера. Поэтому только подписал с местными аристократами вассальный договор в качестве их сюзерена. Даже Италию, как немецкий лен, он оставил тому же Беренгару изъявившему покорность. Хотя уже без маркграфства Вероны и герцогства Фриульского, которое он подарил своему брату Генриху, герцогу Баварскому.

Вассальный договор подразумевает службу по призыву в войске Оттона в течение сорока дней в году. И король не вмешивается во внутренние дела итальянских аристократов. Мягкие условия вассалитета привлекли многих. Понтифик Агапит тоже служит королю восточных франков. У них сложился взаимовыгодный альянс. В его дела не вмешиваются, а за это папа рукополагает епископов не за их веру, а за их преданность правящей династии. Чтобы обезопасить себя от вмешательств Беренгара, теперь и герцог Октавиан подумывает стать вассалом Оттона. – Тоном учителя излагал произошедшие события Василий.

– Успокоил, – усмехнулся Никифор. – Но почему базилевс делает трагедию из-за этого Оттона? Он что, первый? Так уж повелось там со времен Римской Республики. Очередному наемнику надоел беспорядок среди нанимателей. И он навел порядок среди местной аристократии. Став цезарем, посадил псов патрициев на короткий поводок. Не о чем беспокоиться, – рассуждал Никифор. – Интересно, сколько времени Беренгар сможет сносить положение вассала у норманна?

– Беренгару остается пока только скрипеть зубами, – так же рассудительно продолжал излагать Василий. – Немецкий варвар не так глуп. Он использует христианских епископов, как узду для заносчивых и независимых баронов. Не изволите подчиняться – получите обвинение в ереси и отправляйтесь на костер. Он строит сильное государство на западе. И поэтому становится потенциально опасным для Византии. Наш визит вежливости – это, прежде всего, политический акт, напоминающий римским аристократам и заезжим норманнам, кто является истинным хозяином в государствах бывшей Римской империи.

– Ладно, ладно, уяснил, – отмахнулся Никифор. – Что ж навестим Октавиана с Агапитом. Пусть и дальше остаются вассалами Оттона и запугивают им Беренгара. Кстати, говорят, что бароны Оттона так боятся смерти, что покрывают железом не только себя, но и своих коней, – заметил Никифор.

– Не думаю, что боятся, – таким же ровным голосом возразил Василий. – И нельзя недооценивать фронтальный удар тяжелой рыцарской конницы. Покрытые тяжелыми доспехами рыцари-норманны составляют конкуренцию легковооруженным берберским наемникам из Африки. В Риме сейчас много этого сброда. Иногда там проходят состязания. Если тебе там станет совсем невмоготу, сможешь облегчить душу в хорошей схватке на ристалище. И сам составишь представление о западных рыцарях, если по пути туда не произойдет нечего непредвиденного. Ведь берберские пираты кишат в Средиземном море.

– Что может произойти в пути? И чем же это так опасны берберы? – Презрительно скривил губы Никифор. – Обычные пираты и грабители. В лучшем случае наемники.

– Я знаю! – Встрял в разговор Роман. – Мы проходили это на факультете, в разделе о мусульманских сектантах, которые в Персии зовутся шиитами. У нас это павликиане, в Багдаде – карматы исмаилиты, а в Африке – фатимиды. И те и другие грабят и убивают, своих же собратьев по вере, но инакомыслящих. В отместку сектантов травят, как бешеных собак.

– А твой отец говорит, что ты ничего не знаешь и учишься плохо, – удивился Никифор. Роман засмущался от похвалы своего кумира.

– Юный цезарь прав, – поддержал Романа и паракимомен Василий. – Воинственных берберов и туарегов нанимают в свои отряды князья Лангобардии с Аппенинского полуострова. Вместе с наемниками на полуостров попадают и имамы фатимидов. Они сеют смуту и вражду. С берегов Африки ползет карматская зараза. Мы когда-то потеряли Сицилию и Крит. Если ничего не предпринимать, то на очереди наши южные провинции на полуострове.

– Но зато морской путь безопасен, – гнул свою линию Никифор. – С халифом африканского Магриба подписан, хоть и худой, но мир. Эмиры Крита, Сицилии и прочие пираты тоже сдерживают своих морских псов, остерегаясь имперского флота. Скучно.

– Мир миром, но именно в таком же безобидном путешествии, пять лет назад от рук берберских пиратов погибла юная Берта, дочь Гуго, графа Арля и жена цезаря Романа. Помнишь ее, Роман? – Василий с некоторым любопытством посмотрел на наследника. – Ты был мальчиком, когда тебе ее сосватал басилевс Лакапин. Если бы не тот несчастный случай, быть бы тебе Роман законным цезарем Италии. И не маячил бы теперь Оттон «спаситель вдовиц» у ворот Рима.

– Что я могу помнить? Мне едва тогда минуло 10 лет, а она была уже взрослой девушкой. Иногда мы играли, но больше времени она проводила со своим братом епископом, – проворчал Роман.

– Что поделать Роман. Не зря ведь говорят, что любовь и скипетр дружбы не водят, – вздохнул Василий. – Но после той выходки пиратов басилевс Константин действительно вышел из себя. Он снарядил большое число огненосных триер, добавил к ним вспомогательный флот федератов и отправил к Криту. В то время твой Багрянородный отец надеялся одним ударом овладеть всем островом. Но…

– И получилось бы, – в сердцах воскликнул Никифор и ударил кулаком по перилам ограждения. – Если бы не трусость жалкого бездельника Константина Гонгилы. Любимца твоей бабки Зои, матери Константина Багрянородного. Престарелый евнух – командующий военным флотом. Благодаря этой бездарности, все собранное войско было разбито и уничтожено пиратами, – возмущался Никифор. – Запомни, Роман, если бы командование флотом доверяли военным, а не дворцовым бюрократам и лизоблюдам, давно от пиратов не осталось бы и следа.

– А ты, Никифор, справился бы с пиратами на море? – Спросил Роман.

– Несомненно, – не колеблясь, ответил Никифор.

– Позволь усомниться, – возразил Василий. – Ты, Никифор, великий стратег на земле, и неоднократно это доказывал. Но пираты, между прочим, искуснейшие моряки. И для сражения с ними надо знать кораблевождение и много чего еще.

– Ха! – ответил Никифор. – Для кораблевождения есть капитаны навархи. Умелые и отважные, как наш наварх Никита. А пиратов надо бить не только в море, но и на суше. И самое главное, если речь идет о Крите, отсечь пиратов от Ливийского, Египетского и Сирийского берегов, от баз снабжения, а затем…

– Эк тебя занесло, – проворчал Василий. – Тут удержаться бы на азиатском берегу Босфора, а он про Магриб и Сирию.

– На горизонте дым! – Послышался крик впередсмотрящего с мачты.

– Накаркали, – поникшим голосом заметил Василий.

–Что тут у нас впереди, Никита? – Спросил Никифор у наварха.

–Портовый город Гитио в Лаконии, – незамедлительно ответил тот. – Похоже на нападение пиратов.

– Что думаешь предпринять, наварх? – Снова полюбопытствовал Никифор.

Наварх Никита в жизни был добродушным и упитанным евнухом. Но в случае необходимости он мог придавать своему голосу твердость металла:

– Передать сигнал на корабли сопровождения: «построение в линию». Приготовить огнеметные орудия, – отдал он приказ. Потом обернулся к Никифору:

– Похоже, пираты еще в городе. Горизонт чист.

– Возможно.

– Тогда я выйду из-за мыса и перекрою пиратским кораблям выход в море, ну, а всю славу наземного сражения предоставлю тебе, – предложил Никита.– Как ты и хотел.

– Приемлемо, – согласился Никифор и мгновенно собрался, как волкодав, почуявший волка.

– Бодливые бараны! Вам бы только подраться. Вы, верно, забыли, что на корабле находится наследник престола? – возмутился Василий.

– Верно, заметил, паракимомен. – Никифор добродушно пропустил нелестный выпад в свою сторону и повернулся к юноше. – Роман, смотри на представление, но не высовывайся с корабля наварха Никиты, а то басилевс мне голову снесет. А ты, Василий, будь добр, присмотри за наследником…

– Ах, ладно, – махнул рукой Василий, который звону мечей предпочитал скрип стила по доске и подсчет прибыли. – Играйте в свою войну, детишки переростки…

Город понемногу оживал. Голоса радости от встречи потерянных родных перемежались со стонами скорби по павшим горожанам. По улицам ходили вооруженные отряды императорской гвардии и военных моряков, выискивая затаившихся пиратов. Внезапное появление боевых галер, высадивших десант и перекрывших путь в море, было для пиратов столь же обескураживающим, как для города появление самих пиратов.

Налетчики не успели собраться после разгульной ночи. Их отдельные очаги сопротивления были безжалостно подавлены. Горстка уцелевших морских разбойников ушла в горы. За ними немедленно снарядили погоню. В погоне участвовали как гвардейцы, так и множество ополченцев из местных горожан.

В разгромленном здании курии Никифор расположил свой временный штаб. Возле него находились и Василий с Романом. Сюда прибегали вестовые с докладами от командиров отрядов, сюда же приходили уцелевшие городские чиновники, представители цехов и корпораций и разнообразные просители.

Нахмурив брови, Никифор выслушал доклад Демны, коменданта гарнизона обладавшего полицейской властью. Тот был жалок.

– Почему убили городского эпарха? Ведь он собрал требуемый выкуп, – недоумевал Никифор.

– Не могу знать, друнгарий, – виновато пожал плечами начальник равдухов. – Могу предположить, что его убили в гневе, когда стало известно, что в городской стычке погиб один из пиратских вожаков.

– А почему ты и твои бездельники не смогли защитить город? Даже при всей убогости ваших стен, их хватило бы на то, чтобы продержаться до прихода помощи из столицы провинции.

– Мой господин! У пиратов были пособники, которые прошли в город под видом торговцев. Стража у ворот была перебита сразу же, а по улицам города пиратов провели соглядатаи, – оправдывался Демна.

– Допустим, ворота в город вы прозевали. А где была, разрази вас гром, охрана эпарха, куда подевались равдухи с улиц?

Чиновник закатил глаза и развел руками.

– Христофор! – Обратился Никифор к одному из своих помощников. – Много пленных? Надо дознаться у них, кто из местных помогал разбойникам.

Тут вбежал один из вестовых.

– Друнгарий! Отряд Марка в порту обнаружил ящики с золотыми и серебряными монетами. И много мешков с награбленным добром. Их складировали в портовом амбаре, перед тем как загрузить на корабли.

– Хвала Богу! – Тут же подал голос Василий и засуетился. – Вероятно это казна эпарха. Государственный налог не должен пострадать от этих беспорядков. Никифор, я оставляю Романа на твое попечение. А сам немедленно отправляюсь в порт!

– Как скажешь Василий. Играй с монетками, детка, – не преминул вернуть приятелю долг Никифор. И отдал распоряжение другому помощнику: – Эфикл! Выделить отряд сопровождения для паракимомена Василия!

С гордым видом Василий степенно прошествовал к выходу, не обращая внимания на едва сдерживаемые ухмылки грубой солдатни.

– Христофор! Ну, так что говорят пленные? – Снова спросил Никифор помощника, как только за паракимоменом закрылась дверь.

– Друнгарий! Пленных не очень много, – доложил тот.– Пираты не хотели сдаваться, а наши воины не хотели брать их в плен. Зато задержано несколько северных варваров, а в порту среди кораблей торговцев и пиратских галер, обнаружено судно норманнов. Возможно, это и есть пособники пиратов.

– Христофор, нужно провести тщательное расследование, опросить свидетелей. – Никифор взглянул на своего помощника. – Это я поручаю тебе.

– А что делать с комендантом? – спросил другой помощник.

– Дальнейшую его судьбу пусть решает новый эпарх. А сейчас городу нужен закон и порядок. Пусть равдухи снова патрулируют улицы. Проследи, Эфикл.

– Друнгарий! К тебе просится ректор Алан Каратер, – доложил стражник у двери.

– Пропусти, – разрешил Никифор.

В зал совещаний вошел Алан в сопровождении варяга.

– Приветствую тебя, друнгарий Никифор. Воистину сам Бог направил ваши корабли к нашему берегу.

– Обойдемся без лести, ректор, – прервал его Никифор. – У тебя есть ко мне что-то конкретное? И что за варвара ты привел с собой?

Собравшиеся в зале зашушукались, кое-где раздались смешки.

– Позволь представить тебе моего спутника, – сохраняя невозмутимое спокойствие, ответил Алан. – Это рих Эрман Рыжий, предводитель морских наемников из Таврии. У латинов он известен как рэкс Герман, у сарацин как эмир Есман, у норманнов как секонунг Эрик. Герб его отряда: «Желтая ладья на синем море». Его ладью арестовали в порту, так же как и некоторых его людей.

Больше никто не смеялся. Все знали грозную репутацию варягов или, как они себя называли викингов – вольных морских наемников, диких «гусей», сделавших войну своей профессией.

– Так много имен у одного человека, – хмыкнул Никифор. – Рекс, значит, титул ты получил от Святого отца из Рима? – Спросил Никифор, сверля пронизывающим взглядом норманна.

– Немного не так, друнгарий.– Видя, что Рыжий готов взорваться, Алан вступился за товарища. – Наемники нуждаются в звонкой монете. И высокая должность сама по себе не дает золота. Вот римский наместник рих Федор29 и предложил пантифику Рима торговать титулом рекса, закрыв глаза на то, что тот является наследственным и передается по праву крови. А вот у риха или иначе рекса Эрмана Рыжего на его родине в стране Дори, этот титул по-прежнему передается по наследству. Пусть даже кроме титула из наследства больше и нет ничего.

– И для чего же нужен титул, если в кармане нет ни единой монетки? – Усмехнулся Никифор. – Выходит и высокое звание само по себе золота не дает.

Обстановка разрядилась. В зале раздались смешки.

– Владеющий титулом имеет право набрать дружину, стать вождем и взять все, что ему необходимо, – просто ответил Алан. – Секонунг Эрман не имеет земельных владений и ведет странствующую жизнь наемника – варяга на своем корабле. И у него есть отряд преданных ему воинов. Он остановился в нашем порту, в качестве моего гостя, по дороге на полуостров Иберию. Я готов поручиться за него и его людей. Во время пиратского набега мы стояли плечом к плечу при защите городского храма. Это может подтвердить и местный священник.

– Твоего ручательства достаточно, ректор, – махнул рукой Никифор. – Но позволь тебе заметить, что Детерих из Равенны поступил намного умнее твоего гостя и заработал намного больше, – снова поддел Рыжего Никифор. – Он позволил римскому папе продавать то, что нельзя пощупать и попробовать. А папа, как фокусник, превратил пустой звук в звонкую монету. Любой, имеющий достаточно золота, теперь может называть себя рексом. И у него будет папский пергамент, который можно посмотреть и пощупать, с гербами и печатями удостоверяющими его. У королей это модно, а папе выгодно.

Собравшиеся в зале стали переговариваться и шушукаться. Где-то послышались смешки.

– Да что там титул какого-то рекса. Римский папа не постеснялся в свое время продать Карлу франкскому даже несуществующий титул императора Западной Римской империи.