letters_from_an_insomniac

Если

если твоя рука

усмиряет сорвавшиеся

с поводка сумерки,

что, вгрызаясь в остаток дня,

добивают солнечный свет,

если голос твой

притупляет утробный вой,

что ночами раздирает меня,

не смолкая уже много лет,

если твои глаза

подсказывают небесам,

какой им примерить цвет,

даже если все, что сказал,

выдумал я сам -

пусть коснется

твоя рука, раздастся пусть

голос твой, и загляни в глаза,

чтобы вспомнил, что живой.

зимой в это сложно верить.

Мартовский диптих

I.

март ввел в город свои продрогшие войска,

объявив весенне-муторное положение:

солнце, грязь, снег, отупляющая тоска.

мои мысли и сны – продукт низового брожения

всего, что пережито и сотни раз пережевано,

любое действие – суета мелкого насекомого,

что вязнет в смертельном спокойствии янтаря.

каждое утро я обречен примерять

уродливый фасон несоразмерного будущего,

внушая себе, что все изменится к лучшему.

когда-нибудь.

II.

хилое солнце, зажатое среди облаков,

отчаянно цедит чуть теплый свет

на белую пустошь соседних дворов,

пока неспешно падает мартовский снег.

вдали слышен поезд, отрывистый лай собак,

они будто чуют, что все завершилось не так.

но именно так и должно быть. для всех.

В пути

поезд ползет по северному пейзажу,

затерявшись в беспробудно осенних днях.

попутчики лишнего слова не скажут,

время застряло в разлапистых хвойных ветвях.

небеса разбухают серой тяжелой ватой,

заполняя все видимое пространство.

здесь расстояние до ближайшей станции

не меньше чем до тех, с кем был счастлив

когда-то.

Дорога в лето

выстрелила свежая листва,

напоминая о летнем вечере,

где кончались любые слова,

когда начинались

твои плечи,

взгляд, в котором

легко теряться

без компаса, что в шутку

ты носила на запястье,

думаю, он был более чутким,

чем мы, знал, где

обитало счастье.

или ничего не было,

и мир – дешевый

китайский глобус,

но под невозможно синим небом

грохочет знакомый автобус.

я знаю, что случится потом -

дорога в лето будет вечной,

выскочу, посижу под мостом,

не доехав до конечной.

в очередной раз.

Случайная частота

осеннего неба рвань

цепляется за телевышку,

промозглая тусклая рань

висит над мокрыми крышами.

пойманный октябрем,

как случайная частота,

пытаюсь вспомнить твой голос,

в ответ шипит пустота,

говорит: "все стерлось",

и собой заполняет дом.

но пока в уголках твоего

рта мое имя прячется

хотя бы слогом -

приходит утро,

сонно бежит река,

 и я начинаюсь снова.

Остановка белой ночью

лениво тянется трасса,

воздух полон свежестью

и бензином.

продавщица скучает

на кассе заправки,

под небом,

беззвездно-синим.

скособоченный дом вдалеке,

опустевший давным-давно,

на заваленном чердаке

одиноко блестит

окно.

притаилось солнце в лесу,

этот день ему только снится.

пока ночь осторожной лисицей

через двойную бежит полосу.

Зимнее-рассветное

слова бессильно перекатываются во рту,

боясь разрезать предрассветную темноту,

полную тягучих, гулких минут,

где неотвратимость пробуждения -

стабильнее курса валют.

воспоминания обжигают,

заливают в легкие щёлок,

пока твой райский сад

замерзает среди хрущёвок,

где в коридорах звенят

бутылками из-под горькой,

а во дворе мальчик двух лет

катается с ржавой горки.

слова выгрызают на прокуренном нёбе,

знак, что жизнь таится у зимы в утробе,

может быть, прямо в этом сугробе,

ложись, закрой глаза и жди.

завтра – опять просыпаться.

Будем ли?

будем ли повторять имена друг друга в самом конце,

глядя, как пепел танцует в стеклянной пепельнице,

разворошенный причудливой пляской ветров?

вспомним совместный cумрак питерского метро,

где последний поезд умчался по омертвевшей ветке,

как не хватало дыханию объемов грудной клетки?

будем ли помнить имена друга друга в самом конце,

как лучи рассветного солнца засыпали на твоем лице,

калейдоскоп диких объятий, запахов и прикосновений,

пронзающую тишину всё за нас говоривших мгновений?

в них таились и неистовствовали чувства,

и умение обойтись без слов было известным обоим искусством.

будем ли повторять имена друг друга в самом конце?

я смотрю, как пепел танцует в стеклянной пепельнице,

помню калейдоскоп диких объятий, запахов и прикосновений,

пронзающую тишину всё за нас говоривших мгновений.

будем ли повторять имена друг друга в самом конце?

я помню, как рассветное солнце засыпает на твоем лице

и, разворошенный причудливой пляской ветров, спускаюсь

в холодный сумрак питерского метро,

где последний поезд уходит по омертвевшей ветке,

а мне не хватает объемов грудной клетки,

чтобы вместить всепоглощающее чувство,

научиться жить без тебя – неподвластное искусство.