Катары и альбигойцы. Хранители Грааля

Елена Майорова

Катары и альбигойцы

Хранители Грааля

Серия «Всемирная история»

© Майорова Е.И., 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

От автора

Южная Франция стала известна большинству россиян благодаря не только Французской Ривьере – символу красивой жизни, Ницце с ее весенними карнавалами, облаками цветущей мимозы, прекрасным климатом и битвами цветов, Каннским кинофестивалем, набережной Круазетт, фабрикой духов в Грасе, но даже в большей степени модной попсовой песенке «Прованс». Ее героиня предвкушает, как будет в уютном маленьком кафе с плетеной мебелью пить «красное вино из местных погребов больших шато», любуясь при этом «бордовым горизонтом».

Прованс отпечатался в массовом сознании как рай для гурманов: обилие фруктов, реки вин, сытная изысканная кухня. В России несть числа кафе и ресторанам «Ля Прованс», считается, что там замечательно готовят. Количество туристов, желающих посетить Прованс, с каждым годом увеличивается. Но, уезжая за «красивой жизнью» и аппетитной кухней, они душой попадают под властное очарование этих благодатных краев.

Дороги Франции до колдовства хороши летом. На запад от Прованса «еще немного» – и восхитительный, таинственный край Лангедок, простирающийся от долины Роны до пиренейского хребта. Величественная Тулуза, древние Каркассон и Альби, Ним с его громадным, совсем римским амфитеатром, построенным императором Августом. Лавандово-лиловые просторы полей, горделивые средневековые замки. Изумрудные шеренги виноградников, бегущие по волнистым косогорам. Ярко-зеленые равнины болотистого Камарга, над которыми розовыми свечками стоят фламинго. Белые паруса на аквамариновом атласе моря. Черно-бархатные ночи с сочными звездами. Все это не раз вспомнится бесконечной суровой русской зимой с ностальгической печалью о милой Франции.

На благодатной земле Прованса в XVI в. родился и жил великий провидец и предсказатель Мишель Нострадамус. Он вел свою родословную от еврейского племени Иссахара, о котором в книге Иеремии говорится: «Из сынов Иссахаровых пришли люди разумные». Нострадамус получил образование в университете Авиньона, продолжил его на медицинском факультете крупнейшего во Франции университета в Монпелье. Он создал косметологию как науку («Трактат о красоте лица»), усовершенствовал расположение букв для печатного станка (они и сейчас «по-нострадамовски» расположены на клавиатуре компьтеров), придумал цвета мастей карт Таро – ранее они были тусклыми и бесцветными, – которые используются во всем мире до наших дней. Его предрасположенность к языкам снискала ему репутацию человека необыкновенного, его успехи в медицине потрясали воображение современников.

Однако славу в веках принесло ему постижение тайны небесной науки астрологии. Великий оккультист, чародей и предсказатель Нострадамус свел воедино потаенные астрологические закономерности и магию чисел. Он был подвержен эпилепсии и галлюцинациям, но эти недуги подарили ему сверхъестественную способность прорицательства. Самые точные и известные откровения явились ему после сильнейших припадков. Его «Центурии» – десять циклов стихотворных предсказаний[1] – включали каждая по сто четверостиший-катренов. Рифмованные пророчества, составленные туманно и иносказательно, загадочным образом сбывались. Нострадамус предсказал Варфоломеевскую ночь, гибель на турнире короля Генриха II, казнь Людовика XVI, царствование Наполеона[2], Февральскую революцию 1917 г. в России… Он предрек возвышение «желтой расы», захват Европы мусульманами и, наконец, Апокалипсис 7000 г.

Неудивительно, что этот необыкновенный человек появился на космополитичном, вольнодумном юге Франции.

А ведь тысячу лет назад эта страна Францией отнюдь не была и называлась Романьей, или Окситанией[3].

Сначала эти благодатные края – горы, море, много солнца, – населенные мирными племенами вольсков, процветали. Вольски не сумели противостоять римлянам, которых сменили вестготы, последних – сарацины. В 732 г. майордом франков Карл Мартелл разгромил предводителя мавров Абд ар-Рахмана в битве при Пуатье и вошел в историю как спаситель Европы от нашествия мусульман. Франки Карла Великого передвинули границу с сарацинами на юг Каталонии. После смерти Карла его империя распалась, и Юг обрел самостоятельность.

В 1050 г. Тулуза, Барселона, Нарбонн, Безье, Каркассон, Ним, Авиньон, Арль, Марсель и Ницца являлись практически независимыми республиками. В каждом городе имелся свой городской совет, выбираемый городской общиной. Формально председателем совета (капитулума) считался граф или виконт, но всю полноту власти осуществляли консулы. Самостоятельные правители тяготели к более сильному вождю и постепенно признавали верховенство графов Тулузских, которые, поддерживаемые блеском и могуществом своих вассалов, приобретали все большее значение в Европе. Их возрастающая мощь немало тревожила северных королей, и не раз их полчища вторгались в Окситанию, чтобы подавить ростки самостоятельности Юга. Но французская королевская власть не имела никакого влияния к югу от Гаронны.

С именем тулузских графов связана история первых Крестовых походов. Раймунд IV дал зарок никогда не покидать Святую землю; два его сына там и упокоились.

Процветающее на плодородных землях сельское хозяйство, оживленная торговля с Генуей, Пизой, Флоренцией, Неаполем и Сицилией, деловые связи с греческими, левантийскими негоциантами давали Югу богатства, не известные северофранцузским графствам.

Города на Юге не были так разъединены, как немецкие и итальянские, и не так сильно отрезаны от деревни; они также имели более значительную защиту от произвола сеньоров. Даже в Тулузе, резиденции могущественного графа, управляли независимый магистрат и свободный комитет граждан.

В таком цветущем состоянии пребывала Южная Франция от Альп до Пиренеев.

Богатая, обильная, страна простиралась на юге Европы, довольная своей природой, климатом, гордая торговыми связями, свободная под отеческим правлением просвещенных наследственных государей. Южная Европа была незначительно затронута нашествием Севера во времена Темного Средневековья. Если язычество где и выжило, то именно здесь, где даже говорили не на французском языке ойль, а на провансальском ок: он был распространен по всему Югу – в Дофине, Оверни, Пуату, Гиени, Гаскони, а кроме того, во многих испанских областях – в Арагоне, Каталонии, Валенсии. В то время как на Севере грамотных были единицы, Юг подарил мировой культуре несколько литературных эпических произведений на народном языке, таких как «Песнь о Боэции», «Поэму о страстях Господних». Здесь раньше, чем в Италии, сплав разнородных культур привел к возникновению своего рода Предренессанса. Подобного уровня развития Европа достигла лишь во времена эпохи Возрождения.

В Романье процветали наука и архитектура, города застраивались величественными зданиями. В университетах Тулузы и Монпелье давали отличное образование; там, помимо дисциплин, вводимых каноническими требованиями, читались лекции по алхимии, астрологии и каббале. Развивались торговля, мореплавание; процветали ремесла: слава о производимых здесь гобеленах и шпалерах гремела от Ближнего Востока до далекой Индии. Гордые аристократы графы Тулузские, Фуа, Арманьяк, виконты Транкавель, Комменж, Гастон Беарнский в своих неприступных родовых замках на скалах устраивали соревнования трубадуров. Там прославляли прекрасных дам и высокие рыцарские доблести: преданность, верность, честь. Райский климат, роскошная природа, близость расширяющего возможности океана формировали совсем иные качества, нежели те, которые в это время ценились на Севере.

Пожалуй, самым важным из них была, говоря по-современному, толерантность. «Мы живем в мире с соседями, будь то евреи, так называемые еретики или даже сарацины – если они соблюдают наши законы и уважают наши обычаи», – заявляли южане.

Свобода не только физическая, но и религиозная, духовная способствовала развитию личности и общества.

Ростки свободомыслия не могли остаться незамеченными католической церковью, которая набиралась могущества, становилась все роскошнее, надменнее и нетерпимее. Рим поднял христианских правителей севера Франции на борьбу с религиозными заблуждениями секты альбигойцев[4]. Война против свободолюбивого Юга проходила под знаменем очищения христианского учения, поэтому она называлась Крестовым походом против еретиков. Во время нашествия каждый преследовал свою цель: духовенство улавливало и возвращало в лоно церкви души, северные бароны захватывали богатства и земли.

Но не только эти сильные, но лежащие на поверхности побуждения двигали массами людей, одетых в кольчуги и сутаны. Ведь считалось, что именно здесь еретики втайне владели непостижимым Священным (или Святым) Граалем. Вся атмосфера Прованса пропитана преданиями об этом волшебном предмете, мистическим образом соединенном со страданиями и успением Христа.

О Святой Чаше – Граале – известно не много. Когда-то на её поиски устремись знаменитые рыцари, жертвовавшие жизнью, чтобы спасти священное сокровище. Их невероятные приключения воспеты в кельтских сагах и средневековых романах; даже в рациональном XIX в. лорд Теннисон, известный английский поэт, вновь вернулся к этой теме в своем творчестве, а величайший немецкий композитор Рихард Вагнер, вдохновленный подвигом благородного воина, создал лучшую музыкальную драму эпохи – «Парсифаль».

Все предания о Граале апокрифические, то есть не признанные официальной церковью. Ни один церковный историк даже не обмолвился о Святой Чаше! Не странно ли, ведь во всех Евангелиях рассказывается о Тайной вечере.

В западноевропейских легендах и сказаниях Святой Грааль – это таинственный сосуд, ради приближения к которому и приобщения к благодати люди совершали подвиги и жертвовали своей земной жизнью. Паладины Круглого стола короля Артура, тамплиеры, тевтонские рыцари – все они безуспешно занимались поисками этого мистического сосуда, дающего власть над тончайшими энергиями. Он насыщал, утолял жажду, излечивал от болезней, а главное – даровал бессмертие души.

Святому Граалю посвящено не только множество мифов и легенд, поэм и песен, но и кропотливых научных исследований.

Удивительно, что исторические труды, связанные с героической, но тщетной борьбой окситанских правителей против французского завоевания и деспотичного диктата римских пап, почти всегда обходились без учета такого мощного фактора, как упорное сплочение южан всех национальностей и сословий вокруг их таинственной святыни. Между тем именно феномен Священного Грааля наряду с учением катаров, охранявших от жадных лап захватчиков свое сокровище, подвигал народ на сопротивление, обещая воздаяние если не во временной земной юдоли, то в жизни посмертной, вечной.

Через века дошли до нас слухи о Хранителях Грааля – увлекающие воображение, но обрывочные, неточные и нередко приукрашенные.

Если рассмотреть историю альбигойцев через призму Святого Грааля, можно по-иному объяснить многое, происходившее в те времена.

Освещением этого давно прошедшего времени мы обязаны нескольким клирикам. Первый из них, Петр Сернейский, был очевидцем описываемых событий. Но вряд ли этого монаха можно назвать беспристрастным рассказчиком: его симпатии полностью на стороне Христова воинства. Тем не менее созданная им «Альбигойская история» – ценнейший исторический документ. Гийом из Туделы, автор «Песни о крестовом походе», пользовался покровительством вождя завоевателей Симона де Монфора и в целом не сочувствовал еретикам, но жестокость крестоносцев ему претила. Его повествование охватывает период с 1208 г., времени убийства папского легата Пьера де Кастельно, до 1212 г., того момента, когда Симон де Монфор на соборе в Памье предъявил завоеванной стране свои Уложения.

Другой описатель войны и дипломатии с 1213 по 1219 г., чьи симпатии, безусловно, на стороне патриотов, анонимен, хотя многие предполагают, что это был трубадур Пейре Карденаль. В своей «Песне (или Канцоне) о крестовом походе против альбигойцев» он трезво оценивает эту операцию как завоевательную войну северных баронов с целью захвата богатых южных земель. Характеристика действующих лиц в поэме такая живая и описание отдельных сцен так реально, как будто автор был очевидцем всего изображенного.

Казалось бы, альбигойская трагедия бесконечно далека от российских просторов. Какое дело русскому человеку до судьбы секты, разгромленной почти тысячу лет назад? Однако одно из лучших описаний этого страшного и героического времени принадлежит русскому историку Николаю Алексеевичу Осокину[5]. В другом роде и тоже великолепно удалось изобразить противостояние Юга и Севера, катаров-альбигойцев – практически всей Европе, еще одной нашей соотечественнице Зое Ольденбург. Ее перу принадлежит чеканное и ясное описание многолетнего поединка двух мировоззрений и доблестной, но заранее обреченной борьбы катаров за свои убеждения. Анализ противостояния Юга – Северу, секты – официальной религии, добра – злу проведен объективно и беспристрастно. Это тем более ценно, что даже профессиональные историки нередко затрудняются в воссоздании последовательности и причин событий во времена Альбигойских войн.

В этих замечательных произведениях масштабность изображаемых исторических процессов несколько потеснила человеческий фактор. Лишь широкими небрежными мазками обрисованы характеры и затронуты взаимоотношения действующих лиц. Но даже эти небогатые сведения относятся к личностям первого плана. Психологические характеристики участников событий, за исключением обоих Раймундов и, может быть, Симона де Монфора, остались в тени, заслоненные значимостью происходящего.

Никто из перечисленных авторов, писавших об альбигойцах, ни словом не упоминул феномен таинственного Святого Грааля. Но чудесное предание об этой реликвии не могло быть им неизвестно. Может быть, исследователей «альбигойского» исторического периода останавливало некое суеверное чувство, боязнь прикоснуться к святыне. Отто Ран, автор книг «Крестовый поход против Грааля» и «Трон Люцифера» в конце 30-х годов прошлого столетия, загадочно погиб в тех местах, где, по преданию, могла быть укрыта таинственная реликвия.

Клерикальная литература молчит по понятной причине: церковь стремилась овладеть Святым Граалем как своего рода секретным оружием и с его помощью подчинить весь мир. Ведь каждый постигал суть реликвии в силу своего разумения: кто – как высший духовный идеал, кто – как неиссякаемый источник могущества и материальных благ.

Борьба между людьми Севера и Юга была битвой за Грааль – в их понимании.

Прошли годы, появились результаты новых исторических расследований, высказаны новые гипотезы; забытые имена заиграли новыми красками; жизнеописания героев обогатились новыми подробностями.

Хочется надеяться, что собранные вместе портреты людей, живших и действовавших в то судьбоносное время, рассмотренные через призму таинственного Священного Грааля, расскажут не только об исполнителях ролей, но и о том, что происходило на сцене истории.

Папство и еретики

В период раннего Средневековья христианство представляло собой не просто религию – оно олицетворяло закон, который управлял всеми аспектами человеческой жизни. Религия охранялась государством, то есть правителем. Именно он утверждал свою веру в землях, которыми владел или распоряжался. Правитель выступал как лицо, отвечающее за правильность определения, то есть за чистоту веры, и направлял духовные потребности своих подданных. Религия обуславливала набор ритуалов и систематизированных предписаний. Уважение воскресенья, религиозных праздников, культовые места, потребление определенных продуктов рассматривалось как проявление религиозности человека Средневековья. Религия являлась также языком: для христиан, которые отождествляли христианство и Римскую империю, латинский язык, язык сына Божьего, оставался церковным языком.

Христианские правители вначале назначали, а позднее давали одобрение на список кандидатов, затем согласие на кандидатуру того духовного пастыря – епископа, – которого предлагал Рим. Король или князь был начальником своей церкви: он ее защищал, получал с нее налоги и пользовался ее авторитетом в случае необходимости.

Так было до тех пор, пока епископы Рима не стали именовать себя папами (отцами), обосновывая законность своей власти над вселенской церковью служением человечеству в роли наместника святого Петра. Римский епископ Лев I в этом качестве объявил себя защитником и покровителем не только Рима, но и всей Италии[6]. Этому папе приписываются выдающиеся заслуги: считается, что он отвратил нашествие гуннов Атиллы, а позже путем успешных переговоров, дополненных богатыми дарами, спас Рим от вандалов. Кроме того, это был первый папа, который проявил себя как рьяный борец с ересью: в Италии он в полном смысле слова истребил пелагианцев[7]. Однако даже этот предприимчивый и решительный папа не претендовал на равенство с верховным светским правителем. Более того, лишь утверждение византийским императором кандидатуры законно избранного клиром и народом папы делало его, как многих его последователей, по-настоящему легитимным.

Только по прошествии четырех-пяти столетий властные притязания пап превратили церковь под их началом в силу, организующую новое общество – круг небольших королевств варварских племен, возникших на развалинах Римской империи.

Поначалу варварские (франкские) правители неодобрительно относились к римскому миссионерству. А их поддержка весьма требовалась Риму, поскольку с Византией у него часто возникали конфликты как по вопросам управления, так и в богословской сфере. Папа Стефан II не посчитал зазорным на коленях просить франкского короля Пипина Короткого о помощи против лангобардов, захвативших земли Италии. Пипин, а затем его сын Карл Великий взяли на себя защиту папства и способствовали рождению Папского государства – Патриониума Святого Петра, – включавшего Римское герцогство, Романью и Пентаполь.

Как только внешняя угроза исчезла, папство возмечтало о мировом господстве. Усвоив бюрократические и иерархические основы императорской администрации, папы стали посягать на прерогативы высшей власти и в разной степени – в зависимости от темперамента и особенностей характера – соперничать с византийскими императорами. Слабеющая Византийская империя была кровно заинтересована в объединении Восточной и Западной церквей. Греческая императрица Ирина сумела достичь соглашения с римским папой Адрианом I, не включив в него Карла Великого, и на Втором Никейском соборе факт объединения был признан духовенством. Карл, мечтавший об императорской короне и готовый ради нее вступить в брак с византийской императрицей, получив отказ, объявил решение собора незаконным и накрепко привязал папский престол к Франкской империи. Папство было изолировано от Византии, что впоследствии привело к церковному расколу.

При Каролингах формула взаимодействия папства и империи была проста: папа совершал коронование, в результате которого монарх становился помазанником Божьим, обладателем церковных, религиозных и властных привилегий. Император же обеспечивал охрану безопасности персоны папы и его владений.

Династия Каролингов постепенно слабела; при ее последних представителях произошел раздел империи Карла Великого между его тремя внуками, сыновьями Людовика Благочестивого. Западную часть, или Королевство франков, которое впоследствии стало называться Францией, получил Карл Лысый; Восточную – королевство восточных франков, ставшее позднее Германией, – Людовик Немецкий. А обширная полоса от устья Рейна до устья Роны между Францией и Германией, включавшая в себя также и Италию, досталась старшему из братьев, императору Лотарю, имевшему две столицы: в Аахене и Риме.

Чем сильнее был правящий император, тем строже осуществлялось подчинение Святого престола его власти. Но и крушение империи Каролингов больно ударило по самостоятельности пап. Им грозило превратиться в игрушку партикулярных сил. Действительно, меньше чем за сто лет (с 882 по 963 г.) на папском престоле сменилось 24 понтифика, в историографии католической церкви называемых «плохими папами».

Возрождением папство обязано германским королям из саксонской династии Оттону I (936–973), Оттону II (972–983), Оттону III (996—1002). Однако эти короли, безусловно, глубоко верующие, все же не были бескорыстны. Они стремились создать в лице пап инструмент своего влияния в Италии и при первом же признаке неповиновения понтификов заменяли их своими ставленниками. Престиж власти пап падал, их поступки судились и нередко осуждались, вещаемые ими истины подвергались сомнению; появлялись признаки инакомыслия. Возникавшие еще во время становления христианской церкви отклонения от церковных догматов, то есть ереси, не были новинкой в церковной истории; но с XI в. они особенно усилились.

У занятых своими распрями епископов большая часть энергии уходила на фракционную борьбу, противостояние светским властям, распри внутри партий. Но они не забывали о пастырском долге и заботились о чистоте веры. Малейшие колебания относительно признания истинности католических догм рассматривались как преступление.

За философией средневековый католицизм не признавал право на самостоятельное существование, требовал, чтобы она служила богословию, и в то же время не допускал ни малейшей свободы толкования. Движение философской мысли не прекращалось, потому что она сделалась непреодолимой потребностью времени, но ее представители страдали от отсутствия всякой свободы и сплошь и рядом впадали в ересь.

Ереси были известны еще с первых веков христианства, и борьба с еретиками началась с того же времени. Иреней, епископ Лионский, живший около 180 г., внес большой вклад в придание юной христианской религии стабильной формы. Его объемистое опровержение фальшивой теологии «Libros Adversus Haereses» («Книга против ересей») с жаром осуждало и обвиняло все отклонения от ортодоксии и издавна известные еретические течения. Их различию, их преступлениям и их заблуждениям он противопоставлял истинность и превосходство христианской церкви, единственной «достойной преданности» и способной даровать спасение, вне которой существуют только еретики, заслуживающие самой жестокой кары.

Одной из злейших форм отклонения, облаченных в христианскую доктрину, была в глазах Иренея теория гностиков. Гностики основывались на личном опыте и на личной связи с Богом; их вера сводила к минимуму роль священников и епископов. Епископ Лионский стремился разрушить гностицизм, отвергая личное общение с Богом в пользу коллективной веры. Так родились теологическая система и совокупность основных принципов, не оставлявшая места личной инициативе. Ей Иреней противопоставлял «католическую», то есть универсальную, церковь, основанную, с одной стороны, на апостольских преданиях, а с другой – на Писании.

Тем не менее ереси не исчезли. Как раз напротив, они продолжали быстро распространяться и после II в., несмотря на все усилия, принимаемые для упрочения юной ортодоксии Иренеем в богословской области и императором Константином в области политической. Но благодаря Иренею христианство стало прочной доктриной с четкой структурой – условие, необходимое для того, чтобы оно выжило и имело успех.

Нельзя не признать, что римское папство с незапямятных времен старалось приспособить тогда еще новое христианское учение к языческим привычкам варваров, выдвигая на первый план обряд и культ. Такое направление, возвышавшее роль и значение духовенства в глазах простого народа, с течением времени все укреплялось так, что обряд заслонил моральную сторону религии. Вера Средневековья – это поклонение реликвиям. Для толпы все божественное заключалось в почитании мощей святых.

Сомнения в благодетельной силе таинств крещения и покаяния, самовольное толкование Библии, отрицание святости образов и мощей, отказ от молитвы и любые умствования рассматривались как проявление ереси.

Еретики указывали на очевидное: что многие священнослужители, включая высший клир и самого папу, не соблюдают те каноны, которые сами проповедуют. Они живут в роскоши, содержат любовниц и многочисленное внебрачное потомство, носят доспехи и оружие, вмешиваются в дела светских правителей. Симония – покупка церковных должностей и даже папского титула – обычное дело среди духовенства.

Иногда сами папы являлись носителями еретических идей. Приближенный, учитель и друг императора Оттона III, папа Сильвестр II – в миру француз Герберт Орильяк, ранее архиепископ Реймсский, поражал своими познаниями в области математики и философии, которыми якобы был обязан дьяволу. Утверждали, что он обнаружил в Севилье гнусную книгу, заключавшую каббалистические формулы, с помощью которых заставил Люцифера повиноваться себе.