bannerbanner
Дело №… Миграция Души. Премия им. А.А. Блока
Дело №… Миграция Души. Премия им. А.А. Блока

Полная версия

Дело №… Миграция Души. Премия им. А.А. Блока

Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Дело №… Миграция Души

Премия им. А.А. Блока


Виктор Авин

НП «Литературная Республика»


Благодарности:

ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА

Директор издательства: Бояринова О.В.

Руководитель проекта: Крючкова А.А.

Редактор: Петрушин В.П.

Вёрстка: Измайлова Т.И.

Обложка: Дондупова С.Ж.

Книга издаётся в авторской редакции

Возрастной ценз 18+

Печать осуществляется по требованию

Шрифт Old Fashioned

ISBN 978-5-7949-0737-7

Издательство

Московской городской организации

Союза писателей России

121069

Россия, Москва

ул. Б. Никитская, дом 50А/5

2-ой этаж, каб. 4

В данной серии издаются книги номинантов

(участников) конкурса им. А.А. Блока,

проводимого Московской городской организацией

Союза писателей России

Электронная почта: litress@mail.ru

Тел.: + 7 (495) 691-94-51


© Виктор Авин, 2022


ISBN 978-5-7949-0737-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«ОТ ПЕТЕРБУРГА ДО НЕБЕС»

У Виктор Авина – не только свой стиль, свой язык, своя подчеркнутая интонация. У него – свой уникальный мир. И в этом мире – свои законы, свои причинно-следственные связи. В нем – не снежинка ложится на фетровую шляпу, а наоборот – шляпа попадает в мишень снежинки. В нем – «человек, везущий санки» уходит прямо на небо. В нем «дятел: „умер ветер“ телеграфирует стволу». В нем – Ахматова, Конфуций, Чехов, Гейне, Гагарин и многие другие. В нем происходит много необычного – того, что может происходить только в стихах и нигде больше. Все очень просто: нужно только добраться до небес, а там уже совсем недалеко. Там подскажет Петербургский ангел. Потому что начинается этот путь в мир поэзии в Санкт-Петербурге, ведь Виктор Авин – глубоко петербургский поэт.

Беда многих современных поэтов – их стихи скучны. Здесь же нет ничего подобного. Стихи Виктора Авина хранят в себе столько неожиданных словесных и смысловых поворотов, столько ярких метафор, что их совершенно нескучно читать. И это тоже роднит их с путешествием – в дороге редко бывает скучно. Одно слово тянет за собой другое, один звук перекликается с другим – все точно выстроено, как петербургская архитектура, в которой завораживает четкость линий, их графичность. Впрочем, все топонимы хорошо знакомы и жителям других городов: и Фонарный, и «Стачек», и Пять углов, и Летний сад, и Фонтанка, и даже река Оккервиль…

В общем, начальная точка пути определяется точно. Принципы движения проявляются по ходу…. Смело открывайте эту книгу, решительно отправляйтесь в увлекательное поэтическое путешествие. Скучно не будет.

Андрей Щербак-Жуков

«МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ СПЕКТАКЛЬ»

Бывает, что тексты дышат мистериальным началом, представляя движение от вещи к эйдетическому пространству, они явственно говорят о неявственном. Бывает и так, что они налиты металлом и донельзя конкретны. В поэзии Виктора Авина сочетается будто бы несочетаемое, эти два состояния: визионерство и четкость, («Воздух и Мощность» говоря словами автора).

Высокое косноязычие футуристов и рокеров позволяет проникнуть в запредметную реальность. Слова сталкиваются, толкают друг друга, выскакивают на соседние синтагмы, играют в самые разнообразные игры, но игры эти максимально серьезны (ибо, как известно, что бывает серьезнее высшей игры?). Слова и словосочетания, кажется, ведут себя неподобающе, переходят дорогу в неположенном месте, но это их поведение убедительно и эффектно.

Здесь вообще все очень по-настоящему. Разворачивается и еще одно измерение: своего рода метафизическая притча, произнесенная юродивым. Словесный ряд порождает эффект компактности и сжатости высказывания при смысловом затекстовом просторе: На лужайке в раю толпа / Перед зеркалом. Лай и стон. / Бог: Что вы вертитесь? Это слон. / Народ: Это уши, хвост, хобот, ум / Ноги, бивни, душа, язык…. / Бог: Это слон, говорю вам я. / Народ: А перед зеркалом вертится почему? / Бог: Просто вторая сторона слона / Ему в зеркале не видна, народ… / Ищет смысл. (С очевидностью вспоминается басенка о слепых, ощупывающих слона, каждый из них полагает оного слона похожим на ствол дерева, веревку, скалу. Но есть Бог, видящий все в целости, разбирающий предметы на части – и собирающий из предметов новый мир. И автор тоже есть).

Мир распадается, но этот распад (как у Хармса. Или Хлебникова. Или Хвостенко) есть нечто подобное Большому Взрыву – образующему новое бытие: «Под зад коленкой / и в спину выстрел / распалась точка / и мир огромен / жажда мысли / внутри молекул / теперь навеки / и вывод тонкий / натянут пленкой / на рот Зомбиста / который снова не родился».

Гротеск поведенческий и речевой выводит к метафизическому спектаклю, но этот спектакль – «Мышеловка», за представлением следует разоблачение представленного мира. Постановщик – Виктор Авин.

Данила Давыдов

I. СТИХИ

Все сметая на пути

ветер бесшумно скользит по планетеего провожают деревья столетийвстречают седые вершины гранитоми ловят поэты сачками магнитов.ветер сдирает с деревьев коронув гранитную пыль превращает Мадоннуи только в железных объятьях поэтовстановится звуком. И после, на этойпоследней странице кончается рифма.и ветер спадает – рождается Нимфа.у Бога в кармане есть новые ветрыони нас догонят – подхватят в поэтыи мы понесемся опавшей листвоюсреди миллионов таких же изгоеввдоль стылой дороги, безродного полякривых деревушек, и девушек, стоярядами у стойла которые вечнокоров упражняют резиновым пойломи в нас заклокочет убийственной больюзвенящая рифма посыпанной сольюна рану из только что порванных ритмови ураганные темпы молитвочнутся и где-то взорвется поэмастоль бешеным,праведным,севернымветром,что небо согнется и рухнет планета,и Бог упадет на безгрешную землюи Нимфа родит малыша с новой цельюи ветер помчится за новою вестьюи мама подарит мне маленький крестик.

Расскажи мне, снежинка…

Расскажи мне снежинка, что ты видела, падая вниз?Как моя шляпа из фетра ложилась точно в твою мишень?В перекрестье ловила меня и поэтому такой кристалл?По нему изучаю я свой будущий в лето на карте путь.В завершенье которого забуду я шляпу надеть привставИ она останется на скамье «окрашено», накрыв июльИ девочка с мамой сейчас идет и ей говорит:Это не просто сугроб, это просто потом мужчина упал.Расскажи мне снежинка, что ты видела, падая вниз?Как летели вдогонку каменья и ангелы наперерез?А ты все кружилась, чертя и метя в мои следыНо села на шляпу, которой на мне пока еще нет.Нет и меня уже здесь, за пазухой я еще!Карманы не вывернуты и не вершатся события, внизСтупает женщина по лестнице в лета (карниз на карниз)И девочкой смотрит наверх – сугробов пока еще нет…

Веранда.ру

не верь, не бойся, не просине клюй на рифму «иваси»за ней по следу эскалопподаст из мяса эскулапне бейся об печной заклад —под сажей утренней зариподсажен питерский пассажв нем не ведись на крем «не вей»на лицах женской матроснине верь не бойся не трусиза Кондолизой вдохновеньяи Дуnet дух стихотвореньяв саду малиновым вареньемосенним, тенью осенённымднем всех еще пока святых.не верь не бойся не просибегом петляя между яблоньдва раза в ямочку от яблокне попадают семечкине херь их – имя не хруститпока еще в печи не протвиньв горшке пока душа – не щиза боком бога не ищиогня, угля и дым от песнио взрослой жизни в равновесьис беспечной слюнкой на губахоря вовне «аннЯ, аннЯ»лопаткой по ведру стучабеги, беги в Бездомный Домтам ржут горячее с холстаи пьют с листа стихов росудва беззаботных воробьяпока дымок идет с верандываренье варится в ведреи жгут в саду пожухлых листьевкогда-то бывший муравейникиз рифм, слов, ветвей-стиховхолодным снежным озарениямне верь. не бойся. не просив такой торжественности стэплерстучит об ствол крепя объя. —смешные звездочки победпо сбитым ночью воробьям…

Орлик

доскачи до небес, Орлик!надо же ребенку знать правду —каково это ком в горлеесли видишь теней травыполыхание ветр солнцаи растянутый след гривыдоскачи до небес, Орлик!до крыльца этажей нижнихтам овес подают спелыйзапрягая на путь дальнийудила и седло правятиз гранитного мне камнятам мужик в пиджаке пальмуиз тучи тащит пиров-первенствдоскачи, наш гнедой первенеци узнай – как я там – за далью?что-то слишком ты стал статенда хранит тебя Бог-телегаОрлик, Орлик, не слушай сватьюпусть женой тебе станет небопусть отпустят тебя к кромкезнаешь, здорово над оконцемполетать ветерком тихимОрлик, веришь – бежит Лихопо А. Блоковскому ипподромузакуси удила, милыйты же сын наших мечт опальныхзнаешь сколько в тебе силы?ты не дай подойти сбоку.Доскачи до небес, Орликпогляди в глаза смерти-правдеа моргнешь – подстелю коврика заржешь – закуют, Орликзначит есть еще рябь в глазе.доскачи до небес, воиним там нужен, пойми, скачутвместе с нами индейцы аппачивидишь – крепко в руке топорик…

Дорога из Храма. По кольцевой

«Девушка пела в церковном хоре

О всех усталых в чужом краю,

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою…»

А. БлокНе только мальчик в церковном хоре – сосед и мамаШли по дороге, дороге в небо, дороге из храмаИ в то же время шли в церковь Боги, Отец и ДамаВсех ждал там старец под балахоном с крестом-наганомА на заборе в юбчонке-нахлест в комок – девчонкаУже плохая, еще не птица, еще без шрамаЖдала не ветра, а балабольного ураганаПоэтка Маша, над тропкой к вечно пустому Храму.Бог не доходит к нему, оттуда все улетаютИ кружатся вечно над колокольной паленой сваей, —Сказала девочка вдруг, подсевшая к Маше с краюИ машет крылышками и перышки в свет макает…

С Новым Годом-2002!

Каждому столу – ведро салата!Каждой ложке датливость лубка!Каждому в подарок по набату!Каждому народу – седока!Каждому счастливому по Путину!Каждой цели в задник – акварелью!Каждому поэту по Дуэлье!Каждому бандиту по стиху на грудь!– Будь!Каждому ползущему – вселенную!Каждому летящему – дыру!Дьявола сто лет кормить варением!Богу – милый прыщик на носу!Каждой девушке по Юрию Гагарину!Каждому мужчине по Мерлин Монро!Каждому крестьянину по барину!Барину – Исусово чело!

Петербургский ангел

Ушел на небо человек, везущий санки.Он призраком ходил все эти годыИ у Пяти Углов делился коркой хлебаИ у пяти углов садились с неба чайкиНа пять теней, и уносили тени к Богу.Ушел на небо человек, везущий санкиСлучилось это чудо в прошлый понедельникКогда все тени в Петербурге входят в полночьС Александрийского столпа спустился ангелКрылом у входа в Летний Сад разбил он вазуНа счастье.У Петербурга больше нет плохой погодыПусть твои санки постоят на постаментеИграйся с ветром возле памятника, ЙосяНе бойся, мальчик, у Пяти Углов нет тениС Александрийского Столпа не затмеваетКрылами больше землю ангел, ненарокомОн с временами, среди нас, он Случай, ночьюКогда глядит в кровать из неба глаз воронийИ петербургский ангел крыльями хлопочет…

Примерно так всю жизнь прожил

примерно так всю жизнь прожилкружил пятак, «шесть-шесть» – царапалпосле него махать жесть крышмогла без помощи пацаковпримерно там, во тьме зеркалон зарождался, вод слюдукак кисть наматывал на осьмогучих волн, молол в крупугранит – манн мутных скорлупув муку – туман теней людейтянул те баржи к бурлакучтобы обулся он, летелпримерно так всю жизнь прожилзатих Акелою в лесудремучем, дятел: «умер ветер»телеграфирует стволуи сосен корни так гудятчто в море волны лоб об лобиз них до неба ветра столбвот так и я. я не умрупримерно так всю жизнь проживкружил пятак, я: «шесть-шесть-шесть»после меня махать жесть крышмогла без помощи людей…

В темпе Авина

Ямбы, зомби, линий стаи, мягкий почерк звонче стали,Самбо, ноты, пишем, таем, над стаккато восклицаем,Под вопросом знанье темы, девы, демон, вкус удачи,На охоте в малой Охте на кровати в той палатеГде над стенами – планеты, под столом – пустые рифмы,На столе бутылка водки, сводки, цифры, диаграммы,Кредит, сальные убытки, томный крик, цепочка, ниткиВен, нейронов, децибелы и октавы криков, звонаЖуравлей, и под вуалью смеха только после плача,Палачей икота, рвота, клип «Негоды», сверхзадача —Указать планете эллипс, отвернуть луну и солнцеС потолка у самой люстры и прибить их над кроватьюВместо крестика и жути пустоты желаний, сути,Вольной жизни, пьяной смерти, и на черной беглой точкеСиних глаз пятнистой лани замереть.Лежать в тумане освежая чью-то память…

Про мои буцы

Пора воззрения менять на подозреньечто одуванчики не лампочки на полевокруг полянки, на которой кукурузникстоит задиристо, согнув кривые ногизадрав свой нос и подбоченив крыльяа одуванчики – пумпончики на тапкахи с них слетели уже гномы с парашютамиих держит ветер на своих прозрачных лапкахи пусто между крыл у кукурузниканет книг на этажерке, нет инструкцийиз двери на борту глядит Конфуцийв потертом шлеме, в галифе на босу ногув футбольных гетрах (для пилота кукурузникачто неестественно), естественно, глядитна мальчика пшеничного в подгузникахиграющего с грузом в «динамит»…и винт сработал неожиданно и сдулокак ветром гномов, и заткнулся хор кузнечиковтраву пригнуло и видны всем стали буцыи ахилесовые пятки чьей-то женщины.И кукурузник улетел. Поют кузнечики!И в мареве трава стоит по плечи нам…И мы стоим, два облетевших одуванчикаа перед нами сын играет на диванчике…

Золотая осень

Ветви оголятся до первокреста —Упадет осина и предаст листваПоперек колейки, поперек шоссе —Осень наступила – так узнают всеЗолотая осень, в серебре траваДлинноноги лоси, на рогах лунаМраморные волки, застывает лесОбагрится кровью, задрожит окрестВ тишине дорога и не слышен трескОн не прорисован – в этом месте холстПорван когтем кисти… над дорогой мостИ беззвучно мчится бес по кольцевойОткуда бес в России? – А шум и города?Может и прижились – широки поляИ тоска такая, что завоет БогНарисует счастье – белый гриб и мохПурпурного цвета, а на нем брусникуА на ней росу, да секрет под ней —От сосны иголку тащит муравей.Осень золотая да бетонный скитТихо, дорогая. В доме лихо спит.

Воланд обернулся. И Аннушка снова пролила масло в кашу…

А гуси летят и летят – я их вижуони пролетают сегодня над Кижамии клёкают, клёкают, клёкают, клёкаюти крыльями воздух качают мне в легкие.А осень летит и летит – уже вторникона как всегда для поэта не вовремяи окает, окает, окает, окаети Душу заплатками-листьями штопаетА время зависло над кроличьей норкойАлиса стоит на карачках у шторкии охает, охает, охает, охаети тает с улыбкою йошкиной кошкиА каша уже для младенца – на ложке…И я обернулся.

Я еще не сказал Вам о главном…

Я еще не сказал Вам о главномв моей тайне еще есть секретыя еще полугений, как Гейнея еще и не Чехов – Полонийв моей наполеоньей балладене отточены звуки и смыслыи углы не заточены в Домедекорации сада нет в драмесо стихов не бегут еще крысыно я в памяти крыши не крашев борозде основательней, глубжеи постель моя – теплая пашняи страна моя – голое телои столица где обжиг на ужин.Я еще не сказал Вам о главнома спина моей Родинки – в белома на зеркале утром: «ты нужен»и отчизны любовь ко мне – в записи:«спотыкаясь о звуки и брюкиубегала в колонну парадаот Дали его женщина Гала…»Но не факт что я буду Вам мужемпосле пакта любви с Рибентропоммоей Родины и буду разбуженгерцем звука, «НЗ» шок-N-ладана.Я сказал Вам о главном. Так надо.А теперь я скажу Вам о главном:С кухни признаки – тонкие запахии забытый на столике стольникв косметичке – ракета-помадамне расскажут о главном – вернешьсяпотому что без макияжабез меня и без денег свихнешьсяв перелете…космическимклином.

Вот и все – вот и падает время…

Вот и …снег, да конечно же – снег!Замело избы Штольца, Фонтанку…Отмотай, отмотай бинты с ДанкоПолустанки весне пересдай.Лай, лай лето под трели кузнечиковПод парными ночами поспейвот и… сено, в солому, конечно жеПревратишься, ишачья постель.Вот и… СВЕТ! Русский! Яркий и белый!Жмутся ангелы в стаде бок-о-бокА под ветками – рыжие белкиОгоньками, да дятел как обухом:Тук-тук-тук… отмотай, отмотайБерестяных обоев молитвыЧтобы клюв мой разбился о плитыНас за ними ноябрит февральС високосною красной рябиной!С сенокосной прекрасной порой!– Шо за фрейд, мой болезненно-милый!?– В феврале собирается времяЧтобы течь под зеркальной фольгой…

На День народного единства. Кто это?

золотой, с прожилкой перламутраизнутри светящийся породойчто это? – вот возгласы народаневозможно устоять перед желаниемприкоснуться к его волнам – разливает онвнутри плоти человеческой, безвольнымуплывающим, во власти чуда, теломбезмятежное сознанье не владеетоно тонет сахаристым, отражаясьзастывает неолитовым оттенкомон все большее пространство обвиваетзаволакивает, лижет, может сразусчастьем обернуться и соблазномподчиниться – быть навечно его плазмойего частью и входить, владеть инымиощущая себя полностью безвольными размеренно покачиваясь волнамиотлетать в потусторонний мир гармониитам в садах аллеи бликами заполненыизредка, цветов среди и бабочекпо краям дорог из сгустков его лавочкии прозрачный, колыхающийся воздухвдруг прорежет сталь столь чуждого здесьвозгласа:«Встань! Беги! Спасайся!»Однако, поздно ужезолотой, с прожилкой перламутраизнутри светящейся породойты слетаешь вниз, на землю, на дорогу…

Гагарин

Она испуганно шарила ручкойИ головкой вертела спросоньяУ окна он раскуривал трубкуИ разглядывал птиц на балконеОна падала вновь на подушкуИ ей снились фламинго и ГагрыОн сжимал на груди своей пуфикИ менял воробья на след спутникаИ с трамплина летал как ГагаринОна шарила снова и сноваОн ложился – она затихалаА в прихожей их рыжая кошкаЗалезала в огромные туфлиВпрочем, зонтику это же пофигНе складной он – как все парашютыНу а утром – халатик и кофеУ окна она – чешет животикОн идет по дорожке к машинеЕго ждет у машины солдатикБрюки черные, черные туфлиДаже губки завязаны в бантик.А он идет и идет по дорожкеА в сугробах застыли фламингоА из шкафа скелеты любовниц —Терешковы. Спит рыжая кошка.Она спит. Продолжение фильма.Сцена ревности: она над трамплиномЛетит в Гагры и чешет животик.

Франция, вечер, в порту Де-Кале

Франция, вечер, в порту до коленВ ожидании груза на свежей волнекачается флагман святого Петра.На вахте двое – я и ЛевинНиколай Иванычс картой мира на волосатой спине.Да еще на стекле за приборной доскойдрожит босой рыжеволосый мальчик(это наш рулевой). Он все время спешит за столярным клеемв мастерскую отца. Юнцадержит за пальчик милая дамаи читает стихи.Изящными при этом являются:линия ее бедра,пульт режиссера,и светло-зеленые большие глазаЭлеоноры Штейнцаг(сорокалетней уборщицы),которая в тактпадающему на пол рулону коврамедленно шепчет вместе со мной:вершится казнь, палящий зной,со страхом, страстью и мольбойпростерлась степь перед грозойраздались неба створки губв преддверье мукчуть вздрогнула зеленая листваи полон мир до днаи вся в слезах траванавзрыд кричит струнаи влажные, огромные глазазвездычто истекает трепетно росойвбирая чуть дышадвижение прохладного дождя…Кончив, Элеонора тихо улыбается.А на вопрос – что это было во сне?Я отвечаю – да так, просто,некоторые словаи открываю окно……Ах, что за граница – эта красная линия Ватерлоо!Ах, что за границей творится!Там ветер гуляет по крышамтам падают листья и людипо принципу «домино» – вдруг выдает из эфирабожественно алый «Бьюик».Он совершенно внезапно возники включает иллюминацию.А, впрочем, зря. Поскольку становится видно,что все это лишь декорацияв прохладной нише театра «Гранд-Опера»,где на дощатой сцененебольшая резиновая актрисапоет сопрано: «Я вызываю ноль пять, я вызываю ноль пять!»веером раздвигая смысловую нагрузкудо неописуемых границ.При этом она делает сальто впереди выпадает в уже открытое мною окно. Нозалетает обратно.И так все время – туда-сюда, туда-сюда…Сцена последняя – где рождается Бес.Взрыв, пожар, катастрофа, хаос.Всюду витает запах нефти, электричестваи завершенной любви.Звучит тихая органная музыка.И ангелы в белых сутанахплавно стекают с небес – у них столбняк.Внизу шелестит как будто прибой,это в позе «Миг-29» взлетаетЭлеонора Штейнцаги зажимает бесстыдно ногамибожественно-алый «Бьюик»(им оказался наш танкер «Стальной»).Она – эффектней орла, звезды и серпаи красно-белых полоса навстречу ей летят матросыи с диким «УРРА!» поднимаютнаш гордый Андреевский флаг…

Любовь нечаянно обнимет…

Любовь нечаянно обниметкогда в нее совсем нажмешьи так хорошпо телу бархатному мехомот норки до сердца сведешьлюбовь с кормы и якорь выдреттвой парень руки в брюки клёш…Любовь нечаянно обниметкогда ее за лес возьмешьи нежно словно голубь клювомкоснешься sosце – кинет в дрожьот напряженья ягодички —сомкнувшись сдавят лепесткии так хорош что прыгнет лифчикна поседевшие виски…Любовь нечаянно обниметкогда ее оглушит «пли»и в губы сцедит словно с выменигорячей струйкой бель зарикогда в глазах ее огромныхсноп искр-звездочек горити так хорош что говорит…Любовь нечаянно обниметкогда ее в последний путьс собой наймешь, и там остынетлишь я по трапу вниз спущусьлюбовь нечаянно на грустьсвою наступит, на гранитепрочтя «здесь парень – брюки клёш»в венке на память мне оставивсвою оброненную брошь —И так хорош…Любовь нечаянно обниметкогда ей этот сих прочтешь,любовь нечаянно порвешьи больше парня не обманетон так хорошон так хорош…

Не родившемуся сыну из 8 вагона

Когда-то здесь по радио объявляли: «Воздух!»Вчера здесь почил на волне «Маяка» БачинскийА в катакомбах бомбоубежищ – ночные клубыТам бьют колесами децибелам в иссохший поддых.По залитой кровью Площади в воскресеньеЛед заливают сегодня – таков периодКаток для катаний на месте катка историиВсе правильно, мальчик, без головы орлинойНа месте крутя колеса рабочий в синемНа сложном экране лечит больной мой хаммерКогда-то левей колодца с броневикамиЗдоровался всеми статуями на крыше ЗимнийА что же будет потом здесь, мой милый мальчик?На месте, где в дыры в небе смотрел ИсакийИ возле колонн щербатых был частокол зениток?Обязательно вырастет сад и такой подсолнухЧто накроет собой и спасет вас, птенцов конопатыхЕсли, правда, мы не успеем сожрать с голодухиОтцов наших посеянные ими злакиИ газенвагены не задушат трубами восковые фигурыЧтобы не мучились больше вопросом вечнымЧто лучше – чистая прибыль или чистый воздухВ Городе десяти миллионов, которых просимИз кунсткамеры на волю не выпустить после кражиВ одноклеточный офисный зал нас-детей барсеточныхУ которых в геноме хвост из замашек барских.Я передаю вам ключи от Города, дети СолнцаНаверное, вы растопите на речке ОккервильСосульку, выпершую из болотных газовНам лишь хватило воли поднять нас, падшихА за Городом русское поле так просит пашниИ пожаров – уставшие падать кривые домики.Мой мальчик, я так хочу сделать тебя счастливымИ воздуха полной грудью вдохнуть, и в Город…

P.S. на Дворцовой площади однажды зимой был залит каток, после разбора забора вокруг Александринского Столпа выяснилось, что со старинной ограды вокруг него исчезли наконечники в виде орлов; реставраторы Исаакиевского Собора сохранили для истории выбоины на мраморных колоннах, оставшиеся после падения рядом авиационной бомбы во время блокады; прямо напротив Смольного чуть было не построили небоскреб.

Я желаю Вам состариться красиво

Я желаю Вам состариться красиво!Без подтяжек щек и утолщений губСловно липа или деревенский срубЧто остался у пруда с плакучей ивойВ ожиданьи с неба песни лебединойУ разбитой колеи за горизонт.Я желаю Вам в дорогу тихий звонС колоколенки, внимающей окрестИ протяжный низкий вой по Вашу честьПса, входящего с поземкою в оркестрИ поднимАющийся зАнавес лилОвыйПусть откроет сцену таинства; конечноЯ желаю Вам по капле жизни вечнойЧто в глазах застыла словно вечный снег…

Не умирай, мой белый аист, от тоски

Не умирай, мой белый «аист», от тоскиНе умирай – еще горят твои соскиОт прикасания, от спермы до зариОт поцелуя в зубы, в сую и в високНе вымирай, мой друг-подруга, «мотылек»!Оставь мне это дело для душиОставь мне свое тело и тушиКартофель с мясом или клубни без ботвыИ кровь с полосками говядины-стихов.Не умирай, ведь знает дверь – я был таков —Твой ласковый и нежный тайны Чаун.Ты дайся выпить, сделай сюр из сигарет —Ных дымов милого отечества, давайНе умирай – забеломорю и вернусь!Не умирай! Ты – поэтесса, я – твой грусть!Чтоб мы состарились, сидели на тахтеНе умирали – ели: «хрусть-да-хрусть-да-хрусть».Не умирай мой белый аист от тоски!Еще так влажен между ног колодец твой!Еще подвой мне утром: «ой-кукаре-квох»!Пока не сделаешь в скирды пике «кирдык»Пока учу тебя: «курлык-курлык», мой Бог!Не умирай а улыбнись (ыбысь-ыбысь —Я эхи делать буду), экки ты летишь!Не умирай, вернись, вернись, вернись, вернисьЗамри иконой под оральным потолкомМой белый аист, ставший черным от тоски.Не умирай когда прочтешь и этот бред.Не умирай, а просто выключи нам свет.
На страницу:
1 из 2