Буквы. Деньги. 2 Пера. Второй сезон

– Здравствуйте, отец Еремей. Как приятно вас слышать! – выпалила она, подумав, что эта ложь обойдётся ей в пару лишних месяцев в чистилище. – Как поживаете?

Но священник сразу приступил к делу:

– Соня, она опять за своё!

– Откуда на этот раз?

– Из купели! Почти всю вычерпала!

Марфа Никитична уже трижды покушалась на купель, точнее на её содержимое, но отец Еремей ловил с поличным и отправлял домой. Батюшка был добрым человеком, спокойным, неторопливым, с отличным чувством юмора.

– Мне так жаль, я прошу за неё прощения, – пробормотала Соня, перебегая дорогу от здания общественного центра, где работала на полставки, к парковке. – Вы же знаете, насколько она… – она замолчала, подбирая слова, чтобы описать бабушку.

– Упряма? – подсказал голос в трубке.

– Да. Но ведь она милая, добрая женщина…

Игнорируя её, батюшка продолжил:

– Невыносима? Суеверна?

– Да, но…

– Ты должна поговорить с ней, дочь моя.

– Обязательно.

– Сегодня, Сонечка, – настойчиво произнес отец Еремей. Похоже, это ещё не всё.

– Вы мне не всё рассказали, верно? – затаив дыхание, она открыла водительскую дверь и застыла в ожидании ответа. Батюшка помедлил, но всё же признался:

– Твою бабушку арестовали! – быстро выпалил священник.

Соня плюхнулась на сиденье. Ноги больше не держали её.

– Вы что, заявили на неё? – прошептала она еле слышно.

– Что ты! Конечно, нет! Но её поймала Авдотья Трофимовна, когда она везла в тачке свою добычу, и вызвала участкового… – оправдывался бедняга.

«Ууу, мегера злобная!» – подумала девушка.

– Отец Еремей, так ведь об их вражде весь посёлок знает! Зачем же Петрович…

– Да не Петрович. К нам из города нового участкового прислали. Вот и увёз её новичок. Для разбирательства, – смущённо произнёс батюшка. – Я пытался ему объяснить, но Марфа… Она на Авдотью-то тачкой наехала да синяк ей под глазом поставила.

Соня упёрлась лбом в руль и постаралась медленно и глубоко дышать. Помогало не очень.

– Я приеду через час. Спасибо, что позвонили.

Соня обожала свою хитрую, умную и смелую бабушку. После гибели родителей перепуганная семилетняя малышка оказалась на попечении Марфы Никитичны. Правда, для этого той пришлось выдержать нешуточную борьбу с органами опеки. Вредные, пахнущие хлоркой тётки два года подряд являлись с внеплановыми проверками в их дом, и каждый раз Соня тряслась от страха, что бабушка всё-таки достанет дробовик, как она не раз грозилась.

Машин на шоссе было мало. Значит, в пути будет возможность подумать, как уговорить полицию отпустить бабушку-рецидивистку домой.

Глеб Остроумов устало откинулся на спинку хлипкого офисного кресла и потёр переносицу. Кто бы мог подумать, что после десяти лет службы в спецподразделении, он окажется в деревне и будет всерьёз расследовать дело о краже святой воды из церкви?!

Всё, что он смог понять из перепалки двух старых перечниц, что история эта давняя и вражда между дамами древняя. Допрос провести не удалось – как только начинала говорить одна, вторая тут же подхватывала, начинался бедлам и пенсионерки снова сходились врукопашную. Ему пришлось развести их по двум максимально удалённым друг от друга камерам. Глубоко вздохнув, Глеб помассировал лоб. Голова гудела, спину ломило. Он потянулся, стул жалобно заскрипел – мощное, тренированное тело участкового грозило безвременной кончиной допотопному предмету мебели. Снаружи послышался шум, дверь участка распахнулась.

– Где она? – на пороге нарисовалась рыжеволосая худенькая девица в смешных круглых очках. Глаза её пылали праведным гневом. – Где моя бабушка?

Глеб вышел из-за стола и сделал шаг навстречу посетительнице.

– А вы, собственно, кто?

– Софья Ковалевская. Моя бабушка Марфа… – начала было рыжая, но ухмылка участкового её остановила. – Что смешного?

Глеб честно старался сдержаться.

– Нет-нет, ничего, продолжайте. Ваша бабушка…

Соня с подозрением поглядывала на огромного, по-военному стриженого мужчину. Кажется, у них с бабулей проблема. Этот на уговоры вряд ли поддастся.

– Марфа Никитична Удаль, моя бабушка. Вы её арестовали.

– Соня, это ты? – послышался громкий голос Марфы из-за железной двери в конце коридора. – Внучка, скажи этому сатрапу, что я ни в чём не виновата!

– Да, бабуль! – от громкого вопля Остроумов вздрогнул. Надо же, такая кроха, а шуму, как от гранаты.

– О! Явилась не запылилась! – подала голос Авдотья.

Рыжая удивленно вытаращила глаза.

– А она-то тут что делает?

– Обе задержаны за нарушение общественного порядка, – пожал плечами Глеб.

– То есть святая вода ни при чём?

– Отец Еремей о краже не заявлял. Дамы задержаны за драку. Может, вы поможете разобраться? Я чувствую, история будет почище вражды Монтекки и Капулетти, – усмехнулся участковый.

– Да всё из-за пионов! – устало проговорила девушка. Она обошла стол и нагло плюхнулась в его кресло. Глеб растерянно улыбнулся, но промолчал. Он взял стул для посетителей и сел на него верхом.

– Давайте подробнее.

История о ежегодном фестивале пионов заняла минут десять. Глеб с невозмутимым выражением лица слушал, как три года подряд пионы Марфы Удаль занимали первое место и как пыхтели в негодовании конкурентки. Особенно Авдотья. Но с позапрошлого фестиваля ситуация стала меняться в корне. Клумбы Сониной бабушки стали хиреть на глазах. Как старушка ни билась, растения гибли. А в этом году они даже не взошли. А за забором Авдотья Трофимовна громко хвасталась соседям своим палисадником. И действительно, участок был похож на крошечный уголок рая – пышные разноцветные клумбы, сочные оттенки всех видов зелени и мерное гудение упитанных шмелей (даже они были как с картинки).

Софья Ковалевская облокотилась на стол и подперла голову сжатым кулачком. Очки лукаво сверкнули.

– Гражданин начальник, давайте мы их отпустим, а? – устало попросила она.

– Мы? – поднял бровь Глеб.

– Ну вы, – махнула рукой девица. – Ну что вы в самом деле? Какие из них преступницы?

– Вот пусть они сначала расскажут как дело было, а там и решим, – постановил участковый. Он вышел и через несколько минут вернулся с заметно присмиревшими нарушительницами.

Марфа, увидев по-хозяйски рассевшуюся Соню, приободрилась и бросила хитрый взгляд на хмурого служителя закона. Он сделал вид, что не заметил.

– Глеб Егорыч, а вы что, своё место всем уступаете? – подковырнула старушка. Глеб почувствовал, как загорелись уши.

– Только рыжим красавицам, – он подмигнул Марфе и повернулся к Соне. Та, совершенно не смущаясь, отодвинула кресло, будто собираясь встать, но вместо этого задрала длинные ноги на стол.

– Тогда я устроюсь поудобнее, – заявила она, вызвав у Остроумова приступ смеха. Все трое удивлённо уставились на него. Улыбка изменила суровое лицо, смягчила черты, он даже показался красивым. Соня минутку полюбовалась участковым, а потом спросила:

– На кой тебе вода-то святая понадобилась, ба?

– А я видела, что эта негодяйка святой водичкой свой сад поливает! Ей можно, а мне нет? – Марфа сверкнула глазами на хранящую гробовое молчание противницу.

– Вот что, дамы! Предлагаю всем отправиться по домам. А я вас провожу, чтобы не набедокурили снова, – резюмировал Остроумов. – А вы, Софья, завтра пойдёте со мной на свидание! И тогда я не стану делать запись о приводе вашей бабушки.

– Милок, да этими записями можно весь ваш санузел обклеить и часть коридора, – доверительно прошептала ему Марфа. Глеб растерянно моргнул.

Соня сняла ноги со стола, встала, подошла и смерила его оценивающим взглядом.

– Договорились!

До дома добрались мирно. Глеб помог выйти Авдотье, та поспешно скрылась за своей калиткой. Он подошёл к соседней. Низкий заборчик не скрывал запустения царящего на половине участка, примыкающей к соседскому забору. На голой земле не было ни травинки. Глеб почесал затылок. Взглянул на Марфу с внучкой и спросил:

– Вы же знаете, что земля отравлена, да? Кто-то полил её гербицидом.

Марфа молча развернулась и направилась в дом.

– Бабушка, нет! – Соня бросилась за ней. Остроумов потопал следом. На всякий случай. А случай представился отменный. Войдя в дом, он застал Марфу со старым дробовиком в руках. Насилу успокоили и отговорили от кровной мести.

После долгого разговора с участковым полная искреннего раскаяния Авдотья принесла соседке трубку мира в виде десяти кустов пионов лучших сортов и помогла разбить новые клумбы.

Свадьбу играли всем посёлком ровно через год. Церемонию проводили во дворе дома бабушки невесты, посреди благоухающего цветника.

Приёмная

Юлия Яшина @yashina. yuliya91

Семён оглядел помещение, в котором находился. Стены, пол и потолок были до головокружения белые. Источников света в комнате не было, но этот белый цвет слепил глаза. Такое ощущение, что ты болтаешься в воздухе. От этой мысли Семёна почему-то передёрнуло, и он уставился под ноги. «Босой», – удивлённо заметил мужчина. Он приподнял руки, разглядывая теперь себя. «Платье? Серьёзно?» – Семён нахмурился и постарался вспомнить, когда надевал его и зачем. Никаких объяснений наряду не нашлось, как, собственно, и этой комнате, от которой, честно сказать, уже подташнивало. «Никогда не любил белый цвет», – почему-то подумал он вдруг.

– А какой любил? – вопрос прозвучал в его голове чужим голосом.

– Оранжевый, – ответил сам себе Семён вслух.

– Почему ты тогда не в оранжевом платье? – спокойно спросил голос.

– Не знаю… Может, потому что было только это…

– В чём-то ты, может быть, прав.

Семён напряжённо поджал губы: «И всё-таки какого чёрта я в платье?»

– Тсс… Не ругайся… – прошептал голос так тихо, что аж жутко стало.

Мужчина ещё раз оглядел комнату. «Странное место. Когда я сюда пришёл?»

– А куда ты вообще шёл? – опять послышался голос.

– Я не помню… – Семён звучал так чисто, собственный голос успокаивал его.

– На работу! – вдруг вспомнил он. – Мне нужно было на работу.

Семён работал бухгалтером в строительной компании. Работал, можно сказать, за всех, незаменимый человек. Настолько незаменимый, что не заменялся ни разу за год. Выходные, которые совпадали с выходными жены, он проводил, зарывшись в бумагах, сводя бесконечные дебеты с кредитами.

На секунду вспыхнул яркий свет. От неожиданности Семён зажмурился и, потеряв равновесие, упал. Космическая тишина пронзила комнату. Уши заложило. Он открыл рот и крикнул что было сил. Но никакого звука из горла не вырвалось.

– Посмотри в окно, – раздался шёпот, который до ужаса испугал Семёна.

– Но здесь нет окон, – ответил мужчина и вмиг очутился напротив большого окна в белой раме.

За ним была привычная картина, которую он каждый день наблюдал из своего кабинета в своём большом доме. Здесь он вырос. Семён смотрел на жену, которая сейчас поливала цветы в их саду.

– Она зовёт тебя… – голос прозвучал так, будто кто-то быстро прошёл за его спиной.

Семён обернулся, белые стены исчезли. Он стоял в своём кабинете, одетый в чёрные джинсы и синюю рубашку. «Я дома, – облегчённо выдохнул он. – Отчёт, нужно дописать отчёт». Мужчина сделал шаг к своему столу, и слепящая вспышка снова сбила его с ног.

– А как же она?

– Ольга? Она знает, что работа – самое важное, что у нас есть. Я зарабатываю для нас. Мне важно дописать отчёт. Она всё понимает. Мне некогда любоваться её садом.

– Тише… – голос как будто прошёл сквозь него. Семёна снова передёрнуло. – Слышишь?

Он прислушался. Сквозь давящую тишину плакала женщина.

– Загляни в окно…

Теперь он стоял снаружи дома и смотрел в свою спальню. В комнате было темно. Его жена свернулась в постели, обняла свои колени и тихо плакала. А рядом с ней спал он.

– Почему она плачет? – спросил Семён вслух.

– А разве ты не знаешь? – прошипел голос.

Плач Ольги становился всё громче. Он заполнял тишину и зловещим гулом надвигался на Семёна. Мужчина зажал уши ладонями, не желая слышать эти жуткие стоны.

– Прекрати! – не в силах больше это терпеть, прокричал он.

Вспыхнул яркий свет, и Семёна, словно ударом в грудь, откинуло от окна. Он открыл глаза: «Что за странное место?»

– Посмотри в окно, – будто дежавю раздался голос.

– Здесь же нет… – не успел закончить Семён, как белые стены исчезли. Он стоял за окном своего кабинета и смотрел, как они с Ольгой ругаются.

Мужчина смотрел на себя со стороны и не мог понять, что с ним происходит. Почему он видит себя там, когда стоит здесь? Жена бегала вокруг него, плакала и говорила что-то, вероятно, очень важное, а Семён смотрел куда-то сквозь неё, размахивал бумагами и возмущался, что она мешает ему сосредоточиться.

– Может, лучше поехать в офис? – шепнул голос.

Семён тут же вскочил, оттолкнул жену, собрал бумаги и вышел из комнаты. Ольга швырнула стакан в стену, и Семёна словно ударом тока бросило в белую комнату. Свет стал ещё ярче. Мужчина зажмурился так, что глазные яблоки кольнуло. Перед глазами отчётливо мелькнул руль, дорога и огоньки уплывающих фонарей. Разряд молнии и снова голос в тишине:

– Как думаешь, поймёшь, как надо?

Семён резко открыл глаза. Он стоял в центре белой комнаты. «Какого чёрта я в платье?»

– Тсс… не ругайся… – шепнул голос в его голове.

Семёна посетила странная мысль, что он это уже слышал, причём не один раз. Он оглядел белую комнату и улыбнулся:

– Прикольно было бы, если платье было оранжевое.

– Наверное, но здесь только такое…

– По-моему здесь было окно?

– А ты хотел бы увидеть что-то важное?

– Хочу увидеть дом и улыбку Ольги, она удивится, что я в платье.

– Тебе понадобилось три раза, – голос разлетелся по комнате и, отразившись от белых стен, прошёл сквозь Семёна тысячей мелких иголок. Сердце кольнуло, и ещё один разряд вытащил его из пустой белой комнаты…

Несмотря ни на что

Анна Konstantin @hear_theheart

Воспоминания о ней жили ровно год. Год её жизни. Пугающая правда о жизни Веры, которая обрастала новыми правилами. События двенадцати месяцев проскальзывали, как горячий обжигающий песок по окончанию года между пальцев. Она ранилась, но всё равно задерживала крупинки прожитых мгновений.

«От боли не умирают, но разве сердце с каждым годом не болит всё сильнее?» – думала девушка каждый раз, когда люди по бою часов про неё забывали. Она смотрела, как происходило обнуление её существования в архивах памяти знакомых, и на следующее утро брала блокнот и записывала в него новое правило:

П1. О тебе помнят только те, кого обнимешь в свой день рождения.

П2. На фотографиях и видео вместо тебя будет размытая пустота.

П3. Не привязывайся ни к кому.

П4. Ищи варианты для работать наперед.

П5. Смирись.

П6. Не борись.

П7. Разучись любить.

П8. Весь мир против тебя.

П9. Ты одна.

П10. Если ты не найдёшь причину прожить год, ты знаешь, где смерть ждёт тебя.

Вера захлопнула блокнот, бросила его обратно в сумку у ног. Шестого июня в парке безлюдно. Лёня бежал к ней, держа в руках четыре стаканчика с горячим чаем. Поставил всё на скамейку и обратно убежал к ларьку за сладким. Вернулся, достал пирожное и извлёк из кармана пиджака свечку.

– Где мои восемнадцать? – девушка рассмеялась.

Лёня виновато пожал плечами, молча уселся рядом. Он пальцем определил температуру воды – горячо.

– Трудно вернуться сюда? – Лёня сверил часы, у них меньше получаса до времени Х.

– С тобой легко.

– Как родители?

– Не помнят.

– А что на работе?

– На всех как обычно.

Вера отвечала на вопросы, не вдаваясь в подробности. Родители из-за непогоды задержались на её шестнадцатилетние и, прилетев в аэропорт, прошли мимо встречающей дочери. В семнадцать она не только пропустила школьный выпускной, так ещё и пришлось красть аттестат для поступления в вуз. Каждый год она переводилась в новый институт, экзамены сдавала заочно весной, и каждый год – новая работа. У неё нет семейных фотографий, она невидимка на всех кадрах, нет ни одного видео с ней. Вера делала фотографии белого пластика с чаем, пирожного с цифрой восемнадцать, смеющегося Лёни – камера смартфона срабатывала идеально. Но стоило развернуть фронталку на себя – и снова пустота на экране.

– Всё будет хорошо, – приобнял её Леня. Спутник её дней рождений последние десять лет.

– Устала так жить. А жива ли я? – вдруг она спросила. – Если при жизни обо мне никто не помнит, что будет, когда умру? Где доказательства моего существования?

Лёнька подскочил с чаем.

– Хочу сказать тост. В мир мы не приходим одни. Где-то живёт тот, кто будет помнить тебя всю жизнь, несмотря ни на что. Пусть встреча произойдёт в год твоего двадцатишестилетия.

Ленька заготовил искренние пожелания до вечера, только на неожиданный сигнал часов его улыбка пропала, он бросился вперёд, но не успел. Доля секунды, и он неуверенно огляделся, не понимая, как очутился в городе детства, что он делал в парке и почему на него испуганно смотрела и одновременно плакала незнакомая девушка.

– Вам плохо? – участливо спросил он Веру. Девушка отрицательно покачала головой, вытерла слёзы и поспешила в никуда, оставляя ещё одного важного человека за спиной.

Вера не помнила, как поднялась на смотровую площадку небоскрёба. У лифта она купила мел и грифельную доску. Она написала фразу и попросила девушку рядом её сфотографировать. Она встала напротив заката, держа в руках послание перед собой. Несколько кадров и знакомое недоумение у фотографа.

– Что-то не так с телефоном, – сказала она, возвращая в руки Веры смартфон. – Давайте на мой.