Сад твоей души

– Привет, солнышко, это я, – радостно заявила моя подруга Лена. – Ты что, забыла про наш совместный ужин? Все готово, и я тебя уже давно жду.

Я замерла. Ведь у меня это действительно вылетело из головы после сегодняшней находки. Лена живет недалеко от меня, в своей студии, которая находится на Галерной улице за площадью Труда, и мы часто ужинаем вместе.

– Нет, что ты. Я уже бегу. Только покормлю кота, – быстро ответила я, чтобы Лена не подумала, что я действительно забыла.

– Давай беги. А то все остынет. Твой Ромео сам подогреет себе ужин. Мужчины в наше время самостоятельные и в нас как кухарках не нуждаются, – пошутила подруга и повесила трубку.

Мне не очень хотелось отрываться от дальнейших изысканий и идти в гости, но Лена была моей близкой подругой. Мы подружились во время учебы в Академии художеств, где Лена училась на графическом, а я на архитектурном факультетах.

– Долг превыше всего, – говорила я своему коту, насыпая ему корма. – Тебе везет, ты сможешь после ужина снова изучать наши находки. Обо всем интересном доложишь. Я ненадолго.

После прекрасного ужина, приготовленного Леной, мы, захватив с собой чай каркаде, уселись на диване для продолжения нашей болтовни. Садясь на диван, я взяла в руки газету, чтобы отложить ее в сторону. Но Лена неожиданно сказала, что эту газету она приготовила специально для меня.

– Я не читаю газет, – ответила я, продолжая держать ее в руках. – Что за название – «Загадки и тайны истории»?

– Мне приходится их просматривать, ведь Денис является редактором этого издания, – стала объяснять Лена. – А в этом номере есть статья, которая может вызвать твой интерес. Ты у нас являешься специалистом по старинным усадьбам, тебе и флаг в руки.

– О чем ты?

– Смотри. Одно название говорит само за себя. «План парка – карта к сокровищам», – проговорила Лена, возвращая мне газету, уже раскрытую на нужной статье.

– Если ты так настаиваешь, я ее прочитаю. Но дома. Сейчас, после твоего ужина, я не в состоянии что-либо воспринимать, – согласилась я и встала с дивана, чтобы положить газету в сумку.

Было около одиннадцати вечера, когда я решила отправиться домой.

– Подожди пять минут, сейчас приедет Денис, и мы тебя проводим, – настаивала Лена.

– Ну вот еще, человек придет с работы уставший, а ты хочешь, чтобы он пошел меня провожать. Не волнуйся, добегу сама, не первый раз, – успокаивала я свою подругу.

Пока мы препирались, пришел Денис, но вид у него был расстроенный. Мы с Леной переглянулись – что могло такого случиться? Невзирая на специфику своей работы, Денис всегда пребывал в благодушном настроении и не терял чувства юмора.

– Привет, Оль. Уже собираешься? Тогда я не буду раздеваться, мы тебя проводим, – сказал Денис и как-то устало оперся на дверь.

– Да добегу я сама, пять минут – и дома, не делайте из этого проблему, – пыталась я урезонить своих друзей.

Но он махнул рукой и снял с вешалки Ленино пальто, чтобы помочь ей.

– Мне самому надо немного пройтись, в редакции творятся странные вещи. У нас постоянно что-нибудь происходит, специфика тем. Но это пахнет криминалом, – говорил Денис, подавая Лене пальто.

До моего дома мы решили прогуляться по Английской набережной. Тем более – редкий случай! – погода благоприятствовала прогулке вдоль Невы. Был уже конец ноября, но погода стояла не по-зимнему теплой и безветренной, что в Петербурге бывает редко. Мы шли вдоль Невы, обсуждая новую подсветку домов, выходящих на Английскую набережную от здания Сената и Синода до площади Труда. Картина впечатляющая, особенно если смотреть с противоположного берега.

Мост-дублер, который заменял Благовещенский мост, не был подсвечен, и Нева тонула в темноте.

Мы подошли к спуску напротив нашей Академии художеств. Из-за теплого воздуха над Невой стоял туман, и сфинксы казались спящими в облаках.

– У нас произошло убийство, – неожиданно резко сказал Денис, опершись на парапет.

Мы молча уставились на него, слишком неожиданным был переход.

– Лен, помнишь ту статью про клад в парке, ты еще сказала, что надо показать ее Оле, – спросил Денис.

– Да, конечно, я ее как раз сегодня отдала Ольге почитать. А что? Нельзя? – глупо спросила Лена.

– Автора этой статьи вчера сбила машина, насмерть. Свидетели говорили, что машина поехала, когда он стал переходить дорогу. Номера были залеплены грязью, – продолжал Денис, не обратив внимания на реплику Лены. – Но это еще не все. Квартиру Щеглова вскрыли и всё в ней перелопатили. Сегодня приходил следователь, интересовался, чем таким занимался Щеглов. А мы не в курсе. Последнее время он был каким-то нервным, настаивал на срочной публикации своей статьи, а ее и всерьез-то никто не воспринимал.

Мы стояли, глядя на темные воды Невы, которые текли у нас под ногами, и не знали, что ответить.

– Ладно, дамы. Утро вечера мудренее, да и вам уже пора спать, – философски заметил Денис и, взяв нас с Леной под руки, повел в сторону моего дома.

Трагический рассказ Дениса выбил меня из колеи но, я все-таки решила прочитать статью погибшего журналиста этим же вечером.

В своей статье Андрей Щеглов, опираясь на письма агентов тайной канцелярии, которые он разыскал в Публичной библиотеке, высказывал гипотезу, что члены тайного общества, вынужденные срочно покинуть Российскую империю, спрятали свои сокровища в имении, которое располагалось в Петербуржской губернии, но зашифровали путь к ним в плане парка.

– И что ты по этому поводу думаешь, Ромео? – спросила я своего кота. – Звучит не вполне убедительно. Во время и после революции находили разные клады, как бы их бывшие владельцы ни прятали.

Он же, безразлично на меня посмотрев, соскочил с дивана и стал потягиваться прямо на моих материалах, зацепив один из листов.

– Перестань хулиганить, – отчитала я кота, пытаясь вытащить застрявший у него в когтях лист.

Мельком глянув на бумагу, я увидела, что это была заметка Бориса Юрьевича о таинственном партере, которую я сфотографировала в Лесотехнической академии.

– Ты думаешь, что это взаимосвязано? – удивленно сказала я своему коту, который медленно удалялся в сторону кухни с гордо поднятым хвостом и чувством выполненного долга.

Я опустилась на диван и уставилась на листы, разбросанные вокруг.

– Хорошо, Ромео, если мы принимаем твою версию как основную, то что мы имеем на данный момент? Ничего. Тогда необходимо составить список задач, которые надо решить исходя из данной гипотезы. Ты с этим согласен? – Кот сидел в дверях кухни, намывая свои усы.

Несмотря на то что наступил второй час ночи, я решила составить список первоочередных задач, потому что в моей голове творился хаос и надо было все расставить по своим местам. Или, во всяком случае, попытаться это сделать, так как я знала, что заснуть после событий сегодняшнего дня вряд ли смогу.

Итак…

Первое – как можно более точно датировать время создания гравюр и по возможности установить имя автора или владельца печатни, в которой они были напечатаны. Тогда легче будет установить временной отрезок, когда происходили данные события, если они вообще имели место.

Второе – освежить знания по истории садов России и Западной Европы начиная с XV века; учитывая время создания общества розенкрейцеров, этот партер явно не был традиционным. Если карта существовала, то скорее всего она была зашифрована в знаках, выстриженных из самшита.

Третье – где эта усадьба могла располагаться.

Четвертое – кто такие масоны и розенкрейцеры.

И пятое – многие другие вопросы, как я понимала, надо будет решать по мере их поступления. А поступать они будут непременно.

Можно, конечно, попытаться расспросить Дениса по поводу других материалов Щеглова, но сейчас это маловероятно, полиция тоже проявляет к ним интерес. И с чего вдруг я этим заинтересовалась? Придется расспросы отложить на потом.

– Ладно, не смотри на меня. Всё, иду спать, – зевая, сказала я коту, который сидел у дивана и смотрел на меня с явным неодобрением.

Утром следующего дня я должна была встретиться в издательстве с Надеждой Сергеевной, редактором моей книги, для обсуждения фотографий, сделанных мной накануне в Лесотехнической академии. Как я и предполагала, разговор у нас затянулся на полдня. Макет книги уже был готов, поэтому мы могли сразу прикинуть, куда можно вставить новые фотографии. Надежда Сергеевна с интересом рассматривала принесенные мной снимки с гравюр из коллекции Бориса Юрьевича Громова, долго решая, какие из них лучше использовать.

– Да, Ольга Николаевна, судя по результату, ваш поход в Академию оказался плодотворным, – улыбаясь, говорила Надежда Сергеевна, в очередной раз перекладывая фотографии.

– Конечно, Надежда Сергеевна, я даже представить себе не могла, что смогу там найти, – с тайным смыслом сказала я.

– Я очень рада, Оленька. Наша книга от этого только выиграет.

– Зайдите через пару дней оценить сегодняшнюю работу, – говорила мне Надежда Сергеевна, провожая меня к выходу.

– Обязательно, – с улыбкой ответила я, зная, что у меня все равно нет выбора. – До свидания.

На улице темнело, хотя до вечера было еще далеко. Но что поделаешь – Петербург, декабрь.

«Значит, у меня еще есть время, чтобы посетить библиотеку, в которой собраны книги именно по истории архитектуры – библиотеку Союза архитекторов», – мысленно отрапортовала я сама себе.

Шел мокрый снег, и деревья в сквере на Исаакиевской площади серебрились в свете фонарей, а на их фоне темной громадой высилось творение Огюста Монферрана – Исаакиевский собор.

Я завернула на Большую Морскую улицу и пошла в сторону Дома архитектора.

В фойе было пустынно, значит, никаких мероприятий сегодня нет и парадные залы, главная достопримечательность Союза, закрыты. Раздевшись в гардеробе, я поднялась на третий этаж, в библиотеку.

Меня интересовала конкретная книга, а точнее – два тома, в которых были собраны гравюры Жака Андруэ дю Серсо. Заново просматривая эти гравюры, я хотела освежить свои знания о характере замковых садов XV–XVI веков. Большая часть этих садов, к сожалению, до нашего времени не сохранилась. Но рассматривая эти гравюры, можно получить представление, как выглядели сады того времени. Интуиция мне подсказывала, что художник, выполнивший мою гравюру и гравюру из коллекции профессора Громова, был знаком с творчеством дю Серсо. По стилистике мой партер можно отнести к садам раннего Возрождения. Для них характерны ограждающие стены, аллеи, пересекающиеся под прямым углом, и прямоугольная система партеров сложного геометрического рисунка с определенной аллегорической образностью. Центр пересечения аллей подчеркивался фонтаном. Все это, как я видела, присутствовало на гравюре из коллекции Бориса Юрьевича. За исключением фонтана – на месте пересечения аллей находился гномон. Но что это могло означать, мне было пока не известно.

Получив книги, я пошла к дальнему столу, сгибаясь под их тяжестью, каждый том весил килограммов пять и имел соответствующий формат. Положив фолианты на стол, я села, чтобы собраться с мыслями, так как не знала, что конкретно мне надо искать.

Открыв первый том, я не спеша стала просматривать гравюры, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Я достаточно долго просматривала первый фолиант и решила приступить ко второму. Но закрывая книгу, обратила внимание, что задний форзац по нижнему краю полностью отошел от кожаной обложки. Опять раскрыв ее, я решила позвать библиотекаря, чтобы ей это показать. Но посмотрев в зал, увидела, что она вышла.

«Ладно, подождем», – подумала я и более внимательно посмотрела на форзац.

Книга была очень старинной, и то, что с ней произошло, могло уже быть следствием воздействия времени. К сожалению, книги тоже стареют.

И тут мое внимание было привлечено маленьким уголком белой бумаги, который выглядывал из-под форзаца.

«Странно, на часть переплета это не похоже. Что это может быть такое?» – размышляла я, пытаясь подцепить белый уголок.

Неожиданно из-под форзаца стал вылезать лист плотной бумаги, сложенный вдвое. Развернув его, я в прямом смысле впала в ступор. Это был брат-близнец моей гравюры. Отличие состояло только в том, что на этом листе изображалась вторая часть моего таинственного партера.

Что думать по этому поводу, я не представляла. Происшедшее событие было слишком нереальным, такое могло случиться только в кино. И что делать дальше, я тоже не знала. Проблема заключалась в том, что у меня с собой не было моего фотоаппарата. Да мне и не дали бы это отснять, в библиотеках фотографировать исторические книги запрещено, это я знала точно.

Решение пришло спонтанно. Библиотекарь еще не пришла, а рядом со мной на столе лежала рабочая тетрадь, в которую гравюра в сложенном виде спокойно помещалась. Я не спеша взяла в руки тетрадь, раскрыла ее и так же медленно положила туда гравюру. Потом закрыла и вернула обратно на край стола.

Я осознавала, что поступаю неправильно, но другого выхода у меня на тот момент не было. Если я покажу эту находку библиотекарю, то вряд ли увижу ее еще хоть раз. А после событий последних дней я прекрасно понимала, что должна разгадать эту тайну.

«Тем более в любой момент смогу спокойно вернуть ее обратно», – успокаивала я свою совесть.

– Уже закончили? – спросила меня вошедшая библиотекарь, видя, что я сижу перед закрытыми книгами.

– На сегодня да. Если понадобится, приду еще раз, – ответила я и встала, чтобы отнести книги. Тетрадь демонстративно лежала на столе.

Отдав книги и расписавшись в бумагах, я вернулась за тетрадью и, попрощавшись с библиотекарем, не спеша пошла к выходу.

Выйдя из Дома архитекторов, я решила пойти домой самым длинным маршрутом, чтобы было время собраться с мыслями. Принимая во внимание найденную мною сегодня гравюру и то, как она была спрятана, выходило, что журналист Андрей Щеглов был прав и существует план какого-то парка, где зашифровано место расположения клада. Но тогда встает вопрос – кому и зачем пришлось прибегать к таким мерам? И почему? И самый главный вопрос – как это расшифровать?

Дома, вечером, разложив все имеющиеся у меня материалы и добавив к ним сегодняшнею находку, я попыталась собрать воедино все детали этой головоломки.

На данный момент в моем распоряжении были: портрет неизвестного мужчины, возможно – Христиана Розенкрейца, который я отсканировала с эрмитажного сборника, гравюра с общим видом таинственного партера и усадьбой и два фрагмента плана. Основным моментом для всех них являлась каббалистическая эмблема ордена розенкрейцеров.

Но не хватало двух фрагментов партера, если исходить из главного вида. Я опять попала в тупик и сомневалась, что мне повезет в третий раз.

– Значит, Ромео, нам надо обратиться за помощью, – утешала я кота, который свернулся печальным клубком на диване. – Тем более такой человек есть. Многоуважаемый Виктор Иванович, и мне кажется, что он многого недоговаривает. Думаю, нам надо нанести ему визит без предварительной договоренности. Эффект неожиданности.

Так как тема разговора должна была быть серьезной, то я решила основательно к ней подготовиться. Оригиналы гравюр я с собой брать не хотела, и поэтому весь вечер у меня ушел на обработку и печать гравюр, их фрагментов и деталей надписей.

Я настолько ушла с головой в работу, что, когда зазвонил телефон, подпрыгнула от неожиданности.

– Ты не спишь? – спросила меня Лена. – А то Денис пришел с работы и говорит, что ему надо с тобой срочно поговорить.

– Нет, – ответила я, – сижу за компьютером. Так что можете зайти. Буду ждать.

– Так, так, Ромео, события начинают развиваться вне зависимости от нас, – сказала я своему коту, который проснулся от звонка и теперь сидел на диване и смотрел на меня.

Денис хотел со мной поговорить о статье Щеглова, в этом я была абсолютно уверена. Но о чем именно, можно будет узнать только от него. Мне оставалось только ждать их прихода.

Пока друзья шли к моему дому, у меня было время убрать гравюры и вспомогательный материал, который я подготовила к встрече с Виктором Ивановичем.

Почему-то я считала, что рассказывать им о моих находках еще рано. Сначала я должна сама во всем разобраться.

– Оль, извини, что мы завалились к тебе так поздно, – с места в карьер взял Денис. – Но мне не дает покоя смерть Щеглова. Он как-никак был моим другом, хотя в прямом смысле наши отношения дружбой не назовешь.

– Когда прошел первый шок после известия о его смерти, – начал свой рассказ Денис, – я вспомнил разговор, который произошел накануне его гибели. Он говорил о том, что хочет заняться изучением жизни и творчества архитектора Василия Ивановича Баженова. И что это непосредственно связано с таинственной картой клада, зашифрованной в плане парка старой усадьбы, о которой он написал статью. И что, мол, в донесениях агентов тайной канцелярии было много упоминаний о деятельности архитектора Баженова. Как ты думаешь, это может иметь под собой реальную основу? Мог ли он быть автором такого парка?

– Я никогда не рассматривала творчество Баженова с такой точки зрения, – ответила я Денису. – Но если для тебя это важно, я постараюсь что-нибудь узнать. Многие архитекторы того времени проектировали не только дворцы, но и парковые ансамбли, которые их окружали. В качестве примера можно привести район собственной дачи в Ломоносове, построенный по проекту Ринальди, который включает в себя не только Китайский дворец и павильон Катальной горки, но и парк. Да, хотелось бы увидеть эти письма, тогда мы будем более точно знать, в каком направлении нам идти.

– Это проблематично, – ответил Денис, – так как в квартире Щеглова все электронные носители уничтожены, а в редакции он свой материал не хранил.

– Хорошо, будем исходить из того, что у нас есть, – говорила я, глядя, как Лена мучает Ромео, но это была их обычная игра, доставляющая удовольствие им обоим. – Но мне понадобится время.

– Я тебя не тороплю, так как понимаю, что требую от тебя невозможного, – с улыбкой сказал Денис. – Лена вообще считает, что это все плод моего больного воображения.

– Конечно, – выпалила Лена, закручивая Ромео в бараний рог. – Чего еще можно ожидать от сотрудников вашей газеты!

– Чай вскипел, – вмешалась я в их разговор, чтобы предотвратить надвигающуюся бурю.

Оставшееся время мы говорили о пустяках и разошлись во втором часу ночи.

После ухода моих друзей я опять достала гравюры. И рассматривая их, я думала, мог ли архитектор Василий Иванович Баженов быть их автором. Возможно. Тогда это объясняло анаграмму, которая стояла на главной гравюре, – буквы VB, вписанные в восьмиугольник. Но наиболее полный ответ на этот вопрос мог дать только мой учитель по Академии художеств – Виктор Иванович Соловьев.

Я хорошо знала привычки Виктора Ивановича и не сомневалась, что в полдень застану его у себя в кабинете в Эрмитаже.

– А я ждал, Ольга Николаевна, голубушка, когда же придете и все мне, старику, расскажете, – с улыбкой сказал Виктор Иванович, когда после стука я вошла к нему в кабинет.

– И это почему же? – так же с улыбкой ответила я, принимая правила игры.

– Вы – моя лучшая ученица, которую я готовил на свое место. Вы не умеете прятать секреты, – говорил мой учитель и параллельно готовил кофе. – Как бы вы ни любили Рембрандта, но вы его знаете очень хорошо, чтобы неожиданно им восторгаться, как первокурсница.

Я не стала ничего объяснять, а молча разложила весь материал, который вчера приготовила, на его рабочем столе.

– Виктор Иванович, на портрете, который вы атрибутировали год назад, есть анаграмма VB в восьмиугольнике? Вы ведь его изучили досконально, – говорила я, пытаясь ходить по кабинету.

– Нет, – ответил Виктор Иванович, рассматривая мои находки. – Где вы это раскопали, Ольга?

– Вы не поверите, первую гравюру я совершенно случайно купила в букинистическом магазине несколько дней назад. Центральную гравюру, назовем ее так, нашла среди гравюр в коллекции профессора Громова в Лесотехнической академии, когда ездила туда по поводу своей последней книги. А третью – украла вчера из библиотеки Союза архитекторов, она была спрятана под форзацем книги с гравюрами дю Серсо. Но это еще не все. Несколько дней назад погиб журналист, написавший статью о дороге к кладу, зашифрованной в плане парка. Эту статью мне дала Лена Серова, ее муж Денис – редактор этой газеты. Вчера они ко мне приходили, Денис вспомнил последний разговор с погибшим Щегловым, в котором тот говорил об архитекторе Баженове как возможном авторе этого парка. Профессор Громов в заметке к своей гравюре упоминал о какой-то усадьбе на Ладоге. И профессор Громов, и Щеглов писали о том, что все это связано с каким-то тайным обществом, – тараторила я, пытаясь сказать как можно больше.

– Не с каким-то, а с обществом «Креста и Розы», – спокойно поправил меня Виктор Иванович. – Я уверен, что вы уже знаете, что это за эмблема.

– Да, – ответила я и опустилась на стул.

– Оленька, давайте вспомним те времена, когда вы были моей ученицей и я читал вам лекции. Пойдемте, прогуляемся по залам Эрмитажа. Это часто помогает найти верное решение, – проговорил Виктор Иванович, взяв меня под руку.

– И куда мы пойдем? – как школьница спросила я.

– Терпение, Оленька, – с улыбкой ответил мой учитель. – Если вы хотите разгадать эту загадку, то оно вам понадобится.

Мы спустились на второй этаж и пошли по залам Старого Эрмитажа. Зал Леонардо да Винчи, зал Перуджино и Филиппо Липпи, зал Фра Анджелико, зал Проторенессанса.

– Мы идем к малым голландцам, – через некоторое время высказала я свое предположение, когда мы прошли зал Рембрандта и зал Яна Стена.

– Вы, как всегда, наблюдательны, Оля. И я надеюсь, что это вам поможет.

Через какое-то время мы вошли в Шатровый зал, построенный по проекту Лео фон Кленца, где находится основное собрание картин малых голландцев.

– Давайте встанем здесь, – предложил Виктор Иванович и подвел меня к вазе, располагающейся в центре зала. – Отсюда нам будет удобнее наблюдать за публикой. Я сейчас буду вашим гидом, Ольга Николаевна. Посмотрите направо, перед вами картина Пауля Поттера «Наказание охотника». Особенность этой работы в том, что плоскость картины разбита на четырнадцать самостоятельных сюжетов, объединенных общей темой. Смысл картины на поверхности, и вы видите реакцию публики, которая стоит перед ней. А теперь посмотрите налево, перед вами три картины не менее известных художников: две работы Франса ван Мириса старшего и одна – Габриэля Метсю. У двух работ сюжет один – угощение устрицами, и вторая картина ван Мириса – «Разбитое яйцо». Вы видите, что публика проходит мимо, только скользит по холстам глазами. Все это происходит потому, что скрытый подтекст этих работ для нас уже недоступен. А для голландца – современника художников эти картины рассказали бы о многом. Разбитая яичная скорлупа в голландской живописи символизировала бесплодие, и, следовательно, эта девушка плачет совершенно о другом. Так же и устрицы. Предлагать устрицы – это предлагать вступить в любовную связь, так как устрицы в XVII веке считались сильным афродизиаком. Зная скрытую символику картины, вы будете смотреть на нее уже другими глазами.

– Произведения искусства, как вы сами знаете, часто бывают неоднозначны. И для раскрытия тайны вашей находки вам надо будет смотреть на нее с разных точек зрения, которые могут и противоречить друг другу, – продолжал Виктор Иванович, когда мы не спеша пошли обратно к нему в кабинет. – К сожалению, я сам не смогу особенно помочь, так как не являюсь специалистом в тайных учениях. Но с нужным человеком познакомить могу. И на удачу, Ольга Николаевна, он хотел подойти ко мне сегодня после двух.

– Специалист, с которым я хочу вас познакомить, Ольга, – молодой профессор кафедры истории России в нашем университете Олег Александрович Курбатов. Сам он москвич, окончил Московский университет, но уже несколько лет живет в Петербурге, – сказал Виктор Иванович, когда мы вошли в его кабинет. – Главная тема его исследований – история тайных обществ России. Человек он очень увлеченный, и для него самого, я думаю, ваша находка будет небезынтересна.

– Хорошо, Виктор Иванович, я доверяю вашему мнению, – ответила я.

– А сейчас, давайте посмотрим на первый слой вашей находки. Кто может быть автором этих гравюр, и когда приблизительно они были созданы. До прихода Олега Александровича время есть, – говорил Виктор Иванович, доставая из шкафов различные книги.

Мы углубились в изучение справочников, периодически делая заметки на бумаге, и время в ожидании Олега Александровича пролетело незаметно. Теперь мы могли более или менее основательно вести его в курс дела.

Мы так увлеклись работой, что не заметили, как он вошел в кабинет.

– Извините, Виктор Иванович, кажется я не вовремя – приятным баритоном произнес Олег Александрович, чем сразу расположил к себе.