Пустой мир. Кровь и честь

Тишину и покой равнин и горных хребтов острова, покрытые барханами пересушенной пыли и пепла, нарушали лишь ветры, пролетающие над Рейнсвальдом. Изредка они превращались в настоящие пылевые бури, на огромной скорости несущие тысячи тонн песка и пересушенной земли через трассы, проложенные через территории острова, обрушивались на сталебетонные купола оранжерей или наполовину врытые в землю жилые комплексы. За их стенами жили и работали тысячи людей, следившие за закрытыми от причуд погоды полями и парками. Без таких аграрных комплексов, порой занимавших сотни квадратных километров и уходившие на десятки метров под землю, весь остров мог остаться без чистого воздуха и пищи, а зародившаяся здесь цивилизация оказалась бы на пороге гибели. Каждый раз после того, как ветер утихал, на трассы снова выходили машины, расчищая покрытия от выползавших на дороги пылевых барханов, перекрывавших полосы движения или же засыпая технические постройки на обочинах.

Или же пылевые бури, закручиваясь в вихри и торнадо, поднимавшие в воздух целые обломки скал и вырывая с корнями столбы и указатели, пытались осилить укрепленные высокие стены древних замков и крепостей, где несли службу гарнизоны многочисленных Домов, сильных и богатых дворянских родов, разделивших эту суровую землю на свои владения.

Благодаря Домам Рейнсвальд и процветал, достигнув нынешнего величия и продолжая развиваться и расширяться, раскинувшись не только на сам остров, но и на многие другие острова и колонии, далеко раздвинув границы королевства. Дворяне, потомки таких же простых жителей острова, когда-то давно, на заре его истории, решившихся взять на себя ответственность за судьбы и жизни всех остальных, сплотили и объединили почти разбитых колонистов, пытавшихся здесь выжить, преобразовав общество в жесткий феодальный строй. Сформированные и возглавленные ими отряды разбили и уничтожили местных аборигенов, истребили практически всех опасных тварей и обеспечили господство человека на этой земле. Разделив остров на феоды, навеки поклялись соблюдать установленные границы, и с тех пор царил относительно спокойный мир, все еще продолжавшийся до сих пор. Дворянские Дома защищали свои земли и все королевство не только от опасностей окружающего мира, но и от внешних врагов, орд мутантов и враждебных государств, на протяжении всей своей истории ведя продолжительные и жестокие войны, кровью оплачивая свое право править.

И Дома поддерживали развитие оранжерей и кислородных фабрик, заводов по отчистке воды и производству пищи, формированию целых городов, закрытых куполами или врытых в землю. Огромные промышленные комплексы под их контролем перерабатывали руды из богатых залежей с огромной и бескрайней земли, раскинувшейся внизу, чаще всего именуемой Поверхностью. Со стапелей верфей сходили большие торговые и военные корабли, подготовленные для перелетов по открытому пространству, пустоте между такими же островами, порой расположенными на расстоянии в несколько парсеков друг от друга.

Центром всего этого мира, столицей Рейнсвальда, был город Кенингхорм, внешне похожий на пирамиду, сложенную из нескольких десятков огромных, достигающих в диаметре нескольких километров, шаров защитных куполов. На самом верхнем уровне находился великолепный королевский Дворец, красивейшая постройка во всем Рейнсвальде, настолько прекрасная и узнаваемая, что ему не требовалось даже отдельного названия. Единственное здание в столице, не закрытое защитным куполом, вместо него всю постройку защищали мощные силовые поля.

Этот остров был прекрасен в своей жестокости и суровых условиях жизни, где правили балом сила и стойкость, а люди с рождения понимали свое место в этом мире, готовые служить и работать в обмен за безопасность и благополучие, свое и своих родных. И все же, он был домом для миллиардов граждан, и за закрытыми куполами кроме заводов по производству оружия и первопроходческой техники развивались искусство и творчество, дружба и любовь. Люди не могли жить без этого.

* * *

Над островом, как всегда, раскинулась вечная ночь. Лишенный небесного светила, этот мир не знал другого времени суток. Темнота была первоосновой, любой огонь когда-нибудь погаснет, в то время как ее бесконечности ничего не требуется. Единственная вечность, созданная природой.

Эдвард отпил из своего бокала и глубоко вздохнул. Он не любил темноту – именно так представлялась ему настоящая смерть, в своей неудержимой и бесконечной жадности поглотить все живое. Бесконечная тьма, в которой душа блуждает в поисках выхода и не находит его, бессильно мечась в тюрьме без оков и засовов. Сколько бы ни говорили проповедники о высших силах и лучших местах, так и не смог себя заставить поверить ни в одно из их изречений, убежденный лишь в том, что если какой-то из богов и существовал, у него просто не хватило бы воображения, чтобы создать подобное. Ни один бог не станет разрушать ради самого процесса разрушения, в этом нет ни логики, ни смысла.

Даже здесь, на балконе родного замка Тристанского барона, темнота вольготно расположилась на расстоянии всего лишь нескольких метров от перил. Настенные плазменные факелы, с пляшущими огоньками ярко-голубого пламени, поставленные здесь еще по прихоти его деда, не могли развеять ее полностью, лишь отгоняли чуть от замковых стен.

Поставив бокал рядом, Эдвард облокотился на перила, чувствуя кожей холодный камень и слушая, как медленно двигаются его собственные мысли. Фактически, этот балкон был одной из самых уязвимых частей замка, не прикрытый ничем, кроме силового поля, генерируемого в паре сотне метров за перилами, дабы никто и ничто не могло помешать дворянину насладиться моментом уединения.

Эдвард повернулся к темноте спиной и глубоко вздохнул. Всего несколько лет, как стал бароном, но ему все это уже успело надоесть, поскольку дворяне, кажется, совсем забыли, кем же являются на самом деле. Король Иинан Третий теперь уже бесповоротно слег, через несколько дней после того, как ему исполнилось двести восемьдесят лет. Почтенный возраст, особенно при его положении, когда всегда приходиться оглядываться за спину и помнить о врагах, в любом случае появляющихся в тени престола. Иинан был хорошим королем, честным и справедливым, когда надо даже жестоким, но ровно до тех пор, где кончается необходимость, не рискуя и не заходя дальше. Всего лишь месяц болезни, и от него осталась только собственная тень, бледное отражение прежде великого человека.

Последний раз Эдвард видел его пару месяцев назад, на торжественном приеме во Дворце, резиденции королей вот уже двадцать пятое столетие. Слабый, исхудавший то ли от болезни, то ли от лекарств, едва державшийся на ногах и совсем сгорбившийся под весом королевский регалий, Иинан уже не выглядел достойным правителем. И даже Эдвард в тайне желал ему смерти, что сейчас станет лишь успокоением для этого истощенного и измученного человека.

Дворяне, не дожидаясь даже его окончательной смерти, уже делят власть, выставив сразу трех новых претендентов на престол. Сейчас их интриги больше похожи на мышиную возню, никто не смеет выступить против живого короля в открытую. Даже если у них и выйдет совершить переворот, то возведенный на престол претендент лично сотрет всех бунтарей в порошок, вне зависимости от того, помогали ли они ему выступить на престол или же пытались поддержать его соперника. Предавший однажды вполне способен предать и во второй раз. К тому же, феодалы являются самой надежной опорой престолу, его стабильности и порядку на острове. Так что любой, кто пытается ее расшатать, удаляется, как прогнившая деталь, ради спокойствия остальных. Так было и раньше, но сейчас масштабы возни уже развернулись до такого, что ее не остановит даже подписанное королем собственноручно завещание, и ныне сложившиеся партии проигравших претендентов вряд ли согласятся его признавать без боя.

Промышленные баронаты северного полуострова, соединенные с остальной частью анклава лишь знаменитым Хальским мостом, чудом инженерного искусства, поддерживали ставленника графа Гористара, графа Розмийского. Сына короля, молодого и очень эмоционального юношу, но слишком доверчивого, чтобы править самостоятельно. Клан Гористаров попытается захватить власть в свои руки через его голову, что не несет ничего, кроме масштабного воровства из казны да еще большей усобицы между баронатами. К тому же, Гористары наверняка снова развяжут экспансию на Саальт, сейчас балансирующего на грани гражданской войны. Эдвард, как и его отец, всегда выступал категорически против этого. Конечно, наступление несло огромные сиюминутные прибыли, но в итоге они лишь бы озлобили ближайшего соседа, которого в подчинении Рейнсвальду все равно не удержать, столь мощную оккупационную армию король не смог бы собрать на постоянной основе. А значит, в конце концов, все снова перерастет в позиционную борьбу с взаимными перехватами торговых караванов и отдельных боевых кораблей, как в прошлый раз. Тогда королевство едва само не свалилось в гражданскую войну, и лишь усилиями его деда удалось заключить мирный договор. Зато Гористар уже не в первый раз призывал «вернуться и добить врага», явно надеясь нажиться на военных заказах.

Вторым претендентом на трон был некий Вассарий Гельский, обосновавший свои претензии на престол женитьбой на племяннице нынешнего короля. Теперь уже очень быстро забыл, что перед женитьбой дал клятву, что не будет иметь претензий к короне, что уже делало его крайне неприятной личностью. Однако с ним тоже приходилось считаться, поскольку его поддержали бароны Остезейского договора, а от них зависели торговые связи с другими анклавами Цитадели, созданной более восьми тысяч лет назад. Соглашение связывало четырнадцать крупнейших анклавов в секторе договорами о торговле, взаимном нейтралитете и поддержке. Рейнсвальд и Саальт тоже входили в это соглашение, что все же не мешало им грызться между собой время от времени. Так же остезейцы контролировали связи с анклавами корсаров, от рейдов которых так же неслабо зависела экономика острова.

Важно, что эти торгаши никогда не были особенно верными своему слову, возможно, это уже выработанная черта характера, появившаяся у них с опытом своей деятельности. А может, как по меткой фразе его друга, «дрянь к дряни всегда липнет». Если баронам доказать, что Вассарий вряд ли достигнет престола, они от него очень быстро отвернуться, и тогда у него будет надежда только на своего двоюродного дядюшку, герцога Хлейта, сделавшего целое состояние на разведении скота и фермерском хозяйстве, к тому же имевшего несколько хороших оружейных заводов. Он вполне может собрать неплохую коалицию в свою поддержку, если решится.

Лично Эдварду наиболее приятен был третий претендент, граф Фларский, приходившийся ему почти что родственником, во всяком случае, в возможном будущем. Его поддерживали бароны, не стремившиеся к серьезным изменениям и довольные тем тихим порядком, который наконец-то восстановился на острове. Предложенная же им программа реформ не несла ничего столь радикального, чтобы этого можно было опасаться, но, конечно, как и любые нововведения, постоянно подвергалась критике. Граф был наследником короля по материнской линии – королева Сандра уже имела детей, когда вышла замуж, многие говорили, что из-за этого будут проблемы, но тогда Иинан не желал ничего слушать, охваченный страстью к ее красоте. А вот теперь, кроме прямого наследника короля, остался один только барон Гельский, вряд ли не приложивший к этому руку, но граф хотя бы не собирался начинать войну, как только получит престол.

К тому же, Эдварду не стоило так опрометчиво поступать и отказывать в поддержке двоюродному племяннику деда своей возлюбленной, ныне баронессы Карийской, а в будущем баронессы Тристанской.

И стоило о ней подумать, как дверь приоткрылась и, вместе со звуками музыки и постоянных разговоров, без которых, кажется, не обходился ни один прием, на балкон вышла сама баронесса, кутаясь в алую шаль цветов Карийского бароната. Она была в самом расцвете своей красоты, только достигнув взрослого возраста девятнадцати лет. Ростом чуть ниже Эдварда, с фигурой, словно вырезанной из розового мрамора по идее самого гениального скульптора, задумавшего сотворить совершенство в виде человеческого облика. Во всяком случае, Эдварду всегда так казалось. Золотые волосы были собраны в удивительную прическу, украшенную перламутровым гребнем, а на бледном лице с большими светло-голубыми глазами играла задорная улыбка, когда-то именно и покорившая Эдварда, растопив прежде каменное сердце. Едва слышно переставляя ноги в бархатных туфлях, девушка подошла к нему и взяла за руку.

– Не стоит оставлять гостей, когда заканчиваются тосты, – с укоризной заметила дочь Карийского Дома, – могут подумать, что ты не такой уж и хороший хозяин, каким кажешься. Я ведь тоже думала так в начале.

– А теперь уже считаешь, что и самой стоит сбежать от этих бесконечных разговоров о политике и торговле? – сказал Эдвард с усмешкой. При виде своей возлюбленной все мысли о борьбе за престол вылетели из головы. У него вообще все из головы вылетало со свистом, стоило ее увидеть. Наверное, только эта девушка и могла заставить забыть обо всем на свете. Даже немного подался вперед, надеясь получить поцелуй, но наследница Карийского бароната со смехом оттолкнула его.

– Прошу вас быть осторожнее, барон Тристанский, вы на мне еще не женаты, – она с укоризной помахала своим пальчиком перед его лицом, а потом легонько, почти бегло, поцеловала в щеку, – и мой папа может сильно расстроится по этому поводу.

– Я считал иначе с того самого дня, как увидел тебя, – сказал Эдвард, снова взяв бокал в руки и сделав еще один глоток. Вино уже успело порядком остыть, но он даже не обратил на это внимания, – ты всегда с тех пор была для меня баронесса Тристана.

– Скажи мне, что делаешь здесь один, когда гости внутри и в тепле, – на балконе было действительно прохладно, но в одиночестве Эдвард этого не замечал, – неужели здесь можно найти что-то, чего нет больше нигде?

– Здесь можно найти время спокойно поразмыслить, – сказал молодой барон, – в то время как в другом месте обязательно найдется человек, который решит, что без его частой, но бессмысленной болтовни тебе не обойтись, – он снова попытался поймать ее, но баронесса Карийская, заливисто смеясь, как совсем маленькая девочка, довольно ловко увернулась.

– У тебя очень красивый дом, – внезапно заметила Изабелла, остановившись, – как ты можешь не замечать эту красоту? – она могла потрясающе быстро менять темы для разговора, так что порой за ее мыслью невозможно угнаться. Иногда у Эдварда даже начинало шуметь в голове, когда его возлюбленная в очередной раз переходила на что-то другое, а потом перескакивала обратно, при этом успевая сохранять какие-то логические связи, понятные, впрочем, только ей одной.

Со своей оценкой Изабелла была точна. Дом Тристанских баронов был построен еще в глубокой древности, и лишь при Эдварде окончательно остановились работы по его расширению. Древний замок на вражеской земле, ведущий свою историю чуть ли не с момента заселения острова, когда первый корабли приземлились там, где сейчас стоят монументальные верфи Камского порта. Буровые машины, дробя и плавя породу, создавали огромные залы и коридоры, порой больше похожие на лабиринты, многочисленные подсобные и жилые помещения. Целые боевые батареи были полностью спрятаны в глубине скал, выдвинув наружу только орудийные стволы. Архитекторы возвели Тристанский замок в готическом стиле, с высокими арочными потолками, тонкими резными колоннами и многочисленными скульптурами и лепниной, занимавшей каждый свободный участок.

Даже сам балкон, где сейчас находились, был отдельным произведением искусства, украшенный кроме многочисленных настенных барельефов двумя двадцатиметровыми фигурами мужчины и женщины, расположенных по обе стороны и вырезанные из какмня с такой точностью, что можно было разглядеть даже отдельные складки на одежде. Они поддерживали герб Тристанского бароната – вставший на задние лапы грифон, державший в одной лапе меч лезвием вниз и во второй цветущую ветвь.

– Я в этом доме с детства, – сказал Эдвард, все-таки подойдя к ней, в этот раз она уже не стала снова играть в догонялки, а просто прислонилась к его груди, – и уже успел устать от него. Когда обвенчаемся, то переедем в новую резиденцию Тристана, более светлую и гораздо меньше похожую на боевую крепость. И немножко меньше, чтобы не держать рядом целый гарнизон. А этот замок будет служить для того, для чего и создан. Будет защитной крепостью.

– А может быть, я хотела здесь остаться, – сказала она с улыбкой, – кто знает, может, мне еще понравятся высокие потолки и скульптуры неизвестных мне людей.

– Не думаю, – покачал головой Эдвард, – Он тебе надоест через две недели, а еще через три ты уже заскучаешь по уюту Карии. А этого я хочу меньше всего, можешь мне поверить…

– Господин, – их прервал один из солдат внутренней стражи Тристанского бароната, сейчас, в честь данного банкета, одетый в парадную форму, – простите за вторжение, но около причала завис корвет и просит посадки. Агрессивных действий не проявляет, но в списках гостей не значится, так что командование решило вас оповестить.

– Вот видишь, – сказала будущая баронесса Тристанская, отпуская Эдварда, – гости не любят, когда на них не обращают внимания, и становятся настойчивыми.

– Тогда иди и развлеки их, – Эдвард поцеловал ее в щеку, – а я скоро вернусь.

Солдат пошел впереди, показывая дорогу. Хоть барон и провел не меньше половины своей жизни в этом замке, но все же не помнил всех коридоров, особенно к различным служебным помещениям. Только сначала идти пришлось через весь банкетный зал, где и собралось большинство гостей. Один из крупнейших в замке, больше трех сотен квадратных метров, с тремя фонтанами и широкими анфиладами вдоль стен, сейчас полный роскошно одетых людей и едва заметной роботизированной прислугой. Приехало множество гостей, зная, что именно на этот день барон Тристанский решил поставить официальное признание будущей помолвки с единственной наследницей Карийского бароната. Если объединяться оружейные и корабельные заводы Тристана с плантациями Карии, этот союз может перерасти в одну из ведущих сил на острове, с какой придется считаться любому политику. К тому же, с такой поддержкой герцог Фларский, в чью поддержку открыто выступал отец Изабеллы, может рассчитывать на успех в своем предприятии.

Солдат поднялся по анфиладе, разумно решив, что так пройти будет легче, чем протискивать через напыщенную толпу, рискуя отдавить ногу какому-нибудь герцогу или барону, но и там Эдварда уже ждали.

– А! Вот и сам главный виновник торжества, – широко улыбаясь, встретил его барон Карийский, весьма крупный мужчина, в котором, после юбилея девятого десятка с остервенением боролись рост и быстро сокращавший отставание вес, отошел от группки, с которой только что вел разговор, – я очень рад, что увидел тебя именно сейчас.

Зная барона не понаслышке, Эдвард понял, что его давно уже здесь поджидают, специально решив устроить все как чисто случайную встречу. Порой ему даже начинало казаться, что и встреча с Изабеллой, ставшей его любовью, была не случайностью, а тщательно продуманным планом барона, точно воспроизведенным в правильной последовательности.

– Господин, – Эдвард приложил правую руку к сердцу, общепринятый знак приветствия. В принципе, они равны, даже сам тристанский барон был чуточку выше по строгой социальной лестнице острова, из-за большего значения его заводов для всего государства, но теперь перед ним отец невесты, а это уже другие ранги, где муж дочери в любом случае стоит ниже ее отца.

– Ты не будешь против, если сейчас пройдусь с тобой? – спросил барон, положив будущему зятю руку на плечо, – Нам найдется, о чем поговорить.

– Я иду к пристани, – пояснил Эдвард, жестом приглашая присоединиться, – туда как раз должен подойти еще один корабль, хотя все гости уже прибыли. Не знаю, будет ли вам это интересно. В любом случае, не могу вам отказать.

– Вот и хорошо, – кивнул барон, – ты хоть представляешь, кто это может быть?

– Честно говоря, уверен только в том, что не буду очень рад его увидеть. Я не разослал приглашения лишь тем людям, что наверняка испортят весь вечер.

– И поэтому ты пригласил капитана корсаров? – барон захохотал, как над удачной шуткой, – будь уверен, без хорошей пьянки и пары драк такие люди любой вечер посчитают скучным. Или, если останутся достаточно трезвыми, попытаются разнообразить подобную рутину.

– Я не отказывал своим гостям в праве привести с собой кого-нибудь еще, – сказал Эдвард, постаравшись не выдать своего удивления. О том, что у него на вечере сейчас находится капитан корсаров, узнал только сейчас. И этот факт его немало удивил и даже поразил. Не то, чтобы корсары вызывали у него отвращение, но он не мог понять тех помыслов, что заставляют их участвовать в подобном. Рейды всегда представлялись ему чем-то жестоким и бесчеловечным, не говоря уже об их участниках.

– На самом деле, тут все гораздо сложнее, – барон немного утихомирил свой обычно громкий голос и почти перешел на шепот, – его привел с собой герцог Камский. И это напрямую связано с проектом «Сакрала».

– Что? – Эдвард даже притормозил, – Райсор совсем с ума сошел? – молодой барон был настолько удивлен, что забыл даже об этикете, – Вы хотите сказать, что он хочет доверить командование «Сакрала» корсару? Я не буду спорить, они отличные капитаны, видел записи с их участием, но «Сакрал» не рейдовый корабль, он с самого начала был предназначен для гораздо большего.

– Многие тоже так считают, – согласился барон, – но герцог непреклонен. Считает, что ни один офицер Королевского флота не сможет сделать то, на что рассчитан «Сакрал». От этой компании зависит будущее всех Камских верфей. Герцог полностью заложил их, до нитки. И ты это знаешь не хуже меня. Если предприятие провалится, то весь порт окажется под чужим контролем. А это смерть для герцогства. С учетом растущего влияния Гористаров на торговлю… Ты, надеюсь, в курсе, кого из претендентов на престол они хотят поставить?

– Наследника, графа Ростийского, – кивнул Эдвард, – он будет марионеткой у них в руках, как и весь остров в результате. Вас, как понимаю, такой вариант не устраивает?

– Конечно, нет, – барон даже надулся, – даже еще меньше, чем этот выродок Вассарий, со своими захватническими замашками. Только, думаю, ты должен знать, что барон Гельсский является другом Респира. А с ним, думаю, не захочешь лишний раз столкнуться, – вот это было серьезное предупреждение.

Респир был потомком одной обнищавшей ветви Гористарского рода, но сумел добиться благосклонности промышленников этого же клана, а вместе с ними и самого графа Гористара. Сейчас Респир носил титул герцога Росского, но чисто формально, Росс был под протекторатом Гористарского графства, и отдавать его в полное владение такому несдержанному человеку было в высшей степени глупым поступком. А эта репутация за новоиспеченным герцогом уже успела закрепиться основательно. Многие даже считали его не вполне здоровым психически, достаточно лишь увидеть его вечно вытаращенные глаза, пульсирующую жилку на виске и моментальные вспышки истерии по любому поводу.

Сначала Респир возомнил себя наследником всего Гористарского графства и попытался устроить заговор, но в самый последний момент передумал. Точнее, его заставили пойти на такой шаг, чтобы не быть повешенным на глазах у толпы. Через месяц после этого он кинулся в другую крайность, начав вкладывать все имевшиеся у него средства в торговлю, в результате потеряв все, поскольку совершенно не умел играть на бирже. Виновных, естественно, нашел на Саальте, и даже написал королю просьбу устроить против соседа военную операцию, чтобы вернуть его деньги. Слава Небесам, письмо не дошло.

А последней его истерией было то, что он по уши влюбился в Изабеллу с твердой уверенностью, что отвечает ему взаимностью. Одно это делало их с Эдвардом непримиримыми врагами. Гористарский граф Респира даже тайно поддерживал, рассчитывая, что в любом случае извлечет выгоду. Может, все же добьется своего, и тогда получит на блюдечке Карийский баронат. А может, в худшем варианте, сделает какую-нибудь глупость и расстроит помолвку, тогда союза Тристана и Карии не будет. В подобном случае Гористары просто от него избавятся, вместе со всеми теми проблемами, которые этот сумасшедший буквально генерирует вокруг себя.

– Я надеюсь, Респир помнит мое обещание застрелить его, если хоть только еще раз посмотрит в сторону Изабеллы? – сухо спросил Эдвард, чувствуя, что такого он не предвидел.

– Помнит, – кивнул барон, – но это не мешает ему отправлять ей письма каждый день. Если тебе интересно, можешь даже почитать их, я принесу.

– Не стоит, лучше отправьте их в солдатский туалет. Там их используют для того, для чего на самом деле созданы, – Эдвард только сейчас обратил внимание, что уже шли служебными коридорами, чьими украшениями были только короба вентиляции на правой стороне потолка, – а что говорит по этому поводу сама Изабелла? Какова ее реакция?