Спаси и сохрани. Часть первая

Через несколько дней заточение закончилось.

* * *

Полгода спустя

– Спаси и сохрани, Господи, раба божьего Сергея, спаси и сохрани…

Вот уже седьмой час подряд перед иконой Николая Чудотворца стояла женщина в черном платке. Ее губы не переставая шептали молитвы. Взгляд был отрешенным. Время от времени она меняла в руке догорающие восковые свечи. Это были большие свечи, которые сгорали в течение часа. Ее руки были залеплены застывшим воском. За то время, пока женщина стояла в церкви, одна из монахинь подходила к ней, но, заглянув в ее безумные, полные отчаяния глаза, безмолвно удалялась. Так продолжалось еще несколько часов. На улице давно стемнело, и последние посетители покинули божий храм. А женщина так и стояла перед иконой Николая Чудотворца. Настоятель церкви подозвал к себе одну из служительниц храма и тихо спросил:

– Что случилось у этой женщины, сестра Тамара?

– Не знаю, батюшка, она провела перед иконой весь день.

Священник медленно проследовал к странной женщине. Постояв немного молча возле нее, он негромко прочитал вслух «Отче наш».

Женщина оторвала взгляд от иконы и, посмотрев на святого отца, спросила:

– Скажите, батюшка, Николай Чудотворец может сотворить чудо?

– Да, может, но нужно молиться и верить в это всем сердцем, и тогда чудо свершится. Аминь.

– Спасибо, батюшка, я знаю, что сын жив, – и женщина пошла прочь из церквушки.

Батюшка еще некоторое время стоял и смотрел вслед удаляющейся женщине, а после того как она исчезла, перекрестился и произнес:

– Храни ее господь…

Глава 6

Полигон

Чита, учебный полк

Утром, после завтрака, рота была погружена в «Уралы» и вывезена за город. Высокие сосны грациозно красовались по обе стороны убегающей вдаль заснеженной дороги. Вот на одной из заснеженных лап сосны мелькнула рыжая белка. Немного посидев, с силой оттолкнулась и, словно заправский гимнаст, взвилась в воздух по направлению к соседней сосне. Легкий шлейф снега указал направление удаляющегося зверька.

Учебный полигон находился в 40 км от Читы. Одноэтажные казармы стояли на заваленной снегом поляне, располагающейся посреди тайги, простирающейся на тысячи километров. Рота была расквартирована, и уже через час посреди тайги был разведен костер, возле которого проводился инструктаж по вождению танка.

– Помните, бойцы, с вами на связи нахожусь не только я, но и – по внутренней связи – механик-инструктор, сидящий с вами в танке. Беспрекословно подчиняйтесь его инструкциям. Трогаемся по команде «вперед», по команде «стоп машина» останавливаемся и глушим мотор. Все остальное, надеюсь, вам объяснили на тренажерах в учебном классе, – произнес инструктирующий офицер.

Укутанные в бушлаты, бойцы стояли полукругом вокруг костра. Высокие валенки придавали им смешной вид, похожи они были на неваляшек.

– О чем думаешь, Серый? – спросил стоящий рядом Фикса.

– Фикса, а ты в бильярд когда-нибудь играл?

– Было пару раз, – ответил тот.

– Да вспомнил одну историю, – продолжил Шах. – Я же в футбол раньше гонял, за город. Приехали мы как-то на турнир в Астрахань. Там в местном кремле, в подвале, бильярдная была. Ну так вот, прикинь, нам лет по пятнадцать, пришли мы туда, заказали стол, стали играть. А бильярдная катраном попахивает – короче, на деньги играют. Дедки древние с киями ходят, над каждым ударом по часу думают, в общем, все по-взрослому; только мы, малолетки, в этот замес не вписываемся. Дали мне кий, ну я и стукнул по шару. А он, по непонятной траектории, поскакав по бортам, зацепил другой, и они оба в противоположные лунки вошли. Дедок, ходивший рядом, аж ойкнул. Я, говорит, пятьдесят лет играю, а таких ударов довелось видеть два раза, и то лет тридцать назад, какой-то Ферзь так исполнял. Ну, а я кий-то первый раз вообще в тот день держал. Вот такой случай у меня с бильярдом был.

Незаметно пролетели несколько дней, в течение которых новобранцы приобрели навыки вождения танка. По вечерам смотрели «Новости», где показывали слезы матерей, проводивших своих сыновей в армию и получивших взамен цинки. Контроперация в Чечне постепенно превращалась в кровавое месиво. Стали поговаривать, что полк готовят к отправке на Кавказ.

И вот пришло время сдавать зачет по вождению, показать, чему их научили. Зачетный круг – 5 километров по пересеченной местности на «Т-90».

Запрыгнув на танк, Шах обратился к сидящему на башне сопровождающему:

– Паренек, ты бы люк закрыл да держался покрепче.

Закрыв за собой люк и включив вторую передачу, он тронулся. Трасса была непростой. Змейка столбов, которые необходимо было объезжать с разных сторон, противотанковый ров, крутой подъем, на котором он уже обогнал вопреки инструкциям впереди идущий танк. Колейный мост он взял на шестой передаче вместо положенной первой. И вот прямая, убитая глубокими выбоинами. Он воткнул седьмую передачу, уперся руками в люк и выжал по максимуму педаль газа. Подумал: «Я привезу вам лучшее время». Танк стал подлетать с кочки на кочку, на мгновение полностью отрываясь от земли, стрелка спидометра находилась на 100, тряска усиливалась. Вдруг по внутренней связи он услышал:

– Механик, стой, стой, придурок, сто… – голос исчез.

Пытаясь на этой бешеной скорости остановить машину, Шах дернул за правый рычаг, съехал с дороги, снеся на своем пути небольшие деревца, и с трудом остановил машину. Открыв люк, он, отодвинув поваленные ветки, залез на башню и заглянул в люк. Мешковатое тело лежало безжизненно. «Ну, вот и отслужил!» – пронеслось в голове.

– Ты живой? – Шах потряс человека за плечо. Парень молчал, кое-где была видна кровь. Секунды тянулись. «Посадят, точно посадят». Сергей потянул тело вверх за бушлат.

– Кх-кх, – послышался хрип снизу.

– Живой! – и Сергей вытянул бедолагу из люка. Зрелище было не из приятных, все лицо было в крови.

– Говорить можешь? Что болит?

– У-убью! – беззубым ртом промолвил тот.

– Жить будешь. Да у тебя и нос снизу вроде оторван. Говорил тебе – закрывай люк, – прикладывая снег к разбитому лицу, сказал Сергей. – Залезай на броню, надо ж круг закончить!

Тот его не слушал. Он отправился на командный пункт пешком через поле.

Сергей в одиночестве отправился на финиш.

– А где сопровождающий? – спросил комбат после доклада Сергея.

– Вон идет по дороге, – показал боец вдаль рукой. – Я ему говорил, товарищ подполковник, чтоб он люк закрыл, а он как фраер, по-походному…

Вечером того же дня рота вернулась в Читу.

Прошла еще неделя, и Сергей с Фиксой были переведены в другую роту, которой надлежало выбыть в другой регион для дальнейшего прохождения службы.

На «Уралах» бойцов отвезли в аэропорт и загрузили в самолет.

В хвост самолета прошел небольшого роста летчик с автоматом наперевес.

– Давайте, пацаны, если что, – произнес он непонятную фразу.

– А куда мы летим? – спросил один из бойцов сидящего рядом офицера.

– Да вроде в Краснодар или Ставрополь, я и сам не знаю.

Самолет взмыл в небо.

Дозаправка произошла в Екатеринбурге, еще несколько лет назад он назывался Свердловском. Мысли Шаха были далеко. Он вспоминал Ирину и те безоблачные дни, когда они были вместе. Три месяца учебки пролетели как один день. Под гул самолета он уснул.

– Серый, вставай!

Открыв глаза, он увидел Фиксу, тот тряс его за плечо.

– Брат, мы дома.

– В каком смысле «дома»?

– А ты в иллюминатор посмотри, – широко улыбаясь, ответил Фикса.

В иллюминаторе был виден красавец Эльбрус, и Сергею сразу вспомнилось стихотворение А.С. Пушкина:

В час ранний утренней прохлады

Вперял он любопытный взор

На отдаленные громады

Седых, румяных, синих гор.

Великолепные картины,

Престолы вечные снегов,

Очам казались их вершины

Недвижной цепью облаков.

И в их кругу колосс двуглавый,

В венце блистая ледяном,

Эльбрус огромный, величавый

Белел на небе голубом.

– Дома, как есть дома, – повторил Фикса.

Через пятнадцать минут лайнер зашел на посадку, пробежал по летной полосе и замер. Еще мгновение – и чрево самолета открылось.

Глава 7

Мать

Два месяца спустя. Чечня

Уже которую неделю мать безрезультатно искала своего сына на обугленной Чеченской земле. Сердце подсказывало ей, что сын жив, что он где-то рядом, что не сегодня – так завтра он найдется. Его фото она показывала всем, с кем встречалась, обходила селение за селением изо дня в день, но напрасно. За это время она очень изменилась, глубокие морщины прорезали уставшее лицо. Чечня была поделена по территориям влияния, где-то стояли федералы, где-то все контролировали боевики. Бывали дни, когда у женщины во рту не было ни крошки. Иногда ее встречали с сочувствием и пониманием, иногда с ненавистью и раздражением – люди же разные, и не важно, русские или чеченцы; есть жизненные обстоятельства, при которых поступок человека вызывает уважение даже у самого заклятого врага.

Впереди на горизонте замаячил очередной населенный пункт. Вечерние сумерки медленно спускались на маленький аул, расположенный у подножия холма. Она шла, уставшая и голодная, по проселочной дороге, как вдруг услышала речь, вначале чеченскую, а затем и русскую:

– Эй, женщина, чего ищешь? Иди сюда!

Возле наполовину обрушенного дома стояла чеченка в черном платке, держа руки на пояснице.

– Что ты тут потеряла, русская? Ты немая, что ли?

– Я ищу своего сына, вот его фотография. Вы его не видели? – И мать протянула чеченке уже довольно потертую фотографию сына.

– Нет, русская, я его не видела и знаю точно, что в нашем селе пленных нет. Скажи мне, а ты не боишься вот так одна ходить по нашей земле?

– Самое дорогое, что у меня было, я и ищу на вашей земле. Если суждено найти его, то найду, а если нет – так в том, что меня похоронят недалеко от моего сына, нет ничего страшного. Но я чувствую, что он жив, и буду искать его до тех пор, пока не найду. Извините, я пойду дальше, – и она развернулась и пошла по дороге.

– Стой, женщина! Иди сюда, уже ночь на дворе! Проходи, проходи в мой дом, или в то, что от него осталось. Меня Азой зовут.

В одной из сохранившихся комнат в детской кроватке лежала девочка лет пяти, с голубыми глазами и темными курчавыми волосами. В руках у нее была кукла без головы, но девочка с любовью прижимала ее к себе. На столе стояла лампа, тускло освещавшая мрачную обстановку комнаты.

– Вот так, русская: когда-то это был большой двухэтажный дом, в котором жили я с мужем, двое старших сыновей и дочка с мужем. – Чеченка взялась руками за голову и на несколько минут замолчала. Ее лицо выражало скорбь. – А теперь вот я с внучкой Людочкой – и все, нет больше никого, один лишь старший сын, неизвестно, жив или нет, а остальные погибли… – Как тебя зовут, русская?

– Как и твою внучку, Людой.

– Смелая ты женщина, вот так вот ходишь и ищешь сына. Ты ела сегодня? Знаешь, до войны в нашем доме всегда были рады гостям, принято было выставлять для гостя самые лучшие продукты; а сейчас весь наш рацион с Людочкой – солдатская тушенка да черный хлеб. Так что сейчас будем ужинать. Мой пока руки, а я дров подкину, а то холодает что-то.

…В полуразваленном доме при тусклом свете лампады, под хруст прогорающих дров за столом сидели две женщины и маленькая девочка.

– Я не знаю, как ее воспитывать, что говорить ей про ее отца и мать. Будь проклята эта война и эта земля! Знаешь, русская, это лишь часть того, кого мне пришлось потерять. Вся моя семья была уничтожена в 1944 году, в год, когда Сталин депортировал чеченский народ в Казахстан. Людей грузили в вагоны и спускали составы под откос в море; гибли тысячи людей, стариков, матерей, ни в чем не повинных детей. Из всей семьи до Казахстана добрались лишь мы с матерью, а ведь у меня было семь старших братьев и сестер.

Аза снова замолчала, и по ее изрезанному глубокими морщинами лицу побежали слезы.

– Это продолжается уже более двухсот лет. Еще во времена Ермолова гибли наши деды и прадеды, а сейчас гибнут наши дети и внуки. Я не могу простить русским гибель всего рода, но я бессильна; единственное, что меня держит на этой земле, вот она, моя внучка Людочка. В Казахстане в 47-м году умерла моя мать, мне тогда было семь лет. Я выросла в Казахстане, окончила школу, работала, встретила своего мужа, у нас все было хорошо, родились дети, и вот в 87-м году мы решили вернуться на свою родину в Чечню. Зачем мы это сделали?

После паузы Аза вновь заговорила:

– Когда же закончится все это? Везде кровь, всюду пахнет смертью… Я ненавижу эту землю. Ты знаешь, я решила мстить русским – обвешаться взрывчаткой и унести с собой на тот свет как можно больше ваших. Но сейчас, глядя на тебя и на твое горе, я понимаю, что ни ты, ни твой сын, ни сотни других ваших сыновей не виноваты в том, что их насильно пригнали сюда. За что они здесь умирают? Я могу тебе ответить – за тех жирных политиков, которые зарабатывают на войне. Вот так, русская. Ладно, пора спать, можешь лечь вон на той кровати возле окна. Я дам тебе совет, как мать матери; я знаю, что такое терять детей, поэтому и помогаю тебе. Тебе надо попасть в Урус-Мартан. Там, говорят, сейчас и Масхадов, и Басаев; там, возможно, есть данные или списки захваченных пленных солдат. Возможно, там ты что-нибудь узнаешь. А теперь – спать.

– Спасибо тебе, Аза, – проговорила женщина, а минуту спустя в одиноко стоявшем на окраине села доме погасла лампа.

…Первые лучи солнца озарили маленькую комнатушку полуразрушенного дома, расположенного у подножия холма. Маленькая девочка играла возле окна с куклой, у которой не было головы. Она надевала на нее сделанную из ветхого белья одежду, улыбалась ей и разговаривала с ней на своем детском, никому более не понятном языке.

– Ты проснулась, малышка? – Людмила протянула руки к играющей девочке, и та с радостью залезла к ней на кровать, улыбаясь своей открытой детской улыбкой.

– А кого ты ищешь? Я вчера слышала, как ты говорила бабушке, что кого-то потеряла, но ничего не поняла, потому что ты все время молчала, а говорила бабушка. А потом я уснула. Кого ты потеряла?

– Сына.

– Сына? А как его зовут?

– Его зовут Сергей.

– Он что, пошел гулять и заблудился?

– Не знаю. Вот найду его, он мне все и расскажет, – ответила мать.

– Я тоже один раз потерялась, мы еще в Грозном жили, у нас там большая квартира была и еще Рыжик – маленький котенок, я с ним всегда играла. Мы с Иркой, моей подружкой, пошли гулять и заблудились, я еще в лужу упала. Нас ночью папа нашел в милиции, привел домой. Мама плачет, а папа почему-то смеется и говорит мне: «Снимай платье, лягушка-путешественница». А мое платье, которое было белое, все в грязи, вот так. А на следующий день мы пошли в зоопарк, там был лев и верблюд, верблюд смешной, он еще в папу плюнул, а льва я боялась, но папа сказал, чтобы я не боялась, потому что лев – это царь зверей и маленьких девочек он не ест. А потом мы ели мороженое и катались на качелях. А ты своего сына водила в зоопарк?

– Когда-то водила.

– А он боялся льва?

– Нет, он же мужчина, а мужчинам нельзя бояться.

– Понятно, – ответила малышка. – Когда мама с папой вернутся, мы обязательно пойдем в зоопарк, и я уже не буду бояться льва, я ведь большая. Люда, а у твоего сына есть детки?

– Нет, солнышко, пока нет, но скоро будут, я это точно знаю, – проговорила мать и заплакала.

– Почему ты плачешь, тебе страшно? Не бойся, я с тобой.

– Хорошо, малышка, больше не буду плакать.

Дверь открылась, и в комнату зашла Аза.

– А, вы уже проснулись? Это хорошо. Сейчас покушаем, и тебе, Люда, надо уходить. В селе появились какие-то люди, а я не хочу, чтобы в моем доме что-нибудь случилось. Если доберешься до Урус-Мартана, отыщи там Доку Умарова, он мой родственник, его там все знают. Расскажи все ему, может, чем и поможет.

Глава 8

141-й ОТБ

Прилетевшие из Читы новобранцы с нескрываемой радостью высыпали из чрева самолета. Солдаты были построены в колонну по четыре и строем последовали за встречающим их офицером. На глаза давила яркая зелень, окружающая со всех сторон. После заснеженных пейзажей Читинской области зеленая трава казалась неуместной, хотя март уже сдавал права надвигающемуся апрелю. Зелень была повсюду – зеленая маскировочная сетка была натянута на небольшие здания, располагающиеся вокруг этого небольшого аэропорта. Кроме того, зеленая сетка покрывала военную технику – БТРы и БМП. Казалось, даже встречающиеся люди, повязанные косынками цвета хаки, отливали зеленым цветом. Шах с Фиксой шли последними. Поравнявшись с идущим навстречу парнем с зеленой косынкой на голове и в черных очках, явно косящим под рейнджера, Шах спросил:

– Брат, подскажи, где мы приземлились?

– Какой я тебе брат, душара? Вешайся, в Моздоке ты! – недовольно выдал рейнджер в ответ.

– Мы дома! – и Шах с Фиксой, на глазах у ничего не понимающего рейнджера, хлопнули друг друга по ладоням.

Через полчаса их погрузили в вертолет и пообещали, что минут через тридцать они будут на месте. И вот долгожданная посадка. На этой вертолетной площадке обстановка была более напряженной. Рядом стояли еще две «вертушки», из которых выгружали раненых солдат. Зрелище было жутким. Окровавленные тела складывали прямо на земле. Стон, просьбы о чем-то, запах чего-то жженого – все в секунду перемешалось и давило на психику. У одного из ребят не было обеих ног, и лишь десятки метров окровавленного бинта позволяли ему до сих пор как-то оставаться живым. У другого, с наспех перевязанной головой, не было рук. Но самое страшное было то, какими глазами они смотрели. От их взгляда веяло смертью. Эти еще юные мальчишки уже успели повстречаться с костлявой, а возможно, и обняться с ней. Где-то вдалеке слышался шум летящих сюда машин «Скорой помощи».

Вновь прибывших строем проводили в какую-то часть, из которой их должны были забрать «покупатели».

– Надо бы нам в одну часть попасть, Шах, а то сейчас пораскинут кого куда.

– Сошлемся, что братья двоюродные, – ответил тот Фиксе.

Действительно, команду стали раскидывать на глаз. Подойдя к капитану, сидящему за столом, и сославшись на родство, они попросились в одну часть. Шах с Фиксой были определены в 141-й ОТБ (отдельный танковый батальон). За время следования в батальон старшина Комарчук поведал, что подразделение, в котором им предстоит служить, в полном составе находится в Чечне, за исключением нескольких офицеров, пары прапорщиков, ну, и десятка солдат, следящих за расположением батальона.

И вот впереди замаячили ворота КПП. Территория части располагалась в военном городке, который был построен турками на немецкие деньги, так как части ранее выводились из Германии. На территории за камуфлированным КПП располагались, помимо танкового батальона, ОРБ (отдельный разведывательный батальон) и батальон связи. Одноэтажные казармы стояли вразнобой. В центре располагалось два плаца, на одном из которых были построены вновь прибывшие.

– Товарищ майор, новобранцы в количестве тридцати человек построены на плацу. Прапорщик Комарчук.

– Разместить вновь прибывших по казармам, и отбой. Сейчас 23.50 – поэтому завтра бойцов на зарядку не поднимать, дать поспать подольше; поднимешь прямо на завтрак. Командуй отбой, прапорщик.

Раскидав прибывших по казармам, Комарчук построил новобранцев 3-й роты и провел с ними инструктаж. В числе стоявших в строю были и Фикса с Шахом. Казарма оказалась на уровне. Длинная, метров сто, взлетка заканчивалась входом в туалет, в котором были, помимо всего прочего, еще и пять душевых кабинок. Налево и направо располагались кубрики – небольшие комнатки с двухъярусными кроватями, тумбочками, шкафчиками для одежды, небольшим столом со стульями, предназначенные для четырех человек. Еще в роте имелась комната отдыха с телевизором и видеомагнитофоном, а также спортзал со множеством гантелей и штанг.

– Итак, бойцы, десять минут на умывание – и отбой, завтра будем знакомиться поближе.

– А Комарчук – вроде ничего дядька, мне даже понравился, – уже засыпая, поведал Фикса Шаху.

– Главное, не ошибиться. А то, как люди говорят, первый взгляд обманчив, – ответил тот.

Глава 9

Шапки снять, духи!

Наутро, после построения на плацу, танкисты проследовали в столовую.

– Так, берем на подносы еду и рассаживаемся на первом ряду столов, это ряд ОТБ, – громко, на всю столовую говорил Комарчук.

ОТБ приступил к приему пищи.

– Слышь, Шах, посмотри, как соседние столы сервированы – конфеты, печенье, сгущенка, еще какая-то муть… Это для кого?

– Я думаю, для офицеров, – ответил Сергей.

Через какое-то время в столовую ввалились обвешанные медалями и орденами, одетые в камуфлированную форму несколько десятков разведчиков. Вошедшие с шумом расселись за соседними сервированными столами, нагло и даже с презрением поглядывая в сторону танкистов.

– Спецпаек хавают; наверно, из Чечни недавно вернулись, – вымолвил сидящий с Шахом и Фиксой невысокий паренек.

– Духи, а вы чего такие борзые? Шапки снять! – выдал на всю столовую кто-то из разведчиков.

Действительно, читинская привычка давала о себе знать, и все ели, не снимая зимних шапок.

– Шапки снять, черти! – зазвучала с соседнего ряда команда, и сидящие танкисты стали снимать шапки. С покрытой головой оставались несколько человек. Один из разведчиков поднялся и, проходя по ряду танкистов, стал подзатыльниками сбивать шапки. Он приближался к столу, за которым сидели Шах с Фиксой.

– Э, боец, ты чего руки распускаешь! – прозвучал сзади голос прапорщика Комарчука.

– Да все нормально, товарищ прапорщик, – воспитываю, – произнес, улыбаясь, уже присаживающийся на свое место разведчик. По выражению лица разведчика было видно, что Комарчука здесь уважают, а может, даже побаиваются. Разговор с этим пятидесятилетним двухметровым хохлом с добродушным лицом и пудовыми кулаками не предвещал ничего хорошего.

– Я тебе щас поучу! – и Комарчук, погрозив кулаком, вышел из столовой.

– Э, духи, вас что, не касается? – зазвучал голос снова. Но теперь в шапках оставались лишь Фикса с Шахом.

– Дай мне свой нож, – протягивая руку под столом, сказал Шах. Фикса незаметно передал ему выкидной нож с оранжевой ручкой.

– Ну, вы, бронелобые, вообще рамсы попутали?

– За базар отвечать нужно. Кто это сказал, за мной на улицу! – и Шах встал со своего места.

Под хохот разведчиков он вышел на улицу и остановился спиной к входу. Чья-то тяжелая рука легла на плечо Шаха. Он резко развернулся, схватил соперника за грудь двумя руками, собираясь его чуть-чуть приподнять и откинуть назад, но маневр не удался. Перед ним стоял стопятидесятикилограммовый толстяк с добродушным улыбающимся лицом, которого при всем желании не только приподнять, но и, пожалуй, сдвинуть хотя бы на сантиметр было проблематично. Оценив все шансы и возможные варианты в долю секунды, Сергей потянул этого здоровяка на себя и с силой ударил его головой в нос. Затуманенный взгляд и легкая струйка крови из носа толстяка говорили о том, что цель достигнута, но противник так не думал. Идя на опережение, Сергей второй раз опустил свой лоб на уже не улыбающееся лицо добряка. Второй удар был намного сильнее первого и оказался последним в этой схватке – верзила оседал на землю. Из столовой еще не успели выйти все зрители, как все было кончено. Несколько разведчиков кинулись на Шаха, но тот, сделав два шага назад, выставил нож.

– Порешу, суки! – крикнул он.

Разведчики замерли в нерешительности.

– Разойтись! – снова раздался голос Комарчука за спинами высыпавших на улицу солдат.

Растолкав собравшихся, Комарчук пробился к полусидящему на земле разведчику. В ту же секунду нож исчез в кармане Шаха.

– Мы тебя, душара, вечером выловим, вешайся, – слышались голоса разведчиков.

Старшина Комарчук загнал всех танкистов в 3-ю роту.

– А ты, я смотрю, борзый, – глядя на Шаха, сказал он. – Шкафа сделал, его даже офицеры разведбата стороной обходят… Так, слушаем сюда, воины. Поодиночке из казарм не выходите, да и вообще сидите в казармах, нечего вам по части пока шарахаться. Курите в туалете. Сегодня получаете новую форму, приводите ее в порядок, пришиваете шевроны, подшиваете подворотнички, после обеда едем в баню. Если вопросов нет, разойтись!

Через полчаса в кубрик к Шаху пожаловали гости. Первым зашел невысокого роста паренек в спортивном костюме, за ним верзила в обтягивающем фигуру танкаче (танковый комбенизон).

– Здорово, братан, меня Костром зовут, а это Медведь – указал он на спутника в танкаче. – Нам до дембеля несколько дней осталось, так что на чемоданах сидим, а тут такое кино. Я сам не видел, в отличие от Медведя, как ты Шкафа сделал, но оценить смогу. У нас с разведкой постоянный геморрой. Прессуют, суки. Когда нас сюда закинули, так они танкистов, то бишь наших старых, по-черному чморили. Но наш призыв вроде крепкий попался, Медведь не даст соврать. Так что мы потихоньку огрызаться стали, бились иногда, но со Шкафом никак сладить не могли – он вон какой бугай. Потом батальоны в Чечню закинули, Грозный вместе штурмовали, и наши пацаны полегли, да и разведчиков покосило. Их неделю как из Ичкерии вывели, а наш батальон пока там стоит. Из старых в батальоне мы с Медведем да еще пара хлопцев, так что перевес по-любому на стороне разведки, вот они хвосты, суки, и распушили. В общем, если какие проблемы с ними, маякуй нам. Сегодня в баню повезут, можно будет пивка попить, так что не прощаюсь, в баньке пообщаемся. Пойдем, Медведь, – заявил парень, и делегация вышла из кубрика.