Юная Кармен

Юная Кармен

– Володя, через полчаса в районном Доме культуры начнется концерт, посвященный Дню работника советской торговли, – сообщила мне ответственный секретарь редакции Людмила Сергиенко. – Других сотрудников под рукой сейчас нет, в разъездах по району, поэтому вся надежда на тебя. Мероприятие радостное, приятное. Получишь удовольствие от выступления артистов. Заодно подготовишь репортаж в очередной номер. Как говорят, совместишь приятное с полезным.

– Так точно! – по армейской привычке, так как прошел лишь год после демобилизации из армии, ответил я. Во время срочной службы, то есть исполнения воинской повинности, сотрудничал в окружной газете, издаваемой в Одессе, то, оценив опубликованные на ее страницах статьи и стихи, меня без диплома о высшем образовании, приняли литсотрудником сельхозотдела редакции районной газеты «Приазовская звезда».

– Имей в виду, если мы не осветим это событие, то начальник управления торговли и его подчиненные обидятся. С работниками Мельпомены, обладателями дефицитных товаров, следует дружить, – наставляла коллега. – Жду от тебя живописный репортаж. Оставла место на 180 строк на четвертой странице. Придется писать оперативно, прямо с колес.

– Не впервой, – уверенно ответил я и, не мешкая, направил свои стопы в Дом культуры, расположенный в двухстах метрах от здания редакции. О том, что работники торговли в большом почете я убедился, когда со стороны наблюдал за участниками первомайской демонстрации, украшенной флагами, транспарантами с лозунгами, портретами Ленина, Маркса, Энгельса и члена Политбюро ЦК КПСС. Районное начальство: секретари райкома, председатель райисполкома, его замы наблюдали за шествием с высокой трибуны, установленной на главной улице поселка. Следуя классовой субординации, в первых рядах шли трудовые коллективы предприятий «Сельхозтехники», комбината хлебопродуктов, «Сельхозхимии», молокозавода и винзавода, СМУ, ПМК, транспорта, затем труженики передовых совхозов и колхозов. За ними по табели о рангах должны бы следовать представители творческой интеллигенции: учителя, врачи, работники культуры. Но, увы, этот сегмент колонны возглавили работники торговли.

Своими модными, роскошными одеяниями, костюмами, платьями, блузками, добротными туфлями, они разительно отличались от других участников демонстрации, облаченных в серые, коричневые и другие темные и мрачные одежды. Оно и понятно, что в отличие от «сапожника, который без сапог» работники прилавка, особенно заведующие складами, базами и экспедиторы имели доступ к дефициту.

Не ускользнуло из внимания, что с трибуны их приветствовали бурными аплодисментами и пафосным возгласом: «Слава работниками советской торговли!» В ответ из ликующей колонны прозвучало троекратное: «Ура!» В пору дефицита, когда импортные товары распределялись по разнарядке среди передовиков производства или «своих людей» профессия продавца была очень престижной.

В Доме культуры, куда я прибыл за десять минут до начала концерта, царило праздничное оживление. Зрители в одеждах радужных, словно на карнавале, расцветок. занимали места в большом зале, над сценой которого с бархатисто-золотистыми шторами был закреплен лозунг: «С праздником, дорогие работники торговли!» В просторном фойе у буфетных стоек, до объявления «сухого закона» еще было пятнадцать лет, толпились в основном мужчины, решившие для бодрости и моторности, дегустировать коньяк, водку, марочные вина или утолить жажду пивом.

«Почему бы и мне для подъема настроения не принять «на грудь» граммов пятьдесят коньяка ли двести граммов «Портвейна», «Муската»? – возникла шальная мысль, но бдительная совесть, подобно суровому надзирателю, напомнила. – Ты при исполнении обязанностей, должен трезво оценить концерт, оперативно подготовить и сдать репортаж в секретариат. У зрителей праздник и они могут себе позволить поднять «градус». От соблазна мне пришлось отказаться.

После краткой официальной части, ведь зрители явно не настроены на доклад или лекцию, поздравлений, прозвучавших из уст первого секретаря райкома партии Василевского и председателя райисполкома Светличного, состоялся концерт. Звучали песни, стихи басни, хоровое исполнение, сатирические и юмористические сценки в исполнении участников художественной самодеятельности, учащихся детской музыкальной школы.

Меня, как и многих зрителей впечатлило выступление танцовщицы Нины Бутаковой. Ее ведущий представил, как работницу центрального универмага. Девушка в огненно-красном платье с алой розой в черных, как смоль локонах, выбежав на сцену, под звуки мелодии из оперы Бизе и неподражаемый голос оперной дивы Елены Образцовой, , темпераментно исполнила зажигательный танец. Я заворожено наблюдал за пластикой ее изящного тела, за движением рук в гармонией музыки.

– Нина, умница, огонь! Знай наших! Браво! – доносилось из зала. Своим голосом к этим эмоциям я тоже добавил скромные децибелы.

Танцовщицу бурными овациями дважды вызывали на сцену. Вручили роскошные букеты алых и белых роз, сувенир. Она, приложив руку к сердцу, театрально раскланивалась, излучала чарующие улыбки. В отличие от меня, впервые увидевшего Нину, ее коллеги по центральному универмагу и управлению торговли, знали о хореографических способностях. Для них этот триумф не был неожиданным.

К тому времени не обремененный семейными узами, я задался целью познакомиться с очаровательной брюнеткой, обладательницей адмиральской фамилии Бутаков. Но в тот момент проявил сдержанность, не побежал за кулисы или в гримерную, чтобы выразить свое восхищение, а после того, как опустился занавес, зрители направились к выходу, поспешил в редакцию. Находясь под впечатлением от юной Кармен, в течение получаса на одном дыхании написал репортаж «В гармонии танца и музыки». Как и советовала Сергиенко, не пожалел ярких красок и сочных эпитетов. Отдал Людмиле машинописный текст. Она внимательно прочитала:

– Ни секунды не сомневалась, что концерт тебе понравится, – одобрительно промолвила коллега. – Написал искренне с чувством, а для Нины Бутаковой, даже не поскупился на слова «талантливая», «темпераментная».

– Так оно и есть, не преувеличил, не покривил против истины, – смущенно, чувствуя, что краска заливает лицо, – подтвердил я. – Танец в ее исполнении стал гвоздем программы. Вы бы видели реакцию зала, одобрительные возгласы, бурные аплодисменты, овации, цветы… Она исполнила Кармен не хуже оперной певицы Елены Образцовой.

– Ну, это ты преувеличил. Елена не только великолепно танцует, но и прекрасно поет, – возразила Сергиенко.

– У Нины все еще впереди, – вступился я за девушку. – Это восходящая звезда, если не оперы, то балета или эстрады.

– Вижу, что она тебе очень понравилась, – проникла в мои мысли Людмила. —Действительно, девушка эмоциональная, яркая. Но не забывай о мудрости: не сотвори себе кумира. А еще у поэта Евгения Евтушенко есть поучительный афоризм: «Очарования ранние прекрасны, очарования ранами опасны». Первые впечатление могут быть обманчивыми. Насчет таланта ты, пожалуй, прав. Я прежде тоже видела Нину на сцене, она танцует, как дышит в своей стихии, легко, непринужденно, что у зрителей вызывает радостные эмоции.

Из диалога с опытной коллегой я понял, что репортаж ей понравился, а в моем сознании засела мысль увидеть Бутакову не только на сцене, но и вблизи, за прилавком.

На следующий день со свежим номером газеты, в котором был опубликован репортаж, я наведался в центральный универмаг. Вглядываясь в лица молодых продавщиц, читая имена на жетонах фирменной экипировки, я искал среди них очаровательную Кармен.

В секции «Детские игрушки» увидел стройную девушку, чуть выше среднего роста. Мое сердце учащенно забилось. Подошел и с нежностью произнес:

– Здравствуйте, Нина.

– Здравствуйте, – с удивлением отозвалась она и заметила. – Вроде бы мы с вами не знакомы?

– Ваш танец в роли Кармен меня восхитил.

– Вот вы о чем. За признание спасибо, – одарила она меня взглядом синих с фиолетовым оттенком глаз, окаймленных длинными ресницами, улыбкой губ в перламутровой помаде. – Для любого исполнителя важно мнение зрителя или слушателя. Высокая оценка, подобна награде, вдохновляет и обязывает выступать еще лучше.

Я представился и подал Бутаковой газету:

– Здесь репортаж и в нем несколько строк, посвященных Кармен, то есть вам, жгучей очаровательной брюнетке.

– За комплимент спасибо. Интересно, что вы сочинили? Раньше обо мне только в школьной стенгазете помещали заметки, – призналась она. – Год назад я окончила школу, а потом училась на курсах продавцов, теперь вот на радость малышам продаю игрушки. Зажигательные танцы – моя стихия. Когда исполняю аргентинское танго или испанский фламенко, то ощущаю легкость полета, радость и восторг от гармонии музыки и движения… Вы, что записываете?

С милой улыбкой она обратила внимание на блокнот и ручку в моих руках.

– Конечно, не могу же я сочинять, глядя в потолок. Зарисовка должна быть достоверной, – ответил я и заметил. – Нина, у вас есть шанс поступить в консерваторию. Есть такая в Одессе и, само собой разумеется, в Москве, Ленинграде, Киеве и Харькове.

– Размышляю над этим, а пока, набираюсь опыта, участвую в художественной самодеятельности комсомольско-молодежного клуба «Таврика». Вместе с другими участниками выступаю с концертами перед сельскими жителями района. Недавно побывали в селах Пруды, Чапаевка, Дмитровка, Ильичево, на областном фестивале «Крымские зори».

– Нина, у вас есть фото, где вы в роли Кармен?

– Зачем, для чего?

–Для публикации в газете, – ответил я, впервые воспользовавшись своим служебным положением. По загадочному блеску ее дивных почти фиалкового цвета глаз понял, что предложение ее заинтересовало. Впрочем, это естественно, ведь каждый творческий человек в той или иной степени тщеславен, что его мотивирует и вдохновляет на покорение высот мастерства.

Бутакова расстегнула дамскую сумочку сиреневого цвета, украшенную разноцветным бисером, извлекла из нее конверт с двумя цветными фотографиями и подала мне. На первой она была изображена за прилавком, а на второй – в образе Кармен. Помедлив, я выбрал второе фото и, как показали дальнейшие события, интуиция меня не подвела.

– Отдаю, но с возвратом, – напомнила девушка.

– Конечно, как только изготовим клише для печати, то сразу верну, – заверил я и, осмелев, заметил. – Не отказался бы от этого или другого фото с дарственной подписью. Приятно постоянно видеть, хотя бы на фото, красивую брюнетку.

– За комплимент спасибо, я подумаю, – обнадежила она и заметила. – Не вздумайте написать о том, что я нашла призвание за прилавком, такая карьера меня не утраивает.

Рано осознав силу своего очарования, она уклонилась от прямого ответа, проявила осторожность, подчиняя чувства разуму, оставила себе простор для маневра.

Решив не форсировать события, понимая, что у Нины есть тайные поклонники, а возможно, и жених, я не стал ей предлагать свидание, дабы не выглядеть ловеласом или бабником. Полагал, что лишь после публикации фото и небольшой лирической зарисовки, продолжу более близкое знакомство, а, пока выполняю сугубо журналистские функции.

Когда через два дня отдал Сергиенко зарисовку «Юная Кармен» и фото, она, усмехнувшись, заметила:

– Володя, стрелы Купидона поразили твое сердце. Но не забывай, что газета не литературно-художественное, а официальное, деловое издание, и тем более, не любовный альбом. Жду от тебя статьи, репортажи на темы сельского хозяйства, очерки, зарисовки о передовых хлеборобах, трактористах, доярках, свинарках, чабанах, садоводах, виноградарях… О работниках торговли и культуры есть, кому писать, не отбирай у своих коллег хлеб насущный.

– Намек понял, – смутившись, произнес я. Когда зарисовка о юной Кармен и фото были опубликованы, уже готов был с экземпляром газеты лететь на крыльях к своей пассии, вызов к редактору разрушил планы.

– Мне позвонила директор центрального универмага и высказала претензии по поводу зарисовки «Юная Кармен».

– Какие именно? – не столько удивился, сколько огорчился я.

– Почему ты проигнорировал директрису, не посоветовался насчет выбора героини? К Нине у нее замечаний нет, вежливая, общительная старательная, но она работает в коллективе, как говорится, без года неделя. Также сообщила, что, зачастую молодые отцы приходят в ее секцию, не только ради покупки игрушек для малышей, но чтобы полюбовать, пообщаться. Своей красотой Нина, словно магнитом, притягивает покупателей, успешно выполняет планы по выручке, то есть, реализации товаров.

– Вполне естественно, недаром говорят, что красота спасет мир, а Нина спасает выполнение планов и соцобязательств, – охотно подтвердил я.

– Теперь вижу, что директор универмага права, предположив, что и ты попал под чары ее работницы. Ее тревожит, что опытные обольстители могут обмануть, испортить красавицу.

– Если она имела меня в виду, то подозрения не по адресу, – отмел я версию.

– Больше всего ее огорчило, что в универмаге есть работницы, за плечами которых от десяти до двадцати лет трудового стажа, а ты выбрал Нину. Обижены на то, что пресса не уделила им внимание. Намерены пожаловаться в райком партии.

– О Нине я написал, как об участнице художественной самодеятельности, активисте комсомольско-молодежного клуба «Таврика», которая радует своим искусством не только жителей райцентра, но и сел Советского района. Вполне достойный человек. Спросите об этом у секретарей райкома комсомола, у инструктора Бориса Балаяна, куратора клуба «Таврика».

– Верю, верю, – снисходительно произнесла Полина Иннокентьевна. – Лучше честно признайся, что девушка тебе понравилась?

Я опустил голову, отвел глаза в сторону и тем выдал себя.

– Все понятно, можешь не отвечать, – продолжила редактор. – Возьми себе на заметку и запомни, что при выборе героя публикации, обязательно советуйся с руководителями предприятий, совхозов и колхозов, с секретарями парткома, комсоргами, профсоюзными вожаками. Они лучше знают своих подчиненных, рекомендуют самых достойных с безупречной репутацией. Бесспорно, эстетическое восприятие, личная симпатия или антипатия при общении с человеком важны, но для журналиста они не столь значимы. Человека надо оценивать по его делам и поступкам, по авторитету в коллективе.

– Благодарю, учту, – ответил я, размышляя о том, каково сейчас Нине после публикации зарисовки, коль она вызвала негативную реакцию в коллективе, где есть люди, столь ревностно относящиеся к чужой, причем заслуженной славе. Получается, что усложнил девушке жизнь. Действительно, неведомо, как наше, даже доброе слово отзовется? Для одних оно бальзам на сердце, для других – яд или повод для зависти. Надо Кармен выручать, ведь не исключено, что завистники создадут условия для вынужденного увольнения. Похоже, оказал медвежью услугу.

– Полина Иннокентьевна, позвоните директрисе, – попросил я. – Пусть они не третируют, не обижают девушку. Она совершенно не виновата. Я по своей инициативе настоял и она дала фото, написал зарисовку и о том нисколько не жалею.

– Хорошо, позвоню, – согласилась редактор. – Похвально, что ты не равнодушен к судьбе девушки, готов подставить плечо.

Редактор слово сдержала, а я подумал, что надо бы утешить юную Кармен, убедить в том, что завистники неизбежны, особенно, на пути талантливых людей. Настойчиво добиваясь благородных целей, к ним следует относиться хладнокровно, терпимо,

Самородок от сохи

Помню, во время учебы в Одесской ВПШ среди слушателей было несколько самобытных, ярких личностей, в том числе голова колгоспу (председатель колхоза) из Тернопольской области с грозной фамилией – Перевернихата. Учились на заочном отделении, встречались два раз в год на учебно-экзаменационных сессиях, каждая из которых продолжалась двадцать дней.

Учебное заведение располагалось в здании сталинской постройки с массивными колоннами фасада. Находилось в районе Аркадия вблизи от одноименного пляжа на берегу Черного моря. Поэтому, когда сессия выпадала на лето или сентябрь, заочники совмещали учебу с отдыхом на пляже, дегустацией пива и сухих вин Ркацители, Алиготе, Изабелла…Также утоляли жажду минеральной водой Куяльник из местного источника.

После сдачи очередного экзамена и дружеского застолья по этому поводу, нередко подтрунивали над обладателем редкой фамилии:

– Почему Переверни, а не Построй- или Возведихату? – приставали к нему с вопросами.

– Спросите у моего прапрадеда, – отвечал Богдан Тарасович.

– Спросили бы, да связи с обитателями загробного мира нет, – напомнил я.

– Предполагаю, что в роду были крепкие мужики. Возможно, лет двести тому назад, кто-то из них на спор или пьяный глаз перевернул небольшую избу или баню. Со временем прозвище превратилось в фамилию. Могли бы окрестить и Перевернибаней, но с хатой звучит приличнее. Я с юных лет привык к шуткам и поэтому поводу не огорчаюсь. Фамилию, как и родителей, не выбирают. Мне предлагали сменить, например, на благозвучные и величавые Соколов или Орлов, но это было бы предательством по отношению к предкам, подрубило бы родовое древо.

Если бы внуку взбрело в голову поменять фамилию, то я бы на него обиделся. Соколовых, Орловых, как и Ивановых, Петровых и Сидоровых, хоть пруд пруди, а Перевернихата, во всяком случае, в моем селе одно семейство.

– Редкая фамилия, нигде, даже в произведениях Тараса Шевченко, Николая Гоголя и других классиков литературы не встречал, – подтвердил я, тем самым, поддержав председателя.

– В Киеве живет профессор с более затейливой фамилией – Будьласкапани. Целое предложение, которое в переводе на русский язык означает: Будь добра, дама. Читал его статьи, опубликованные в киевских газетах. Наверное, тоже постоянно слышит шутки в свой адрес, особенно, от женщин.

Несмотря на версию о происхождении фамилии, мы в шутку называли Богдана Тарасовича разрушителем. На самом деле, при своей богатырской стати и добродушном характере, он был созидателем, умелым хозяйственником-самородком. Его колхоз «Прапор Перемоги» («Знамя Победы») был передовым в районе. В соревновании среди других хозяйств удостаивался переходящего знамени и премии. Была такая форма поощрения за ударный труд, высокие достижения и досрочное выполнение пятилетки.

В течение сессии он чувствовал себя не в своей тарелке, постоянно звонил в правление колхоза, выслушивал доклады специалистов, давал советы, держал руку на пульсе сельской жизни. Было ему в ту пору сорок пять лет. Знания, особенно по теории марксизма-ленинизма, философии, политэкономии, научному коммунизму давались туго.

– Я бы сейчас с удовольствием мотался по полям, садам и фермам колхоза, а не сидел, как истукан, за партой, слушая лекции, – признавался он.

– Тогда, почему согласились грызть камень науки? – спросил я.

– Обстоятельства заставили. По профессии я – гидротехник, окончил техникум механизации и мелиорации. Мог бы этим и ограничиться. Но на партхозактивах, совещаниях, заседаниях, когда речь заходит о кадровой политике, в докладах постоянно склоняют мою фамилию, как единственного в районе председателя колхоза, не имеющего высшего образования. Мол, тем самым, порчу статистику.

Сам не рад, что вымахал высокого роста. Сижу в зале, словно пожарная каланча, а был бы коротышкой, то спрятался бы за чужой спиной и никто меня не увидел. АА так любой начальник, сидящий в президиуме, сразу цепляется взглядом за мои габариты и с бухты-барахты громко извещает: «Голова колгоспу Переверныхата доси не мае выщою освиты!» вся публика обращает на меня взоры. Со стыда готов сквозь землю провалиться. Секретарь райкома партии по идеологии, завотделом пропаганды и агитации несколько раз рекомендовали в ВПШ. Ссылаясь на высокую загруженность колхозными делами, отказывался, но все-таки уговорили. Убедили, что без высшего образования карьеры не сделаешь. Не мытьем, так катанием вынудили сесть за парту. Хотя, как другие, работая локтями, я «наверх» не рвусь. Колхозники меня ценят, уважают и это высшая награда для любого руководителя.

Действительно, в характере и поведении Перевернихаты не было гонора, снобизма, мании величия, присущих карьеристам. Хотя он учился на отделении экономики, но дружил и со слушателями отделения журналистики, на котором я постигал азы профессии. Богдан Тарасович, будучи состоятельный, всегда готов был помочь и морально и материально.

Однажды после экзаменов он в расстроенных чувствах возвратился в гостиницу «Пассаж», где мы обитали.

– Богдан Тарасович, что случилось? – спросил я участливо.

– Случилось, катастрофа, – мрачно отозвался он. – Провалился на экзамене по истории КПСС. Причем, знания на «неуд» оценил проректор заочного отделения доктор исторических наук, профессор Клинтух.

– Дело серьезное, могут отчислить из школы, ведь это профильный предмет, – осознал я нависшую над Богданом угрозу, ведь с обликом и внешностью аристократа профессор отличался твердостью характера и принципиальностью.

– Как мне после этого появиться в колхозе, если узнают, что получил «двойку»? Непременно узнают, земля слухом полнится. Из ректората ВПШ сообщат в райком партии для воздействия на двоечника. Там у меня есть недруги, завистники, с целью компрометации сообщат в районную газету, на радио…

– Воспользуйтесь шансом, обратитесь к профессору, доктору сельхознаук Познахирину. Он вас знает, как опытного практика, руководителя передового колхоза, поэтому замолвит слово, чтобы разрешили пересдачу, – предложил я. – Если нужна консультация, то охотно помогу. Этот предмет я сдал на «хорошо»,

– Спасибо за совет, так и поступлю. Пока не пересдам, в родное село ни ногой, – твердо заверил он, не столько меня, сколько себя.

Допоздна корпел над книгами, трудами классиков марксизма-ленинизма, материалами партсъездов, трилогией и речами Л. И. Брежнева, старательно конспектировал и записывал цитаты в общую тетрадь.

Личность престарелого, но бодрого доктора сельскохозяйственных наук, профессора Познахирина заслуживает отдельного рассказа. Пока ограничусь несколькими строками.

Преподавателей в штате заочного отделения ВПШ было немного. Поэтому на период сессий приглашали ученых мужей из других одесских вузов, в частности, из госуниверситета имени Мечникова, института инженеров морского транспорта. А когда слушатели, будучи атеистами, воспитанными на тезисе «религия – опиум для народа», постигали основы теологии, изучали мировые религии: православие, ислам, буддизм, то с кафедры выступали ораторы из духовной семинарии.

Я, как и другие слушатели, много полезного почерпнули из лекций эрудированных педагогов, докторов и кандидатов наук… Среди них надолго запомнился Познахирин. В его судьбе был период опалы, когда он пострадал из-за волюнтаризма Никиты Хрущева – отца «королевы полей – кукурузы». Его, тогда еще молодого кандидата сельхознаук, в годы, когда страна ликовала по поводу волшебной ценности кукурузы, угораздило выступить в печати со статьей «Суданская трава».

Сам того, не желая, пошел против линии партии. Помню, а мне в ту пору было не более десяти лет, в магазинах продавали лишь желтовато-бурого цвета хлеб из кукурузной муки, а хлебобулочные изделия из пшеничной и ржаной попали в категорию дефицита.

Докторскую диссертацию ученому-бунтарю удалость защитить лишь после кремлевского переворота, когда соратники отправили Никиту в отставку с изоляцией на даче. А в кремлевских палатах на долгие восемнадцать лет воцарился «дорогой Леонид Ильич». Но из-за того, что ему не хватило жизни, не удалось побить рекорд усатого горца Иосифа Сталина, правившего державой почти тридцать лет.

Как практик сельхозпроизводства, Перевернихата за свой сметливый ум приглянулся профессору Познахирину. Аграрную науку постигал усердно, теоретические знания подтверждал практикой. Зная высокую принципиальность и требовательность Познахирина, я тоже к экзаменам подготовился основательно, рассчитывая получить оценку «хорошо». На экзамене попался вопрос: «НТП в овцеводстве и селекция перспективных пород». Профессор оценил ответ на «отлично». Потом в шутку во время застолья однокурсники пророчили мне славную карьеру чабана, если не Героя Социалистического труда, то хотя бы орденоносца и лауреата дипломов и медалей ВДНХ СССР. Путешествия по пастбищам с овчарками во главе отары овец меня не прельстили, остался верным журналистике.

Как я предполагал, Познахирин помог, поэтому Богдану Тарасовичу не пришлось долго обивать пороги кабинета проректора, ответственного за организацию учебы слушателей заочного отделения. С большими потугами сдал экзамен на «тройку» и был этому безмерно рад.

В тот же вечер на радостях устроил пиршество для соседей по гостиничному номеру. Начали дегустацию напитков и деликатесов со знаменитого пивного бара «Гамбринус», что на улице Дерибасовская, прославленного писателем Александром Куприным и завершили в не менее популярном ресторане «Братислава».