Полная версия
Невеста из ниоткуда
– Всем привет!
Накинув на голые плечики плащ, Женька выбралась из шатра и с улыбкой на устах подошла к костру. Парни уже варили в котле ушицу. Обычные такие парни, один, светленький, – в узких смешных штанах и по пояс голый, второй, заметно смуглее, – в длинной рубахе. Оба – длинноволосые, небритые, а тот, что с голой грудью, чем-то походил на Смирненького.
– Как рыбка? Смотрю – ловится. Угостите?
– Знамо, угостим. Только пожди малость, доварим посейчас.
Тяка улыбнулась. Сейчас, солнечным светлым утречком, парни вовсе не казались ей такими уж подозрительными. Обычные ребята, подумаешь, серьги в ушах – тоже еще, модники деревенские. Продвинутые, ага!
– Хорошо, подожду. Одежка где моя? А-а-а, вижу, вижу, сушится. Молодцы. Спасибо.
Висевшие на ветках джинсы да свитер не так чтобы уж совсем высохли, однако сейчас было не до жиру, не в белье же ходить? Хотя, конечно, можно, парни наверняка были б тому очень даже рады… но все же наглеть-то не надо.
– Вы что, вдвоем, что ли? – натянув за кусточками джинсы и свитер, Женька вновь подошла к костру, уселась, протянув к огню кеды. – А где все?
– Лодьи проводят, – охотно объяснил светленький. – А мы тут, у костра оставлены. А там бобры дерева повалиху…
– Ха!! – Тяка засмеялась. – О бобрах мне не рассказывайте – сама туристка. Картина знакомая! Меня, кстати, Женей зовут, а вас?
– Я – Тимота, – охотно представился светленький. – А это дружок мой, Путятко.
– Тимота, Путятко… – Девушка покивала и хмыкнула. – У одной моей подруги – вместе в общаге жили – в телефоне тоже одни Рагнары, Торы, Эйнары. Она с ними в походы хаживала на драккарах, в игрища их играла… вот как вы! На лодейках, говорите, плывете? Тогда, может, и подружку мою знаете, может, где на тусовках встречались. Ленка ее зовут, а по-вашему – Рогведа.
– Рогведа? – Парни переглянулись. – А чья она дочь? Из чьего рода?
– А черт ее… я помню, кто ее родоки, что ли? Вот еще надо было!
– Хм… – помешав в котелке большой деревянной ложкой, Тимота прищурился, поглядев на спасенную так хитро, словно бы решил раскрутить ее… гм-гм… на более близкое знакомство. – Портки-то у тебя крепкие!
– Хм, крепкие. Обычная китайская джинса… или турецкая. Кстати, вы курточку мою случайно из воды не достали? А то там и мобила, и бабки. И сигареты… О! Нет, сигареты здесь… – Женька похлопала по задним карманам и довольно хмыкнула. – И зажигалка. Кстати, у вас покурить нет?
– Чего… нет?
– Понятно, не курите. Ничего, свои высушу, вдруг да покурить захочется.
Осторожно вытащив из мятой вымокшей пачки несколько ментоловых сигарет, девушка аккуратно разложила их рядом, на плоском сером камне и, обернувшись к удивленно застывшим парням, спросила:
– Ну, что там с ухой-то?
– Ах да! – спохватился Тимота. – Можешь пока из моей миски покушать… держи.
Набросав в деревянную (!) миску дымящейся ушицы, юноша с улыбкой протянул Женьке. Та благодарно кивнула:
– Спасибо.
– Вот, ложку бери.
– И за это благодарствуйте! Ха – деревянная. – Зачерпнув ароматно дымящееся варево, Женька подула на ложку. – Вы тут все из дерева делаете, да? А мечи у вас есть? А кольчуги? Вот Ленка, которая Рогведа, рассказывала…
– Ты кушай, кушай, дева, – снова улыбнулся Тимота.
Смуглый напарник его, Путятко, за все время еще не проронил ни слова, а вот Тимота, похоже, любил потрещать, не мог молча посидеть и секунды. То спрашивал, почему это Женька «в портах», то допытывался – зачем, мол, косу отрезала.
– За тем, зачем Володька усы сбрил! – рассердилась Тяка. – Я ее и никогда не носила-то. Коса! По лесам с ней не особо удобно… как и в юбке, вообще-то. А ушица у вас вкусная, спасибо. Только почему-то в ней одни налимы…
– Так налимья! А в том вон котле – форелевая будет.
– Гурманы, блин. А соль? Соль где? И хлебца бы не помешало горбушечку.
– Соль?! – округлил глаза Тимота. – Соль в Альдейге купим, а покуда – так. Хлеб же, лепешки у воеводы нашего, дядьки Довмысла, хранятся, он их и выдает, посейчас вот не успел еще.
Женька фыркнула:
– Вижу, прижимист ваш дядька Довмысл. Вы сами-то откуда? С Ладоги?
– Из Киева мы…
– Из Киева!!! Однако! Так у вас же там…
– Да ты про себя расскажи, дева-краса! – вклинился в разговор смугленький Путятко. – Кто ты, откуда? Какого роду-племени будешь? Толь из варягов, толь из весян, из словенов?
– Бабушка моя из вепсов была, други, – опростав ушицу, смирненько поведала «дева». – А батюшко – из словен.
– А род? Рода какого?
– А рода я женского! – Женька рассерженно сверкнула глазами. – Не трансвестит, не видно?
– Да мы видим, что женского, – ты нам другое поведай!
Где-то за мысом затрубил рог, и из-за излучины одно за другим показались суда. Женька ахнула: и в самом деле – ладьи! Такие, какие в школьных учебниках и на знаменитой картине Рериха «Заморские гости». Большие, в длину как четыре байды, а то и пять, с миндалевидными, вывешенными по бортам щитами.
– Целых пять штук! Ну, ни фига ж себе вы даете! – искренне восхищалась девушка. – Это ж без выходных, без праздников… А правда, что вы ничего современного не используете? Даже рубахи свои да плащи крапивой красите, дубом, корой?
– От крапивы – да, цвет зеленый, яко трава, – Тимота улыбчиво закивал. – От дуба коричневатый, а от жимолости – желтый. Ну а красный аль небесный – у нас в этаки цвета не красят, то в землях дальних, чужих.
– Здорово!
Качнув головой, Женька тут же поинтересовалась насчет своих незадачливых пильщиков – мол, не видели ли? Не забыла и о парнях в казанке спросить… Ни Тимота, ни дружок его Путятко вразумительно на вопросы сии не ответили. Просто дернули шеями, словно застоявшиеся кони – дескать, не, не видали.
– Ну и плохо, что не видали, – вздохнула девчонка. – Жаль. Ладно, сама поищу. Только можно я с вами во-он до того мыса доеду? Ну, на лодейке прокатите?
– То как воевода скажет.
Воевода. Ага. Женька мыкнула – ишь, как их тут главный держит. В ежовых рукавицах! Поди, сухой закон и никаких девок, прокатит такой на ладье, ага, жди-дожидайся. Да и черт с ним, и без ладьи обойтись можно – тут и пешком-то всего ничего.
Направляемые умелыми взмахами весел ладьи разом свернули к берегу и почти одновременно ткнулись носами в песок… совсем невдалеке от той самой кручи, где еще вчера…
Ладно, уж чего теперь вспоминать-то? Еще хорошо, что так все закончилось, а то б привезли в город в наручниках и с мигалкой.
Народ среди реконов – реконструкторов старины, именно так – реконы – их называла Женькина общежитская подруга, Ленка-Рогведа, – подобрался осанистый, сильный. Все молодые парни да мужики, девчонок было не видно.
С первой ладьи ловко соскочил на берег какой-то плечистый тип с длинными, как у гориллы, руками, низким покатым лбом и всклокоченной черной бородищей, тронутой многочисленными серебряными волосками. Старый, лет сорока, но жилистый, сильный. На типе сем были одеты широкие синие шаровары, заправленные в какие-то кожаные полусапоги-полулапти с обмотками, да длинная темно-зеленая рубаха с серебристым узорочьем по вороту, рукавам и подолу, да отороченная рыжеватым мехом шапка. Слева, на кожаном – через плечо – ремешке висел меч в сафьяновых, оплетенных ремешками ножнах.
Похожие мечи, как заметила Женька, здесь имелись у многих, но далеко не у всех: кто-то обходился коротким копьем, кто-то секирой, а кто-то и вообще – обитой железьем дубиною. Луки тоже были. Со стрелами.
Поспешно вскочив на ноги, сидевшие у костра парни, поклонясь, доложились:
– Ушицы готовы, дядько Довмысл.
– Готовы так готовы, – не спуская глаз с девушки, хмыкнул Довмысл (вот чей голос Женька слышала ночью в шатре). – Поснидаем, да в путь. Поднажмем, так завтра к вечеру в Альдейге-Ладоге будем… С тобой же, дева, посейчас и порешим! Идем-ка… для разговору.
Воевода нехорошо прищурился и, обернувшись, махнул рукой:
– Подмогните девке!
Тяка не успела и слова сказать, как спрыгнувшие с ладьи дюжие молодцы, подхватив ее под руки, потащили следом за старшим куда-то в лес… на опушку, подальше от всех прочих.
Напрасно девчонка возмущалась:
– Эй, мать вашу так! Куда вы меня тащите? А ну, отпустите… Отпустите, кому говорю?!
Женьку поставили на ноги вовсе не по ее просьбе, а по знаку недобро ухмыльнувшегося Довмысла.
– Ну? – Тяка сверкнула глазами. – И что вам от меня…
Довмысл – воевода чертов! – неожиданно ударил ее по щеке, не то чтобы сильно, но больно, впрочем, сбитая с ног Женька сразу же свалилась в траву, откуда ее вытащили все те же парни – воины, блин, недоделанные – и по приказу своего чокнутого вожака грубо сорвали с девчонки одежду. Джинсы рванули так, аж треснули, что уж говорить о белье!
– У-у-у! – силясь вырваться, завопила Тяка. – Помогите-е-е! Эй, кто-нибудь… Эй…
И снова нарвалась на удар! На этот раз – ногой в бок.
Больно было до ужаса, несчастная девчонка согнулась, заплакала:
– Сволочи-и-и-и…
Вот ведь попала! Одни психи кругом… – глотая слезы, Женька все же соображала, что делать: надо этим психам долбаным не перечить и при первом же удобном случае бежать со всех ног!
К ужасу своему, Тяка примерно знала, что сейчас последует… и даже не примерно, а точно! Сейчас… вот сейчас…
Приготовилась уже к худшему… однако ошиблась: вместо того, чтоб снять штаны да оприходовать попавшую в лапы девку, Довмысл неожиданно выхватил меч, приставив его к шее пленницы.
– Я бы мог убить тебя сейчас.
Женька стиснула зубы – уж с этого станется!
– Пронзить мечом, сжечь, утопить, отдать для забавы гридям… Веришь?
Глаза при этом у «воеводы» были таки-и-е! Точно, псих! Конченый! Тяка слыхала как-то от той же Рогведы-Ленки о том, что люди с неустойчивой психикой, бывает, принимают средневековые игрища за реальность – так и живут. Вот ведь угораздило столкнуться…
– Ай… больно же! – Женька вскрикнула – острый клинок рассек, расцарапал кожу до крови.
– Еще не так будет, – хмуро пообещал псих. – Сказывай – кто ты? Какого роду, племени?
– Мы так просто, с друзьями… тут… – заканючила девчонка.
– Где отец твой?
– Умер давно.
– Та-ак. А в роду старший кто?
– Какой еще старший? Дед? Так нет его.
– Ладно!
Сунув меч в ножны, Довмысл приказал парням положить пленницу на траву и сам присел на корточки рядом. Видать, надоело стоять.
– Поверните ее спиной!
Женька похолодела – вот оно, началось! Сейчас… в извращенной форме. Ой, мама, вот, блин, влипла-то! Ну почему она такая невезучая, Господи-и-и?
– Что такое кровавый орел, ведаешь? – тихо, почти ласково спросил псих.
– Какой еще орел, у-у-у…
– Не ной! Это когда человеку взрезают мечом спину, потом выламывают ребра, вытаскивают наружу легкие. Мучительная, злая смерть! Хочешь испытать?
– Не-е-ет! – Девушка дернулась, почувствовав спиной холодное лезвие. – Что вам от меня надо-о-о-о-о?
– Покорности! – резко промолвил Довмысл. – Хочешь жить – как скажу, делай!
– Я согласна, согласна!
Лишь бы уговорить, лишь бы этот чертов псих ей поверил, лишь бы… Ну, что там он заставит-то? Групповой секс? Минет? Да лишь бы не убил, не изувечил – а ведь, похоже, может!
– Тогда слушай и запоминай. Как тебя там раньше звали – забудь, весь свой род – забудь, тем более, похоже, у тебя его и нету, приблуда ты, изгойка никому не нужная. Так и сгинешь. А можешь княжной стати!
– Княжной?!
– Слушай, что говорю. Запоминай. Звать тебя – Малинд, Малинда. Ты – из рода кайванов, могучего племени весь, младшая дочь их князя Таумярга.
– Ма-линд – береговая ласточка, – тихо пробормотала девчонка. – Таумярг… лук мокрый… мокрый лук…
– Вижу, ты понимаешь речь веси. – Довмысл довольно кивнул.
– Я ж на инязе училась. Финно-угорскую филологию сдавала… зачет.
– Славно, славно… Про родичей твоих Стемид ведает, – воевода кивнул на одного из парней – Женьку так и не отпускали, придавив крепкими ладонями спину.
– Стемид и расскажет, а ты запоминай. После князю будешь рассказывать, коли спросит!
Длиннорукий псих расхохотался, наконец-то засунув меч в ножны.
– Какому еще князю? – все ж полюбопытствовала пленница.
– Нашему князю, киевскому, великому хакану Святославу, сыну славного Ингваря-конунга! Ведаешь про такого?
– Еще бы!
Так вот, значит, у них какие игрищи. Святослав, походы на хазар, что там еще? Набеги на Византию. ЕГЭ по истории Женька сдала неплохо, правда, сейчас уже многое подзабыла, но кое-что все же помнила – про Святослава, про Ольгу, про Игоря – как его древляне казнили.
А… а вдруг… Вдруг это никакие не психи? А самые настоящие обитатели десятого века! Куда она, Женька, каким-то неведомым образом вдруг провалилась. Заклятье! Заклятье, блин! «На отворение врат». Ну, бабуля, подсуропила… Вот куда врата-то открылись! В десятый век. По всему – так выходит… И все же до конца не верилось… не хотелось верить.
– Боги милостивы к тебе, дщерь, – между тем, продолжал воевода. – Женой Святослава, великого хакана русов, будешь! Но удержи тебя боги признаться ему, кто ты такая на самом деле есть. Князь на расправу крут – живо прикажет содрать с живой кожу. Поняла все?
– Да поняла уже! – взорвалась Женька. – Что я, тупая, что ли? Звать меня Малинда, я – дочь вепсского… весянского князя, везут меня князю Святославу в жены. Чего непонятного-то?
– Добро. – Довмысл ухмыльнулся, провел жесткой ладонью по голой Женькиной спине, хмыкнул, но тут же отдернул руку, сам себя отругал: – Цыть, похотливец старый! Чай, в Ладоге-то дев купим, недолго ждать.
– Да, в Альдейгюборге красивых рабынь хватает, – промолвил до того молчавший Стемид. Сказал не по-русски, точно, но Женька все поняла, хотя вроде и не должна была бы понимать.
Наговор бабусин помог? «Во языцех ведати».
– Одежку твою изгойскую мы спалим, – негромко продолжал воевода. – Но – после, в Ладоге, там и новую сладим. Пока же с нами на ладье поплывешь, шатер для тебя разобьем, там и сиди, не высовывайся. Знай – приглядывать за тобой есть кому. Бежати вздумаешь – стрела достанет. А девку мы в Альдейге новую купим.
– Нет, нет, – Женька поспешно кивнула, упершись лбом в траву. – Я согласна, согласна, в княжнах-то ведь не в холопах – хорошо даже!
К чему спорить, когда сила не твоя? Лучше для виду во всем соглашаться, а то ведь прибьют или покалечат, что с них взять-то? Десятый век, господи! Или все же – психи? Нет, не может быть, чтобы все. Вон, Путятко с Тимотой – ничего, вроде парни нормальные. Хотя… Женька где-то в Интернете читала, что люди, страдающие вяло текущей шизофренией, очень часто имеют какую-нибудь манию, в которой достигают изрядных высот, китайский язык учат или вот историческими реконструкциями занимаются, причем явно на очень высоком уровне – это ж видно! Все эти мечи, шлемы, кольчуги… Настоящие!!!! Нас-то-я-щие!
Правда, кольчуги Летякина из-за дальности расстояния – воины-то в ладейках сидели – не шибко-то хорошо разглядела, может, то и не кольчуги были вовсе, а просто выкрашенные серебрянкой свитера грубой вязки… Нет! Этим только ролевики грешат, всякие там толкиенисты и прочие эльфы-вампиры, как Ленка говорила, реконы – никогда, те все четко делают, как в давние времена было: ежели рубаха – так вручную на станке выткана, крапивой с квасцами выкрашена. Кто-то сам делает, кто-то покупает – тех, правда, не очень-то уважают, купить-то всякий дурак может, в Москве лавок полно, по Интернету торгуют – хочешь полный комплект викинга – пожалуйста, только бабосы плати. Женька не знала, сколько все стоит – меч, щит, кольчуга, – как-то не интересовалась, не спрашивала, однако полагала, что весьма и весьма прилично, вполне сопоставимо со стоимостью подержанного авто.
И все же, все же выходило, что… Десятый век, десятый!!!
Все эти мысли вихрем пронеслись в растрепанной голове поверженной в грязь девчонки, Довмысл же тем временем поднялся на ноги и махнул рукой второму парню, не Стемиду:
– Отведи ее на мою ладью, Всеславе. А мы тут пока помыслим еще…
– Эй, эй! – Тяка проворно вскочила на ноги. – Так, может, я оденусь уже?
– Одевайся. Живей.
О бельишке, конечно же, речи не шло – порвали, а жаль – ладно, что дорогое – красивое. С собой забрать да потом сшить? Тьфу… больно надо! Лучше уж купить новое.
Быстро натянув разодранные джинсы да свитер, Женька села наземь – завязать на кедах шнурки… тем самым вызвав неожиданный гнев «воеводы»:
– Сказал, на лодью – живо!
– А…
– Там и обуешься! Пшла!
Несмотря на все свое состояние, девчонка смотрела вокруг широко раскрытыми глазами: ну надо же, как здорово все, красиво! И ладьи эти с красными, навешенными на борта щитами, и воины – молодые мужики, парни. Все уже поели и теперь собирались в поход – кто-то даже натягивал кольчугу. Звякнула! Значит – железная, без дураков! Эх, позвонить бы…
– Иди уже, не то… – грубо подогнал Всеслав.
Правда, не толкнул – вел себя деликатно, даже поддержал под руку на узких сходнях, сопроводил в разбитый на корме небольшой шатер, шикарный – из какой-то блестящей ткани с затейливой арабской вязью.
Там пленница и расположилась, разлеглась на кошмах и снова принялась думать, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. А там звучали веселые молодецкие голоса, шутки, вот кто-то что-то уронил в воду – плеснуло, – рядом тут же с видимым удовольствием прокомментировали про дырявые руки, тут же грохнули смехом.
А вот запел рог, ладья дернулась – видать, сталкивали на глубокую воду. Столкнули. Сквозь приоткрытый полог Женька увидела оставшуюся за кормой полоску пены, а за ней – и другие ладьи. Как ловко гребли эти парни! По всему – тренировались изрядно, иначе б не смогли так. Вряд ли они психи… А может, вот прямо сейчас позвать на помощь, закричать?
Тяка попробовала – высунула из шатра голову:
– Эй!
Откуда-то взявшийся Стемид немедленно хлестнул девчонку ладонью по щеке и, забравшись в шатер, зашипел, держа пальцы на Женькином горле:
– Тебя придушить, что ли, щучья дочь? Чего разоралась? Уговор наш забыла?
– Пусти-и-и, – просипела пленница. – Я просто хотела попить спросить.
– Вон у тя в углу – жбан с водицей. Пей сколько хочешь и помни – вздумаешь орать – придушу!
Ах, вот, значит, как… Значит, они тут, рядом, здесь же сидят, на корме. Кричать, звать на помощь – себе дороже выйдет. Может, тогда просто выпрыгнуть – да в реку? Пусть и холодная водица, да ведь не море кругом – река, и не такая уж и широкая.
Догонят. Точно догонят, а то еще и стрелу пустят или копье бросят вслед. Не-ет, тут хитрее не днем – ночью. Как на стоянку встанем, так уйти – типа пописать, и деру! Еще лучше – под утро, чтоб сто раз подумали, что им важнее – беглянку по лесам искать или плыть себе спокойненько дальше?
С другой стороны – если десятый век, так куда бежать-то? И все же надо посмотреть, послушать… Может, не все еще потеряно?
Женька устроилась поудобнее и навострила уши, прекрасно помня так называемый эффект отсутствия (сама так прозвала!) – вот, если рядом с беседующими между собой людьми стоит обычная палатка, в которой кто-то есть, то снаружи-то кажется, будто и нету. Палатка и палатка, не человек, палатки никто не стесняется, все свои проблемы обсуждают в голос, такого иногда наслушаешься, хоть и не хотелось бы! Кстати, обратный вариант тоже верен – когда, наоборот, те, кто в палатке, проблемы обсуждают, едва не крича. Да даже и вполголоса – а все равно на весь лагерь слышно – стенки-то – тряпка, синтетика!
Вот и здесь, в шатре, надеялась Тяка кое-что интересное для себя подслушать, чтоб ей как-то из сложившейся ситуации нехорошей выбраться с наименьшими для себя потерями, а лучше – вообще без потерь. Уж ладно, разорванное бельишко не в счет, хоть и жалко – фирменное ж!
Притихла Женька, затихарилася – типа спит, сама же – ушки на макушке… И кое-что услыхала-таки! Уже и голоса различала, понимала, что кто кому говорит, благо беседующие расположились рядом, на корме, и голоса их были уже знакомы, по крайней мере один – гулкий, уверенный, с хрипотцой – Довмысла.
– Может, все ж другую купить, дядько? – спросил кто-то помоложе воеводы, скорее всего – Стемид. – Эта больно наглая. Не нравится мне, клянусь молотом Тора!
– Эту все воины наши уже видали, – возразил Довмысл. – А ту, утонувшую, и не видали почти – пуглива, из шатра-то не вылезала.
– Но, дядько, кто-то все же…
– Те, кто знает, с теми потом решим. А эту… Эта – изгойка. И вдруг княжной станет – не видел, как очи зажглись? А я вот заметил. С рабыней же купленной сызнова разговор зачинать надо, да не всякая девка еще подойдет. Сколько же их покупать, серебро тратить?
Послышался приглушенный смех:
– Ох, и прижимист ты, дядько Довмысле!
– Поживи с мое. К тому ж в Ладоге мы ее к волхвице одной сведем.
– К Урмане?
– К ней. Пущай поколдует. Скажет другую искать – тогда и поглядим невольниц, а эту – в Волхов.
– Эту, другую, – после недолгой паузы, заполненной криками чаек, вновь подал голос молодой. – Пусть хоть какая будет. Но там, в Киеве, когда на ложе княжье возляжет, не захочет ли нам отомстить?
– Не достанет: князь вечно в походах, и мы с ним.
– А коли вдруг родичи ее проведать приедут? Старцы весянские аль торговые гости? Увидят, а скажут – не та! Куда, мол, нашу княжну дели?
– Х-хо! – воевода хрипло хохотнул и помянул какого-то бога. – Ты думаешь, я о том не помыслил, Стемиде? Не увидят ее гости весянские, и нам она навредить не успеет! Старица Криневера на что? Изведет девку, к осени в могилу сгонит, а то и раньше! Пусть уж потом князь печалуется – то уж не наше дело. Померла и померла, мы ж живую и невредимую привезли, тако?
– Тако! Ну и мудр ты, дядько Довмысл.
– Я ж и говорю – с мое поживаху!
Ну, вот опять! Киев… князь… волхвица… Средневековье, блин, да к тому же – раннее! Быть такого не может… потому что не может быть никогда. И все же… все же было!
Помотав головой, словно отгоняя от себя невероятные мысли, Женька зевнула и закрыла глаза, чувствуя, как берет свое накопившаяся усталость, как наваливается сон, тянет в свои объятия…
Лица какие-то кругом замелькали, послышались голоса…
– Налейте, налейте еще. Не, не мартини – водки.
– Че, девчонки, закуска-та еще есть?
– Глянь в холодильнике.
– Пилите, пилите, парни!
– А вот и он – трелевочник.
– Давайте еще за бутылкой сходим. А то почти нет уже.
– Ловите их, ловите! У, ворюги!
– Старцы весянские…
– Малинда ты теперь. Ма-лин-да.
– Эй-эй, проснись, девка! Эй!
Кто-то грубо схватил Женьку за ногу, потянул…
– Ай! – Вздрогнув, девчонка открыла глаза. – Кто здесь?
– О! Гляди-ко, проснулась… Давай, вылазь – посейчас в лес тя отведут, дела свои сделаешь.
– Какие еще дела? А… пописать… Давно пора бы!
Пока двое молчаливых парней вели пленницу в ореховые кусты и обратно, та смотрела во все глаза, прикидывая, как лучше дать деру, и сожалея, что не удалось сбежать прямо сейчас – ребятки-то уж больно ретивые попались, далеко от себя не отпускали, прямо извращенцы какие-то… вуайеры, вот!
Вечерело. Светло-синее, тронутое легкими бежевыми облаками небо сияло оранжево-золотистым закатом, от высоких, насыпанных по обоим берегам реки курганов тянулись длинные черные тени.
К большому сожалению узницы, лагерь нынче не разбивали, шатров-палаток не ставили, лишь разложили костры да наскоро приготовили пищу – Женька и сама с видимым удовольствием похлебала принесенной ей на ладью ухи, две миски слопала – налимью и окушковую. Разные породы рыб здесь почему-то варили отдельно, наверное, по какому-нибудь старинному рецепту. Варили вкусно, хоть и почти без соли, зато с какими-то травами, с корешками.
– Спасибо, – протянув пустую миску Стемиду, поблагодарила Женька. – Жаль, без хлеба.
– Ничо, уж завтра в Альдейге хлеба-то наедимся. А пока дай-ко руки, свяжу.
– Да зачем связывать-то? Куда я от вас денусь? – начала было Тяка… Но тут же согнулась от полученного в правый бок удара.
Закусила губу, глотая злые слезы… Себя нужно было ругать – нечего прекословить воеводе. Сказал – вязать – так протягивай руки.
Поужинав, реконы сразу полегли спать, песен, как обычно, не пели, лишь, повернувшись к курганам, кланялись да что-то шептали – вероятно, молитвы.
Утром поднялись рано, на зорьке, двое парней снова отвели Женьку в орешник и следили так же пристально, как и вчера. Ну, за самим процессом, конечно, не посматривали, но находились рядом, Тяке казалось – она даже дыханье их слышала.
Ладно, не сейчас… Судя по всему, именно сегодня похитители (или все же – спасители?) собирались куда-то приплыть, то ли в какой-то город, то ли на свое сборище.
Еще ночью пленница проделала в шатре дырку – растянула неплотно сшитые полоски ткани в углу, теперь, когда ладьи пустились в путь, с любопытством осматривала тянувшийся слева берег, густо поросший хвойным угрюмым лесом, кое-где прерываемым опушками и березовыми да осиновыми рощицами. Попались две деревеньки, но из-за дальности расстояния – река-то расширилась – ничего толком было не разглядеть. А девушка все же где-то в глубине души надеялась увидеть… ну, хотя бы вышку сотовой связи! Вот увидеть ее… и все! И успокоиться уже…
