Ныбуты. Книга 3. Сквозь стекло

– Он на самом деле очень добрый. – тихо проговорила стройная невысокая женщина с тонкими чертами лица очень похожая на своего брата.

– Мы тоже на это надеемся. – широко улыбнулась Луиза, у которой от задуманного поднялось настроение.

В это время помощник кондитера пригласил всех присутствующих присаживаться за длинный стол.

– Это Алвар придумал, как сделать, чтобы все поместились. – проговорила Элна, которая подошла к Елене.

– Хозяйственный весь в маму. – улыбнулась мать Алекса, обнимая подругу за талию.

– Отец тоже хоть куда. – громко проговорила Элна, чтобы муж услышал, как она его похвалила.

– Не спорю. – кивнула головой ее собеседница.

– А где будут сидеть дети? – поинтересовалась Флора, которая уже проводила племянника.

– Можно было бы их отсадить на край стола, чтобы они сами веселились, но боюсь, что они там будут есть только сладости. – развела руками мать Алекса.

Зара поддержала идею посадить детей вместе, и сказала, что сядет вместе с ними.

– У тебя тогда не получится никакого праздника. – поджала губы Флора.

– Мне оттуда будет все хорошо видно. – уверила ее сестра мужа и направилась к детям.

Пока гости рассаживались за длинным столом в теплой кондитерской, Карен бежал к дому Эмановых, чтобы выполнить поручение тети. Тяжелая связка ключей оттягивала карман дубленого полушубка и парнишка придерживал его рукой. Мороз сильно щипал лицо, но подросток, который вначале не хотел покидать теплого помещения с удовольствием вдыхал холодный воздух. Мальчик, рожденный на юге, которого привезли сюда несмышленышем, считал этот край своей Родиной и не представлял, что есть места, где большая часть года лето, а снег лежит только на вершинах гор. Мать часто рассказывала ему о том наполненным солнцем крае, где на улице растет виноград. Карену всегда было интересно слушать Зару, но все это больше было похоже на восточные сказки; красивые и не всегда понятные. На вопрос почему же они не остались в том благодатном месте, мать никогда толком не давала ответа, и мальчик решил, что вся эта затея с переездом была только из-за того, что дядя Гурген почувствовал, что можно расширить свое дело. Карен очень гордился своим родственником. Не у каждого мальчишки отец так заботился о своем ребенке, как Эманов о племяннике. Карен очень любил наблюдать за тем, как рождаются творения у ювелира и хотя Гурген и не любил, чтобы ему мешали, но паренька никогда не прогонял, потому что знал, что кто-то из детей должен обязательно стать его преемником. Мудрости в Эманове видимо было больше, чем вспыльчивости, потому что мужчина понимал, что его горячо любимый сын может не унаследовать от отца талант к ювелирному делу и предпринимательству и, поэтому поощрял племянника в его желании узнать больше. Карен старался запомнить каждое слово, каждый жест дяди и для этого всегда держал при себе небольшую записную книжку, куда он записывал все, что относится к ювелирному делу. Зара всегда говорила мальчику, что они должны быть очень благодарны Гургену за то, что он делает для них и ювелир в глазах подростка был непререкаемым авторитетом. Тетя с матерью уверяли его, что то что он должен сделать, будет во благо ювелиру, но подросток не понимал – почему хорошее дело он должен выполнять в тайне от того, кому оно предназначалось.

Когда Карен зашел в темный дом, то ему стало не по себе. Тусклый свет отражался в большом зеркале, где подросток увидел поединок двух рыцарей, который исчез сразу же после того, как испуганный паренек включил свет. Карен считал себя взрослым мужчиной, и ему было неприятно, что его напугало собственное воображение.

Мальчик снял шапку, чтобы стряхнуть с нее снег, который шел на улице и, не раздеваясь, прошел на кухню, где заглянул сначала в один шкаф, потом из другого достал большой мешок, откуда шел тонкий аромат кофе. Из буфета подросток достал два бумажных пакета, которые наполнил зернами.

Мешок Карен поставил на место и один пакет положил себе за пазуху да так, чтобы его не было видно, потом прошел в комнату к Флоре и достал из бельевого шкафа два полотенца и, завернув их в оберточную бумагу, которую прихватил с кухни, вышел.

Подросток выключил везде свет и вышел на улицу, где снег прекратился, а мороз стал крепчать. Карен закрыл дом, потом ворота и побежал к кондитерской.

Глава 9

Хотя дядюшка Унто и был хозяином вечера, но рассаживать гостей не стал, а ждал, пока каждый найдет себе место по душе. Губернатор хотел сесть рядом с Еленой, но та сказала, что лучше будет, если он займет место напротив. После этого Элен села по правую руку подруги, а Эльза Каллела, которая еще не привыкла к новому обществу и решила держаться около матери Алекса, по левую. Рядом с губернатором заняли места Хейно с Алваром, а по другую сторону Вилхо Хаутамяки – отставной полковник и будущий городовой. В торце стола устроилась Зара с детьми, а с противоположной стороны-циркачи. Флора с Гургеном устроились около Штефана с Луизой, около которой оставшееся свободное место занял хозяин кондитерской.

Как только все устроились – открылась дверь и появился запыхавшийся Карен с двумя свертками в руках.

– Ты куда ходил? – удивился Гурген, который не заметил, как подросток покинул помещение.

– Я приготовила подарки для Алекса и Катарины, и забыла их взять. – поспешила объяснить ему супруга. – Да, заодно попросила, чтобы Каренчик принес кофейных зерен. Ведь сегодня ты хотел всех угостить.

Эманов обрадовался, что кофе уже здесь, и поэтому все остальное пропустил мимо ушей.

Полная Флора легко поднялась со стула и подошла к племяннику, у которого забрала свертки.

– Иди в раздевалку. – с улыбкой проговорила она, глядя ему в глаза.

Когда подросток ушел, то вслед за ним отправилась Елена.

– Вот твой кофе. – протянула Гургену пакет с ароматными зернами его жена.

– Самый лучший. – поднес он сверток к носу. – Средней обжаренности и с тонким шоколадным шлейфом. – с видом победителя посмотрел он на Ханонена.

Кондитер спокойно посмотрел на него и пожал плечами.

– Если я скажу, что ты варишь лучший кофе, то может оставим этот спор? – тихо проговорил пожилой мужчина.

– Это будет нечестно! – воскликнул Эманов. – Нельзя вручать пальму первенства без соревнования.

– Зачем нужно соревнование, если можно потерять друга? – вздохнул хозяин вечера и посмотрел на Штефана.

Тот кивнул, соглашаясь с Унто.

– Это будет честный поединок! – с пафосом произнес Гурген. – После которого у нас не будет причин держать друг на друга обид.

– Но, если я могу проиграть, то не лучше ли сейчас прекратить этот спор? – вздохнул Ханонен.

Эманов отрицательно покачал головой.

Флора молча посмотрела на мужа и села на свое место.

Когда вернулись Елена с Кареном, то жена Гургена поднялась и подошла к детям.

– Если бы я раньше узнала про этот праздник, то обязательно подготовилась лучше. – произнесла она, глядя на Алекса и Катарину. – Надеюсь мне представится случай исправить это. —добавила она, развернула коричневую бумагу, и достала белоснежные полотенца, на одном из которых была вышита гладью гроздь винограда, а на другом яблоневая ветка.

– Как красиво! – захлопала в ладоши маленькая Макияври. – А кому какое? – посмотрела она на друга.

– Выбирай. – улыбнулся тот.

– Не обидишься? – прищурилась девочка и потянулась за тем, на котором была ветка с яблоками.

– Мне другое понравилось. – рассмеялся мальчуган, рассматривая изумительную вышивку.

– Это Зара рукодельничала. – громко произнесла Флора и все присутствующие посмотрели на сестру Гургена, которая скромно опустила глаза. – Золотые руки. – проговорила она, глядя на полковника.

Статный седовласый мужчина, одетый в черный габардиновый костюм с интересом посмотрел на изящную Зару.

Пока Флора одаривала детей Елены, та в свою очередь подошла к ее сыну и дочери. Давиду она протянула набор оловянных солдатиков, а Карине вязанного зайчика.

– Может быть у вас нет таких игрушек? – с надеждой спросила она.

– Солдатиков у меня полно! – разочарованно произнес мальчуган.

– За подарки принято благодарить. – с укором произнесла его мать и так посмотрела на ребенка, что тот сразу добавил, что пехоты в армии лишней не бывает.

– Это точно! – громогласно подтвердил полковник.

– Мне нравится Ваш зайчик. – прижала к себе белую ажурную игрушку девочка.

– Это Элна сделала. – сделала жест в сторону подруги Елена.

– И тебя могу научить. – улыбнулась та хорошенькой Карине.

Темно-карие глазки девочки засияли и, быстро взглянув на мать, и увидев жест одобрения, кивнула.

– Потом договоримся. – обратилась мать Алвара к Флоре.

Жена Гургена повела полным плечом и пошла на свое место.

– Детка. – обратился Унто к Елене. – Хватит ходить. Садись уже. Будем старый год провожать.

– Будем говорить слова? – улыбнулась та.

– Конечно. – спокойно проговорил хозяин вечера. – Вот ты и будешь первой.

Женщина отрицательно помотала головой.

– Нет, нет. – широко открыла она глаза. – Ты сторона принимающая, вот тебе и начинать.

– Я должен выступать заключительным аккордом. – произнес тот.

Эта шутливая перепалка могла еще долго продолжаться, и поэтому губернатор объявил, что он будет говорить первым на этом вечере.

– Я не знаю почему Елена отказалась выступить, но мне кажется, что многое происходило с ее участием. – произнес господин Райле.

Губернатор встал и начал с того, что год был насыщен как хорошими, так и печальными событиями. Он говорил эмоционально, вспоминая все, что происходило в их и соседнем городах, и все внимательно слушали. В этот момент, наверное, каждый думал о чем-то своем, что было ближе ему. Елена, сидевшая напротив губернатора, смотрела то на него, то на его отражение в витрине, которое была у него за спиной. Она думала о том, что привыкла к этому мужчине, который последнее время часто оказывался с ней рядом, когда ей нужна была помощь и становилось немного страшно от этой мысли, потому что хоть она и знала, что за спиной ее называют соломенной вдовой, но одинокой себя никогда не считала. Только последняя безликая открытка заронила в душу сомнение о том, что муж когда-нибудь вернется в этот город. Она слышала истории про то, что моряки заводят себе на время стоянки ПЖ – причальных жен, и те хоть и очень редко, но иногда все же переходят в статус постоянных. Елене не хотелось об этом думать, потому что в любом случае получалось, что все это вымыслы, а правда находится где-то далеко, где женщина ее не видит. Она посмотрела на господина Райле и грустно улыбнулась. Мужчина же, увидев печаль в глаза своей спутницы на этом вечере, решил, что ей жалко маленькую Макияври, и поэтому начал говорить о том, что постарается сделать все, чтобы помочь Катарине.

– Как хорошо, что к этому делу подключился губернатор. – прошептала на ухо подруге Элна.

– Надеюсь, что все разрешится. – так же тихо ответила ей та и приложила палец к губам, показывая, что нужно помолчать.

Елена слушала мягкий обволакивающий голос губернатора и незаметно рассматривала будущего городового. Вилхо Хаутамяки был родом из этого города, но молодой человек считал честью охранять Отечество, и он уехал в P, чтобы закончить там специальное учебное заведение и поступить на службу. Во время учебы он познакомился с милой и очаровательной Кэтти, которая впоследствии стала его женой и несла все тяготы военной жизни. В отпуск они приезжали на родину Вилхо в этот северный край, и все время мечтали о том, что когда Хаутамяки выйдет в отставку, то они будут жить именно здесь, где зимой можно увидеть северное сияние, а в конце лета уже наблюдать, как деревья переодеваются в яркие солнечные одежды. Но все этим планам не удалось свершиться, потому что за несколько месяцев до того дня, когда Хаутамяки поучил отставку, жена скоропостижно скончалась. Три недели понадобилось на то, чтобы приветливая круглолицая пампушка Кэтти превратилась сначала в худенького подростка с глазами, смотрящими уже только внутрь себя, а затем в изможденную девочку с удивительно юным лицом, на котором не было ни одной морщины. Вилхо не верил в то, что здоровый с виду человек может так быстро умереть и, когда его жена говорила о приближающейся кончине, то начинал злиться и иногда прикрикивал на нее. Сколько раз потом он корил себя за эту толстокожесть и нежелание услышать то, что хотела донести до него супруга. А Кэтти, уже стоя одной ногой на границе другого мира, не обижалась на мужа и только глаза ее стекленели от боли, которые сопровождала эту болезнь. Один раз, когда Вилхо, чтобы не тревожить сон жены сидел в этой же комнате с зажженной свечой, а потом вышел на некоторое время, то чуть не случился пожар. Вот тогда мужчина узнал как мучается его супруга, потому что как только он потушил огонь, Кэтти тяжело выдохнула и сказал, а что так устала терпеть боль, что лучше бы сгорела заживо. И тогда этот сильный здоровый человек с военной выправкой сел на колени около кровати умирающей и, закрыв лицо своими большими руками, заплакал. Его плечи сотрясались от рыданий, которые он как мог сдерживал, а Кэтти гладила его по голове тонкой высохшей рукой и говорила о том, как она была счастлива все эти годы и, что, когда пройдет время и зарубцуется рана, Вилхо должен обязательно еще раз жениться. Мужчине было крайне неприятно слышать слова о жизни без супруги, но перечить ей может быть в последний час он не хотел, и поэтому только сглатывал подступающий комок в горле, который мешал ему дышать. Через несколько дней женщина умерла, и мужчина взял отпуск, чтобы похоронить ее в том месте, где она родилась. Похороны и все остальное время пока Вилхо не подписали приказ об отставке он помнил плохо, и несмотря на то, что сначала он не хотел возвращаться к себе на родину без Кэтти, все же пересилил себя и вернулся в родной город. За могилкой жены обещали присматривать ее родные, которые как могли поддерживали безутешного Хаутамяки.

Целый год Вилхо жил как в тумане: он ходил по улицам, разговаривал с прохожими, но если бы его спросили о чем он говорил, то мужчина не смог бы ничего вразумительного ответить. Позже он начал различать людей, с которыми здоровался и прежде, и через некоторое время произошло хоть и не полное выздоровление, но такое состояние, что можно было с уверенностью сказать: кризис миновал, и человек медленно, но верно идет на поправку. Вот в это самое время губернатор и попросил Вилхо занять должность городового и, если бы господин Райле обратился к Хаутамяки пару месяцев назад, то обязательно получил бы решительный отказ, но сейчас мужчина понимал, что должен прилагать усилия к тому, чтобы жить, потому что его Кэтти не узнала бы в понуром человеке того уверенного в себе мужчину, которого так любила.

И вот теперь после долгого затворничества Вилхо Хаутамяки с удивлением рассматривал людей, которые собрались в кондитерской и не замечал того, что за ним тоже наблюдают.

Глава 10

Луиза тоже слушала губернатора, но достаточно не внимательно: смотрела в бокал, в котором отражался свет люстры и чувство беспокойства, которое она немного отодвинула от себя, снова вернулось. Иногда циркачка думала, что живет совсем без кожи, потому что могла чувствовать не только каждое слово и каждый поступок, но и мысль, которая была направлена против нее.

«Как же я устаю все это ощущать. – грустно думала она. – Ведь без телесной оболочки человек обречен на гибель. А я с этим живу уже очень много лет и как хочется иногда залезть в чехол, который смог бы уберечь меня от этого. Некоторые люди считают, что способности, которыми наделила меня природа делают меня счастливой, и совсем не понимают, что это так же тяжело, как и жить с абсолютным слухом – любая какофония бьет по ушам, как кувалда. И никуда нельзя спрятаться от этих ощущений, и к тому же, как говорила бабушка Суви, должна стараться приносить с помощью этого дара пользу людям.

Молоко наполнившее вымя козы обязательно нужно выдоить, иначе оно может пропасть и животное будет годно только на мясо. – прозвучал голос старой саамки.

Я не коза, чтобы меня доить. – усмехнулась про себя циркачка.

Твой дар так же удивителен и прост, как и молоко, которое может питать детенышей или людей. – спокойно ответила та.

Так одно дело, когда знаешь кого кормить, а другое – когда даже не представляешь кому нужна пища. – вздохнула дрессировщица.

Даже слепые козлята могут найти вымя по молочному запаху. – произнесла старуха.

То есть тот, кому нужна помощь, сам найдет меня? – поинтересовалась Луиза.

Чтобы увидить их, иногда нужно только оглянуться. – ответила саамка.

Не знаю. – ответила циркачка, продолжая рассматривать бокал, и в нем она увидела отражение Елены, которая вдруг оказалась у нее за спиной.»

– Ты мне нужна. – прошептала на ухо циркачке мать Алекса.

Луиза кивнула и тихонько вышла из-за стола.

Они зашли сначала в раздевалку, а потом прошли на кухню, где сидел и скучал помощник господина Райле.

– А ты чего здесь делаешь? – удивилась Елена.

– Жду, когда нужно будет подавать гостям горячее. – раскачиваясь на стуле, ответил долговязый парень.

– И тебе не интересно, что говорит губернатор? – пристально посмотрела на него женщина.

– А меня оттуда не прогонят? – шмыгнул носом Ганс.

– Когда это тебя дядюшка Унто в черном теле держал? – чуть усмехнулась мать Алекса. – Не тогда ли, когда у тебя все тесто убежало, которое ему требовалось для приготовления пирогов для клиента и ему пришлось все делать из слоеного.

Белобрысый Ганс почесал большой пятерней в затылке и тяжело вздохнул.

– Иди, иди. – покачала головой Елена. – Можешь у стены постоять или взять стул и присесть в торец к детям.

Долговязый парень поднялся, неуклюже взмахнув своими длинными руками, почесал нос и вышел из кухни.

Мать Алекса посмотрела ему вслед, вздохнула и покачала головой.

– Ганс очень добрый. – обернулась она на Луизу. – но иногда берут сомнения в том, что он способен мыслить и принимать сам решения.

– Бабушка Суви говорила, что грибы бывают съедобные и нет. Мухоморами, которыми лоси лечатся, люди отравиться могут. – наклонила голову дрессировщица. – Кто знает какое предназначение у этого неуклюжего парня в этом мире?

– Конечно. – согласилась женщина. – Неизвестно: лучше ли иметь добродушного помощника, за кем надо приглядывать, чтобы он все правильно выполнял или очень смышленого, но лукавого, от которого не будешь знать, что ожидать.

– Да. – улыбнулась циркачка. – Только как же быть с поговоркой, которая гласит, что простота хуже воровства?

Елена закусила губу и прищурилась.

– Так никто и не спорит, что хороша золотая середина. – рассмеялась она. – Только вот где ж ее взять?

– Не знаю. – протянула Луиза. – Это несовершенство мира людей иногда приводит меня в тупик. Кажется, что все говорят на разных языках, и поэтому и не понимают друг друга.

– Да? – удивленно взглянула на нее мать Алекса. – А ведь я не так давно тоже об этом думала.

– Ничего не происходит случайно, как говорила бабушка Суви. – улыбнулась дрессировщица.

Елена улыбнулась и развела руками. После этого она достала небольшую деревянную кадушку, прижала ее к груди и с усилием открыла крышку. Заглянув в другой шкаф, она вытащила стеклянную банку, в которую пересыпала кофейные зерна, что были в первой таре. Потом взяла из рук Луизы сверток и уже оттуда высыпала содержимое в пустую кадушку, и плотно закрыла ее. Женщина быстро расставила все по местам, закрыла дверцы и отошла в сторону.

– Это куда? – спросила у нее дрессировщица, показывая на коричневую оберточную бумагу, которая лежала на столе.

– Пойду себе в шубу спрячу. – аккуратно складывая лист, ответила та.

– От тебя потом кофе будет пахнуть. – улыбнулась циркачка.

– И даже духи будут не нужны. – тряхнула Елена головой и отправилась в раздевалку.

Луиза тоже хотела пойти вслед за ней, но замешкалась, увидев свое отражение в начищенной до блеска медной кастрюле. Красивое личико миниатюрной циркачки превратилось там в необъятных размеров физиономию с вытаращенными глазами и гигантских размеров носом.

«Вот это великанша. – мысленно рассмеялась она. – Может это и есть мое настоящее лицо, которое прячется за моей внешностью? – с язвительной усмешкой подумала она. – Все, глядя на меня, думают, что я несу людям добро, а у меня внутри сидит тетка, которая только и думает как урвать для себя кусок послаще!» – уже в голос расхохоталась дрессировщица.

– Что случилось? – вернулась за подругой Елена, которая успела убрать бумагу.

– Подумала, что все люди напичканы как хорошим так и плохим. – пожала плечами Луиза. – Когда ты стоишь перед зеркалом – где уверенность в том, что настоящий именно ты, а не тот кто за стеклом.

– Не знаю. – вздохнула мать Алекса. – Здесь ли настоящее, там ли, была ли твоя жизнь или ее не было – так же непонятно, как и звезды, которые далеко. Неизвестно что будет завтра, главное, чтобы после тебя в этом завтра не осталась выжженная пустыня. Просто надо жить и помнить об этом. – пристально посмотрела на собеседницу женщина.

– Тяжело чувствовать в себе злобного великана. – грустно улыбнулась дрессировщица.

– Согласна. – кивнула Елена.

– А тем более, когда он в тебе не один. – добавила циркачка.

В это время на кухню заглянула Флора.

– Вы что тут делаете? – всплеснула руками она.

– О чем договаривались. – удивленно посмотрела на жену Гургена мать Алекса.

– Там губернатор уже все сказал, поднял бокал, чтобы выпить за прошедший год и все увидели, что вас нет. – возмущенно проговорила женщина.

– Дааа? – протянула Елена. – Я думал, а он еще долго будет говорить.

– Всю ночь? – с легкой иронией спросила Флора.

Мать Алекса отвела взгляд в сторону и улыбнулась.

– Ну, задержались немного. – пожала плечами она.

– Немного. – с укором повторила за ней Эманова.

– Женщины имеют право задерживаться в туалетных комнатах. – легкомысленно ответила Елена.

– На всю ночь? – не выдержала и рассмеялась Флора.

Мать Алекса хитро посмотрела на нее, поджала губы, пряча улыбку, и вышла из кухни, поправляя на ходу волосы.

– Мы немного задержались? – улыбнулась она всем присутствующим, взгляды которых были устремлены на нее, когда она появилась в зале.

– Немного сдержанно, но доброжелательно ответил губернатор.

Елена извинилась перед всеми за отсутствие и, не присаживаясь, взяла пустой бокал.

Долговязый Ганс, поймав взгляд хозяина, подошел к женщине и, выяснив ее предпочтение, налил ей розового вина.

– За год уходящий? – произнесла она, глядя на господина Райле.

– Хорошо, что он был. – ответил тот, немного приподнял бокал и улыбнулся.

– Да. – решительно выдохнула женщина и сделала небольшой глоток.

Когда Елена и губернатор сели на свои места, то директор цирка захотел сказать речь, но хозяин вечера попросил его немного подождать, чтобы гости смогли немного перекусить.

– Разве Вы не голодны? – с улыбкой обратился он к господину Шеллу.

– От одного вида Ваших закусок захочется есть. – рассмеялся тот.

– А Вы не смотрите на них, а кушайте. – добродушно произнес дядюшка Унто. – Если понадобится что-то, то принесем еще. – добавил он.

К приготовлению еды кондитер всегда относился с большим почтением, а к праздничному вечеру он начал готовиться загодя. Сначала было составлено меню для торжества, а потом сделаны необходимые приготовления. Унто договорился с колбасником о приготовлении нежного паштета из говяжьей печени, запеченного холодного мяса и нежирного холодца. Булочника Ханонен попросил напечь пирогов с рыбой, клюквой и сладким творогом. Заливное из форели он сделал сам, а за винами и фруктами съездил в другой город. Сладкие напитки для детей всегда были в ассортименте у кондитера, и поэтому много времени на приготовление морсов и лимонадов ему не потребовалось. На горячее он решил приготовить гуся с клюквенно-медовой подливой и запеченного сига в сыре. Унто очень хотел, чтобы еда понравилась всем и взрослым, и детям, и поэтому с волнением следил за тем, как гости ели.

– Отличный стол. – улыбнулась ему Елена.

– Любой может выбрать то, что ему нравится. – согласилась с подругой Элна.

Когда Ханонен услышал эти слова, то немного успокоился и сам приступил к трапезе.

Глава 11

Девушка с темно-русой косой толщиной в руку сидела на стуле и пыталась рассмотреть свое отражение в начищенном до зеркального блеска серебряном подносе. Неясные очертания ее облика ничуть не смущали девицу, и она поворачивала голову, то в одну, то в другую сторону. Откуда-то доносились звуки женского голоса, на которые девушка не обращала внимание.

– Разбилось что-то. – обратился к русоволосой полный мужчина в белом фартуке, когда послышался звон стекла.