bannerbanner
Сады Адама
Сады Адама

Полная версия

Сады Адама

Язык: Русский
Год издания: 2015
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5

Сады Адама

Роман

Дмитрий Захаров

© Дмитрий Захаров, 2015


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

День первый

В нынешнем году осень пришла в Петербург раньше обычного. На прошлой неделе сентябрьское солнышко согревало землю, даря надежду на бабье лето, а с наступлением выходных северная погода показала свой переменчивый нрав. Подул западный ветер, свинцовая гладь залива покрылась пенистыми барашками. Острые капли дождя хлестали по желтой листве.

Вдоль Приморского проспекта шел маленький человек. Он испуганно вжимал голову в плечи, и скалил острые зубы, когда мимо, с грохотом пролетали автомобили. Возле знака дорожных работ копошились люди в желтых безрукавках. Они были высокими, чернолицыми, потными, от них пахло железом и огнем. Человек нерешительно остановился, маленькие блестящие глазки настороженно изучали рабочих. Он вытянул нос, отчего жесткие седые усы щеточкой, и понюхал воздух.

Здесь находилась зона пешеходного перехода. Справа по ходу движения красовался памятник вождю мирового пролетариата. Сгорбившийся Ильич строчит апрельские тезисы. Если верить легенде, таинство рождения великих идей происходило в шалаше, на берегу озера Разлив. По иронии судьбы, теперь в этих местах раскинулись шикарные особняки, окруженные высокими заборами. Дворцы напоминают картели наркоторговцев На противоположной стороне трассы радушно распахнула стеклянные двери автозаправка. В примыкающем помещении находился небольшой магазин. На полках теснили друг друга яркие пакеты с чипсами, конфетами, в ряд выстроились бутылки пепси-колы и пива. Человек настороженно оглянулся, и вошел вовнутрь.

Сквозь застекленную витрину было видно, как он беседует с продавщицей, полной блондинкой в широком синем платье. На ее загорелой шее висела тонкая золотая цепочка с крестиком. Подошел мужчина, высокий худой, с выступающим кадыком и зализанными назад жидкими черными волосами. Человечек обернулся к нему. Его тонкие губы шевелились, он размахивал старомодной тростью с серебряным набалдашником. В руках у него оказался большой лист бумаги, женщина читала текст, ее муж недоверчиво усмехнулся. Визитер достал из старого чемоданчика мешочек – выражение лиц супругов мгновенно изменилось. Мужчина склонился над листом бумаги, поставил закорючку. Женщина нервно пожала полными плечами, и подписала бумагу.

Хлопнула дверь, все обернулись. Появился толстый мальчик, с большим родимым пятном на лбу. Человек наклонился к нему, ребенок отпрянул, спрятавшись за спину отца. Тот безучастно смотрел, как пришелец протягивает листок бумаги. Мальчик послушно прижал пальчик к документу. Бледные губы незнакомца искривила довольная ухмылка, он властно простер руку к женщине, она покорно сняла цепочку с крестиком…

В течение дня, этого странного, затянутого во все черное субъекта, можно было встретить в магазинах, банках, офисах. Он нигде подолгу не задерживался, загадочный документ покрывался подписями, и маленькими чернильными отпечатками пальцев.

Поздно вечером, человек оказался в престижном жилом квартале поселка Разлив.

Он по хозяйски толкнул ворота, и шагнул к низкой дверце, ведущей в подвал. Дверца со скрипом открылась, и пришелец, ловко пригнувшись, нырнул в зыбкую мглу

Скреб-Поскреб…

Марк Коган не любил заниматься сексом по утрам. Сначала необходимо принять душ, выпить пару чашек кофе, и тщательно почистить зубы, а потом начать обмениваться жидкостями. Он был сова, и каждодневное пробуждение в семь тридцать утра воспринимал как небольшой подвиг. Лена думала иначе. Она прочитала в женском журнале, что по утрам у мужчин самый высокий уровень тестостерона в крови, а ярким как рождественская елка иллюстрированным страницам она доверяла безраздельно, и нежелание супруга заниматься любовью по утрам воспринимала как упрямство. Лена была красива, капризна и эгоистична. Она любила утреннюю истому, ей нравилась горчичная теплота размякшего со сна тела. Утренний секс превращался в долгое однообразное удовлетворение похотливой жены. Марк послушно целовал девичий живот, женщина восторженно взвизгивала, и дергала мужа за редеющие волосы.

Господин Коган имел множество комплексов, но более всего стеснялся ранних залысин, и старательно зачесывал череп длинными прядями тонких каштановых волос. Друзья советовали ему подстричься наголо, ставили в пример Брюса Уиллиса и Юла Бриннера – самых привлекательных плешивых мужчин столетия. Марк в ответ ухмылялся, но на душе у него было скверно. Круглый, увенчанный очками, шишковатый череп, возвышающийся на худой цыплячьей шее, требует волосяного прикрытия, это – аксиома. Он страдал, и ненавидел своего отца за преждевременную аллопецию, которая наследуется по материнской линии. Плешивый господин Коган старший был не виноват. Он напоминал пожилого грифа, и надеялся, что наследник рано или поздно примирится с таким заурядным явлением как лысина.

Лена обращала внимание на плешь благоверного не больше чем на скрежет, доносящийся из угла комнаты. Будто невидимая рука, скребет железными когтями паркет.

Громко зазвонил телефон. Горе любовник дернулся к аппарату, радуясь вынужденной передышке, Лена сладко потянулась, благодарный супруг был отпущен на волю. Раздражающий сигнал сводил с ума, звук вонзался в темя, будоражил кровь, кожа покрывалась острыми мурашками.

– Странный звонок! – пробормотал мужчина. Он снял трубку, оттуда раздался громкий свист, закружилась голова. Чужой голос произнес два слова – «Ари» и «Адхамар». Прозвучало настольно явственно, что он оглянулся. Сзади никого не было. Бежевая стена, и дурацкая тумбочка в углу, розовая, покрытая кудрявой резьбой. Оттуда и раздавалось настойчивое скрежетание, словно маленький гном, игрушечной стамеской пытается вскрыть паркет.

В животе стало горячо, будто к паху прижалась грелка. Марк пополз на коленях по скомканным, сбитым в бесформенный комок простыням, прижался губами к горячему рту…

Через несколько минут он откинулся на спину. Лицо облепили длинные белокурые волосы любимой.

«Вряд ли ей грозит облысение!» – подумал он и усмехнулся.

– Что смеешься?! – Лена перевернулась на живот, в синих глазах играли лукавые огоньки.

– Говорят, у блондинов волос меньше чем у брюнетов!

– Для тебя это должно быть утешительным фактом, милый! – фыркнула девушка. Она посмотрела на телефонный аппарат. – Сколько он уже так трезвонит? Минут десять?

– Около того… – мужчина поднялся с кровати, отдернул занавески, яркий солнечный свет затопил спальню. Девичья кожа покрылось бронзовой гладью, трогательная полоска белых, не тронутых загаром бедер манила девственной беззащитностью.

– Ты чувствуешь тоже самое, что и я?!

– Даже больше! – он поцеловал ее соблазнительную грудь.

– Я вижу… – она прогнулась в спине, золотые волосы растеклись по лопаткам, и возлюбленная стала похожей на распутную вакханку с древнеримских фресок.

– Я видел такую нимфу в Риме!

– Проститутку итальянскую? – возбужденно хохотнула Лена.

– Она занималась латинской любовью…

– Шлюха!

– Реальность страшнее вымысла!

– Нет ее!!! – кричала жена. В темном мыску на спине выступили капли пота. – Нет никакой реальности! Чертова выдумка – эта твоя реальность!

– Это… – сбилось дыхание, кровь пульсировала в горле, голос охрип от крика, – это – называется…

– Латинская любовь! – выкрикнула Лена, и упала навзничь. Марк рухнул рядом. Пот заливал глаза, в горле саднило, методично звонил телефон. Солнце обжигало раскаленную кожу. Скрежет стих, теперь звуки напоминали приглушенный детский лепет.

– Что это такое?

– Страсть… – проговорил мужчина. Он провел ладонью по груди. Упругие, покрытые терпким потом мышцы, поджарый горячий живот, мускулистые ноги. У нет и не могло быть такой мускулатуры!

– Страсть… – как эхо отозвалась жена. – А что там скрипит?

– Домовой.

– Домовой… И он все видел?!

– Безусловно! Надо снять трубку!

– Не спеши! В этом звонке есть что-то необычное.

За дверью деликатно мяукнул Персик. Кот обладал врожденной скромностью, уважал господина Когана, искренне любил Лену, и не беспокоил их без крайней нужды. Жена утверждала, что в этом заслуга редкой экзотической породы. Британские кошки все такие, безапелляционно заявляла она. Ум и благородство! Отличительные черты лучших представителей кошачьей породы. Очередная глупость из дамского журнала, истинность которой не оспаривалась. По Персику можно было сверять часы. Семь тридцать одна. Еще в половине восьмого кот хранил молчание. Марк также был пунктуальным человеком, эти качества их с котом объединяли.

– Ты не знаешь, кто такой Ари? – спросил он.

– Вероятно, твой родственник!

– И еще, какой-то «Адхамар!»

– Какой загадочный звонок! Какие сексуальные слова ты произносишь! – волосы шелковисто тронули грудь, словно сказочные эльфы щекотали кожу прозрачными крыльями.

Вновь мяукнул Персик. В голосе кота слышалось благородное негодование.

– Латинская любовь…

Девушка заурчала как хищная кошка, на глазах выступили слезы, во рту стало солоно.

– У меня был любовник серб! Почти два метра ростом! – Лена задыхалась, изо рта вылетали капельки слюны, они пахли нектаром и весенней травой.

Свело ногу, прижатую бедром жены, но он не ощущал боли. Все существо превратилось в животный комок извращенного наслаждения. Слова любимой причиняли боль, но страстный зуд был сильнее. Взгляд оказался прикован к тонкой жилке на шее. Там, внутри пульсировала алая жидкость! Такая сладкая, и такая желанная! Челюсть свело судорогой от неумолимого желания. Болезненное, скотское вожделение! Человеку показалось, как через пронзительный визг телефонного звонка, некая сила проникла в него, сквозь поры кожи просочилась лютая энергия. Мужчина припал зубами к вибрирующей жилке. И тотчас лихая ярость захлестнула пылающий жаром мозг, и сила, которой он не ведал ранее, наполнила естество. Надо всего лишь сжать зубы!

– Это всего лишь страсть! – прошептал он. Слюна упала на горло, на крохотную синюю венку, увлажнив потную кожу. Всего лишь сжать челюсти…

Лена опрокинулась на спину за мгновение до того, как зубы мужа не повинуясь воли, сомкнулись со страшной силой так, что крошилась эмаль. Телефон замолчал. Это произошло неожиданно. Душная тишина навалилась плотно, тяжело, как ватное одеяло. Черная туча закрыла солнце, в спальне стало темно и холодно.

Марк лежал на спине, глядя в одну точку на потолке. Персик осмелился войти в комнату, мурлыканье доносилось из-под кровати. Лена опустила руку, кот аккуратно трогал розовым носиком ее пальцы. В комнате пахло потом и сексом. По окну стучали редкие капли дождя. Он давно должен быть на работе!

Опять зазвонил телефон. Лена вскрикнула, и заткнула ладошками уши.

– Это наверняка с работы! – будничным тоном сказал мужчина. Он встал с кровати, пошатнулся и чуть не упал. Перед глазами плыли радужные круги, на лбу выступила испарина. Жена лежала на боку, подтянув колени к животу, и зажимала уши ладонями. Ее подростковая нагота выглядела трогательно и беззащитно. Сквозь липкую патину подступающего обморока, Марк ощутил жжение в животе. Превозмогая отвратительную слабость, он заставил себя взять трубку.

– Слушаю! – сердце билось в груди как затравленный зверек, руки дрожали.

Он мечтал услышать язвительный голос шефа. Ненавистного, злого шефа. Раньше шеф был веселым компанейским парнем. Он снисходительно относился к опозданиям подчиненных, и симпатичных сотрудниц часто приглашал в кафе. Некоторые соглашались, и наутро они появлялись всегда порознь, старательно демонстрируя всем присутствующим, что между ними и шефом нет ничего серьезнее служебных отношений. От шефа исходил перегар, он капал в кофе чуть больше коньяка из неизменной фляжки, блудливо косился по сторонам, и на губах играла шальная ухмылка. Все изменилось после того, как подобные загулы вошли в систему. В стаканчике из-под кофе, самого кофе уже не было. Шеф с утра начинал пить коньяк, и к обеду его требовалось отвозить домой. Его вызвали на совет к учредителям, и в течении трех часов из-за плотных дверей ни доносилось ни звука. У него была преданная секретарша. Сухая как палка, высокая женщина с прозрачными глазами наркомана, которую почему-то все называли Пепе, в честь героини сказки Астрид Линдгрен. Пепе изнывала под дверью, но не разобрала ни слова. Иногда бубнил оправдания шеф, прерываемый звонками сотовых телефонов. Из кабинета он вышел бледный, постаревший на добрый десяток лет. Пару недель все было как обычно. Сотрудники опаздывали на работу, иногда выпивали в обед. Шеф преобразился до неузнаваемости. Он стал похож высохшее чучело. Под глазами появились синие круги. Он машинально подписывал бумаги, сухим бесцветным голосом отдавал распоряжения, на молоденьких девушек смотрел со страхом и ненавистью.

Драма разразилась через неделю такого сухого запоя. Шеф обвинил честную Пепе в какой-то оплошности, и кричал на нее так, что в стеклянных стаканах дрожали ложечки. Тогда все впервые увидели, как Пепе плачет. Из бесцветных глаз кайфующего наркомана текли соленые человеческие слезы.

На следующий день она слегла с гипертоническим кризом. После этого шеф сорвался. Вызов к нему в кабинет значил для сотрудника череду долгих унизительных оправданий, в худшем случае – увольнение. Сотрудники терпели. Фирма считалась перспективной в сфере компьютерных разработок, здесь были высокие оклады и отличные страховки.

Пепе вернулась на работу, характер ее после перенесенного стресса резко ухудшился. Она превратилась в лютую доносчицу. Зная всю подноготную работников фирмы, она педантично доносила шефу и про опоздания, и про пиво в обеденный перерыв. Ее все боялись и тайно ненавидели, а шефа жалели. Особенно женщины.

– Алло! – выкрикнул Марк в пустоту.

На кровать вскочил Персик, заурчал, и медленно, молочным шагом, комкая лапками простыню, двинулся к жене.

– Слушаю вас! – раздался незнакомый голос в телефоне.

– Это я вас слушаю!

– Господин Коган?!

– А вы кого думали услышать?!

– Готовы немедленно оказать вам помощь!

– Какую, к дьяволу, помощь?!

Голос одобрительно рассмеялся.

– Это хорошо, что вы ругаетесь! Iratus sum ego vivam! Латынь помните? Я злой, значит я живой!

– Какая латынь?! Вы мне трезвонили целый час!

– Вы меня с кем-то путаете, господин Коган. Я – представитель фирмы «Ратус норвегикус». Меня зовут Стоикус. Адам Стоикус, к вашим услугам!

Неприятный голос менеджера сверлил воспаленный мозг. Так мог говорить иностранец, безукоризненно вызубривший чужой язык, и тем не менее, остающийся для него не родным, со сложной фонетикой, которую выучил старательный мозг, но так и не могли усвоить язык и губы.

– Конечно, вы не можете помнить меня. Минуло столько лет! Вечность!

– Я впервые в жизни вас слышу!

– Генетическая память – своеобразная штука! Одно помним, другое забываем. Я вас не виню в забывчивости. Однако, пользуясь случаем, хочу прорекламировать наши идеи. Только что вы и ваша милейшая супруга имели удовольствие убедиться в действенности наших технологий!

– Какие к лешему технологии?!

– Наша фирма – лучшая в своем сегменте рынка! – азартно тараторил Стоикус. Марку казалось, будто в ухо вместе с речью вползает скользкая ледяная змея. Совершив усилие, он словил паузу в словах настойчивого менеджера, и произнес.

– Подождите минуту, я возьму другую трубку…

– Ваш гипоталамус оказался восприимчив к действию нашей техники! – похабно хохотнул незнакомец.– «Ари» и «Адхамар» – очень древние слова. Едва ли вы найдете их в википедии!

– Не говори с ним… – прошептала Лена.

– Что?!

– Не разговаривай с ним! – девушка прижимала к себе кота. Персик залез на внимательно смотрел на мужчину круглыми желтыми глазами.

– Но я даже не знаю, кто это?!

– Повесь трубку, и отключи телефон!

– Что может случиться, от телефонного разговора? – его раздражала манера жены, недоговаривать простые вещи.

Она отпустила протестующе вякающего кота, накинула халат на голые плечи, вырвала трубку из рук. Марк пожал плечами, и едва сдерживаясь от приступа праведного гнева, вышел из спальни. На кухне он поставил на плиту кофейник, зажег газ, обжег палец, открыл кран холодной воды, и долго держал руку под ледяной струей.

На работу он безнадежно опоздал. Если не случится чуда, ему предстоит выслушивать унизительный перечень своих негативных качеств. Шеф безусловно являлся талантливым человеком. Сосредоточив незадействованное либидо на унижение подопечных, он достиг в этом искусстве удивительного мастерства. Говорил медленно, процеживая слова сквозь тонкие поджатые губы, и для каждого слушающего умудрялся найти персональную болевую точку.

Палец онемел. Марк выключил воду, бросил взгляд на настенные часы. Чашка с растворимым кофе выпала из слабеющих пальцев, разбилась вдребезги, порошок седой пылью покрыл босые ступни. Он стремительно пробежал в прихожую, схватил новенький айфон. Ошибки быть не может! Шесть двадцать семь.

– Лена! – он бросился к телефону, и дрожащими пальцами набирал рабочий номер. Половина седьмого! Фирма закрывается в шесть. Протяжные, безнадежные гудки. Он смотрел на босые пальцы своих ступней. Они были бело-розовые, плотно прижатые друг к другу, с тонкими пегими волосками на подъеме. Как такое могло случиться?! Обычно, наказуемый стоял посредине кабинета, стул ему не предлагали. Часто во время экзекуции присутствовала Пепе. Она молчала, не отрывала блеклых глаз от бумаг, и бледные щеки девственницы покрывались розовой краской. Он собрался уже повесить трубку, когда на том конце провода раздался резкий голос.

– Слушаю!

– Это – Коган! Я видите ли заболел! Отравление, или что-то в этом роде! Только сейчас немного в себя пришел. Проспал весь день! Простите меня… – он выпалил на одном дыхании, зажмурил глаза. В трубке стояла мертвая тишина.

– Алле… Вы слышите меня?!

– Слышу, – голос шефа был на удивление спокоен, без язвительных интонаций, с необычным присвистом, будто ему вырвали передний зуб. Возможно, шеф запил! И превратился в славного добродушного весельчака. Ну конечно, же он запил! Как бы предвосхитив его догадки в трубке заговорили.

– Уважаемый, Марк! Вы, вообще-то зачем звоните?

– Ну как это зачем?! Предупредить! Я выйду на работу. В любом состоянии!

Шеф хмыкнул.

– Интересный вы человек! Пепе к вам дважды домой ездила, мы решили, случилось, что-то серьезное. К телефону не подходите, дома тоже никого… По вашей просьбе звонил Стоикус, обещал привести документы.

– Я не знаю никакого Стоикуса! – прошептал человек. Голос шефа наплывал издалека, будто это не речь вовсе, а диковинная чужеземная песня. Отвратительная шепелявость делала речь похожей на птичье пение. – Я болел… я был дома!

– Безусловно! – пропел шеф. – Это и есть заболевание, и нечего тут стыдится. – Пение стало громче, сочный мужской баритон выводил сложную партию. – Все, чем я могу вам помочь, это дать адреса сообществ, – на фоне поющего баритона завыли сотрудники, верещала Пепе, грянули хором программисты, сладко подтягивали девчонки из группы обслуживания.

– Я отравился… – шел ва-банк Марк. Врать, так врать до победного финала!

– Давайте называть вещи своими именами, – шеф взял высокую ноту, и сфальшивил, – наркотики страшнее алкоголя! У вас такая удивительная фамилия! Это ко многому обязывает. Генетическая память! – голос шефа стал удивительно похож на фальцет проходимца менеджера.

Коган отбросил в сторону трубку, и обхватил ладонями пылающую голову.

«Ваш гипоталамус весьма восприимчив…»

За что отвечает гипоталамус? Кажется за сексуальное влечение…

Он вбежал в спальню. Там было темно. На улице накрапывал мелкий дождик, сквозь задернутую занавеску проникал слабый свет. Он занимался сексом весь день! Генетическая память…

– Лена, милая! Ты можешь объяснить, что происходит?!

Жена сидела на кровати, поджав ноги. Персик прижал маленькие уши к голове, короткая плотная шерсть на загривке почернела. Он пытался выгибать спину, и громко шипел.

– Там! – она указывала пальцем в темный угол комнаты.

Слыша сильные удары своего сердца, мужчина отодвинул тумбочку. Уродливую кудрявую тумбочку. Он близоруко прищурился. Гладкая, без следов повреждений стена. Он машинально поправил покосившийся постер – кривые фиолетовые линии и пятна – жена сознательно выбирала многозначительные картинки – она считала, что это придает ей интеллектуального шарма. По той же причине, девушка иногда носила совершенно неуместные на ее скуластом славянском лице узкие очки в черной оправе.

– Здесь ничего нет…

Из полумрака на него смотрели две пары огромных глаз. Синие глаза жены, и желтые, похожие на перевернутую луну, янтарные глаза кота.

– Там ничего нет!

Что то коснулось босых ступней. Сердце ухнуло и замерло. Деликатные прикосновения к босым ступням – такое впечатление, что его трогает за ноги младенец. Сердце забилось часто и тревожно, лицо залило жаром, в кончики пальцев вонзились тысячи острых иголок.

Сейчас все закончится. Он – ведущий специалист в области компьютерных технологий, у него красавица жена, и предстоящей зимой господин Коган займет новенький кабинет с персональной табличкой на дверях. Табличка будет отделана хромом, это стильно. Ему тридцать два года, ранняя лысина, небольшое брюшко, и вот уже два года в шкафу ждет своей очереди теннисная ракетка. Его шеф – язвительный сорокалетний холостяк, но он благоволит перспективному сотруднику. Все правильно. Эти странные безответные звонки по телефону, похожие человеческий говор, словно записанные на пленку слова воспроизвели с огромной скоростью. Это ненормальное либидо, чуть не сведшее его с ума. Неведомо куда исчезнувший день из его жизни. Из ЕГО регламентированной жизни, с четко установленным режимом завтрака, обеда, работы, сна и секса.

Прикосновения к ногам стали настойчивее. Реальность страшнее вымысла. Хотя бы тем, что ее приходится принимать.

Десятки грызунов толпились возле его ног. Бледных ног, с плотно прижатыми пальцами, покрытыми рыжими волосками. Длинные голые хвосты оплетали плотные тела, маленькие розовые коготки, похожие на детские пальчики скребли паркет. Розовые носы дрожали, нюхая, изучая, ощупывая каждый сантиметр человеческих ступней. Длинные седые усы вибрировали, тщательно собирая информацию, отсеивая ненужное, и четко сохраняя в памяти ценные факты. Большая крыса оскалила скошенную пасть, обнажив острые резцы, встала на задние лапки, черные глаза пристально смотрели на человека. Зверек молился. Длинный хвост грызуна, похожий на поросшую шерстью змейку, оказался под ступней, он не удержал равновесие и наступил на него. Крыса широко открыла пасть, завизжала, в чреве дрожал короткий багровый язык. Другой зверек вонзил зубы в ахиллово сухожилие человека.

Боль вывела человека из состояния транса. Он бросился на кровать, едва не сбив на пол Лену с Персиком.

– Что это такое?! Откуда они здесь взялись?!

– Скреб-поскреб! – девушка глупо хихикнула.

Желтые глаза кота горят страхом и ненавистью. Мягкая спина напряжена как стальная пружина, под плотной шерстью угадываются мышцы хищника. Персик открыл рот, вместо благозвучного мурлыканья, издал утробный низкий вой.

– Скреб-поскреб!

Крысы остановили неумолимый бег, завизжали. Он где-то слышал этот ужасный, отвратительный визг! И отчего-то, помимо беспредельного ужаса, по животу растекается жар. Гипоталамус…

Лена тихо застонала. Одной рукой она прижимала к себе рвущегося в бой кота, другую протянула к бедрам мужа. Превозмогая ненормальную, похоть, он размахнулся и дал жене пощечину. За три года совместной жизни, он ни разу не повышал на любимую голос. Марк избегал конфликтов, и не дрался даже в детстве.

– Надо отсюда уходить!

– А как же они… – девушка потрогала ушибленную скулу.

– Выйдем на улицу, вызовем санитарную службу!

Лена отрицательно покачала головой.

– Знаешь, почему они не залезают на диван? Они боятся Персика!

– Они не намного меньше кота!

Он постарался проанализировать ситуацию. В конце концов, умение анализировать – его профессия. Вероятно, в стене образовалась брешь. Ничего сверхъестественного. Крысы чрезмерно большие для заурядных грызунов. Тоже объяснимо. Он читал, что представители азиатского подвида вдвое больше европейских собратьев. Этот звук… Словно многократно ускоренная человеческая речь. Боевой клич грызунов вызывает сексуальное возбуждение у людей. Странно, но не антинаучно. Мозг человека слабо изучен, дельфины общаются при помощи ультразвуковых частот. Однако если предположить, что в определенных обстоятельствах частота становится выше. Как это может сказываться на психике? Пока вполне логично. Но как объяснить неведомо куда исчезнувший день?! Пропавший день, пропавший день…

На страницу:
1 из 5