Коло Жизни. Бесперечь. Том первый

– Да, Небо, – тотчас откликнулся Вежды, и суетливо, что в целом не было присуще Зиждителям, кивнул, отчего незамедлительно раскрылись веки на сфероидном глазу в навершие его венца, и из него выплыла бурая дымчатая полоса света. – Я к нему отправлюсь немедля, только улажу дела Отца. Было бы прекрасно если б малецык вернулся в лоно Зиждителей… Однако, коли Опечь войдет в нашу печищу, как же тогда с лучицей? Отец, очень к ней привязан. Точнее молвить зависим от нее, он не сможет отказаться от соперничества за лучицу.

– Родитель молвил, что маймыр, – пояснил Небо, по-видимому, ожидая того волнения Вежды и оттого разком подался вперед верхним корпусом тела, дотоль возлежащим на ослоне кресла. – Он не сможет теперь быть сыном, ибо выбрал имя и путь брата. А посему на Коло Жизни приобретет всего-навсе общие признаки печищи. Так, что если ты сможешь его убедить, мой бесценный Вежды, и это поверь очень важно… Оно ты и сам понимаешь как важно, у Димургов появится новый брат. И Перший сможет продолжить соперничество за лучицу.

– Почему ты мне не сказывал о встрече с Родителем и его предложение? – наконец, проронил Дивный и черты его красивого в виде сердечка лица едва зримо вздрогнули. – И ты уверен, что маймыр вступив в печищу Димургов сохранит за собой путь брата, ведь это нарушает Закон Бытия утвержденный самим Всевышним… Потому как если мы ошибемся, и после обретения Опеча, Перший не сможет продолжить соперничество за лучицу, это его убьет… Отец вельми сильно сцеплен с лучицей, и это достаточно четко зримо… Да и нельзя забывать того, что рассказывал нам Темряй, о смури Отца, когда он думал, что лучица погибла… О смури оная чуть было не погубила его самого, его нашего любимого Отца Першего.

Небо внимательно выслушал младшего брата и легохонько шевельнул плечами, потому враз шибутно качнулась плывущая в его венце миниатюрная система, вроде жаждущая выскочить из удерживающего ее подле концов дуг голубом мареве света.

– В последнюю нашу встречу с Першим на пагоде в Северном Венце, – молвил Небо и самую толику развернул в направление брата голову, при том не выпуская из своего взора Вежды. – Я обратил внимание, что Отец утомлен, вернее даже, сказать, разбит… Я было даже испугался, что он надломлен. И посему спросил его, что с ним. Но брат сделал вид, что не услышал меня и перевел разговор на Дажбу, на малецыка абы нас на тот момент волновало его поведение. Перевел разговор, так как Перший почасту умеет делать, когда не желает отвечать. Одначе, так как утомленность была слишком зримой, я решил отправиться к Родителю, чтобы узнать от него почему Отец так подавлен и коли надобно помочь. И тогда Родитель мне все рассказал про маймыра и биоару. Родитель, безусловно, против какого бы то ни было нарушения предписаний и Законов Бытия, но всегда готов нам помочь и договориться обо всем с Всевышним… Тем самым он спасет Опеча и защитит Першего, пред коим по какой-то мне не озвученной причине, ощущает вину… Родитель пояснил, что пытался воздействовать на Першего и даже потребовал от него прекратить помогать маймыру. Обаче, брат заявил, что отдает лишь свою часть биоауры и не нарушает Законы Бытия. И еще добавил, что будет делать так все время, чтобы Опечь мог сохранить присущий Богам облик, и не превратился в отчужденца.

– Ах, Отец! Отец, – вельми горестным гласом продышал Вежды и протяжно дыхнул так, что затрепетало не только сияние кожи, но и крутнулись по коло желваки на его скулах, на миг живописав угловатые свои макушки. – Для него всегда на первом месте сыны и братья… Он всегда… все время тревожится за каждого члена печищи, не важно Атефы это, Расы или Димурги… Отец! Милый мой Отец! – додышал с нежностью и единожды мощью Вежды, чем самым всколыхал лимонные испарения, махими ветроворотами колеблющиеся по полу. – Небо, я только тебя прошу, – немедля дополнил Димург, вероятно страшась, что о происходящем станет до времени известно Першему. – Поколь я не улажу все с Опечем, при встрече с Отцом ничего не сказывай, не тревожь. Он итак расстроится из-за шалопайства Темряя, каковому хотел доверить управление Татанией и разрешить населять несколько систем его Галактики Уветливый Сувой растительным и животным миром.

– Надеюсь, в системах Уветливого Сувоя, не будет тех дивных творений Темряя, оными он жаждал населить Млечный Путь? – незамедлительно вопросил Дивный и гулко фыркнул, словно желая загоготать.

Вежды в ответ широко просиял, и резко вздев вверх плечи, отозвался:

– Таковой надеждой не надобно себя тешить… Думаю, Отцу удастся вразумить, нашего малецыка, что некие из тех дивных творений, как ты выразился Дивный, разрушат общее понимание животного мира, но, очевидно, он вряд ли сумеет переубедить Темряя… Так, что однозначно в Уветливом Сувое не все системы будут населены людским племенем, к тому надо быть готовым.

Днесь улыбнулся и Небо, лучисто полыхнула золотыми переливами света его белая кожа, вроде Темряй, творил, что-то дюже достойное али точнее говорить даже великое.

– По поводу Першего, Вежды, – продолжил он прерванное вопросом Дивного толкование с Димургом, все поколь довольно улыбаясь, отчего самую малость, трепетали волоски, прикрывающие его широкий рот с полными бледно-алыми губами. – Не беспокойся, я ничего не скажу Отцу. Ты, только, держи связь со мной. Коли Опечь согласится на твое предложение вступить к Димургам сразу пришли мне сообщение… И я вылечу к Родителю, столкуюсь с ним обо всем, поелику Он отвел малое время под сие решение. Оно как надобно, чтобы Перший был готов к появлению нового Бога, и мог полноценно вести за него соперничество, будучи бодрым и спокойным, а при таком потреблении биоауры это невозможно.

Вежды торопко кивнул, и, расправив на лице улыбку, придав толстым губам ровность и затихнув, задумался, вставленные в надбровных дугах мелкие голубые аквамарины, нежданно ярко блеснув переливом света, будто пробудили Бога от забытья.

– Впрочем, – немедля заговорил Димург. – Я прибыл к вам не просто так. Мне нужно обсудить с вами одно предложение, касаемо драгоценной нашей лучицы. – Господь прервался, обвел долгим и тем же задумчивым взором Расов и дополнил, – девочка в плоти коей живет лучица очень хрупкая здоровьем. Отец дюже расстроился, услышав доклад бесиц-трясавиц о ее состояние, и о том, что им пришлось подкорректировать, чтобы плоть продолжила жизнь… Это целый набор органов: и легкие, и почки, и печень, и что-то там еще, не помню уже. В целом Трясца-не-всипуха предлагала полную смену плоти, но Отец отказался, ибо боится таковой грубостью нарушить спокойствие лучицы… Ведь поколь не ясно, почему она выбрала эту плоть, хоть и вельми слабенькую, почему так долго тянула с вселением. На первый взгляд бесицы-трясавицы сказали, что у лучицы нет отклонений… Однако нельзя забывать, что она болела в прежней плоти, и быть может, остался какой-то сбой в предписаниях. Словом, чтобы мы смогли вступить за нее в соперничество, сейчас нужны благодатные условия роста для девочки и тогда возможно к двадцати ее земным годам станет ясно, как обстоят дела и у самой лучицы. Ежели мы нынче перенесем ребенка к нам на материк, это может не благостно отразится на плоти. Абы девочка дюже беленькая и близко не слышна кровь в ней наших отпрысков. Ноне потеря матери, людей оные ее любили, смена обстановки может подорвать только, что укрепленное здоровье. Посему ради благополучия лучицы Отец предлагает взять пригляд за девочкой до ее двадцатилетия вам, только на определенных условиях.

Небо и Дивный изумленно переглянулись, обменявшись неслышимыми для Вежды не менее взбудораженными репликами. А погодя Небо слегка качнул головой, и, не скрывая радости, произнес:

– Скажи, милый мой малецык, условия и тогда мы уже определимся, да иль нет. Ответ, как ты понимаешь, будет зависеть от условий.

Одначе, та молвь была сказана таким тоном, что становилось ясным Небо пойдет на все условия, лишь бы оставить пригляд за девочкой за своей печищей.

Глава шестая

В граде Лесные Поляны, что поместился в центральной части материка Дари и был давным-давно назван так девочкой Владелиной, в самой средине поселения, там где когда-то стоял космический аппарат величаемый капище, а первыми землянами ковчег ноне… ноне, когда бесценный для всех Зиждителей Крушец вселился в тельце Лагоды, размещался огромный храм. Днесь также, в память о том времени, когда обок с людьми жили Боги, храм именовали капище. Данное капище было особо почитаемым среди дарицев и не только, потому как стояло на священном месте силы, но и потому как посвящалось старшему средь Зиждителей (как ошибочно предполагали дарицы) Творцу Солнечной системы, планет и звезд, всего зримого на Земле, Богу Небо.

Это был Бог, противостоящий Першему… темному… черному Зиждителю, одной из сторон самого Родителя. Бог Небо считался Богом Белого Света, каковой всегда, безлетно сражался с Тьмой… Злом… Зиждитель, который нес в себе Свет и Добро.

Да… да… именно тьма, зло… именно свет, добро. Ибо к этому времени люди уже ввели понятия добра и зла, света и тьмы. Они уже разделили мир на одну и иную сторону Бытия и начали борьбу. Точнее принялись сталкивать меж собой эти два несуществующих понятия и таким образом… сами, оно как это было всего-навсе частью их испорченных мозгов, сами стали противостоять тому, что порождали собственным безумием. По-видимому, да! нет, верно, напрочь забыв слова, когда-то сказанные Владелиной Ратше : «что не может быть тьмы без света… что связаны меж собой эти две сущности, как Боги Перший и Небо, ибо есть неразделимое целое своего Родителя.»

Нынче в Дари Небо почитался как Бог мудрости, покровитель брака и кузнечного мастерства, ведь белые люди думали, что старший Рас своим молотом сковал и саму Землю, и всю Солнечную систему. Небо установил законы, по которым жили дарицы и породил своих сынов: Седми – Бога огня, покровителя жрецов, знаний и власти; Воителя – покровителя воинов, силы и всей мощи природных явлений, грома, грозы, землетрясений; Дажбу – Бога солнца, дарующего тепло, дождь, добро, благополучие, покровителя разнообразных ремесел.

У Бога Небо была супруга Богиня Матерь Любовь, чьими сынами считались Седми, Воитель и Дажба, она доводилась попечительницей браков и оберегала замужних женщин, даруя им большое количество детей. Не менее значимым у дарицев оставался Дивный, каковой являлся правителем Галактики Млечный Путь, а также покровителем, как и Седми, жреческого и знахарского мастерства. Супругой Дивного считалась Богиня Матерь Земля, а их общим сыном Бог Словута, хранитель справедливости и каратель, судья над всеми боляринами Дари. Оставался особо уважаемым и Бог Огнь, страж и воплощение изначального Огня Галактики и всего в целом Мироздания.

Дарицы чтили также Бога Асила, каковой научил их предков азам землепашества, тем самым даровав вечные знания и материальное благополучие. Не забывали белые люди и о Боге Першем, иной ипостаси Родителя, вобравшего в себя ложь, обман, изворотливость, зло, то есть создателя всего темного, черного… Одначе, без оного не могло быть целостности существующего мира и порядка в нем. Перший, как и его супруга Богиня Смерть, был символом гибели и разрушения, хотя и необходимым концом всего живого. В честь него, также как и в честь Расов, и Асила ставились капища, но они были менее значимые, назывались святилища, и в отличие от сооруженных светлым Богам, всегда строились из дерева.

Светлым Богам… Зиждителям добра, творения, как величали их дарицы, возводились капища каменные, которые богато украшались как снаружи, так и изнутри. Были у белых людей и иные Боги, менее значимые, одначе также почитаемые коим, право молвить, не строили капища и даже святилища, их почитали душой. А коли желалось в нарочно для того выбранных местах, необычных местах, связанных каким-либо образом с предками ставили высокие деревянные чуры, вырезая на них лики, тех кого собирались чтить.

Еще помнили дарицы своих учителей белоглазых альвов и гомозулей, благодарно отзывались о духах, что жили обок их, населяя избы, дома, дворцы… Что следили великой, светлой силой за пожнями, лугами, лесами и реками… И относились к тем созданием с трепетом свойственным в целом людям хорошим.

Путали… Уже напутали дарицы в своих верованиях с Богами. Разделили братьев Небо и Першего на два противоборствующих течения, навешали им показательных меток, обженили… обаче, что благо, все еще помнили и имена, и великие их дела!

Капище в Лесных Полянах напоминало лежащую в основе восьмиугольную звезду, где центральную круглую описывали восемь угловатых построек. Центральное сооружение имело шатровую крышу, а угловые двухскатную. Капище было построено из белого камня и крыто деревом, оное сверху устлали тонкими золотыми листами, полыхающими переливами света. На белых стенах храма располагались большие окна с арочным навершием, в которые были вставлены желтоватые стекла с рисуночным орнаментом, в основном деревьев, трав, листьев. Стены капища завершались покатыми фронтонами, где просматривались угловато-вырезанные узоры. Ярко-золотые обналичники огибали окна и широкий дверной проем, не имеющий створок, к каковому вела в несколько ступеней белая, каменная лестница.

Справа и слева от лестницы, на значимо огромной в размахе площади, поместились два особых округлых, чугунных сосуда на высоких треножниках в коих горел неугасимый огонь, поддерживаемый древесным углем. Считалось, этот священный огонь, отображая, являл жизнь во всей Солнечной системе, первоначальную силу, существование которой вдохнул Бог Огнь. За поддержание огня в сосудах отвечали и следили нарочно для того приставленные волхвы и угасание того полымя сулило страшные беды не только людям, но и самой Дари.

Внутри капища стены, пол и угловатый, али округлый свод были украшены мозаикой из плотно подогнанных кубиков разнообразных горных пород, где живописались сцены прибытие на Землю Богов, подаренные их помощниками знания, искусства и обряды. Восемь рифленых, точнее пояснить, скрученных веретенообразных столба стояли в середине округлой центральной части капища и поддерживали на себе шатровый свод, от них зримо и расходились угловатые постройки, в форме объемных лучей звезды.

Из-за обилия окон храм был достаточно светлым, а разведенные и расставленные по коло чугунные чаши, небольшие по размеру, и поместившиеся на высоких треножниках, где горел огонь, еще лучистее освещали помещение. Огонь разводили при богослужении раз в неделю, состоящую из девяти дней. Величание, каковых придумали и подарили, это дарицы еще помнили, белоглазые альвы.

Наверно, по этой причине первый день недели считался днем Першего, второй Небо, третий Асила, четвертый Дивного. В пятом дне белые люди вспоминали Бога Седми и, одновременно, Бога Огня, как источников огненной стихии. Братьям Седми, Воителю и Дажбе, соответствовали шестой и седьмой дни, а Словуте восьмой. Венчал девятидневную неделю день Солнца, праздничный, радостный, когда было принято отдыхать, посещать сродников и обобщенно напитываться единением с семьей, со своим народом. Погодя, правда, день Солнца переименовали, что вже, как и понятно, сделали дарицы, в день Матери Удельницы, однако сохранив в нем веселый дух, точно принятия посланного удела Богиней и оттого понимания целостности своего бытия. Именно в этот последний день недели… в день Солнца по-старому, аль день Матери Удельницы по-новому, и возлагали дары в капище, возносили хваления Богам и вечную славу. Поелику просить можно было лишь тайно… лишь от себя лично. Оно как у дарицев не полагалось сообща просить Богов, только хвалить, славить.

В самой середине центральной постройки капища стояла большая Золотая Чаша, на тонких восьми ножках переплетенных, будто стволы деревьев. На нее жрецы возлагали цветы, фрукты, возливали масла и вино в дар Богам. Ночью же помощники жрецов уносили дары из капища, мыли золотую чашу, полы и делали они это почитай в темноте, подсвечивая себе светом пламенников, в тишине, чтобы не побеспокоить Зиждителей, может решивших заглянуть в храм. В капище дозволялось входить жрецам, их помощникам, а также боляринам Лесных Полян. Все остальные поляновцы не имели право вступать не только в храм, но даже и на лестницу, за тем следили волхвы, дежурившие подле чугунных очагов на площади, а если надо и наратники, военизированная жреческая часть, отвечающая за охрану порядка внутри волости. Оставлять дары, коли желалось, люди должны были подле сосудов со священным огнем по преданию дарицев, зажженных когда-то спустившимся на Землю Богом Огнем.

Жрецы, как и сами капища, существовали за счет оброков сбираемых с людей и распределяемых на нужды меж жреческой, боляринской и воинской властью. В общем, если говорить точнее, всем управляли жрецы, ибо именно они собирали тот самый оброк и распределяли его. Войвода также подчинялся старшему жрецу, а боляринские семьи фактически не имели власти, они только пользовались благами ее жизни и были просто символом божественного продолжения на Земле Бога Огня и первой женщины Владелины. Когда-то врученная Зиждителями власть боляринам и войводе, чисто воинской части общества, полностью перешла в руки жрецов, абы так в своем время, создавая особые условия для взросления и благополучной жизни сына Владелины, Богдана, решили белоглазые альвы. Племя, чьим Творцом являлся Бог Седми, обладая всеми на тот момент браздами правления, предоставленными им Господом Першим, изменили не только первоначальные замыслы младшего из Расов, Дажбы, но и выстроили определенные правила, нормы поведения, да и сами законы, по которым теперь жили дарицы.

В нынешнее утро, на заре, как и было положено по традициям дарицев, старший из жрецов величаемый вещун Липоксай Ягы прибыл к капищу в позолоченной карете, где кузов, шатровой формы с большими оконными проемами прикрытыми желтыми занавесями, и богато украшенный ажурной резьбой, разнообразными насечками и инкрустированный янтарем, подвешивался на рессорах. Карету везли четыре белых жеребца, у которых на удивление были достаточно длинные гривы и хвосты, ведомые под узду четырьмя жрецами, обряженными в желтые долгие одежи, с длинными рукавами, без вырезов. Еще два жреца, оных величали ведуны, медленно сопровождали повозку, шествуя по обе стороны от нее, открывая в случае надобности двери, имеющиеся в корпусе. Позолоченные колеса, медленно вращаясь, везли старшего жреца из его дворца, что поместился напротив капища, на иной стороне площади.

Довольно-таки узкая улица, плавно расчерчивая Лесные Полосы на две половины, вдавалась с одного края в каменную, залащенную мостовую площади, и выходила с обратной ее стороны, продолжая движение по граду. По обеим сторонам центральной улицы, как ее величали «Первой» располагались в основном двухуровневые дома зажиточных людей, на ней не было ни мастерских, ни торговых лавок, ни одноэтажных домов низшей прослойки общества. А все потому как она вела к площади, где на одной его стороне стояло капище, а на обратной дворцы старшего жреца и боляринов, называемые детинец. Можно сказать, это высилась одна грандиозная постройка, отделенная друг от друга небольшим проемом, с разбитыми на нем цветочными клумбами, водопадиками и миниатюрными прудиками.

Детинец вещунов был мощным, прямоугольным строением из камня, сверху оштукатуренным и окрашенным в желтый цвет. Крыша дворца представляла из себя многогранный сомкнутый свод, завершающийся девятью стоящими обок друг друга сфероконическими главами с изумительными по красоте накладками напоминающими форму шлема, золоченых и ажурно убранных по граням и макушке серебряными, долгими шпилями. Многообразием отличались изразцы украшающие карнизы стен с точной прорезью виноградных лоз, изгибающих отростков, усиков и широких листов.

Детинец жреца, как и дворец болярина, являлся самым высоким зданием в Лесных Полян, и имел три уровня. Большие с округлым навершием окна переливались на дворце полупрозрачными аль золотистыми стеклами, где иноредь наблюдались чудные изображения цветов, деревьев, трав. Резными и одновременно покрытыми позолотой были обналичники оконных проемов. И мощные, округлые по всему фасаду белые каменные ступени, степенно уменьшающиеся в ширине и подходящие к боляхному в размахе пятачку, сверху прикрытому медной кровлей, поддерживаемой вызолоченными фигурами соколов, под оными поместились высокие и также украшенные златом двухстворчатые двери.

Дворцы жреца и болярина соединялись меж собой нависающим над искусственно созданным кусочком природы, теми самыми клумбами и прудиками, крытым переходом, творенным из голубого стекла. Детинец болярина отличался по форме от дворца жрецов, являя из себя, точно пять отдельно поставленных зданий сочлененных крытыми галереями. Пять, ибо данное число принадлежало Богу Огню… Богу, чьими потомками и были болярины… Болярины не только Лесных Полян, но и всех иных соседних волостей. В середине детинца боляринов располагалось высокое устремленное конусовидной кровлей, стройное, схожей обликом с шатром, здание, имеющее главенствующую роль в постройке, богато украшенное изразцами и позолотой, орнаментированное зубчатыми медными гребнями. Стоящие подле центрального здания иные четыре постройки венчались столпообразными крышами, и были также роскошно убраны позолотой. Сами стены дворца боляринов каменные, оштукатуренные имели бледно-голубоватый цвет, расположенные равноудалено на них большие окна, глазели на площадь желтизной стекол, их огибали позолоченные наличники с вставками, в неких местах инкрустированные самоцветными каменьями, в основном речным жемчугом и янтарем.

Степенной поступью кони дошли до лестницы пред капищем, остановив карету как раз супротив ее центра. Один из ведунов не наступая на саму лестницу, торопко протиснулся к дверце и отворил ее. Засим все также спешно ведун отогнул дотоль прижатую вызолоченную лесенку от кареты таким образом, что она коснулась поверхности первой ступени. И миг погодя из кузова повозки, медлительно спустившись по двум ступенькам каретной лестницы, выступил вещун Липоксай Ягы. Ведун, отворявший дверь уже давно обошел повозку и остановился, замерев обок нее, и стоило лишь Липоксай Ягы ступить на первую ступень, низко преклонил голову, как и иные жрецы. Старший жрец, между тем застыв на ступени каменной лестницы капища, недовольно скривил свои тонкие, блекло-алые уста, або был недоволен… Почасту и многими… Однако, ноне он был недоволен действиями нового своего ведуна, Таислава, того самого который открывал дверцу кареты. Таислав лишь недавно сменил на этом почетном посту своего престарелого собрата, и потому поколь не исполнял должное, заповеданное безукоризненно, как оно требовалось в среде жрецов. Порой, забывая отворить вовремя дверь, незамедлительно покинуть первую ступеньку лестницы, или вот как сейчас, склониться, дотоль, как вещун покажется из кареты.

Старший жрец еще малость медлил на первой ступени, умиротворяя свое лицо и мысли, понеже было недопустимо войти в капище, в коем когда-то обитали сами Боги, с гневливыми устремлениями, а засим начал свое неторопливое восхождение и тотчас позадь него резво дернувшись, поспешила удалиться с мостовой карета. И тогда вслед за Липоксай Ягы стали подыматься восемь жрецов, носящих величание ведунов. Старший жрец был уже взрослым мужчиной, хотя про него точнее будет сказать, все поколь еще молод. Высокий и крепкий в кости, несомненно, белокожий, Липоксай Ягы не был толстым, грузным, так как это запрещалось вообще в касте жрецов, и каралось изгнанием из нее… Изгнанием и как следствие лишением постоянного заработка. Вещун же и вовсе смотрелся вельми кремнястым, а руки его оголенные до плеч мускулисто-сильными. На низком, широком лице с крутым лбом и слабо выраженными надбровными дугами, с точно волнистой спинкой и круглым кончиком носа, Липоксай Ягы живописались крупные голубые очи, где нижние веки образовывали почти прямую линию. Он, как и все иные жрецы, не имел бороды и усов, або брился. А долгие светло-русые волосы с легким отливом золота были схвачены позадь головы в хвост. На обеих мочках его ушей висели на длинных золотых цепочках крупные белые алмазы, по лбу проходила плетеная серебряная в два пальца шириной цепь. Обряженный в широкую, золотистую одежу без рукавов, при том мешковато уходящую книзу так, что подол, данного кахали, касался полотна ступеней и скрывал стопы обутые в сандалии. Казалось сверху на кахали накинули плащ такой же золотой и проходящий подмышкой левой руки и по плечу правой, только не схваченный на груди, а пришитый к материи по грани. Право молвить, накидка в отличие от основного одеяния имела еще более долгий подол, понизу и вовсе будучи сквозным, каковой самую толику колыхаясь, плыл следом за вещуном ласкаясь со ступенями лестницы.

Липоксай Ягы неспешно восходил к проему капища, а вслед за ним, ровно на две ступени позади синхронно подымались ведуны, каковые несли в руках цветы, мед, масло и вино. Площадь промеж того медлительного восшествия наполнялась людьми, большей частью теми кто просто пришел вознести славление своим Богам, но были и те кто оставлял обок чаш со священным огнем, где дежурили два волхва, дары.