Полная версия
Моя мечта – Марс. Избранное
Зина решительно положила бинокль мне на колени:
– Все ты знаешь! – резко сказала она. – Но я замужняя женщина и не позволю себе ничего лишнего! Ты не смотри, что кольца нет, я его принципиально не ношу, мне нравится, когда козлы-мужики вьются вокруг меня, словно пчелы у открытой банки с медом. Впрочем, если тебя устроит мой поцелуй в щечку, то будем считать, что сделка состоялась!
И чтобы она не успела передумать, я переложил бинокль уже ей на колени и нагнулся за обещанным поцелуем. Он последовал незамедлительно. После чего в полном молчании Зина отвезла меня домой и оставила у подъезда. И хотя отсутствовал я недолго, моя законная уже успела вынести мои вещи к лавочке. На одной сумке была приклеена бумажка с тем же самым популярным словом: «Козел!», а дальше добавлено: «Иди куда глаза глядят, я нашла тебе замену, как и ты мне!». Чтобы уладить все недоразумения, я поднялся на свой этаж и позвонил в квартиру. Сразу выглянул небольшого роста, но крепкий на вид китайчонок и спросил:
– К кому пришла?
– Домой я пришла! – заорал я. – Где моя жена?
– Была жена ваша, стала наша! – пояснил китайчонок и захлопнул дверь.
Вот жизнь! И прожили-то с ней всего полгода! Придется пятую супругу искать, сейчас разведенок много, авось кто-нибудь приютит, некоторые адреса у меня имеются. Собрал я с земли вещи, снял очки и пошел себе восвояси. Как раз мимо знакомой «Ауди». Поглядел наверх и вновь увидел молодое длинноногое тело, принимающее загар на своем балконе. Причем через мой бинокль Зина с удовольствием разглядывала приближающуюся темную грозовую тучу. Но для такой знойной женщины, как Зина, бинокля мне было не жалко! Как-нибудь обойдусь!
Клятва Гиппократа
Мишка Соловьёв грелся на солнышке, оставшись в одних семейных трусах. Он попал на этот дикий пляж случайно – проезжал мимо после посещения больной старушки в деревне Коклюшкино. «Вот интересно, – рассуждал он, лёжа на стареньком ватнике, извлечённом из недр вазовского багажника, – живет некая старушенция в проклятом богом Коклюшкине, а на деревню как раз из-за этого нездорового названия навалились все беды. Мне оставшихся здесь людишек, которым от семидесяти пяти до девяносто лет вряд ли удастся поставить на ноги. Так и будет главврач посылать меня в эту глушь, пока все не перемрут». По пляжу гуляли деревенские гуси, гадили на траву неимоверно, изредка по-своему переговариваясь, и тоже, видимо, про оставшихся в живых своих хозяев. Скорее всего, гуси уже давно ожидали одинокой старости. Где-то вдалеке залаяла собака, но эта точно была из другого селения, поселка, считавшемся на хорошем счету – под названием Божья Коровка. Он стоял рядом с автомобильной трассой, объединяющей два крупных города, и все население из Божьей Коровки ежедневно ездило работать на крупные заводы и фабрики, получали неплохую зарплату, а по выходным дням с большим удовольствием пьянствовали и пели разнообразные песни российских и европейских композиторов. Люди там жили грамотные, у каждого имелся классный мобильный телефон, по которому они с удовольствием поливали друг друга разными нецензурными словами. Обо всем этом Соловьев знал, так как однажды и в этом поселке ему пришлось полечить одну вдовушку, правда, не совсем даже полечить. Та при приезде врача внезапно передумала болеть и дико набросилась на него со словами:
– Извини, сынок, давно уже живу одна и все болезни только от этого! Не поленись хорошо полечить, я тебе много денег дам! – а сама быстро стала раздевать их обоих сразу. Соловьеву удалось в тот раз ускользнуть и остаться девственником, а после того случая в Божью Коровку ездить наотрез отказался, вплоть до увольнения. Тогда главный врач Инга Петровна Захарова обрекла его на окончательное искоренение деревни Коклюшкино.
От больницы до Коклюшкино добираться в грязь было невозможно, поэтому Михаил оставлял свою копейку у того места, до которого еще можно было вручную машину допихать, а дальше шагал ножками, распевая подслушанные в Божьей Коровке песни. Встречные гуси не одобряли заунывного пения Соловьева, сноровистой походкой бежали впереди, помогая себе крыльями, обратно в своё Коклюшкино, отчего Соловьёву ни разу не удалось заблудиться. После окончания мединститута Михаил попал по распределению в такую занюханную больницу, что много раз подумывал с горя повеситься, но так и не решился. Этому еще помогло одно странное обстоятельство: ему удалось неожиданно вылечить старого колченогого Василия Ивановича Дрыча, участника нескольких международных войн и междеревенских схваток. Дрыч имел пятьдесят две медали за боевые заслуги, правда, ни про одну он не смог вспомнил, чем её заслужил. Орденов у него, к сожалению, не было и он частенько из-за этого горевал, даже потихоньку плакал, когда хворал на постели. Жена Праксинья была похоронена у него в саду, и, поправившись, местный Чапаев всегда приносил к надгробью полевые цветы. Чапаевым его с давних пор величали односельчане из-за имени-отчества. Михаил тоже так к нему обращался, когда прибывал по вызову. А в первые дни после приезда из института Соловьёву приходилось чаще всего приезжать по жалобам именно Василия Ивановича. После смерти жены у старика в гостях перебывали все встречающиеся в России болезни, он даже первое время их регистрировал в толстой тетрадке, потом страницы там кончились и он с этим завязал. К тому же молодой Соловьёв, использовав несколько народных рецептов, переданных ему по наследству своей прабабушкой, смог поднять Чапаева на ноги. Нельзя было сказать, что теперь тот смог бы играть в футбол или исполнять прыжки с шестом, но ходить по деревне и выгуливать осатаневших от скуки гусей он вполне мог и даже с удовольствием этим занимался, одновременно навещая хозяев гусей и сообщая в больницу, к кому пора бы уже опять наведываться. То есть Чапаев не оставлял теперь Соловьёва без работы.
Теплый ветерок обдувал тело молодого врача, лежащего голышом близ чистого заросшего камышом пруда, когда на его лицо попала чья-то тень. Михаил быстро сел на фуфайке и стал разглядывать посетившего его человека. Когда глаза «отошли» от ярких солнечных лучей, Соловьёв узнал своего однокурсника Пирогова Дмитрия. Тот стоял рядом, изучая окрестности и потрепанную копейку. На гусей Пирогов внимания не обратил. Ближе к сухой проселочной дороги блестел шикарный черный «Фольксваген».
– Привет, Мишаня! – взволнованно сказал Дмитрий. – Никак не ожидал тебя здесь встретить!
– Да, признаться, и я тебя тоже! – ответил Соловьёв, быстро напяливая дешевую одежонку. – Какими, так сказать, судьбами да в наши края?
Пирогов озадаченно переводил взгляд с Михаила на копейку, на его одежду, на засратое гусями поле.
– Так ты у Инги Захаровой работаешь? – наконец спросил он.
– Конечно! – почему-то развеселился Михаил. – И ты к нам решил переехать? Просто здорово, поможешь мою деревню Коклюшкино поднимать…
– Что за Коклюшкино? – испугался Пирогов. – Ни о каком таком Коклюшкине мы с Ингой не договаривались. Она предложила мне Божью Коровку!
Соловьёв присмотрелся к старому приятелю повнимательнее.
– А как ты вообще в наши края попал? Ведь у тебя свободный диплом был, ты, кажется, к родителям в Самару подался…
Дмитрий поморщился, вспоминая свои неприятности и нехотя ответил:
– Был когда-то свободный! Как раз в Самаре и залечил я одного фраера до смерти, теперь вот отослали в глушь… Не виноват же я был, что тот фраер, хотя по всему виду на богатого крутого смахивал, а никаких лекарств не переносил и после моего второго посещения сковырнулся! Я же ему такое импортное снадобье сыскал, что ожидал значительного поощрения за услуги, а теперь вот… – и Дмитрий огорченно махнул рукой.
Они посидели на капоте Соловьёвской копейки, помолчали. Потом Пирогов спросил:
– А Божья Коровка эта далеко находится? Долго ехать?
– Да нет, несколько километров будет отсюда. Местечко получше будет, чем мое Коклюшкино, так народ хоть с деньгами, поэтому с лекарствами проблем не бывает, аптека в поселке имеется.
У Пирогова перестало быть хмурым лицо, когда он про деньги услышал и, еще раз взглянув на полусерый от старости капот Мишкиной копейки, он предложил:
– А что если мы с тобой скорешимся и всю эту Коровку вылечим? Не задаром, конечно. Я помню твои успехи на поприще медицины, ты бы мне как помощник, сгодился бы!
– Нет-нет! – горячо отказался Соловьёв. – У меня достаточно своих пациентов, они очень ждут от меня помощи. Я же клятву Гиппократа давал!
– Клятва клятвой, – раздумчиво проговорил Пирогов, – но разве ты против побывать на Гаити? Или на средиземноморских пляжах? Ведь при правильной постановке вопроса все решаемо!
Молчком Михаил соскочил с капота, поправил рубашку, залез в машину и уже оттуда ответил бывшему другу:
– Нет, Дима! Я клятву давал! Чапаева на ноги вот поставил, а теперь, кажется, и баба Таня стала поправляться. Их в Коклюшкино-то всего семь человек осталось, года на два работы… Прощай, дружище! – он завел машину и медленно уехал с прибрежного естественного пляжа под громкий гомон гусей.
А Дмитрий Пирогов остался стоять под полуденным солнцем, долго соображая, при чём во всей этой истории оказался герой гражданской войны Василий Иванович Чапаев…
Безвыходных ситуаций не бывает
Лектор приехал в село Петушки поближе к вечеру. Был потрясающе жаркий день, поэтому народ еле собрался и все решили слушать умного человека на улице, в тени сельского клуба. Здесь было несколько рядов лавочек, где расположились жители села, а лектор находился перед ними на небольшом возвышении.
Иван Егорович оказался лысым, низеньким, от него несло махрой почти за десять метров – по ветру, конечно. Директор клуба, суетная молодайка Маша Безденежкина, еще с месяц назад обещала селянам толкового лектора, которого можно было попытать по всяким посторонним вопросам. Обычно в Петушках это считалось интересным занятием, даже игрой: лектор тебе про одно говорит, а ты в конце лекции ему задаешь совсем не по теме вопросы, да еще так запутываешь, что, повеселившись вволю, народ с удовольствием бредет по дороге по домам, перемалывая друг с другом услышанное. Чаще всего основную тему лекции люди перед сном уже забывают.
Лектор прокашлялся и, строго посмотрев на собравшихся, заявил:
– Мы сегодня с вами рассмотрим некоторые вопросы естествознания. Вряд ли кто-то в Петушках или в соседнем поселке Кобели задумывался об устройстве вселенной, о строении солнечной системы, о планетах Марс, Венера, о гиганте Юпитере, о кометах и об астероидах.
Тихо переговаривавшиеся на задних рядах притихли. Безденежкина, сидевшая впереди, видимо не ожидавшая этой темы лекции, сначала протестующее помахала рукой, но потом успокоилась, вспомнив, что такой лектор у них в Петушках впервые.
Между тем Иван Егорович продолжал своим не в меру суровым голосом, так не подходившим его росту и синеватой лысине:
– Вселенная образовалась миллиарды лет назад во время первоначального взрыва сверхплотного вещества. Как все это произошло и почему идет расширение нашей Вселенной – об этом до сих пор спорят теоретики астрофизики. Речь идет о так называемой «космологической проблеме». Но мы вернемся к нашей части Вселенной, где расположено Солнце и планеты солнечной системы. Мы с вами живем на третьей планете от Солнца.
Дальше лектор говорил о кольцах Сатурна, состоящих из мелких обломков одного из бывших спутников, разрушенного из-за неосторожного приближения к планете-гиганту. О поясе астероидов, расположенном между орбитами Марса и Юпитера, откуда часто появляются вблизи Земли опасные куски космической материи в виде комет, метеоров, метеоритов, астероидов. Говорил он и о тех астероидах, которые то и дело приближаются к нашей родной планете и угрожают ее целостности. Он перечислил эти страшные космические объекты-убийцы, заострил внимание на том уроне, который они принесут при столкновении с Землей, когда тучи поднявшейся к небу земли и пепла будут сметать все живое на поверхности, когда жизнь исчезнет и, кто знает, повторится ли она здесь вновь. К тому же от мощного удара крупного астероида Земля вообще может треснуть пополам, либо сместятся полюса, либо еще что-то невозможное произойдет, но никто из людей уже этого не увидит. Все будет пострашнее термоядерной войны!
Круто затормозив в конце лекции, Иван Егорович попросил задать вопросы тем, кто что-нибудь не понял. Но все почему-то молчали. И обычный веселый треп после лекции не получился. Только самый пожилой житель Петушков, сидевший впереди, встал и сказал упавшим голосом:
– Ну, трындец! Спасибо… Вы нас всех здорово успокоили. По крайней мере, не вижу теперь смысла ковыряться в этой земле, следить за здоровьем, за домом, садом, за скотиной. Все одно – помирать! Айда, мужики, самогонку допивать, а то не успеем…
Из жизни Сенчева
У нас здесь случай несколько забавный произошел. Здесь – это на нашем заводе. Мы пленку полиэтиленовую выпускаем: импортные машины из гранул полиэтилена наматывают на бобины пленку любой ширины, толщины и любого веса. А столоваемся мы в бытовом корпусе. Чистенько у нас на заводе, хорошо, всем нравятся порядки, установленные новыми хозяевами из одного знатного российского холдинга. И вот, значит, Юрик Сенчев из операторной спокойно так тоже работал, особо не выделялся. А что ему выделяться? Он у нас крупный мужчина, почти под сто кг, голубоглазый шатен, повязанный семейными узами, двое детей школу заканчивают. В общем, биография – как у меньшей половины мужского населения города. Большая-то половина на пенсии дома штаны зимой протирает, а летом вкалывает на своих садово-огородных участках, чтобы с голодухи дуба не дать. В этой связи вспоминается давняя история:
Однажды два француза к нам ехали и спросили у гида, что это за маленькие домики стоят в полях и что за народ вокруг суетится? Гид – русский переводчик – простодушно объяснил любопытным туристам, что люди на дачных участках выращивают себе овощи и фрукты.
– Ясно, – закивали французы, – нет денег, чтобы купить…
Гиду стало стыдно за свою страну, и он сразу отреагировал:
– Да вы не так перевод поняли. У этих людей просто хобби такое. Очень любят с землей возиться. А денег у них… ну, короче, купаются в деньжищах! – Он подумал чуток и добавил: – В основном у них, конечно, доллары, редко, кто ваши франки берет…
– А-а, хобби? Тогда понятно, – просиял один турист, – не зря говорят русские: привычка – вторая натура. У нас тоже есть хобби. Вот я золотых слоников со всех стран собираю, а мой коллега увлекается полетами, у него – свой спортивный самолет.
Сенчев наш никаким пока хобби не занимался – на работе уставал. Как на пенсию пойдет, то, конечно, работать в саду придется, ему родители несколько соток землицы припасли. И вот Юрик, наш спокойный Юрик, отмочил в перерыве на обед в столовой одну вещь. Понятно, что случайно все вышло, не подумал и слетело с языка: язык мой – враг мой! Когда он попросил, как всегда, половинку тарелки борща, то новая раздатчица, похоже, сразу на него глаз положившая, этак весело между прочим говорит:
– Что-то вы, мужчина, мало кушаете… Не нравится, как мы готовим? У вас дома, видно, такая вкуснятина на столе…
– Конечно! – добродушно ответил Юрик, ставя половинку борща на поднос.
– В гости тогда к вам приду вечерком. Тортик куплю…
И Юрик, даже не врубившись толком, забирая поднос, пошутил:
– Да лучше с коньяком…
И вот вечером у Семчева – звонок в дверь. Все за столом сидели – вся семья борщом ужинала. Юрик пошел открывать, жена – за ним: посмотреть, кто пришел. А пришла наша новенькая из столовой. В одной руке у нее была бутылка коньяка, а в другой – тортик!
Немая сцена… До Юрика дошло, что он влип нещадно.
– Вы, гражданка, к кому? – оттеснив мужа, взяла инициативу в свои руки, его жена. – Может, к соседям?
Оторопело глядя на обоих и вдыхая доносящиеся с кухни запахи борща, молодая женщина пробормотала, как на духу:
– Так к нему я… Сам сказал: приходи с коньяком…
Бедный Сенчев смог только пролепетать:
– Я даже не знаю, как вас звать-то! Пошутил ведь я…
– Да имя-то мое Дарья! – просто ответила гостья. – Я думала, что вы знаете.
Жена Юрика каменным взором уставилась на мужа.
– Так! Ну-ка, все по порядку! – скомандовала она. – Зачем, подлец, ты дал наш адрес этой подруге?
– Да он не давал! – обрадовалась Даша. – Я сама у его приятелей узнала. Сказали, что холостой… Теперь я им что-нибудь в первое подсыплю – из туалета неделю не выйдут! – и она быстренько поскакала по ступенькам вниз к выходу из подъезда.
– Ты думаешь, я поверила хоть одному слову этой шлюхи? – продолжила допрос жена.
И только далеко за полночь, убедившись, что мужская сила Юрика осталась при нем, она простила ему это недоразумение!
Не носите мобильник с собой
В парикмахерскую зашел сутулый, чуть прихрамывающий мужичонка, весь заросший, будто он не стригся полгода. Женщина у кассового аппарата, вынужденная взглянуть на него, оторвавшись от пестрой книжонки, слегка вздрогнула, но виду не подала и кивнула в сторону мужского зала:
– Проходите!
Посетитель снял куртку и зашел в светлый, просторный зал, где было несколько кресел с клиентами, над головами которых трудились мастера парикмахерского искусства, превращая их в художественные произведения. Ну, в общем, обычная российская цирюльня, не отличающаяся от таковой же старого советского образца.
Заняв единственное свободное место, новичок успел бросить взгляд вокруг и оценить труд здешних работниц. Они были разного возраста, по-разному одеты и стригли таких же разных клиентов. Подошедшая розовощекая девица – как говорится: кровь с молоком! – спросила, начав заворачивать его шею лентой и накидкой:
– Как желаете?..
Нужно отметить, что голос у нее был не очень радостный. Понятно: предстояло тяжелая работа по освобождению этой головы от большой массы волос. Поэтому следующий вопрос показался хромому несколько вызывающим:
– Может, только чуть подравнять?
– Нет-нет! Молодежную, какую-нибудь. Ирокез, например, или как там называется…
Парикмахерша Евдокия от этих слов в обморок не упала, жизнь закалила ее, и не такие встряски бывали! Она начала манипулировать ножницами, электробритвой, расческой. Подруги с любопытством поглядывали на происходящее, продолжая колдовать над своими клиентами. Им было искренне жаль Дусю, сейчас Дусе явно не повезло, вокруг нее на полу слой за слоем накапливались полуседые волосы.
Пожалуй, в середине операции по приведению хромого в порядок все обратили внимание, что Дусин клиент мало того, что очень оброс, он еще и страшен, как дьявол: длинные уши, крючковатый нос, белесые глаза на выкате… Под копной нечесаных волос этого не было заметно, зато теперь появлялось наружу. Хотя костюм, да и вообще весь прикид был в целом приличен.
Дуся спешила завершить стрижку, прибраться и пожевать в сторонке банан, но в самый разгар работы загудел вызов мобильного телефона и длинноухий, отстранив голову, вытащил его из кармана:
– Да! Где? Нет, я не шляюсь, – здесь все прекратили работу, прислушиваясь, – нет, родимая, я – в парикмахерской… Стригусь… Почему тихо? А должно быть громко? – Он посмотрел на притихший зал.
Дуся нервно засмеялась. Клиент дико посмотрел на нее и стал быстро говорить в телефон:
– Машуля! Ты меня зря ругаешь, я не у шлюх! Сейчас постригусь и… Как где? В нашей парикмахерской. Здесь вокруг одни парикмахерши, приличные девочки! Зря ты их… Я сейчас попрошу кого-нибудь подтвердить, да, подожди…
Мужичонка посмотрел на ближайшую девочку Дусю и жалобно попросил, протянув мобильник:
– Подтвердите, что я у вас в парикмахерской!
Дуся почему-то испуганно отшатнулась.
– Сотню дам! – взвизгнул клиент и посмотрел на других. Никто не подходил. Из телефона явственно неслось:
– Кобель! Приличные девочки!!! Опять по бабам! Через десять минут не появишься – не пущу домой!!! Слезай быстрее с этой сучки или я ей самой такую стрижку сделаю!…
Дуся быстро отодвинулась еще дальше от опасного клиента.
Неожиданно тот сорвал с себя накидку с обрезанными волосами и опрометью кинулся меж кресел к выходу. Голова его, наполовину остриженная, действительно напоминала сказочного ирокеза былых времен. Таким он и остался в памяти присутствующих навсегда.
Неожиданный Жуков
Мы всегда считали Максимку Жукова из 3-го Б немного свихнутым. То у него папа куда-то пропадает на несколько дней, то старший брат вместо армии очутился в далекой Грузии и очень долго его оттуда не могли вернуть из-за событий в Северной Осетии. С самим Максом тоже бывали непонятные истории, о которых неделями говорили в школе. Хотя он учился в параллельном классе, то есть был нашего возраста, мои одноклассники с Жуковым не дружили, а зачастую давали ему хорошего тумака. Да и как не дать тумака парню, который однажды на перемене уставился в окно и простоял так все десять минут, а на уроке заявил у доски, что видел у дома напротив школы шикарный «Мерседес», из которого вышла Алла Пугачева с Галкиным и свернули в нашенский Салон красоты. И это у нас в занюханном Хрюпорецке! Не слушая учителя, все сбежали с урока смотреть на улицу и, конечно, никакого «Мерседеса» никому не посчастливилось увидеть. В нашем городе кроме двадцать раз перекрашенного «Запорожца», принадлежащего директору школы, других машин отродясь не было. Но новость разнеслась очень быстро, а Макс от своих слов не отказался, даже божился. Здесь ему и врезали по шее достаточно крепко наши Ван и Вась – крепыши, сидящие на Камчатке в моем классе. Удивило всех, что Жуков даже не обиделся, а молча стерпел. Хотя куда ему было деваться, не за папенькой же домой бежать, которого как раз тогда куда-то черти унесли, и не за старшим братом, который из Тбилиси на попутных возвращался.
Хрюпорецк наш насчитывал не более двух тысяч жителей, имел из достопримечательностей только дом престарелых, маленькую церквушку, прилегающее с севера кладбище, да нашу школу, где училось на удивление много народу. Правда, некоторые по два-три года в одном классе науки познавали, да еще с окрестных деревень детишек временами набиралось много. А когда была сильная пурга или трескучие морозы, то школа выглядела просто пустынной, по ней бродили несколько пацанов с ближайших домов и три толстые пестрые кошки из хозблока.
Я закончил учиться вместе с Максимом Жуковым и выпало нам в районном центре поступить вместе на химический завод, производящий всякие вонючие удобрения. Не очень приятная, скажу я вам, работа, но жить-то как-то надо было, что-то родителям на пропитание посылать. С ихней пенсией, которую председатель правительства постоянно и уверенно увеличивает, можно было дать хорошего дуба, а мы старались как-то своих поддерживать, хотя зарплату платили не всегда, однажды даже выдали мешками, заполненными этими погаными удобрениями. Мы долго не знали, что с ними делать, но когда запах под окном общежития сильно усилился и соседи перестали скрывать свои намерения насчет нас, я сходил к одному очень продвинутому городскому деятелю Нодару Гольдфарбу, начинающему в те дни свой малый бизнес с отходами производства. И как ни странно здесь нам с Максом крупно повезло. Деятель откопал древнего профессора из самой Москвы, который примчался, получив образцы нашей случайной зарплаты, плотно запечатанные в целлофановый пакет. Он долго и радостно ходил вокруг кучи удобрений, причем иногда как бы приплясывал. Мы взирали на удивительное зрелище из окна до тех пор, пока профессору не стало дурно и он на эту кучу упал мордой вниз. Поднялся переполох, оказывается за москвичем наблюдали не только мы, но и другие жители, а также пригласивший профессора деятель Гольдфарб. На следующий день ни нашей законной зарплаты, ни веселого профессора, ни самого Гольдфарба мы не увидели. И что самое интересное – с того дня мы их больше вообще никогда не встречали, но перед контактом с основной массой протухших удобрений профессор передал нам с Максом довольно изрядную сумму денег, которая с лихвой компенсировала все наши недомолвки с заводом удобрений. С той поры завод наш стал работать очень прибыльно и зарплату всегда выдавали своевременно.
Но рассказ мой все же не об удобрениях. Пришло время и мы переженились, получили по квартире и частенько заходили друг к другу в гости со своим горячительным и допоздна распевали на все лады песенки про президента и его окружение. Телевидение и Интернет раскрывало нам все шире глаза на обстановку в стране и бывших странах социалистического содружества. Мы, как и все наши соседи, а также работники нашего вонючего предприятия до хрипоты спорили о том, когда было жить лучше: при Сталине или при Ельцине, что хорошего и плохого привнесли в нашу жизнь Чубайс с покойным Гайдаром, спорили о том, в какой последовательности будут меняться в Кремле Путин и Медведев, оставит ли Лукашенко своего младшенького президентом Белоруссии после себя, глубже ли засадит следующий президент Украины Виктора Януковича в тюрягу, то есть переплюнет ли он действия предшественника по отношению к Тимошенко или Янукович успеет слинять в США и получит там американское гражданство. О чем мы только ни спорили в этом далеком от столицы городе. И еще мы время от времени возвращались к новым чудачествам нашего Максима Жукова. Давно закончились школьные годы, а у Макса время от времени повторялись инциденты, которые всегда были неожиданными и приводили в величайшее изумление наш районный центр.