Полная версия
Серебряный монах. Необъяснимые факты прошедшей войны
– Отлично, – сказал Абакумов, – а что вы можете сказать о наличии у него ртутного синдрома внутренних органов?
– С чего вы это взяли? – удивился Бурденко. – В истории болезни об этом ничего не говорится, и мы еще не исследовали его внутренние органы. Ртутный синдром настолько редкое явление, что оно было встречено всего лишь один раз и то в средние века, и большинство медиков подвергают сомнению запись в древних книгах.
– Понятно, – многозначительно сказал Абакумов, – а вы знали, что Метелкин, как бы это сказать попонятнее сказать, сосет серебро.
– Как это сосет? – не понял Бурденко.
– А вот доктор, в бытность заведующим столовым серебром в одной уважаемой организации, – стал рассказывать начальник СМЕРШа, – вес серебра уменьшился на сто грамм, но ни один предмет не пропал. И повреждений предметов не обнаружено. Что он с серебром делал? Только сосал.
– Нее, нет, что вы, – запротестовал Бурденко, – такие феномены металлы не сосут, они питаются им на молекулярном уровне. В Тибете был один монах, который вот так же питался золотом и потом впал в транс и его тело начало мумифицироваться золотом. Он обещал проснуться лет через двести и золото будет поддерживать его жизнь все это время. И что вы думаете? Так и сидит в позе Будды, не тлеет, а жизнь в нем, кажется, теплится и все ждут его пробуждения. Ваш рассказ про серебро дает возможность многое понять.
– Что именно понять? – Абакумов весь напрягся.
– Я понял, отчего Метелкин так быстро выздоровел, – и хирург потянулся за рюмкой с коньяком. Абакумов успел наполнить ее и налил немного коньяка себе. – Серебро делает его неуязвимым, а ртутный синдром во взаимодействии с ионами серебра усиливают серебряный эффект.
– Но, вообще-то, Николай Нилович, – Абакумов любил щегольнуть своей образованностью, – соединение благородного металла с ртутью создает амальгаму. Ртуть портит золото и серебро.
– Ртути никакой нет, Виктор Семенович, – сказал Бурденко, – просто внутренние органы похожи на ртуть, а серебро их защищает. Но я этим делом еще займусь. С ним работает капитан медицинской службы Добрый День Екатерина Федоровна. Знаток Тибета и вообще специализируется на всем необычном.
– Обязательно займетесь им, Николай Нилович, – сказал Абакумов, – но только после войны. А сейчас я попрошу вас откомандировать лейтенанта Метелкина и капитана Добрый День в мое распоряжение. И считайте, что этот вопрос уже решен на самом верху. Мы сохраним его для вашей научной работы после войны. Рад был увидеться.
Абакумов встал и протянул руку для прощального рукопожатия.
Глава 6
В 12 часов Абакумов был на докладе у своего непосредственного начальника – третьего по счету народного комиссара обороны и Верховного Главнокомандующего Сталина. Подчиняться ему напрямую это высокая честь и высокое положение в иерархии СССР.
– Товарищ Сталин, – начал он докладывать громким голосом, предварительно щелкнув каблуками щегольских хромовых сапог, – на фронте появился опытный объект гитлеровских секретных научных лабораторий, который неуязвим для нашего стрелкового оружия. Объект одет в полевой эсэсовский мундир с погонами лейтенанта, стреляет серебряными пулями только в офицеров и тех, кто заменяет в бою командиров. Факт появления объекта зафиксирован свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами в виде двух серебряных пуль, извлеченных из выжившего от ранений младшего лейтенанта. Данный факт оказал довольно сильное влияние на морально-психологический настрой войск.
– Странно, – сказал задумчиво Сталин, – а Берия со Щербаковым не докладывали мне об этом феномене. И моральный дух войск у них высок. Я у них поинтересуюсь этим. Неужели они хотят товарища Сталина держать в неведении. А вы, товарищ Абакумов, что предполагаете делать?
– Полагаю, что нам нужно поймать или уничтожить этого выродка, товарищ Сталин, – отчеканил начальник СМЕРШа.
– Правильно, – подчеркнул Верховный, – поймать или уничтожить, но лучше поймать. И кто же его будет ловить?
– Младший лейтенант Метелкин с группой снайперов, товарищ Сталин, – сказал Абакумов.
– У фашистов лейтенант, а у нас младший лейтенант, – задумчиво сказал Сталин, – не слишком ли мы недооцениваем противника, а, товарищ Абакумов? Присвойте ему звание лейтенанта, стимулируйте будущую работу. Не экономьте на спичках, когда речь идет о безопасности Отечества.
– Слушаюсь, товарищ Сталин, – Абакумов четко повернулся, щелкнул каблуками и вышел.
Встреча Сталина с начальником Главного политуправления Красной Армии Щербаковым.
– А скажите-ка мне, товарищ Щербаков, – сказал Сталин, прохаживаясь мимо стоящего навытяжку Щербакова в штатской одежде, – как у вас поставлена партийно-политическая информация? Как проходит информация прямо от солдата и до Верховного Главнокомандующего?
– Партийно-политическая информация в частях действующей армии и тыла поставлена в соответствии с требованиями президиума и ЦК нашей партии, товарищ Сталин. В каждом отделении есть свой политический информатор, который докладывает политруку, политрук комиссару, комиссар готовит политдонесение в политотдел дивизии и армии и все это скапливается в аппарате члена Военного Совета, откуда обобщенные данные поступают непосредственного ко мне для личного доклада Вам.
– Складно говорите, товарищ Щербаков, – сказал Сталин, посасывая потухшую трубку, – а вот почему я не от вас узнаю о немецком офицере, во весь рост расстреливающего наших командиров серебряными пулями? Как в тире. Как каких-то вампиров или вурдалаков.
– Мне об этом докладывали, – товарищ Сталин, – но я решил перепроверить эту информацию, чтобы не докладывать Вам непроверенные слухи.
– Ну, что же, – сказал Сталин, – это хорошо, что вы не кормите меня своими сводками Совинформбюро, иначе бы я поверил, что наши войска уже стоят у ворот Берлина в поисках последнего немецкого солдата, которого убили на Курской дуге. И не возражайте, – жестом руки остановил Щербакова генсек, – вы делаете очень полезное дело, вселяете в людей уверенность в нашей победе. Главное, чтобы никто не имел доступа ко всем сводкам и не пересчитал, сколько раз мы уничтожили армии Гитлера. Шучу. Делом серебряного офицера не занимайтесь, сохраните все в тайне. Им занимаются компетентные товарищи. До свидания, товарищ Щербаков.
На ватных ногах начальник Совинформбюро и главного политуправления армии вышел в приемную.
– Здравствуйте, товарищ Щербаков, – приветствовал его генеральный комиссар безопасности Лаврентий Берия. – Как настроение у товарища Сталина?
– Не приведи Господь, товарищ Берия, – сказал Щербаков, – что же вы мне ничего не сказали про серебряного лейтенанта?
– Какого лейтенанта? – осипшим голосом спросил Берия.
– Того самого, – сказал Щербаков и достал из кармана коробочку с заграничным лекарством Validolum, бросив одну приятную таблетку под язык.
– Проходите, товарищ Берия, – пригласил секретарь Сталина.
Войдя в кабинет, Берия попытался щелкнуть каблуками сшитых на кавказский манер сапог, но щелчка не получилось, а получилось болезненное соударение пяток.
– Что, Лаврентий, – насмешливо сказал Сталин, – не получилось первым доложить?
– Зато мои снайперы его наверняка возьмут и даже шкурку не испортят, – бодро доложил Берия, собачьим чутьем поняв, что его обошли на повороте и что история с эсэсовцем, стреляющим наших офицеров серебряными пулями, не на шутку встревожила Сталина.
– Брать его будут без тебя, – перебил его Сталин. – Ты займись тем, чтобы обеспечить нашу безопасность здесь, в Москве, а то появится вот такой и перестреляет нас всех как куропаток, особенно тех, у кого погоны богато золотом украшены. Ты понял, меня?
– Так точно, товарищ Сталин, понял, – сказал Берия и неслышно вышел из кабинета.
– А что я понял? – недоумевал он. – Что за приказ мне поставили? Обеспечить безопасность Самого. Это правильно, но мне такой офицерик с серебряным пистолетом самому потребуется на всякий случай. Мало ли какие времена настанут.
Глава 7
Берлин. Рейхсканцелярия. В огромном кабинете за огромным столом сидит маленький Гитлер. Напротив него навытяжку стоит рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Издали оба кажутся лилипутами, попавшими в кабинет великана.
– Генрих, – быстро начал говорить Гитлер, – у меня плохое настроение, поэтому ни слова о моих личных врагах. Расскажите мне о том, как наши доблестные солдаты уничтожают жидомасонский социализм.
– Мой фюрер, – Гиммлер пригнулся как официант, принесший лакомое блюдо посетителю в ресторане, – с огромной радостью докладываю вам, что проект «Вайсе Тигер» (Белый Тигр) действует и уже навел панику в наступающих панцервойсках русских. Он появляется ниоткуда и расстреливает как куропаток хваленые русские Т-34. Все русские хитрости разгадываются таинственным экипажем и советские танки горят как факелы. Сейчас мы под руководством профессора Гутен Таг (Guten Tag) проводим испытания нашего нового проекта «Зильбер Кугель» (Серебряная Пуля). В проекте авиационный проект «Вайсе Адлер» (Белый Орел).
– Расскажите мне подробнее об этих проектах, Генрих, – оживился Гитлер, – это как раз и есть наше новое оружие, но вундерваффе должно быть мощнее. Один выстрел должен уничтожать миллионы людей на фронте и в тылу.
– Наш Зильбер Кугель стреляет из пистолета как в тире и убивает русских офицеров десятками, останавливая наступления полков, – Гиммлер перевел разговор от чудо-оружия к тому, в чем он был заинтересован и к чему приложил руку.
– Какую награду вы испрашиваете для него? – спросил Гитлер.
– Ему не нужно наград, – патетически сказал Гиммлер, – он работает за идею и за тысячелетний Рейх.
– Вот это настоящий немец, – сказал Гитлер. – Когда вы сделаете тысячи таких Кугелей? Они нам нужны как воздух. В каждой роте должен быть Зильбер Кугель с серебряным пулеметом.
– Есть проблемы с генетическим материалом, мой фюрер, – сказал Гиммлер, – и мы сейчас выясняем, кто убил буддистского монаха, который превратил смертного человека в бессмертного Кугеля.
– Ищите, Генрих, ищите, – сказал Гитлер, – и не выпускайте из поля зрения исследования по созданию эликсира бессмертия. Наша партия не должна лишаться своего руководства в расцвете сил и творческой энергии. Что нужно от меня?
– Мой фюрер, – сказал Гиммлер, – прошу дать указание партайгеноссе Гёрингу, чтобы он не препятствовал сделать «Вайсе Адлер» из вашего любимого летчика майора Ганса-Ульриха Руделя.
– Руделя, Руделя, Руделя, – стал бормотать про себя Гитлер. – Найдите кого-нибудь другого, Генрих. Рудель наше знамя авиации. Рудель ведет за собой все люфтваффе. Гёринг вам найдет подходящего летчика. Только не вздумайте из него делать этого Адлера, такой орел вряд ли сможет взлететь на любом самолете. А есть ли у Сталина такие герои, как у нас? – и Гитлер с прищуром посмотрел на главного чекиста Третьего Рейха.
– У Сталина таких героев много, но у этих героев нет такого фюрера, как Вы, мой фюрер, – Гиммлер умел льстить так, как не мог польстить никакой умудренный практическим опытом царедворец. – Сталинские герои с гранатами бросаются под наши панцеры. И то только потому, что они поставлены в такие условия – либо с гранатой под танк, либо расстрел самому и концлагерь для родственников. Сталинские комиссары с наганами в руках страшнее наших панцеров с зенитными пушками.
– Генрих, вы предлагаете ввести комиссаров в Вермахте? – спросил Гитлер.
– Что Вы, что Вы, майн фюрер, – засуетился Гиммлер, – германским солдатам не нужны комиссары, они впитали идеи национал-социализма с молоком немецкой матери, – патетически сказал он.
– Ладно, Генрих, – примирительно сказал Гитлер, – вопросы производства молока заботят господина Дарре, он министр сельского хозяйства, пусть у него болит голова об этом, а вы министр внутренних дел.
Поняв это знак окончания аудиенции, главный чекист Германии резко вскинул руку в нацистском приветствии и вышел из кабинета.
– Надо же, какая сволочь, – думал Гиммлер, – встал на сторону скотины Гёринга и высмеял меня в самых лучших чувствах по отношению к германскому солдату. Мы еще посмотрим, кто кого.
В своей резиденции на Принц-Альбрехтштрассе Гиммлер вызвал к себе начальника Reichssicherheitshauptamt – Главного управления имперской безопасности – Кальтенбруннера.
– Эрнст, вы не задумывались над тем, чтобы переименовать вашу организацию в Tod für Spies – смерть шпионам? – задал неожиданный вопрос Гиммлер.
– Нет, рейхсфюрер, – быстро ответил Кальтенбруннер. – Такая организация уже есть у Сталина, а что, есть подозрения, что русские внедрили к нам своего шпиона?
– А вы можете гарантировать, что в нашей системе нет русских шпионов? – атаковал Гиммлер вопросом на вопрос.
– Никто не может дать такой гарантии, – сказа Кальтенбруннер, – даже сталинские чекисты не могут гарантировать, что нас не информируют о том, что происходит у них.
– А что у русских есть по проблеме «Серебряная пуля» (Зильбер Кугель), – спросил Гиммлер.
– По докладу нашей агентуры, русские ошеломлены, и никто не хочет верить в то, что у нас есть неуязвимый стрелок, уничтожающий офицеров, – доложил Кальтенбруннер. – Агент «Монах» (Mönch) сообщи, что у русских обнаружен младший офицер с ртутным синдромом внутренних органов, который при определенной подготовке может стать истребителем Зильбер Кугель. Но из генетических материалов русского и немца можно сделать сверхчеловека, который может быть использован во всех родах вооруженных сил.
– Сколько нужно времени для создания такого человека? – спросил Гиммлер.
– Мы постараемся ускорить этот процесс, рейхсфюрер, – сказал Кальтенбруннер, – но на эволюцию человека от обезьяны было затрачено…
– Эрнст, – оборвал его Гиммлер, – фюрер сказал, что теория Дарвина не верна в корне, потому что немец не мог произойти от обезьяны. Докладывайте мне все новое по проекту Зильбер Кугель.
Выйдя от Гиммлера, Кальтенбруннер закурил и не спеша пошел в свой офис.
– Дарвин, видите ли, неправ, – думал он, – немцы произошли не от обезьян. А от кого? Гиммлер так точно произошел от обезьяны. Иначе быть не может, не обезьяны же произошли от немцев.
Глава 8
Лаборатория института Бурденко.
Капитан медицинской службы Добрый День Екатерина Федоровна рассматривает результаты исследований младшего лейтенанта Метелкина Исая Ивановича.
– Что там у нас, голубушка? – ласково спрашивает ее генерал медицинской службы Бурденко. – А вы как-то изменились после командировки в Тибет. Стали строже к себе и в вашей работе появилась так нужная нам пунктуальность и скрупулезность.
– Спасибо, профессор, – поблагодарила капитан, – мне кажется, что каждого сотрудника медучреждения нужно посылать на стажировку в Тибет или в Германию. Немцы чем-то сродни тибетцам, но и они тоже приезжают в Тибет за мудростью и знаниям. И еще я прошу, чтобы младшего лейтенанта Метелкина разместили на жительство в моей комнате, чтобы я могла круглосуточно вести наблюдение за ним.
– Лейтенанта Метелкина, – поправил ее Бурденко, – сегодня приказ подписали о присвоении ему очередного звания. А не затруднит ли вас круглосуточное пребывание вместе с раненным офицером? Это, матушка, как семейная жизнь получаться будет.
– Это научный эксперимент, товарищ генерал, – четко сказала капитан Добрый День, – а для науки нужно жертвовать всем.
– Ну, что же, я не возражаю, – сказал Бурденко, – а как к нему отнесется сам Метелкин?
– Мне кажется, что против не будет, – сказала капитан, – он, как говорится, на меня глаз положил, а это положительный фактор для оказания нужного воздействия на объект научного эксперимента.
Вечер трудного дня. В комнате, где живут капитан Добрый День и лейтенант Метелкин накрыт импровизированный стол. На медицинской салфетке стоит бутылка водки, открыта банка фронтовой тушенки, на газете крупными кусками нарезана селедка. В качестве емкостей для спиртного медицинские мензурки.
– Ну, товарищ лейтенант, за долгожданное повышение, – предложила капитан тост и чокнулась своей мензуркой с мензуркой лейтенанта Метелкина.
– А этот тост давайте выпьем на брудершафт, – предложила капитан Добрый День.
Они целуются. Целуются долго, дольше, чем предполагает обыкновенный тост.
Лейтенант Метелкин берет на руки не сопротивляющуюся женщину и несет в кровать.
– Милый, давай сегодня мы это сделаем столько раз, на сколько у тебя хватит сил, – предложила капитан.
– Я согласен, – сказал лейтенант Метелкин, – ты знаешь, как я оголодал на фронте, так что держись.
После каждого коитуса Екатерина Добрый День бежит в туалет и наполняет спермой Метелкина маленькую мензурку. Перед рассветом в штативе стояло десять наполненных мензурок.
Капитан пронумеровала все мензурки, плотно закрыла пробками и вложила в черный кожаный несессер с резиновыми держателями для мензурок.
Открыв дверь, она вышла в коридор и подошла к усатому солдату, который занимался растапливанием печек в институте.
– Franz, sofort die Parzelle in der Mitte übergeben (Франц, немедленно передай посылку в Центр), – сказала она. – Davon gehen Sie aus, dass diese Prämisse das glückliche Leben des deutschen Volkes ist (Считай, что в этой посылке находится счастливая жизнь немецкого народа).
– Ja, Herr Hauptmann (Слушаюсь, господин капитан), – ответил солдат, – Heute wird übergeben (сегодня же передам).
Истопник спрятал несессер под ватную куртку и с ведром в руках пошел к выходу из лаборатории. Сразу за дверью он был остановлен часовым с винтовкой с примкнутым штыком.
– Так ты что, немец? – спросил часовой.
– С ума что ли сошел? – отмахнулся от него истопник и пошел дальше.
– Стой, – закричал часовой и сдернул с плеча винтовку.
Усатый солдат бросился к часовому, вырвал из его рук винтовку, которую он никак не мог зарядить, и штыком пронзил часового.
Кабинет начальника «СМЕРШ» Абакумова.
– Товарищ генерал-полковник, убит часовой, охранявший лабораторию, где проводится исследование лейтенанта Метелкина, – доложил начальник отдела по охране научных секретов. – Лейтенант Метелкин и капитан Добрый День не пострадали. Выясняем, кто мог убить часового и почему он не тронул охраняемых объектов.
– Так-так, – сказал генерал Абакумов, – они и сюда добрались. А мы ничего не можем им противопоставить. Строго наказать оперативную группу, обслуживающую мединститут. Произвести повторную проверку личного состава охраны и медицинского персонала. Запомните, что враги кругом и их очень много. Чем дальше, тем больше врагов вокруг. Врача с лейтенантом спрятать так, чтобы даже я не знал, где они находятся.
– Слушаюсь, – сказал начальник отдела и вышел.
– Так-так, – удовлетворенно подумал Абакумов, – пусть немцы знают, что у нас есть противоядие против их серебряных стрелков. А вдруг и Метелкин враг? Внедрили к нам в двадцатые годы в младенчестве, а потом помогли устроиться в наркоминдел? Чушь? Чушь не чушь, прижмем, сознается во всем. Да и за врачихой нужно установить наблюдение. А пусть лучше они ведут наблюдением друг за другом и докладывают нам. Так, скоро день создания ВЧК, 20 декабря, нужно поощрить сотрудников. Хотя мы сейчас и не ВЧК, а как бы военная контрразведка, подчиненная министерству обороны. А интересно, в какой день немцы празднуют день Гестапо? Гестапо (Тайная государственная полиция) создал Гёринг 26 апреля 1933 года сначала у себя в Пруссии, а потом распространил ее на всю Германию. Но что-то я не слышал, чтобы все Гестапо напивалось вусмерть 26 апреля каждого года. А ведь могли бы, конспираторы.
Глава 9
Бункер в глубине прифронтового леса. В центре каменный очаг с котелком над горящим огнем, Мужчина монголоидной внешности в монгольском халате и с лысиной буддийского монаха что-то варит в котле.
Внезапно в бункере чувствуется дуновение ветра, колыхнувшего огонь в очаге, и появляется эсэсовский лейтенант. Он раздевается до пояса и начинает молиться огню, крутя в руках трещотку с буддийскими молитвами.
– Однако, давай насяльника, пей зорркий суп, потом займемся железная рука, – на ломаном немецком языке говорит мужчина в халате.
– Wann lernst du deutsche Sprache, Savandorj? (Ты когда выучишь немецкий язык, Савандорж), – говорит эсэсовец.
– Однако, не скоро выучу, учительницы нету, – сказал Савандорж.
– Давай свое пойло, – махнул рукой лейтенант.
Выпив питье из чашки, он скривился от отвращения и сказал своему повару:
– Что это за дерьмо?
– Однако, обыкновенное дерьмо. У далай-ламы другого не бывает, – сказал Савандорж. – Ты вот пьёшь и тебя пули не берут, одни синяки остаются, а у нас от такого снадобья мертвые живыми становятся.
Через какое-то время глаза у лейтенанта становятся желтыми, а зрачок стал принимать миндалевидную форму, как у змеи.
– Бери игрушку, – сказал Савандорж, – сейчас играться будем.
Он сел к столу и открыл чемоданчик с кнопками и лампочками. Лейтенант взял в руки пистолет. Савандорж нажал на кнопку в чемоданчике и в глубине бункера зажглась лампочка. Лейтенант нажал на спусковой крючок и из ствола пистолета появился тонкий световой луч, попавший в лампочку. Послышался звон медного колокольчика.
– Вот тебе и дерьмо, – сказал монах, – глаз как алмаз. Стреляй дальше.
Монах взял палку и одновременно с зажигающейся лампочкой стал бить по руке лейтенанта с пистолетом. Офицер стрелял световым лучом и не делал ни одного промаха.
– Хорошо, насяльника, – сказал Савандорж, – спи, однако, завтра русский будет делать разведку боем. Кроме тебя они никого не увидят. Спи, твой Гитлер тебе спокойной ночи передает.
Лейтенант закрыл глаза и в расступающемся тумане он увидел свою мутти, которая качала его люльку и вполголоса напевала:
Schlaf, Kindlein, schlaf!Dein Vater hut» die Schaf,die Mutter schuttelt’s Baumelein,da fallt herab ein Traumelein.Schlaf, Kindlein, schlaf!(Спи, малютка, спи. Отец твой сторожит овец, мамочка качает люльку и спит вместе с тобой. Спи малютка, спи).
– Спи, Йозеф фон Безен, – подумал лейтенант, – завтра тебя ждут великие дела!
Глава 10
Просторный блиндаж особого отдела дивизии. В блиндаже особисты – полковник и капитан. За столом сидят сержанты-снайперы Улусов и Копейкин.
– Товарищ Берия поставил задачу – взять этого урода живым или мертвым, – сказал полковник, – мы должны показать, кто обеспечивает безопасность армии, НКВД или «СМЕРШ». Принесете этого снайпера – получите Героев и станете лейтенантами. Пошлем вас охранять лагеря в тылу, живыми останетесь. Снимете зеленые фуражки и наденете с синим околышем. Делов-то с гулькин нос, все равно в одной энкавэдешной системе сидим. Значит так, стреляете по руке с пистолетом и хватаете субъекта. Он один, а вас двое. И лычки свои снимите для верности. Пойдете рядовыми в цепи. Капитан, налей нам для настроения по кружечке фронтовых.
Капитан достал из-под стола бутылку с засургученным горлышком, проворно открыл ее и привычным жестом официанта разлил ее по четырем алюминиевым кружкам.
– Ну, мужики, за удачу, застольную по-чекистски, – сказал полковник, взял кружку ладонью за горловину и двинул ее навстречу трем поднятым.
Поглядев на полковника, капитан и сержанты взял свои кружки по полковничье-чекистски и чокнулись. Раздался звук, похожий на щелканье камней-голышей друг о друга.
– Товарищ полковник, – спросил младший сержант Копейкин, – а почему мы так кружки держали?
– Это уловка наша такая, – сказал довольный полковник, закусывая водку «вторым фронтом» – тушенкой из кенгуриного мяса из Австралии. – Так непонятно, что за звуки из кабинета доносятся, а звякни кружкой или стаканом, тут любой поймет, что мы водку пьем.
Полковник вспомнил, как они собирались у кого-то в кабинете после допросов политических арестованных и заливали водкой воспоминания о выбитых зубах и избитых в кровь лицах подследственных.
Сержанты вежливо посмеялись, оценив находчивость коллег полковника.
– Не только мы на работе пьем, однако, – подумал сержант Улусов, – начальники тоже на работе пьют, свои начальники, с рабоче-крестьянским происхождением.
Перед его глазами встала контора колхоза в полупустом доме в центре села. Председатель колхоза в белой сталинской фуражке со счетоводом, оглянувшись по сторонам, налили по полстакана самогона, выпили, закусили соленым огурцом, вытерли губы и с довольным видом пошли домой в конце рабочего дня, раскланиваясь с бабами, ожидающими у ворот возвращения с выпаса недоеных коров.
– Пьют, обычно, после того, как на дело сходили, – думал младший сержант Копейкин, – разглядывая нехитрую снедь на столе. Как возьмем какой-нибудь склад или мародера немецкого с рыжьём кокнем, так за это дело и выпить не грех за то, что живыми остались. Нас всё партизаны к себе звали, в строй хотели поставить и заставить эшелоны немецкие под откос пускать. А нам это не в кайф. Мы «Интернационал» не поём, а когда вышку дают, то не кричим «Да здравствует товарищ Сталин». Мы заводим шуры-муры с немецкими интендантами и ведем натуральный цивилизованный гешефт на миллионы марок, не отказывая себе ни в чем. Кому война, а кому мать родна. Наш пахан по значимости не менее, чем секретарь обкома, да и секретарь с паханом всегда ручку здоровкается. Пахан меня в армию толкнул. Ты, говорит, – Червонец, стреляешь отменно, иди, повоюй, нам стрелки ой как скоро нужны будут. Нечего стрелки забивать. Стрельнул раз и, как говорит товарищ Сталин: нет человека, нет проблемы. А вчера маляву от пахана получил. Пишет, чтобы я вражину этого захватил лично и свидетелей убрал. Ждать меня будут недалеко от места боя. Пахан и раньше говорил, что преступность бессмертна, а сейчас захотел сам бессмертным стать. А ты подумай, Копейкин, может тебе самому бессмертным стать и из Червонца в пахана над паханами превратиться?