Слишком верная жена

– Ага.

За плечом Наполеонова пыхтели прибежавшие следом Рашид и Геннадий.

– Ну, узнаете обувку? – спросил у них Наполеонов, принимая из рук Аветика туфельку.

– Сложно сказать, – пробормотал Геннадий.

– Аня такие вроде не носит, – подумав, ответил Рашид.

– Почему?

– Слишком яркие.

– А Маргарита?

– Не могу сказать…

– То есть вы на ней этих туфель не видели?

– Нет, – уверенно ответил Рашид.

Геннадий отрицательно помотал головой.

– Хорошо, – сказал следователь, – я вас пока отпускаю.

– Куда? – удивились друзья.

– На все четыре стороны. Но из города пока не уезжайте.

– Есть, начальник, – угрюмо усмехнулся Рашид.

– Куда я могу уехать в начале учебного года? – пробормотал Наливайко.

– Ну, вот и ладушки, – следователь, не глядя больше на них, отправился в дом. Григорян шел за ним следом.

– Я чего хочу сказать, – заговорил Аветик, когда они почти дошли до асфальтированной дорожки.

– И чего?

– Вот, видите, – он ткнул на углубление в земле, – след…

– А дальше – нет, – Наполеонов присел и стал рассматривать почву.

– Нет, – согласился Аветик, присаживаясь рядом со следователем, – это потому, что дальше она по траве пошла.

– А возле оврага поскользнулась, туфелька слетела, и она за ней не полезла…

– Побоялась упасть в овраг.

– Он мелкий…

– Все равно, ведь она могла еще больше натоптать или даже оставить следы рук.

– Выходит, она шла по траве до самой калитки…

– Да.

– А там асфальт, – вздохнул Наполеонов.

– Но приехала она ведь на машине!

– Думаешь?

– На чем же еще сюда доберешься?

– На такси.

– Это слишком заметно, – не согласился Аветик.

– Если она приехала поздно вечером, как сказано в записке…

– Пойду поспрашиваю соседей?

– Иди, хотя сейчас на даче негусто народу, – задумчиво проговорил Наполеонов.

Эксперт снял отпечаток от туфли возле дорожки и след скольжения. А Легкоступов, забыв обо все на свете, фотографировал не только то, что относилось к делу, но и сам овраг, замшелые камни на его дне, кусты растущего неподалеку снежноягодника, а потом перешел на окрестные пейзажи.

– Валерьян! – не выдержав, возмутился Наполеонов, – ты не на пленэре! Заканчивай свою самодеятельность!

– Сейчас, сейчас, – отмахнулся тот и нацелился объективом на позднего шмеля, примостившегося на ярко-желтой махровой хризантеме, – какое чудо, – бормотал он восторженно.

– Это самец! – пробасил Незовибатько.

– Какой же это самец? – возмутился Наполеонов, думая о находке, – туфля явно женская!

– Да я о шмеле, – хмыкнул Афанасий Гаврилович.

– О шмеле? О каком шмеле?

– О том, что Валерке позирует.

– Ах, о шмеле… – протянул следователь и вдруг удивился: – А ты откуда знаешь, что это самец?

– Мне теща сказала.

– Что-то я тут поблизости никаких тещ не наблюдаю, – прищурился Наполеонов.

– Очень ей нужно тут находиться, особенно возле тебя, – ухмыльнулся Незовибатько.

– Тогда как же она могла тебе сказать, что этот шмель – самец?

– Она заранее сказала.

– Да откуда она могла это знать!?

– Тещи знают все! – наставительно пробасил Афанасий Гаврилович и поднял вверх указательный палец.

– Твоя теща вещает тебе с небес? – улыбнулся Наполеонов.

– Типун тебе на язык! – рассердился Незовибатько.

Потом посмотрел на заинтересованные лица сослуживцев и снизошел до объяснения:

– Просто третьего дня на даче сынишка мой увидел шмеля и стал звать: «Бабушка, посмотри, какая большая и красивая пчелка». Теща и объяснила, что это самец шмеля. Я тоже удивился и спросил, откуда ей это известно. Она и сказала, что осенью на цветах сидят самцы шмелей. Они не умеют жалить, но зато источают приятный парфюмерный аромат.

– Надо же, – восхитился Валерьян и проговорил мечтательно: – Вот бы и мужчины так могли!

– Как? – спросил Наполеонов.

– Источать приятный парфюмерный запах.

– Ты не очень-то им завидуй! – усмехнулся Незовибатько.

– Почему? – спросил фотограф.

– Потому, что до весны эти плюшевые создания уже не доживут.

– Как жаль! – искренне огорчился Валерьян.

– Они тут шмеля оплакивают, – возмутился Наполеонов, – а в доме, между прочим, лежит труп!

– Ах да, – проговорил Илинханов, – можно уже машину вызывать.

– Тьфу ты! – в сердцах воскликнул Наполеонов и быстро пошел прочь.

– Он, кажется, обиделся, – забеспокоился Аветик.

– Ничего, скоро успокоится, – спокойно заверил Незовибатько.

– В смысле? – не понял Григорян.

– В хорошем смысле!

Все, кроме Аветика, рассмеялись.

Опрос соседей ничего не дал. Кого-то не было дома, кто-то спал и ничего не слышал.

– Как всегда, – вздохнул Григорян.

– Во всяком случае, если бы к дому Фалалеева подъехала машина, кто-то да услышал бы, – сказал эксперт.

– Если поздно ночью, то не факт, – вздохнул следователь.

Наполеонов взял на себя печальную миссию оповещения жены Фалалеева о гибели мужа. Это не было жестом доброй воли по отношению к своим коллегам, просто следователь хотел лично увидеть реакцию вдовы.

Он въехал во двор, остановил машину возле подъезда и, преодолев три ступени крыльца, набрал номер квартиры по домофону.

– Говорите, – произнес женский голос через долю секунды.

«Она стояла, что ли, возле домофона», – подумал Наполеонов, а вслух произнес:

– Откройте, пожалуйста, полиция.

– Полиция?! – охнула женщина, и дверь подъезда открылась.

Следователь доехал до третьего этажа на лифте. Дверь, которая была ему нужна, уже была распахнута настежь.

– Я сразу поняла, что вы ко мне! – проговорила женщина, пристально вглядываясь в лицо следователя. – Что случилось? – спросила она встревоженно.

Он окинул ее взглядом. Ни тонкие правильные черты лица ее, ни легкие волосы, казалось бы, замершие в ожидании легкого ветерка, не делали ее красавицей. И тем не менее она была настолько трогательна и мила, что Наполеонову захотелось погладить ее, как гладят птичку, маленького зверька или беззащитного ребенка. Но он вовремя напомнил себе, что он при исполнении.

– Вы Фалалеева Анна Васильевна?

– Да, это я.

– Наполеонов Александр Романович, следователь.

– Что случилось? – повторила она свой вопрос.

– Ваш муж Александр Фалалеев найден мертвым на даче.

– Не может быть! – Она сжала свои тонкие руки в кулаки так, что ногти вонзились в мякоть ладоней. Но казалось, что она не ощущает физической боли.

– Увы, – сочувственно обронил Наполеонов.

– Его застрелили?!

– Нет, ударили бутылкой по голове.

– Слава богу! – вырвалось у Анны непроизвольно.

– Что?! – изумился следователь.

– Нет, ничего, – она стала медленно сползать по стене.

Следователь подхватил ее на руки, внес в первую, попавшуюся на его пути, комнату и положил на диван. Он ринулся было искать кухню, чтобы принести ей воды. Но вдова открыла глаза:

– Простите.

– Я принесу воды.

– Нет, не надо. Мне уже лучше. Рассказывайте.

– Что рассказывать?

– Кто и за что убил Сашу.

«Интересно», – подумал Наполеонов, а вслух сказал:

– Я хотел бы задать вам некоторые вопросы.

– Но кто убил Сашу?

– Я надеюсь выяснить это с вашей помощью.

– А как вы его нашли?

– Нас вызвали его друзья.

– Друзья?

– Да, Рашид Нуралиев и Геннадий Наливайко. Вы ведь знакомы с ними?

– Да, конечно, знакома. Но что они делали на Сашиной даче?

– Как они объяснили, приехали порыбачить.

– Приехали порыбачить, – повторила Анна механическим голосом, – и нашли Сашу неживым, – женщина судорожно сглотнула и прижала руки к горлу.

– Так они сказали…

– Нет! Это неправда!

– Что неправда? Вы считаете, что вашего мужа убили его друзья?

– Нет, конечно! То есть я не знаю…

– Они что, ссорились?

– Не то чтобы ссорились, но…

– Что но?

– Рашиду нравилась Маргарита. А Саше это не нравилось.

– Кто такая эта Маргарита? – спросил Наполеонов небрежно.

– Она моя сестра, – тихо проговорила женщина и добавила: – Двоюродная.

– И какое дело вашему мужу до того, кому нравится ваша сестра?

– У них был роман, – всхлипнула Анна и опустила голову.

– У Рашида и Маргариты?

– Нет! – неожиданно громко выкрикнула Фалалеева, – зачем вы меня мучаете?!

– Я вас не мучаю, Анна Васильевна, я просто хочу найти убийцу вашего мужа.

– Роман был у моего мужа с Маргаритой, – уже спокойнее ответила женщина.

– Давно?

– Какая разница, давно или недавно? Саша ее бросил, и мы решили снова жить вместе.

– И ваша подруга об этом знала?

– Конечно, знала. Мы не делали из этого тайны.

– А кто еще знал?

– Все мои знакомые.

– И ваши родители?

– Нет, мои родители ничего не знали.

– Как же это могло случиться?

– Что случиться?

– Что ваши родители ничего не знали?

– Я скрывала от них. Тем более что живут они за городом. Да и вообще у них совершенно другой круг общения.

– Скажите, вам знаком этот почерк? – Следователь протянул ей копию записки.

– Да, это писала Маргарита.

– Вот как. И кому она писала?

– Вам виднее, я же не знаю, где вы ее нашли.

– На вашей даче.

– На моей даче?

– На даче вашего мужа.

– Я там не бываю. А записка могла там валяться с тех самых времен…

– С каких времен?

– Ну, с тех самых!

– Ваш муж что же, не убирался в жилом помещении?

– Я не знаю.

– А не подскажите, кому принадлежит эта туфля?

Анна внимательно пригляделась к фотографии и только потом сказала:

– Похожие туфли я видела у Маргариты.

– Похожие или эти? – попытался уточнить следователь.

– Я не могу этого сказать. Но очень похожи.

– Когда вы видели своего мужа последний раз?

– Три дня назад.

– Он что, трое суток не появлялся дома?

– Он сказал, что у него дела и, как видите, поехал на дачу пообщаться с друзьями.

– Он вам звонил?

– Да.

– А когда вы видели свою сестру?

– Примерно две недели назад.

– То есть несмотря на то, что она завела роман с вашим мужем, вы продолжали общаться? – уточнил Наполеонов.

– Время от времени, – неохотно призналась Анна.

«Очень интересно», – подумал следователь и вспомнил слова о Фалалеевой друзей ее мужа – «Аня хорошая девочка». «Неужто настолько хорошая», – недоумевал Наполеонов.

Потом спросил:

– Вы дадите мне адрес и телефон вашей кузины?

– Да, конечно, у меня есть ее визитка.

– Визитка? – не смог он скрыть удивления.

– Да, Марго очень хороший флорист, и я раздаю ее визитки знакомым.

«Психушка плачет по этой хорошей девочке, – подумал Наполеонов, покидая квартиру Фалалеевых, – хотя бабу жаль. Вроде все у нее есть. А муж – гад и сестра – змеюка». А потом сам себе возразил: «И чего это тебя, брат, на серпентарий потянуло?»

Маргарита оказалась дома. Когда она открыла дверь, Наполеонову захотелось прикрыть глаза. Яркая, раскованная, она затмевала скромную миловидность Анны, как солнце затмевает луну.

– Маргарита Максименкова? – спросил он на всякий случай.

– Она самая. А вы кто?

– Следователь Наполеонов. Александр Романович.

Она посмотрела на него, как ему показалось, вызывающе и даже нагло. Усмехнулась:

– Что ж вы, следователь Наполеонов, застыли столбом? Проходите.

Маргарита вроде бы даже и не удивилась приходу следователя. Он прошел следом за ней в уютную гостиную, стены которой были обиты пестрым ситцем под старину, она предложила ему на выбор два кресла и диван. Он выбрал стул.

Мимолетная улыбка скользнула по губам хозяйки квартиры, и она спросила:

– Чай, кофе?

Соблазн был велик, но Наполеонов ответил:

– Пока ничего, просто поговорим.

Она кивнула и села напротив него тоже на стул. Разрезы ее шелкового халата разошлись на бедрах, обнажая не просто красивые, а потрясающе красивые ноги.

Следователю на ум совсем некстати пришла Паулина – здоровенная бульдожина знаменитого в городе адвоката, у этой «образины», как называл ее про себя Наполеонов, почти всегда текли слюни. Вот и у него они, того и гляди, потекут…

– Так чем я заинтересовала полицию? – улыбаясь, спросила тем временем Маргарита.

– Когда вы в последний раз видели Александра Фалалеева?

– Сашу? – удивилась женщина.

Наполеонов кивнул.

– Где-то недели две назад. А что он натворил?

– Кое-что… А вчера вечером или ночью вы не были у него на даче?

– Нет, мы расстались.

– Когда?

– Вообще-то уже месяца полтора назад, – проговорила она задумчиво.

– Но тем не менее вы виделись две недели назад?

– Да, по его настоятельной просьбе. И наша встреча длилась не более пяти минут!

– Чего же он хотел?

– Начать все сначала.

– То есть?

– Наш роман, – усмехнулась она.

– А вы?

– Я заявила Саше о нашем окончательном разрыве. Понимаете, у меня появился другой человек, – пояснила она.

– И как он воспринял ваше сообщение?

– Поначалу, я имею в виду полтора месяца назад, вроде бы смирился, – невесело рассмеялась она.

– А потом?

– Потом вот позвонил, захотел меня увидеть и сказал, что жить без меня не может и к Аньке никогда не вернется.

– Он сообщил об этом своей жене?

– Не знаю, – беззаботно отозвалась Маргарита.

– Вам что же, все равно?

– Абсолютно, – пожала она плечами.

– И вам не жаль сестру?

– Аньку? Я этой дурочке давно говорила, что Сашка ей не пара.

– А вам, значит, пара?

– Как выяснилось, мне тоже не пара, – мимолетная улыбка скользнула и растаяла на пухлых розовых губах женщины. – И потом, вам не стоит волноваться, – добавила она.

– В смысле? – искренне удивился Наполеонов.

– Аня сказала мне, что они решили сойтись и что это решено окончательно.

– Они не смогут сойтись, – тихо проговорил следователь.

– Не вижу, что им может помешать! – возразила Маргарита, – лично я теперь буду обходить эту сладкую парочку стороной.

– Фалалеева убили, – сказал Наполеонов.

– Как это убили? – не поняла она или сделала вид, что не поняла.

– Стукнули бутылкой по голове.

– В подъезде?

– Нет, на его собственной даче.

– Какой ужас!

– А со своей сестрой вы виделись давно?

– Она пришла ко мне два дня назад вечером и заночевала.

– И зачем же она к вам приходила?

– Понимаете, Аня однолюбка. И она очень любит Сашу, – Маргарита опустила глаза и стала разглаживать полы своего халата.

– И что?

– У них был заказан зал в ресторане «Камелия».

– Ну, – Наполеонов по-прежнему еще ничего не понимал.

– Они собирались там отметить свое воссоединение. Аня всех оповестила, пригласила, а Сашка взбрыкнул прямо накануне.

– Понимаю, неприятно. Но что она хотела от вас?

– Заверения, что с моей стороны с Сашей покончено навсегда.

– И она, насколько я понимаю, это заверение получила?

– Конечно! И предложила отметить.

– Что отметить? – не понял следователь.

– Это событие.

– Вы меня запутали! Вы же сказали, что Фалалеев взбрыкнул и возвращаться к жене отказался?

– Ну, отказался. И что с того?

– Дьявол вас побери! – вырвалось у Наполеонова.

– Не ругайтесь! – Маргарита погрозила следователю пальцем и возмутилась: – Какой вы тугодум!

– Я?!

– Вы, конечно! Я ведь вам русским языком сказала, что прогнала Сашку! И, значит, идти ему, кроме как к Анне, некуда.

– Насколько я знаю, у него есть собственная квартира…

– Это неважно! – перебила его Маргарита, – Сашка всегда или со мной, или с Анной.

У Наполеонова это в голове не укладывалось, но он продолжил:

– И Анна предложила вам отметить ваш отказ от ее мужа?

– Типа того, – улыбнулась Маргарита.

– И вы отметили?

– Я не хотела огорчать свою милую кузину, и мы хорошо выпили. Когда я проснулась утром, то Анны уже не было. Но днем она позвонила мне и сказала, что Саша подтвердил, что мы с ним расстались навсегда. Голос у нее был звенящим от счастья.

– На какой телефон она вам звонила?

– На домашний.

– Это все?

– Нет, ночью, уже где-то под утро, Анна неожиданно позвонила снова и в слезах твердила, что Саша не вернулся домой.

– А должен был?

Маргарита пожала плечами:

– Откуда мне знать? Я, как могла, успокоила ее, велела выпить валерьянки и лечь спать.

– Во сколько она звонила вам в последний раз?

– Я не помню, – Маргарита капризно повела плечом, – за окном еще было темно.

– И все-таки, сколько было времени? – настаивал Наполеонов, – сейчас и в семь утра темно!

– Не знаю, – рассердилась Максименкова, – я не смотрела на часы.

– Постарайтесь вспомнить! Это важно! – настаивал следователь.

– Может, три утра, может, пять. А может, меньше или больше. Но я не уверена.

– Счастливые часов не наблюдают, – ядовито заметил следователь и спросил: – Во сколько же вы легли спать?

– А вам какое дело?! – огрызнулась Маргарита.

– Раз спрашиваю, значит, есть дело. Но уж точно не для расширения кругозора интересуюсь.

– У меня была бессонница, – ответила она сердито, – я не спала до утра.

– Интересно…

– Ничего интересного!

– И часто это с вами случается? – спросил Наполеонов.

– Довольно часто.

– Вы выходили из дома?

– Нет!

– А что вы делали?

– Думала…

– О чем?

– Не ваше дело! – резко ответила она.

– Вы курите? – неожиданно спросил Наполеонов.

– Да, а что?

– Минздрав предупреждает…

Маргарита звонко рассмеялась.

«Незаметно, чтобы она печалилась по поводу гибели любовника, пусть и бывшего», – подумал Наполеонов, а вслух попросил:

– У вас не найдется немного воды?

– Воды?

– Пить очень хочется.

Когда она выпорхнула из комнаты, Наполеонов взял из пепельницы пару окурков и быстро их спрятал. Он добросовестно выпил принесенный Маргаритой стакан воды и распрощался.

И уже на пороге спросил:

– Вы уверены, что не убивали Фалалеева?

– Что?! – удивилась она вполне искренне и вдруг разозлилась: – На кой черт мне его убивать, если я его выставила?!

– Последний на сегодня вопрос, на какой телефон звонила вам ночью или под утро Фалалеева?

– На сотовый, – не задумываясь, ответила Маргарита.

Наполеонов кивнул и едва успел шагнуть за порог, как дверь за ним с грохотом захлопнулась.

– Так, – пробормотал он, спускаясь по лестнице, – Фалалеева утверждает, что не видела кузину уже две недели, а Маргарита Иннокентьевна Максименкова уверена, что Анна Васильевна приходила к ней два дня назад вечером, то есть, можно сказать, почти накануне убийства Фалалеева.

Сверху по лестнице с визгом пронеслась болонка. Наполеонов невольно посторонился, прижимаясь к стене.

– Не бойтесь, – добродушно пробасила дородная дама, спустившаяся двумя минутами позже, – моя Фенечка не кусается.

– Я так и понял, – сердито ответил следователь, думая о своем, – а что, если Фалалеева, встревожившись отсутствием мужа, поехала на дачу? – Наполеонов вздохнул: – Получается, сразу две нестыковки. Первая – друзья уверяли, что Анна на дачу мужа никогда не ездит, и вторая – почему она не сказала, что была у Маргариты два дня назад?

Следователь сел в автомобиль и тронулся с места. Под колесами приятно зашуршали опавшие листья. Но Наполеонов не слышал их шороха, погруженный в свои мысли.

«Маргарита могла солгать, – думал он, – и скорее всего, лжет именно она».

Предъявлять Максименковой туфлю и записку пока не входило в его планы. Ему нужны были данные экспертизы. Для этого он и окурки прихватил. Конечно, изъятые таким образом, они не могут быть учтены судом. Но для сравнения с найденными на даче очень даже пригодятся. А уж потом, если их идентичность подтвердится, он изымет новые в присутствии понятых. В том, что новые окурки будут найдены в квартире Маргариты, он не сомневался. Бросать курить-то дамочка, по всему видно, не собирается.

Следователь осуждающе покачал головой:

– Для таких закон не писан.

Максименкова, несмотря на ее красоту, произвела на следователя отталкивающее впечатление. Может быть, дело было в ее кажущемся высокомерии или в легком отношении к жизни, которое она продемонстрировала следователю?

– Не нравится она мне, – пробормотал себе под нос Наполеонов, – не нравится, и все тут!

Но антипатию к делу не пришьешь. Нужны прямые доказательства. Пока ясно одно – алиби у Максименковой нет. Никто ее в то время, когда произошло убийство, не видел, ни с кем она не общалась…

* * *

На следующий день Наполеонов явился на работу спозаранку, вечером ему удалось вручить окурки Незовибатько и уговорить его провести экспертизу к сегодняшнему дню.

Следователь сидел в своем кабинете и слушал тишину за окном. Звонить эксперту было рано, Афанасий Гаврилович небось еще только завтракает со своей разлюбезной Оксаной Федоровной.

«Эх, живут же люди, – мысленно вздохнул Наполеонов, – в любви и согласии столько лет. Может, и мне жениться на радость маме?»

Он невольно улыбнулся, вспомнив, сколько усилий прилагала его мама Софья Марковна Наполеонова, чтобы поскорее женить сына. А он, ссылаясь на свою молодость и занятость на работе, ловко спроваживал одну претендентку на свою руку и сердце за другой.

– Пойми, ма, – говорил он, стараясь быть убедительным, – нет у меня времени на семью!

– А на посиделки с Мирославой и компанией время у тебя есть, Шурочка?! – наступала Софья Марковна.

– Это совсем другое, – отмахивался Шура, – там у нас продолжение обсуждения рабочих моментов и коллективный поиск истины.

– Да-да, конечно, – усмехалась Наполеонова.

– Ну, ма, не будем ссориться, – ластился Шура.

– Конечно, не будем, – соглашалась Софья Марковна.

Подруги утешали ее:

– Софи, просто твой мальчик еще не влюбился. Вот встретит свою вторую половинку и потеряет голову.

– Когда же это случится? – вздыхала Наполеонова.

– Однажды, – заверяла самая мудрая из подруг и заговорщически подмигивала, намекая на то, что сама Софья Марковна вышла замуж вовсе не юной девочкой.

Да, и это было правдой. Известной пианистке было за тридцать, когда она познакомилась с молодым, но уже много добившимся ученым Романом Наполеоновым. Можно сказать, что Софья почти что буквально потеряла тогда голову, но виду не подала. К счастью, Роман ответил ей взаимностью, и они поженились. Ровно через год у них родился сын.

Но судьба не дала супругам насладиться долгим семейным счастьем. Роман Наполеонов вылетел на симпозиум в Японию. Самолет до Токио не долетел.

Софья Марковна и слышать не хотела о новом замужестве. Смыслом ее жизни стал сын Шурочка и оставшаяся с ней музыка.

Наполеонов подошел к открытому окну и выглянул на улицу. Густой туман, окутывавший город так, что мало что было видно, почти полностью рассеялся. Сквозь оставшуюся легкую дымку просвечивало солнце, и создавалось такое впечатление, что город облили с неба медом.

– Красиво! – вырвалось у Наполеонова.

И он тут же подумал о том, какая красота царит сейчас на приусадебном участке его подруги детства Мирославы Волгиной. Неосознанно он перенесся на кухню особняка. Перед его внутренним взором предстала и вовсе соблазнительная картина – Морис Миндаугас, колдующий над кастрюлями и сковородками, в которых что-то тихо булькало и скворчало.

Наполеонов проглотил слюну и вздохнул. Но тут же напомнил себе, что он съел аж четыре бутерброда и запил их горячим чаем. А если бы не умчался из дома ни свет ни заря и дождался бы завтрака, приготовленного матерью, то и вообще думал бы не о еде, а о деле.

– Да! О деле! – произнес он вслух, вернулся за стол и разложил бумаги. В дверь постучали пару раз, и она тотчас распахнулась.

– Ах, Александр Романович! – воскликнула влетевшая секретарь Элла, – как вы сегодня рано!

Наполеонов открыл рот, чтобы возмутиться ее вторжением, но она застрекотала, не дав ему произнести ни единого слова:

– А я как знала! Как знала!

– Да что ты знала? – удалось вклиниться Наполеонову.

– Что вы пришли! И, как всегда, голодный!

– Я не голодный!

– Ну, просто, как знала, – продолжала она, не слушая его, – я по пути купила ванильные булочки, – она бухнула пакет прямо ему на стол, – сейчас чай принесу!

– Элла! У меня на столе документы!

– Вижу, вижу, – зачирикала она, – какая прелестная туфелька! – Она уставилась на фотографию найденной на даче Фалалеева туфли и печально вздохнула: – Но мне таких туфель никогда не носить!

– Это еще почему? – спросил следователь.

– Потому, что я секретарь!

– Ну, и что с того, – не понял Наполеонов, – секретари что, босиком должны ходить?