Пролейтесь, слезы…

Телефон молчал. Наконец далеким равнодушным голосом Ал Блисс спросил:

– С кем я говорю?

Джейсон прорычал ответ.

– Я вас не знаю, мистер Джейсон Тавернер, – бесстрастно произнес Ал Блисс. – Вы уверены, что набрали правильный номер? Кто вам нужен?

– Ты мне нужен, Ал. Ал Блисс, мой импресарио. Что случилось в больнице? Как я сюда попал? Ты можешь мне объяснить? – По мере того как он говорил, Джейсон успокаивался. Последние слова прозвучали почти спокойно. – Ты можешь связаться с Хизер?

– С мисс Гарт? – со смешком переспросил Ал.

– Значит, так, – взорвался Джейсон. – Больше ты на меня не работаешь! Ясно? Можешь ничего не объяснять. Точка. Ты уволен.

Ал Блисс снова рассмеялся, после чего повесил трубку.

Убью сукина сына, подумал Джейсон. Разорву маленького лысого ублюдка на кусочки.

Не понимаю, что на него нашло. Почему он так поступил? Что, черт побери, я ему сделал? Он был моим другом и агентом в течение девятнадцати лет. Ничего подобного никогда не случалось.

Позвоню Биллу Уолферу, решил Джейсон. Он всегда в офисе или на связи. Пусть объяснит, что все это значит.

Джейсон опустил в монетоприемник второй доллар и по памяти набрал номер.

– Юридическая контора Уолфер и Блейн, – ответила секретарша.

– Соедините меня с Биллом, – сказал Джейсон. – Это Джейсон Тавернер. Вы меня знаете.

– Мистер Уолфер в данный момент в суде, – ответила секретарша. – Если хотите, я соединю вас с мистером Блейном. Или мистер Уолфер перезвонит вам, когда вернется.

– Вы знаете, кто я такой? – прорычал Джейсон. – Знаете Джейсона Тавернера? Телевизор смотрите? – Голос его сорвался.

– Конечно.

– И вы что, обо мне не слышали? Шоу Джейсона Тавернера? По вторникам в девять вечера?

– Простите, мистер Тавернер. Думаю, вам следует поговорить с самим мистером Уолфером. Назовите ваш номер, и мистер Уолфер перезвонит вам в течение дня.

Джейсон повесил трубку.

Я спятил, подумал он. Или она рехнулась. Она и Ал Блисс. Ублюдок. О боже.

Пошатываясь, он отошел от телефона и тяжело опустился в плюшевое кресло. Сидеть в нем было удобно. Дыхание выровнялось, он прикрыл глаза и задумался.

У меня пять тысяч в государственных ассигнациях. Значит, я уже не беспомощен. Этой твари на груди больше нет. Даже присоски повытаскивали. Наверное, в больнице мне сделали операцию. По крайней мере я жив, это уже повод для радости. Был ли провал во времени? Где тут можно найти газету?..

На соседнем диване он увидел «Лос-Анджелес таймс». Прочел дату: двенадцатое октября 1988 года. Никакого провала. Следующий день после последнего шоу, когда Мэрлин уложила его в больницу.

Неожиданно ему пришла в голову мысль. Джейсон просмотрел колонки развлечений. Последнее время он стал завсегдатаем Персидской гостиной в отеле «Голливуд Хилтон». Он бывал там каждый вечер, кроме, естественно, вторников, когда шло шоу.

Вот уже три недели, как отель регулярно публиковал его имя в списке гостей. На этот раз, однако, Джейсон своего имени не увидел. Может, перенесли на другую страницу? Он внимательно просмотрел весь раздел, объявление за объявлением. Нигде ничего. И фотографий его тоже нет. Между тем последние десять лет без них не обходился ни один номер.

Попробую еще раз. Позвоню Мори Ману.

Джейсон вытащил бумажник, в который засунул визитку с номером Мори. Бумажник оказался непривычно тонким.

Все удостоверения пропали. Документы, которые позволяли ему остаться в живых. С помощью которых он мог пройти через баррикады полиции и нацгвардии, не боясь, что его пристрелят или отправят в трудовой лагерь.

Без удостоверения личности я и двух часов не проживу, подумал Джейсон. Без него я не рискну даже выйти из этого клоповника и сделать пару шагов по тротуару. Меня могут принять за сбежавшего из кампуса студента или преподавателя. И я загремлю в лагерь, где меня заставят ишачить до конца жизни. Без документов я не личность. Так это, кажется, называется.

Итак, самое главное – остаться в живых, рассуждал Джейсон. Черт с ним, что никто не знает артиста Джейсона Тавернера. С этим разберемся после.

Он почувствовал, как в мозгу заработали мощные программы шестого. Я не такой, как другие, сказал он себе. Я выберусь из этого положения. Как-нибудь да выберусь.

Для начала, рассуждал он, денег у меня хватит, чтобы добраться до Уаттса, где можно купить поддельные документы. Полный бумажник. Насколько я знаю, там на каждом углу делают фальшивки. Не думал, однако, что придется воспользоваться их услугами. Мне, Джейсону Тавернеру! Артисту с аудиторией в тридцать миллионов человек!

Кстати, найдется ли среди этих тридцати миллионов один, который меня помнит? Если, конечно, «помнить» – подходящее слово. Рассуждаю, словно уже давно вышел в тираж и живу прошлой славой.

Вернувшись к телефону, он нашел номер центра рождаемости штата Айова и, потратив несколько золотых монет, дозвонился до регистрационного отдела.

– Мое имя Джейсон Тавернер, – сказал он клерку. – Я родился в Чикаго в больнице «Мемориал» 16 декабря 1946 года. Не могли бы вы выдать мне копию свидетельства о рождении? Мне это нужно для устройства на новую работу.

– Конечно, сэр. – Клерк перевел его в режим ожидания. Спустя некоторое время в трубке щелкнуло. – Джейсон Тавернер, родился в графстве Кук 16 декабря 1946 года?

– Да.

– У нас нет регистрационной формы на это время и место. Вы ничего не перепутали, сэр?

– Хотите сказать, я забыл, где и когда родился? – Голос его снова сорвался, на этот раз он даже не пытался себя контролировать. Джейсона охватила паника. – Благодарю, – прошептал он. Его колотила дрожь.

Я не существую. Джейсона Тавернера нет. Не было и никогда не будет. Черт с ней, с карьерой, я просто хочу жить. Если кому-то не дает покоя моя слава, бог с ним, пусть стирает все мое творчество. Но неужели меня лишают права на обыкновенное существование? Я что, уже и не рождался?

Что-то пошевелилось у него в груди. Неужели они вытащили не все присоски? И теперь они продолжают расти внутри меня? А все из-за этой бездарной шлюхи, которая все равно кончит на улице, будет продаваться за полдоллара.

После всего, что я для нее сделал: два прослушивания на таком уровне! Ну да ладно. Мы с ней еще посчитаемся.

Вернувшись в комнату, Джейсон внимательно оглядел себя в засиженном мухами аляповатом зеркале. Внешне он не изменился, разве что не мешало побриться. Не постарел, морщин не прибавилось, седина не просвечивает. Хорошие плечи и бицепсы. Талия без жира – можно носить модные облегающие костюмы, что немаловажно для имиджа, отметил Джейсон. Таких костюмов у меня, наверное, полсотни. Вернее, раньше было, поправился он. Где они сейчас? «Птичка улетела, на какой лужайке она сейчас поет?» Песенка из прошлого, еще со школьных лет. Странно, что только не придет в голову, когда оказываешься в непривычной обстановке. Всякая чепуха, в нормальной жизни ни за что бы не вспомнил.

Или вот еще поговорка: «Если желания – кони, то нищие должны летать». Подобная галиматья способна свести с ума.

Интересно, сколько контрольных пунктов полиции и нацгвардии отделяют меня от ближайшего места в Уаттсе, где можно сделать поддельное удостоверение? Десять? Тринадцать? Две? Впрочем, мне хватит и одной. Одной выборочной проверки мобильной командой из трех человек. С прямой связью с центральной базой данных полиции и нацгвардии в Канзас-Сити. Там у них хранятся все досье.

Джейсон закатил рукав и осмотрел предплечье. На месте! Нанесенный при помощи татуировки индивидуальный идентификационный номер. Родной номерной знак, который ему суждено носить всю жизнь. С ним его и похоронят.

В таком случае полицейские передадут этот номер в Канзас-Сити… А потом? Сохранился ли он в базе данных или пропал, как данные о его рождении? А если его там не окажется, что решат бюрократы из полиции?

Техническая ошибка? Кто-то подменил данные микрофильма и сфабриковал фальшивое досье. За такое придется не меньше десяти лет отмахать киркой на Луне. Потому что, если на человека нет досье, он либо преступник, либо беглый студент.

Джейсон понял, что попал в настоящую передрягу. Я не имею права даже на обыкновенное существование – я, человек, которого еще вчера боготворили тридцать миллионов зрителей!.. Ничего, я их еще верну. Позже. Сейчас надо подумать о другом – о самой основе существования, которой меня лишили. Но я выкручусь. Шестые не такие, как все. Ни один человек не выдержал бы того, что на меня свалилось. Ни физически, ни психологически. Особенно неопределенности.

Шестой, независимо от внешних обстоятельств, всегда побеждает. Потому что так нас запрограммировали генетически.

Он снова вышел из номера гостиницы, спустился по лестнице и подошел к регистратуре. Средних лет клерк с редеющими усами, не поднимая головы от журнала «Бокс», произнес:

– Да, сэр?

Джейсон вытащил из кармана пачку денег и положил на стойку купюру достоинством в пятьсот долларов. Клерк взглянул на деньги вначале равнодушно, потом глаза его округлились. Наконец он вопросительно посмотрел на Джейсона.

– У меня украли все документы, – сказал Джейсон. – Эти пятьсот долларов ваши, если вы меня выручите. Сведите меня с человеком, который сумеет сделать поддельные удостоверения. Если вы хотите мне помочь, не тяните, я ждать не могу.

Ждать, пока тебя загребут полицейские или нацгвардейцы, подумал он про себя. Здесь, в вонючем клоповнике.

– Или на тротуаре у входа, – добавил клерк. – Я немного телепат. Согласен, наша гостиница скромная, но клопов у нас нет. Как-то раз нам завезли марсианских песчаных блох, но клопов… боже упаси. – Он взял со стойки пятисотдолларовую купюру. – Я познакомлю вас с человеком, который сможет вам помочь. – И, еще раз внимательно посмотрев на Джейсона, добавил: – Вы считаете себя знаменитым на весь мир. Что ж, такое тоже встречается.

– Идемте, – простонал Джейсон. – Скорее.

– Хорошо, – кивнул клерк, накидывая блестящий синтетический плащ.

Глава 3

Когда старая развалюха клерка медленно и со страшным шумом выкатилась на улицу, он повернулся к Джейсону и заметил:

– Я так много странного читаю в ваших мыслях…

– Оставьте мои мысли в покое, – раздраженно произнес Джейсон. Его передернуло от отвращения. Он всегда ненавидел любопытных, сующих свой нос куда не надо телепатов. Этот тип не стал исключением. – Оставьте мои мысли в покое и отвезите меня к человеку, который сумеет мне помочь. Постарайтесь не напороться на контрольно-пропускной пункт, если хотите остаться в живых.

– Вам нет необходимости мне это объяснять, – мягко ответил клерк. – Я прекрасно знаю, что вас ждет, если нас остановят. Мне не раз приходилось оказывать подобные услуги. В основном студентам. Но вы ведь не студент. Вы – знаменитый, очень богатый человек. И в то же время это не так. Вы – никто. С точки зрения закона вы вообще не существуете. – Не отрывая взгляда от дороги, клерк рассмеялся тонким слабым смехом.

Ведет машину, как старуха, отметил Джейсон. Вцепился обеими руками в руль.

Начались трущобы Уаттса. Узенькие темные лавки по обеим сторонам грязной захламленной улицы, тротуары засыпаны мусором и битым бутылочным стеклом, аляповатые надписи, огромная реклама колы, названия магазинчиков. Старый негр торопливо перекрестился на перекрестке и двинулся дальше, нащупывая дорогу, как слепой. При виде этого человека Джейсон испытал странное чувство. После того как в страшные дни восстания Конгресс принял скандальный закон Тидмана о стерилизации, темнокожих почти не осталось.

Клерк притормозил, пропуская старика в поношенном, разлезающемся по швам коричневом костюме. Очевидно, он почувствовал то же самое.

– Знаете, что, если я его задавлю, меня могут расстрелять?

– Правильно сделают, – откликнулся Джейсон.

– Они как последняя стая ухающих журавлей, – сказал клерк и тронулся с места, дождавшись, когда старик добрался до противоположной стороны улицы. – Защищены тысячью законов. На них нельзя кричать, с ними нельзя драться – схлопочешь десять лет тюрьмы. При этом все делается для того, чтобы они поскорее вымерли. К чему, собственно, стремился Тидман и, думаю, большинство Промолчавших. Но… – он сделал короткий жест, первый раз убрав руку с руля, – мне не хватает детей. Помню, когда мне было десять лет, я играл с черным мальчиком. Кстати, недалеко отсюда. Сейчас его наверняка стерилизовали.

– Значит, у него есть ребенок, – заметил Джейсон. – Стерилизуют только после того, как жена сдаст талон на первого и единственного ребенка. Но на одного они имеют право. И он охраняется миллионами законов.

– Двое взрослых, один ребенок, – произнес клерк. – С каждым поколением черное население уменьшается вдвое.

Вымирает. Заслуга принадлежит Тидману. Он прекрасно разрешил расовую проблему.

– Что-то нужно было делать, – проворчал Джейсон, вглядываясь в дорогу. В любой момент они могли налететь на баррикаду или полицейский патруль. Пока все шло хорошо, но долго ли так может продолжаться?

– Мы почти приехали, – откликнулся клерк. Повернувшись к Джейсону, он добавил:

– Мне не нравятся ваши расистские взгляды. Даже если вы платите мне пятьсот долларов.

– На мой век черномазых хватит, – сказал Джейсон.

– А когда умрет последний?

– Я не буду вам отвечать, вы все равно читаете мои мысли.

– О боже, – вздохнул клерк и уставился на дорогу. Машина резко свернула направо и теперь ехала по узкой улочке, с обеих сторон которой тянулись запертые деревянные двери.

– Что за этими дверьми? – спросил Джейсон.

– Люди. Такие же, как вы. Они не могут выйти на улицу. В одном они от вас отличаются – у них нет пятисот долларов… да и многого другого, если я правильно читаю ваши мысли.

– Документы обойдутся мне недешево, – проворчал Джейсон. – Может, придется отдать все, что у меня есть.

– Лишнего она с вас не возьмет, – сказал клерк, останавливаясь у тротуара.

Джейсон выглянул в окно. Рядом был заброшенный ресторан с выбитыми окнами. Внутри совершенно темно. Это место вызвало у него отвращение, но, судя по всему, именно сюда они и ехали. Придется терпеть, выбора у него нет.

К тому же они не напоролись ни на одну баррикаду или контрольный пункт. Клерк выбрал правильную дорогу. Так что жаловаться пока не приходится.

Они вылезли из машины и подошли к болтающейся на петлях сломанной двери ресторана. Никто не проронил ни слова, оба внимательно смотрели под ноги, чтобы не наступить на гвозди, торчащие из набросанной перед окнами фанеры. Джейсон догадался, что подобным образом хозяева защищали подход к окнам.

– Держитесь, – произнес клерк, протягивая в темноте руку Джейсону. – Здесь ничего не видно, но я знаю, как можно пройти. Свет в этом районе отключили три года назад. Пытаются выжить людей, чтобы сжечь дома. Большинство, правда, остались, – добавил он после небольшой паузы.

Влажная холодная рука клерка тащила Джейсона через нагромождение столов и стульев, многие из которых были перевернуты, во все стороны торчали затянутые грязной паутиной ножки. Наконец они уткнулись в черную неподвижную стену. Клерк выпустил его руку и принялся шарить по стене.

– Открыть я не могу, – пояснил он. – Открыть можно только с другой стороны. Я пытаюсь дать сигнал, что мы здесь.

Неожиданно часть стены со скрежетом отошла в сторону. Как Джейсон ни таращился, он ничего не увидел, кроме новой темноты. И запустения.

– Переступайте, – произнес клерк и снова протянул руку. Спустя мгновение стена с тем же скрежетом сомкнулась за ними.

Зажегся свет. Джейсон непроизвольно зажмурился и прикрыл глаза рукой. Потом осторожно осмотрел помещение.

Оно оказалось небольшим. Между тем он увидел несколько сложных и весьма специализированных приборов. У дальней стены стоял верстак. Сотни инструментов были аккуратно закреплены на стенах. Под верстаком стояли несколько картонных коробок; в них скорее всего, хранилась бумага. Рядом находился небольшой печатный станок, работающий от генератора.

Девушка сидела на высоком стуле и вручную набирала строку на печатном станке. Джейсон обратил внимание на длинные белесые волосы, ниспадающие на простенькую рубашку. Она носила джинсы, удивительно маленькие ноги были босы. Ему показалось, что девушке не больше пятнадцати или шестнадцати лет. Грудь почти не просматривалась, зато ноги были красивые и длинные. Джейсон это любил. Девушка совсем не пользовалась косметикой, отчего ее черты казались бледными и приглушенными.

– Привет, – улыбнулась она.

– Я пошел, – сказал клерк. – Постараюсь не потратить пятьсот долларов в одном месте. – Он нажал на кнопку, и часть стены снова сдвинулась в сторону. При этом свет в комнате погас, и все погрузилось в кромешную тьму.

– Меня зовут Кэти, – произнесла девушка со своего стула.

– А меня Джейсон, – ответил он. Стена вернулась на место, снова зажегся свет.

А она красива, подумал Джейсон. Только какая-то невыразительная. Как будто ей на все наплевать. Апатия? Нет. Просто стесняется, вот в чем дело.

– Вы заплатили пятьсот долларов за то, чтобы вас сюда привели? – спросила она, с любопытством глядя на Джейсона. Ему показалось, что она оценивает его внешний вид.

– Обычно я не хожу в таком мятом костюме, – проворчал он.

– У вас очень красивый костюм. Это шелк?

– Да.

– Вы студент? – спросила девушка, продолжая его разглядывать. – Нет, – покачала она головой, – от жизни под землей ваша кожа стала бы серой и одутловатой. Остается другое.

– Что я преступник, – сказал Джейсон. – Пытаюсь сменить обличье, пока меня не схватила полиция.

– В самом деле? – спросила она без всякого беспокойства. Вопрос прозвучал просто и обыденно.

– Нет. – Джейсон решил не вдаваться в подробности. Может быть, позже.

– Говорят, среди нацгвардейцев много роботов. На них постоянно надеты противогазы, так что разобрать невозможно.

– Я их ненавижу. И даже не приглядываюсь.

– Какое удостоверение вам нужно? – спросила девушка. – Водительские права? Пропуск для полиции? Справка о работе?

– Все, – ответил Джейсон. – И еще карточка члена союза музыкантов.

– Так вы музыкант? – На этот раз она посмотрела на него с искренним любопытством.

– Вокалист. У меня часовая развлекательная программа на телевидении. Каждый вторник в девять вечера. Может быть, видели? Шоу Джейсона Тавернера.

– У меня давно нет телевизора, – сказала девушка. – Так что я вас не узнала. Интересная у вас работа?

– Бывает. Приходится встречаться со звездами шоу-бизнеса. Если вам это нравится, тогда все в порядке. На самом деле это такие же люди, как и все. Со своими страхами. Они далеко не совершенны. Многие смешны. Как перед камерой, так и в жизни.

– Мой муж всегда говорил, что у меня нет чувства юмора, – промолвила девушка. – Ему все казалось смешным. Даже то, что его призвали в нацгвардию.

– Он продолжал смеяться, когда отслужил?

– Он не отслужил. Погиб в стычке со студентами. Но они не виноваты. Пристрелил его свой гвардеец.

– Во сколько мне обойдется полный комплект документов? – спросил Джейсон. – Скажите сразу, пока вы не принялись за дело.

– Я беру с человека столько, сколько он может заплатить, – ответила девушка, снова принимаясь за набор. – С вас я возьму много, потому что вы богаты. На вас дорогой костюм, кроме того, вы дали Эдди пятьсот долларов только за то, что он вас сюда привел. Или я не права? – Она взглянула на Джейсона. – Скажите.

– У меня при себе пять тысяч долларов. Вернее, на пятьсот меньше. Я знаменитый на весь мир артист. Помимо своего шоу я месяц в году работаю в «Сэндз». Я посещаю самые дорогие клубы, если есть время.

– Ух ты! – воскликнула Кэти. – Жаль, что я про вас не слышала. Вот бы я удивилась, когда вы пришли!

Джейсон рассмеялся.

– Я глупость сказала? – потупилась Кэти.

– Нет, – улыбнулся Джейсон. – Сколько вам лет?

– Девятнадцать. У меня день рождения в декабре, так что мне почти двадцать. А вы бы мне сколько дали?

– Не больше шестнадцати.

Она по-детски скривила ротик.

– Все так говорят. Это потому, что у меня нет груди. Была бы грудь, мне бы давали двадцать один. А вам сколько? – Она пристально посмотрела на Джейсона. – Думаю, около пятидесяти.

Джейсона охватила ярость. И отчаяние.

– Похоже, я вас обидела.

– Мне сорок два года, – сдавленно произнес он.

– Ну и какая разница? – удивилась она. – Для меня что…

– Давайте займемся делом, – перебил девушку Джейсон. – Дайте мне ручку и бумагу. Я напишу, что мне надо. Какие документы, с какими данными. Я хочу, чтобы все было сделано как положено. Так что уж постарайтесь.

– Я вас огорчила, – покачала головой Кэти. – Когда сказала, что вам пятьдесят. Знаете, если приглядеться, вам не дашь пятидесяти. Лет тридцать, не больше. – Она протянула ему ручку и бумагу и смущенно улыбнулась.

– Да ладно, – отмахнулся Джейсон и потрепал ее по плечу.

– Я не люблю, когда меня трогают, – сказала она, отстраняясь.

Как фавн в лесу, подумал Джейсон. Странно, она боится, что ее погладят, а сама занимается изготовлением фальшивых документов. За такое преступление дают двадцать лет тюрьмы. Может, никто ей не говорил, что это противозаконно? Может, она действительно этого не знает?

Возле противоположной стены он заметил что-то яркое и, подойдя ближе, разглядел средневековый манускрипт. Вернее, страницу из него. Джейсон много читал о подобных рукописях, но видеть их ему до сих пор не приходилось.

– Ценная вещь? – поинтересовался он.

– Если бы была настоящей, стоила бы не меньше сотни долларов, – ответила Кэти. – Но это подделка. Я сделала ее несколько лет назад, когда оканчивала Североамериканское авиационное училище. Пришлось десять раз копировать оригинал, прежде чем у меня получилось. Я люблю хорошую каллиграфию. С самого детства. Может быть, это у меня от отца. Он был дизайнером. Рисовал обложки для книг.

– Прошла бы такая подделка в музее? – Какое-то время Кэти пристально смотрела на него. Потом утвердительно кивнула.

– А бумага? Неужели бы они не догадались?

– Это пергамент. Такой же старинный. Так подделывают марки. Берется старая ненужная марка, стирается рисунок и… – Она замолчала. – Вы, кажется, хотите, чтобы я быстрее сделала вам документы…

– Да, – сказал Джейсон и протянул ей клочок бумаги, на котором записал все данные. Самое главное, документы, по которым можно проходить контрольные пункты после комендантского часа. С отпечатками пальцев, топографическими подписями и фотографиями, с ограниченным сроком годности. Через три месяца все придется переделывать заново.

– Две тысячи долларов, – сказала Кэти, изучив листок.

Джейсону хотелось спросить, можно ли с ней переспать за эти деньги. Вслух, однако, он произнес:

– Сколько времени это у вас займет? Несколько часов? Дней? И если дней, то где я…

– Часов, – сказала Кэти.

Он испытал прилив облегчения.

– Садитесь, будете меня развлекать. – Она показала на стоящий в стороне треногий стул. – Расскажите о своей карьере артиста. О том, какой вы знаменитый. Страшно даже представить, по скольким телам вам пришлось пройтись, прежде чем вы добрались до таких вершин. Вы ведь добрались до вершины?

– Да, только по телам я не шел. Это миф. Все зависит от того, как вы работаете, а не от того, как вы поступаете с другими, будь они ваши начальники или подчиненные. В этом деле ничто не дается легко. Если человек привык прохлаждаться, ему никогда не подписать контракта с Эн-би-си или Си-би-эс. Там сидят крутые, опытные бизнесмены. Особенно в отделах А и Р – артистов и репертуара. Это там решают, с кем будет подписан контракт. А без контракта на записи не выйдешь на национальный уровень. Конечно, можно петь и в ночных клубах, однако…

– Вот ваше водительское удостоверение, – перебила его Кэти и осторожно протянула маленькую черную карточку. – А я перехожу к военному билету. Это немного сложнее, потому что нужны фотографии анфас и в профиль, но их можно сделать здесь. – Она показала на белый экран, перед которым стояла тренога с фотокамерой. Тут же находилась огромная лампа.

– У вас есть все необходимое, – заметил Джейсон, устраиваясь напротив белого экрана. За свою жизнь ему пришлось немало позировать перед камерой, и он прекрасно знал, какое надо принимать выражение и как держаться. На этот раз, однако, он сделал что-то не так. Кэти критически оглядела Джейсона и поморщилась.

– Чего вы так напыжились? Сияете, как новогодняя елка.

– Привычка, – проворчал Джейсон. – Восемь на десять, в глянце…

– Нет, нет! – воскликнула Кэти. – Это совсем другое. Эти фотографии нужны, чтобы уберечь вас от концлагеря. Не улыбайтесь.

Джейсон нахмурился.

– Вот, уже лучше, – сказала Кэти. Она вытащила фотографии из камеры и отнесла их на рабочий столик, осторожно помахивая, чтобы они быстрее высохли. – Из-за дурацкой трехмерной анимации, которую вставили на военный билет, мне пришлось покупать камеру за тысячу долларов. Кроме анимации, на ней ничего делать нельзя. Но без нее мне не обойтись. – Девушка взглянула на Джейсона. – Так что придется вам раскошелиться.