Собака снова человек!

– Всё в жизни течет, всё меняется – изменился и я. Прошлое переписать нельзя, зато можно и должно изменить свое будущее. Не пристало колдуну моего уровня вести себя словно малолетка. Пора подумать о том, как начать новую, здоровую, правильную жизнь, с чистого листа.

Тьфу на меня, ну и пакостей я тут наговорил. Как только язык смог выговорить эти жуткие слова, не имеющие ничего общего с моей сущностью! Только бы вернуть свое тело, а там уж постараюсь разобраться с этой напастью. Если надо, обращусь к Серогору за помощью. Он даже самую редкую хворь выгнать может (кроме похмелья, конечно), небось не откажет в такой малости лучшему ученику.

– Эка тебя торкнуло, – испуганно выдала Матрена, помолчала, а затем, вздохнув, сказала: – Надеюсь, когда ты со своими делами разберешься, опять станешь человеком. А то от твоего бреда уши вянут!

Да, Матрешенька моя ненаглядная, да. У меня и у самого они вянут!

– Он и сейчас иногда становится нормальным… – протянула Селистена. – Только когда его блохи кусают.

Хозяюшка, услышав такой диагноз, с надеждой уставилась на меня.

– Ну так в чем же дело? Пусть они тебя укусят, а то я уже этого нового Даромира бояться стала.

– А проблема в том, что блох у Золотухи оказалось очень мало, и часто кусать Даромира они отказываются.

Подтверждая слова Селистены, я лихорадочно закивал.

– Так пусть Шарик поделится.

– У него нет блох, – фыркнула рыжая, – уж за этим я лично слежу.

– Ну тогда пусть стрельнет у какого-нибудь бродячего пса, – не унималась Матрена. – Да что это за Даромир, коли он ничего не ест и не пьет?

– Почему ничего? – не удержался я. – Мне творог, например, очень понравился и каши тоже.

Матрена смотрела на меня взглядом, полным ужаса.

– А пью я очень даже много, – продолжил я и после некоторой паузы добавил: – Молоко.

Сказал и прикусил язык, причем на этот раз не в переносном, а исключительно в прямом смысле. Незачем так пугать хороших людей, да и сам от такого поворота жизненного кредо скоро начну заикаться.

– Такого парня загубили, – только и смогла вымолвить хозяюшка и в полном изнеможении опустилась на скамью.

– Может, отойдет еще? – с робкой надеждой в голосе вставила словечко Селистена.

– Будем надеяться.

Отойду, обязательно отойду! Я ведь думаю-то правильно, по-даромировски, только вот сказать и сделать ничего не могу. Хочу выдать что-нибудь банальное навроде: «Положи-ка мне еще пару кусочков жареной телятины и пяток куриных крылышек». Или так: «Матрена, ты поставь сразу на стол ковши, а то стаканами пить медовуху в моем возрасте уже несолидно». А получается вся та лабуда, что я выдал до этого.

Да к тому же этот лохматый тип, друг человека, то и дело бросает на меня такие томные взгляды, что становится не по себе. Ой, хочу быть человеком. Хочу есть, пить и сам смотреть так выразительно на мою благоверную!

Наверное, мы бы и дальше продолжали обсуждать возникшие у меня проблемы, но нас бесцеремонно прервали ударом сапога в дубовую дверь. Матрена проворно вскочила, с твердым намерением покарать могучей рукой нахалов, но тут нашему взору предстали Фрол с Федором собственными растрепанными персонами. Как обычно, братья были многословны:

– Ну, ребята, вы и наворотили дел!

– Нельзя так с государственными людьми!

– Они же не виноваты!

– А приказ есть приказ.

– Да и на княгиню вы зря бочку катите.

– Даромир, ты же ее видел.

– Ох и хороша у нас княгиня.

– А вы на нее баб натравили.

– Матрена, налей по чарочке, а то в горле пересохло.

– Лучше по ковшичку, а то пересохло сильно.

В своем нынешнем состоянии прервать речь братьев я не имел никакой возможности. Зато Матрена, напрочь лишенная комплексов, в момент успокоила молодцов:

– А ну цыц!

Как и следовало ожидать, короткая, но очень выразительная речь хозяйки была услышана. Ратники тут же замолчали, резво заперли дверь на внушительный засов и, не дожидаясь приглашения, плюхнулись на скамью.

– А теперь медленно и по очереди, – тоном, не терпящим возражения, молвила Матрена. – Что в городе творится? Откуда узнали, что Даромир с Селистеной здесь? – В углу раздалось недовольное рычание, и хозяйка тут же поправилась: – И с Шариком. И, наконец, зачем дверь заперли?

– Так мы и говорим!

– В городе полный атас!

– Мы со всех…

Договорить братьям Матрена не дала.

– Я сказала – по очереди! – рявкнула хозяйка. – Отвечай ты, Федор, и по порядку.

Услышав такое, Фрол фыркнул и смешно надул щеки. В знак того, что он обиделся. Уже неплохо зная ребят, я могу дать правую лапу на отсечение, что он не пробудет в этом состоянии и минуты. Я лично давно перестал различать братьев. И не то чтобы они были очень уж похожими, просто одного немыслимо было отделить от другого. Они плотно слились в одну веселую, громкую, честную массу под названием Фрол с Федором.

– Может, вначале по ковшичку? – робко испросил детинушка, прежде чем начать свой рассказ.

Вот счастливый человек, а я ничего, кроме молока, в себя влить не могу. Ну ладно, хоть за ратников порадуюсь. Как оказалось, радовался я рановато.

– Вначале дело, медовуха потом, – отрезала Матрена. – Так откуда вы про Селистену с собаками узнали?

Такое уничижительное отношение к братьям нашим меньшим мне было слышать обидно, но качать права сейчас я посчитал лишним.

– Так это всё Кузьминична, – пояснил ратник. – Как только вы, Селистена Антиповна, вместе с Шариком и Даромиром со двора отбыли, она за вами и послала, так сказать, для подстраховки. Шли мы за вами, видели, что на базаре учудили, а уж потом, как вы сбежали, бросились следом.

– Не сбежали, а отступили, – поправил я.

Во дает Кузьминична, ну голова! Знала, как братьев на крючок подцепить. Вообще-то мы с ней решили, что посвящать их в наши планы рискованно, ведь, помимо всех несомненных достоинств, ребята обладают одним недостатком – они еще и мужчины. А это в нашем конкретном случае весьма существенно, так как они тоже находятся под чарами ведьмы.

Совсем другое дело – дать тайное задание, чтобы уберечь обожаемую хозяйку и вашего покорного слугу в собачьем обличье (наверняка тогда она и рассказала им про мою очередную смену обличья). Тут чувство долга явно взяло верх, и братья при первой же опасности пришли нам на помощь и будут защищать нас до последней капли крови. Хотя надо еще разобраться, что это за опасность, – насколько я знаю, нашей интересной компании грозит их не меньше десятка. Именно к этому вопросу и перешла Матрена.

– Ну, в общем, всё ясно, – почесывая затылок пудовой пятерней, задумчиво пробурчала она. – А дверь-то на кой заперли? У меня не благотворительная лавочка, и убытки я терпеть не намерена.

– Так ратники Демьяна уже дом оцепили, – совершенно будничным голосом сообщил Федор. – Сейчас своего командира дождутся и на штурм пойдут. Матрена, может, пока не началось, по ковшичку, так сказать, для храбрости?

– Ведь биться-то будем не щадя живота своего, – не выдержал и включился в разговор Фрол.

– Ни тем более чужого, – деликатно добавил Федор.

Матрена от такой перспективы опешила и только махнула братьям на двери кладовой, мол, сами нальете. Опасаясь, как бы хозяйка не передумала, ребята под сопровождением моего завистливого взгляда быстро рванули в кладовую. Что-то мне подсказывало, что Матрена поступила несколько легкомысленно. И одним ковшичком тут не обойдется. Понятие «для храбрости» у Фрола с Федором весьма растяжимое.

Ох, как же я хотел хоть на минуточку оказаться с ними… Но нет, не могу, на мне сейчас такая ответственность, да и, по мнению некоторых ученых мужей, хмель отрицательно влияет на мозги. Вот встречу как-нибудь хоть одного такого ученого умника и покусаю, чтобы впредь неповадно было легкомысленные заявления делать.

Ладно, раз нельзя по ковшичку, придется думать, как бы избежать драки. Ведь простое мордобитие еще никогда не решало сути проблемы, да и синяки на теле смотрятся не очень прилично, другое дело шрам на…

Эх, ну почему я не человек, ну или в крайнем случае не Шарик? Ох я и расписал бы этих умников под хохлому.

– Матрена, время дорого, в доме есть черный ход?

– Есть, – обрадовала женщина-гора. – Но он наверняка тоже перекрыт. И как это ты, дружище, умудрился за собой «хвост» привести?

– Хвост? – не понял я и на всякий случай проверил его наличие. – А чего его вести? Он и так неплохо держится.

– Ясно, – обреченно застонала Матрена. – Уж лучше бы тебя быстрее блоха укусила, а то ты больно туго соображать стал.

– Если ты думаешь, что я против, так глубоко ошибаешься, – бросил я, и тут… (о, боги опять смилостивились надо мной!) я получил заветный укус. Никогда бы не подумал, что попаду в такую зависимость от противных паразитов. Ох и нелегкая же судьба у нас, у колдунов!

– Ты как, очухался? – с надеждой в голосе пробасила Матрена.

– Да, – быстро ответил я. – Сейчас всё будет в порядке. .Значит, так, ты, Селистена, немедленно приносишь мне полный ковш медовухи, а ты…

– А не слишком ли ты много на себя берешь?! Я тебе еще не жена, а ты уже мной так помыкаешь!

– Не слишком, любимая, – хмыкнул я, лукаво подмигнув ей своим голубым глазом. – И то ввиду исключительности сложившейся ситуации. Так что, пока у меня не закончился запал, мне просто необходимо небезызвестное горючее, а то от этого молока я скоро просто взбешусь.

Не знаю, то ли сказал я очень убедительно, то ли опять не подвело мое непревзойденное обаяние, но моя мелкая, недовольно ворча, всё-таки отправилась в заветную кладовую.

– Обещаю: как только я стану человеком и мы поженимся, буду приносить тебе каждое утро в постель компот, – решил подбодрить я рыжую.

– Зачем? – не поняла Селистена.

– Не знаю, – искренне признался я. – Но мне кажется, что это красиво и наверняка тебе понравится.

Моя невестушка только хмыкнула и подарила мне одну из тех своих улыбок, после которых у меня по телу начинали бегать толпы возбужденных мурашек.

– Скажите какие телячьи нежности, – мечтательно протянула Матрена. – И придумал же, компот утром, да еще в кровать… Ах, как это романтично.

– А, ерунда, у меня вообще куча разных талантов, – отозвался я. – Но не о том нам сейчас думать надо. Если ты позабыла, то я посмею тебе напомнить, что с минуту на минуту дюжина молодцев примется штурмовать твой трактир.

– Ну и пес с ними, – нехотя отозвалась Матрена каким-то расслабленным голосом. – Двери у меня крепкие, из мореного дуба, да к тому же еще железом обитые, так что пусть себе кулаки да ноги ломают.

Эх, Матрена, Матрена, и ты туда же. У меня времени в обрез, а она так меня подводит. И что, скажите на милость, романтичного в том, чтобы подавать утром прямо в постель стакан холодного компота? Ну ни капли романтики, вот если бы, скажем, какой-нибудь вкусный отвар или вообще заграничное питье, тогда да, пожалуй, с некоторой натяжкой на романтику потянет.

Однако времени на дискуссию по данной теме катастрофически не хватало.

– Кулаки выдержат, говоришь?

– Ну да.

– А таран?

– Таран? – переспросила хозяйка трактира уже с тревогой. – Таран вряд ли.

– А если они петуха красного подпустят? – не унимался я, всячески пытаясь вывести Матрену из вредного на этом этапе состояния. Судя по тому, как от гнева покраснела хозяюшка, мне это удалось. Уж что-что, а выводить человека из себя у меня получается просто великолепно. Конечно, при условии, что в этот момент я остаюсь человеком.

– Да я им за такое руки вырву! – взревела наконец женщина-гора. – По самые уши.

– Хорошая мысль, – подхватил я нужную нить разговора. – Но пока несвоевременная. Понимаешь, ну не готов я сейчас со всей Сантаниной ратью в открытую борьбу вступать, тем более в городе. Здесь она большую силу имеет. Давай лучше ты поможешь нам отсюда незаметненько выбраться, а сама пустишь стражу и скажешь, что это мы на тебя напали и заставили нам помогать.

– Заставили? – хмыкнула хозяюшка и продемонстрировала свой кулак.

– Ну заколдовали, какая разница, – выкрутился я. – Так, значит, черным ходом воспользоваться не удастся?

– Вряд ли. Да к тому же он не такой уж и черный, просто выводит на соседнюю улицу.

Наконец-то Селистена принесла солидную плошку медовухи. Чтобы не тратить времени даром и для поднятия духа, я принялся уничтожать ее содержимое.

Что мне особенно нравится в собаках, так это огромный язык. Я вообще до сих пор смутно понимаю, как он может поместиться во рту. Вместительность собачьего языка (при его рациональном использовании, конечно) значительно превышает размер самой большой ложки. Да что там ложки, он вполне поспорит с половником! Так вот именно с помощью языка я и отправил в мое исстрадавшееся тело этот божественный напиток. Кто бы знал, как за это время я истосковался по нему!

– Слушай, Матрен, а с соседями у тебя стены общие? – выдал я новую мысль, лишь только получил положенную порцию медового блаженства.

– В каком это смысле? – насторожилась Матрена.

– Ну, в смысле, может, я немного колдану, разметаю стеночку, и мы проскочим к соседям? По-любому, через них уйти будет проще.

Неожиданно для меня Едрена-Матрена зарделась словно маков цвет. Интересно, что это могло повергнуть железную бабу в такое вот состояние?

– Есть у меня соседи, – наконец созналась Матрена и покраснела еще больше.

Тут в дверь настойчиво забарабанили, – похоже, началось. Мой замечательный звоночек опасности звякнул в моей голове. Значит, время пока есть, однако лучше поспешить.

– Ну так что? – нетерпеливо спросил я хозяйку трактира.

Женщина-гора еще немного посомневалась, но, услышав особенно могучий удар в дверь, махнула рукой и решительно сказала:

– Да ладно, чего уж там, пошли.

Чего было «ладно там», я не понял, но в одно мгновение вся наша разношерстная компания рванула со всех ног и лап (у кого что было) за Матреной по лестнице на второй этаж. Уже выбегая из общего зала, я вспомнил о братьях:

– Эй, ребята, завязывайте там с медовухой, дело пахнет жареным!

Вместо ответа я услышал пьяное мычание из-за приоткрытой двери в кладовую. Время катастрофически убывало, но, предчувствуя неладное, я был вынужден задержаться.

Да, пожалуй, всё-таки зря Матрена разрешила братьям самим обслужить себя. Видимо, ребята не устояли перед соблазном и успели хлопнуть явно не по одному ковшичку.

– Значит, так! – рявкнул я на Фрола с Федором, возвращая их к жизни. – Руки в ноги, и за мной. И учтите, если вы от нас отстанете, то по прибытии домой я расскажу Кузьминичне, что вы нас бросили в трудную минуту. Надеюсь, вы понимаете, что она с вами сделает?

Судя по тому, как блуждающие улыбки в момент исчезли с лиц братьев, я, как обычно, попал в точку.

Попасть под руку разъяренной няньки они явно не хотели.

Далее братья развили такую скорость, что даже я на своих четырех лапах смог догнать их лишь тогда, когда они остановились у огромного (а у Матрены все было огромное) платяного шкафа.

– Ну и что это? – не понял я.

– Проша, – ласково проговорила хозяйка трактира и любовно погладила дверцу шкафа.

Так, мне еще только сумасшествия не хватало в такой момент.

– Ты что, рехнулась? Какой еще Проша? Это же шкаф!

– Это любовь, – сверкнула на меня глазом Матрена и толкнула дверцу.

Оказалось, рановато я записал Матрену в сумасшедшие. Шкаф был абсолютно пустой, а вместо задней стенки обнаружилась еще одна дверь.

– Ну ты даешь! – присвистывая от удивления пополам с восхищением, заметил я. – А там, как я понимаю, Проша?

– А что я, не женщина, что ли? – пробасила хозяйка и уперла пудовые кулаки в мощные бока.

– Конечно, женщина! – ответили мы все хором.

– Ну раз так, за мной! – скомандовала Матрена и первой бросилась в хитрый лаз.

Мы попали в небольшую комнатушку, сплошь заставленную какими-то ящиками и бочонками. Матрена не задержалась тут ни на мгновение и привычным движением руки отворила маленькую дверцу. А еще через минуту все мы смогли лицезреть ее любовь. Эта самая любовь при виде своей ненаглядной тут же повисла у нее на шее. Ответные объятия оказались такие страстные и мощные, что я всерьез озаботился здоровьем Проши.

Сам Проша – маленький, сухенький мужичок в белом переднике, весь перемазанный мукой, – явно был пекарем.

– Прошенька мой, – томно прошептала Матрена, похрустывая косточками своего обожаемого.

– Матрешенька моя, – не менее страстно ответил он.

– Кхе, кхе, – скромно напомнил я о нашем присутствии и немедленно получил подзатыльник от Селистены.

– За что?! – обиделся я.

– Не мешай им!

– Да ты что? Нам бежать надо!

– Успеем, – отрезала рыжая и с умилением уставилась на страстную пару.

Слава богам, совесть проснулась у самой Матрены, и она с явной неохотой отцепила от себя своего кондитера и аккуратно поставила его на пол. Он оказался немного помят, но тем не менее вполне цел.

– Матрена, нам пора, – опять влез я и снова схлопотал от романтически настроенной невесты.

– Собака говорит?! – открыл от удивления рот Проша.

– Это Даромир, я тебе о нем рассказывала, – быстренько представила меня хозяйка, и я кивнул лохматой головой. – Это Селистена, а это Шарик, я тебе о них тоже рассказывала.

В этот момент в комнату ввалились Фрол с Федором.

– Ну а этих пьяных обалдуев ты наверняка и так знаешь.

– Очень приятно, Прохор, – буркнул кондитер. Братья не сразу поняли, что происходит, а когда поняли – завелись:

– Ну, Проша!

– Ну, Матрена!

– Ну и конспираторы!

– Кто бы мог подумать!

На этот раз Матрена успокоила братьев уже не словами, а делом. Те в момент заткнулись, прижимая руками распухавшие на глазах уши. Что ни говори, а под удар Матрены я попасть бы не хотел.

Вдруг весь дом затрясся от мощного удара, – видимо, ратники приволокли таран.

– Что это? – испуганно вздрогнув, спросил пекарь.

– Долго рассказывать, Проня. Ты поможешь нам отсюда выбраться?

– Конечно! – ни секунды не раздумывая, согласился Прохор и, скинув фартук, бросился бегом по коридору. Как водится, вся наша компания последовала за ним.

Вот нравятся мне такие люди. Ни тебе дурацких вопросов, ни не менее дурацких истерик, всё коротко и ясно. Надо выбраться – пожалуйста, а уж потом можно разобраться – что, зачем и почему.

Надо признать, что Матренин полюбовник уж постарался, причем вывел нас даже не через свой дом, а через какой-то длинный подвал. В результате мы оказались в квартале от трактира Едрены-Матрены, на вполне тихой улочке.

На свободе, вместо того чтобы проститься с нами, хозяйка принялась прощаться со своим благоверным:

– Смотри тут! Ты меня знаешь, если узнаю, что без меня к Нюрке-торговке бегал, то лучше утопись сам.

– Конечно, мой птенчик! – не стал возражать Проша и, ловко подпрыгнув, умудрился запечатлеть на мощном челе страстный поцелуй.

– Стой спокойно, когда я с тобой разговариваю! – осадила его Матрена. – Когда закончу, сама поцелую.

– Хорошо, рыбонька моя.

– На чем это я остановилась? Ах да, стало быть, лучше сам утопишься.

– Конечно, ягодка моя.

– За хозяйством моим присмотри. Эти головорезы наверняка дверь сломают, так поставь новую. Да смотри не скупись, закажи хорошую.

– Будет сделано!

– Ну вроде всё, – поскрипев напоследок мозгами, выдала хозяйка, – прощевай, что ли?

С этими словами Матрена бережно приподняла своего мужичка и поцеловала его с таким жаром, что Фрол с Федором аж присвистнули от восторга. Правда, предварительно отойдя на солидное расстояние и на всякий случай прикрыв уши.

Всё на белом свете рано или поздно кончается. Кончились и эти пламенные объятия. Проша кивнул нам и скрылся в подвале.

– Ну, ребята, пошли, что ли? – как ни в чем не бывало сказала хозяюшка трактира.

– Матрена, погоди, – остановила ее Селистена, опираясь на мой посох. – Тебе не кажется, что ты должна вернуться?

– Не кажется. И потом, я никому ничего не должна.

– Возвращайся, – не остался в стороне и я, чувствуя, что укушенное время подходит к концу. – Они ведь трактир разнесут.

– Не разнесут, – отмахнулась Матрена. – У меня там всё крепкое. Да и поостерегутся, чай, меня в городе каждый знает, не захотят по сопатке схлопотать по моем возвращении.

«Пожалуй, действительно побоятся», – мелькнуло у меня в голове. Но сдаваться я не собирался.

– Ну скажи на милость, за-ради чего ты хочешь бросить хозяйство и отправиться в опасный путь?

Ответила она не сразу. Вначале огляделась вокруг, потом вздохнула и уже после этого заговорила:

– Да засиделась я что-то в городе, скучно мне стало. Захотелось перед уходом на покой вспомнить былые годы и тряхнуть стариной.

Вообще-то в том, что Матрена не всю жизнь была хозяйкой трактира, пусть и самого лучшего, я и не сомневался. Уж больно у нее вольная душа, а такую не запереть в четырех стенах.

– Матрешенька, ты не думай, мы и без твоей помощи справимся.

– Не справитесь.

– Это почему же? – возмутился я.

– Ну для начала, потому что ты сейчас не в самой лучшей своей форме из-за этого твоего рыжего чудовища.

Селистенка по привычке решила было возмутиться, но вовремя вспомнила о Золотухе и передумала.

– А потом, стража наверняка перекрыла все выходы из города, так что без меня вам точно не обойтись.

Раздумывал я не больше мгновения. В конце концов, кто я такой, чтобы запрещать хорошему человеку ввязаться в захватывающее приключение? Она взрослая, даже скажем чересчур взрослая, так что вполне может решать сама. Пусть ее Проша останавливает.

Так что когда моя новая сущность, уже практически вырвавшаяся на свободу, попыталась вставить свое слово и решительно отказать Матрене, я собрал всю свою волю в кулак и из последних сил молвил:

– Ладно, будь по-твоему. И что ты предлагаешь?

Женщина-гора, вмиг повеселев, вместо ответа махнула рукой, и наш новый план действий мы слушали уже на ходу. Судя по всему, вызванные нами беспорядки прокатились по всему городу, поэтому народу на улице практически не было. Бабы отводили душу в центре города, а мужики притаились по домам, чтобы не попасть под руку праведного гнева.

– Все городские ворота наверняка перекрыты. Будем выбираться по реке.

– Вплавь, что ли? – с опаской спросил Фрол и схлопотал несильную затрещину.

– Не перебивай старших. На ладье, дурень!

– А ладью откуда возьмем? – не выдержал и вмешался Федор, сполна получив и свою долю.

– Угоним, откуда еще?

Я, наученный горьким опытом братьев, промолчал. Вся моя сущность уже вернулась в миролюбивое состояние кормящей матери, так что я вообще слабо понимал, куда и, главное, зачем мы несемся по узким улочкам Кипеж-града. Не лучше было бы пойти в княжеский дворец и попытаться договориться с Сантаной мирным способом. Она же женщина, должна понять, что поступает нехорошо.

– А если на пирсе не будет ни одной купеческой ладьи? – после некоторой паузы наконец задала свой законный вопрос Селистена, справедливо полагая, что ей физическое наказание не грозит.

– Так нам и не нужны купеческие лоханки, – хмыкнула Матрена, с трудом вписываясь в очередной поворот, – мы угоним княжескую ладью.

От неожиданности я даже споткнулся, и если бы не верное, крепкое плечо Шарика, то наверняка растянулся бы в пыли. Эх, повезло Золотухе, какого заботливого кобеля себе отхватила!

– Слушай, а не слишком ли это лихо? – высказал общие сомнения я, когда восстановил сбитое дыхание.

– Уж чья бы собака рычала, а твоя молчала! Сам-то хорош – пробрался во дворец, нанес личное оскорбление княгине, нагло бежал, спровоцировал в городе беспорядки, оказал сопротивление ратникам при исполнении обязанностей, а теперь о такой мелочи задумывается.

О боги, неужели и вправду всё так плохо? Наверное, Матрена всё-таки немного преувеличивает. Но, во всяком случае, в одном она права: захват и угон княжеской ладьи не сделает погоды в моем послужном списке. Да и что-то мне подсказывает, что приговор мне уже вынесен Сантаной заочно, и не за все мои шалости, а за созерцание безобидного шрама. Хотя не такой уж он и безобидный, а вполне даже обаятельный. Ох, где же это я слышал про шрам вкупе с зелеными глазами? Нет, не помню.

– «Я увяз, как пчела в сиропе, и не выбраться мне уже, тонкий шрам на прекрасной попе – рваная рана в моей душе…» — еле слышно напел я.

– Еще раз услышу, голову откручу, – спокойненько и абсолютно буднично предупредила Селистена. Оказывается, напел я не очень тихо.

– За любовь к искусству? Не посмеешь.

– Почему же за любовь? – искренне удивилась солнечная. – За то, чтобы не пялился куда не следует.

– Это роковая случайность!

– Да, вполне может стать для тебя роковой, – всё тем же тоном согласилась Селистена, – если хоть раз услышу про этот шрам.