Король-Демон

– Зелен, – шепотом объяснила мне Алегрия, – была одной из моих наставниц.

– И чему она тебя учила?

– Управлять мышцами, – ответила Алегрия, и ее лицо, раскрасневшееся от морозного ветра, стало еще краснее.

– А...

– На долю Зелен выпало большое счастье, и в то же время огромное несчастье, – продолжала Алегрия. – Ее отдали лиджу, принцу, недавно овдовевшему. Они полюбили друг друга, и лидж собрался на ней жениться. Но прежде чем это успело случиться, он погиб на охоте. И Зелен возвратилась сюда.

В течение следующих часов я узнал много интересного. Всего здесь обучались сто – сто пятьдесят девочек и девушек; кроме того, тут жило приблизительно столько же далриад, вернувшихся в монастырь и ставших наставницами. По сути дела, это был женский пансион для избранных. Я видел, как девушек учат правильно говорить, шить, решать математические задачи. В одном классе девочки слушали поэтессу, читавшую свои стихи, а затем обсуждали услышанное, причем в зрелости суждений они ничуть не уступали студентам лучших университетов.

Были и другие классы, в которые меня не пускали, и женщины отказывались объяснить, какие науки в них преподают. Мне удалось украдкой заглянуть в одну такую пустующую комнату. В ней вместо парт стояли кровати, и на каждой лежало чучело обнаженного мужчины с застывшим в готовности естеством. Я сделал вид, что ничего не заметил.

В конце нашего визита мы пили чай из трав со свежевыпеченными булочками в обществе настоятельницы Далриады. Эта женщина лет шестидесяти, сохранившая остатки былой красоты, тем не менее показалась мне излишне строгой и холодной. Судя по всему, она приобрела эти замашки, вернувшись в монастырь от «повелителя», относившегося к тем личностям, кто предпочитает приказы отдавать, а не получать. Собеседницей настоятельница была достаточно интересной, и все же я испытал облегчение, расставшись с ней.

– Значит, вот где ты воспитывалась, – задумчиво произнес я, когда мы выехали за ворота монастыря.

– Да. — Алегрия помолчала. – И что ты думаешь по этому поводу?

– Что я могу думать? – Я оглянулся на мрачные черные стены. – Я бы не хотел там жить, — сказал я, тщательно подбирая слова.

– Да, но у тебя есть выбор, – возразила Алегрия. – У меня же его не было. И, – добавила она, и в голосе ее прозвучала горечь, – существуют места значительно хуже.

– Ты говорила, что попала в монастырь в возрасте семи лет, – сказал я. – У тебя сохранились какие-нибудь воспоминания о том, что было до этого?

– Да, – со злостью произнесла она. – Я помню, что мне постоянно хотелось есть. Помню, что все время мерзла. Помню, как меня били пьяные мужчины, с которыми возвращалась в нашу хибару моя мать. Помню, как она продала меня в Далриаду.

Мне захотелось заключить ее в объятия, но я благоразумно от этого воздержался.

– Теперь ты понимаешь? – спросила Алегрия. Этот риторический вопрос не нуждался в ответе. Всю дорогу обратно мы ехали молча. Я понимал, что судьба всех воспитанниц монастыря схожа с судьбой Алегрии. Все они происходят из беднейших семей, или же родители отвергли их по другим причинам. Я вспомнил, как много лет назад мне, молодому легату, направлявшемуся к первому месту службы, какой-то крестьянин попытался продать свою дочь, высохшее от голода существо, которому не суждено было дожить до десяти лет. Люди часто жалуются на то, какие напасти насылают на них боги, и недоумевают, как те могут быть такими жестокими. Но, задумываясь над тем, как жестоко обходятся сами люди со своими собратьями, в первую очередь с женщинами и вообще с теми, кто слабее, я удивляюсь, почему наши создатели и повелители не позволяют себе творить с нами еще более немыслимые зверства.

К тому времени как мы возвратились в Моритон, к Алегрии вернулась ее обычная беззаботность. Точнее, она снова натянула на себя эту маску. Мое настроение оставалось мрачнее мрачного, но я тоже счел за благо скрывать свои чувства.

Через несколько дней, ко всеобщему изумлению, в Джарру возвратились сотрудники нумантийского посольства. Получив предписание императора, они тотчас же выехали из Ренана и довольно быстро преодолели Кейт. Последние дни Сезона Перемен погода была мягкой, и холода начались только тогда, когда караван вошел в Майсир. Дважды казалось, что его застигнет зима, однако бураны быстро утихали, заморозив дорогу, но не завалив ее снегом. Караван двигался очень быстро.

В одночасье угрюмое, пустынное посольство наполнилось щебетанием женщин и смехом молодых мужчин, что быстро подняло всем настроение. Я отметил, что никто из сотрудников не взял с собой своих детей, – но ни с кем не поделился своими соображениями. Несмотря на то что в воздухе запахло миром, по-прежнему нельзя было сказать что-либо наверняка. А жены дипломатов в проницательности ничуть не уступают своим мужьям.

С не меньшей радостью встречали то, что сотрудники посольства привезли с собой: консервированные нумантийские деликатесы и письма от друзей, завернутые вместо конвертов в информационные листки. Эти листки, в которых содержались новости из дома, хотя и несколько устаревшие, разглаживались и передавались из рук в руки. Здесь, на далекой чужбине, отрадно было узнать, что варанское вино по-прежнему пользуется спросом, что торговцы получили крупный заказ на вахийрские кружева и тому подобное. Я битый час с наслаждением читал эти глупые мелочи, пока мне в руки не попался новый листок.

В нем сообщалось о бракосочетании трибуна Агина Гуила, командующего Первым корпусом Имперской гвардии, и сестры императора Дални. Я решил, что торжественная церемония была очень пышной. Это подтвердил длинный перечень знатных вельмож, присутствовавших на свадьбе. Вдруг мое настроение резко переменилось.

Его императорское величество не только почтил бракосочетание своим присутствием, но и любезно согласился лично совершить официальный обряд. Император смотрелся очень величественно в царственном пурпуре и черной коже. Его величество сопровождала Маран, графиня Аграмонте, одетая в ослепительное зеленое платье с белыми кружевами, чарующая и обворожительная...

Тот безнадежный глупец, кто решает выяснить определенные вещи до конца, в то время как ему следовало бы оставить все в покое, довольствуясь черными сомнениями. И тогда я был именно таким глупцом. (Вполне вероятно, я остаюсь им и по сей день.) После непродолжительных расспросов я выяснил, что один из секретарей лишь совсем недавно был зачислен в штат посольства. Молодой человек, поднявшись по реке из Никеи, присоединился к остальным дипломатам уже в Юрее. Представитель младшей ветви одного из семейств нумантийской аристократии, он должен был заниматься мелкими поручениями посла Боконнока. Я попросил его уделить мне немного времени.

– С удовольствием. Чем могу быть вам полезен, посол Дамастес? – учтиво поинтересовался молодой вышколенный дипломат.

– Речь идет о деле личного характера.

– Сэр, можете говорить, не стесняясь.

– Вероятно, вам известно, что моя жена некоторое время назад подала прошение о разводе?

– Д-да, сэр, известно.

– Вы случайно не знаете, было ли оно удовлетворено? Я ничего об этом не слышал.

– Да, сэр, было. И в кратчайшие сроки. Поскольку вы находились в отсутствии и с вашей стороны не было возражений, суд счел... по крайней мере, так мне кто-то сказал.

– Понятно.

Значит, у меня больше нет никаких прав что-либо требовать от Маран. Наверное, мне не надо было получать подтверждения кое-каких возникших у меня подозрений.

– Насколько я понял, – тем не менее продолжал я, – моя бывшая жена сопровождала императора во время бракосочетания его сестры.

– Да, сэр. Точнее, я так слышал. Я занимаю пока не настолько высокое положение, чтобы быть приглашенным на подобные церемонии. Но один из моих дядьев был в числе приглашенных, и, по его словам, эта связь... я имею в виду бракосочетание принцессы Дални и трибуна Гуила, стала событием года.

Если бы я не слушал так внимательно, то, возможно, не заметил бы небольшой заминки после слова «связь». А может быть, молодой дипломат просто неудачно подобрал слова?

– Из чистого любопытства, – постарался как можно равнодушнее произнести я, – и поскольку я желаю своей бывшей супруге только добра, не могли бы вы мне сказать, часто ли император оказывает ей честь подобными приглашениями?

– Я... если честно, сэр, я не знаю. Перед отъездом из Никеи я почти не следил за светской жизнью. Все свое время я посвящал изучению Майсира и его обычаев.

Если этот молодой человек собирался добиться каких-либо успехов на дипломатическом поприще, ему следовало научиться лгать более искусно.

Поблагодарив, я отпустил его и приказал принести мне все информационные листки. Разложив их в хронологическом порядке, я внимательно прочел разделы светской хроники. Маран присутствовала вместе с императором на званом вечере... на костюмированном балу... и, наконец, отдельное сообщение о том, что Маран, графиня Аграмонте, отменила свои планы на оставшуюся часть года, в том числе отказалась от приглашения на два бала-маскарада, и срочно отправилась в Ирригон, чтобы лично наблюдать за восстановлением родового замка.

Между первым и последним сообщением – почти целый сезон. Достаточное время для того, чтобы Провидец понял, что женщина не забеременела от него, и отослал ее прочь, как до того отослал остальных.

Красный от бессильной ярости, я едва сдерживался. У меня внутри все клокотало, и меня терзали другие вопросы. Неужели эта тварь сознательно так поступила? Не желая думать о худшем, я позволил себе искорку сомнения – Маран всегда идеализировала императора. И после развода у нее не осталось причин не... не встречаться с ним? Или мне все это мерещится? Возможно, но я почему-то так не думал. Может быть, это и не было предательством в чистом виде, но все равно от такого поступка попахивало скверно.

Затем мои мысли переключились на императора. Проклятие, как он мог так со мной поступить? Разве он ничего не понимал? Или ему на все наплевать? Я снова вспомнил знаменитое изречение: «Короли могут делать то, о чем простые смертные только мечтают». Однако сейчас оно не принесло мне утешения. Я считал Тенедоса не только повелителем, но и своим другом. А друзья, по крайней мере в тех краях, откуда я родом, не затаскивают в постель жен друг друга. Или я ошибался?

Вернувшись к себе в кабинет, я обнаружил, что короткий зимний день клонится к вечеру. И что дальше? После некоторого раздумья я пришел к выводу, что мне остается лишь делать вид, будто ничего не произошло.

Я направился к своему экипажу, смутно обращая внимание на часовых и машинально отвечая на их приветствия. Мне не хотелось возвращаться домой, к Алегрии, но больше ехать было некуда. Я приказал кучеру подъехать прямо к конюшне, а сам прошел подземным ходом в помещение для слуг и оттуда проскользнул в дом. К счастью, Алегрия мне не встретилась.

У меня мелькнула мысль попробовать оглушить себя вином, растворить в нем хоть часть своей боли. Быть может, оно поможет мне заснуть, в крайнем случае просто успокоиться. Отыскав бутылку вина, я откупорил ее и отправился в зимнюю часть шатра. Усевшись на полу, я уставился на бушующую в саду вьюгу, сотворенную магией, чувствуя у себя в груди не менее страшную бурю.

Подняв бутылку, я поставил ее на пол. Возможно, я и выпью, но чуть позже.

Порывы ветра яростно бросали горсти снега в мерцающее пламя каменных светильников и раскачивали обросший сосульками тростник в замерзшем пруду. Вдруг у меня за спиной отворилась дверь.

– Дамастес?

Это была Алегрия.

– Да.

– В чем дело?

Я молчал. Девушка подошла ко мне, и я ощутил исходящий от нее сладостный аромат. Она села напротив меня, подобрав под себя ноги, и посмотрела мне в глаза.

– Что-то случилось, – сказала Алегрия. – Что-то серьезное.

Я всегда строго придерживался правила, что воин должен держать свои переживания при себе. Но сейчас я от него отступил. Не смог не отступить. Я рассказал Алегрии все, что произошло, – точнее, все, что узнал. Где-то на половине рассказа я поймал себя на том, что меня слепят слезы. Алегрия сходила в ванную комнату и принесла мягкое влажное полотенце.

– Проклятие, – простонал я. – Быть может, мне это только показалось... быть может, на самом деле ничего не произошло...

Алегрия начала было что-то говорить, но осеклась.

– Ты что? Она вздохнула.

– Можно тебе кое о чем рассказать? Я молча кивнул.

– Помнишь, три дня назад ты взял меня с собой в посольство и представил новоприбывшим, а затем оставил одну, отправившись на совещание?

Разумеется, я помнил.

– Так вот, я бродила по коридорам, заговаривала со всеми встречными, проверяя, как запомнила их имена. Знаешь, есть такая поговорка: те, кто подслушивает, заслуживают услышать то, что они слышат.

Алегрия шмыгнула носом и вдруг залилась слезами. Совладав с собой, она продолжала:

– Я только рассталась с одной женщиной – не стану говорить, с кем именно, – как вдруг вспомнила, что хотела спросить у нее еще одну вещь. Вернувшись назад, я собралась было постучать в дверь, но тут услышала, что эта дама разговаривает с каким-то мужчиной.

Они говорили обо мне. Мужчина высказался насчет моей красоты, и женщина подтвердила, что тоже находит меня достаточно смазливой. Затем она сказала (я передаю дословно): «Это в очередной раз показывает, что у сильных мира сего все обстоит не так, как у нас, простых людей. По крайней мере, полагаю, они относятся к жизни не так серьезно, как мы. Супруга дает Дамастесу от ворот поворот, и он тотчас же находит себе эту красотку, а тем временем его графиня уже крадется через черный ход в покои императора».

Мужчина, рассмеявшись, сказал, что ты произвел на него впечатление человека порядочного. Поэтому он надеется, что я пробуду в твоей постели дольше, чем твоей жене будет позволено ублажать императора.

Тут в коридоре послышались шаги, и я убежала. О Дамастес, Дамастес, мне так горько!

У нее снова навернулись слезы, но на этот раз она их сдержала.

Император действительно предал меня.

Глава 19

ВТОРОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

В ту ночь я не сомкнул глаз. Алегрия хотела посидеть со мной, но я ей не разрешил.

– Ты уверен, что я не смогу помочь... хоть как-то облегчить твои страдания?

Я покачал головой.

В конце концов на улице забрезжил рассвет. Алегрия прокралась на цыпочках ко мне в спальню, начала было что-то говорить, но тотчас же снова ушла. Я заставил себя умыться, побриться, надеть свежее белье. Пока я ломал голову, что делать дальше, прибыл курьер из посольства.

Поступило сообщение из Никеи. Император одобрил мой план и приказал немедленно приступить к его осуществлению. В послании было множество лестных отзывов в мой адрес, что показалось мне самой жестокой издевкой.

Встреча с королем Байраном прошла в очень странной обстановке. На ней присутствовали король, лигаба Сала, Боконнок, я и секретарь. Развесив карты и планы, я говорил легко и непринужденно, поскольку этот план был моим детищем. Но мне казалось, на самом деле я парил в воздухе, наблюдая за происходящим со стороны. Я улыбался, в нужный момент делал остроумные замечания, но душа моя оставалась пустой.

Мое предложение, тщательно обдуманное и проработанное, состояло в том, чтобы объединить Дикие Земли и Пограничные территории в одну административную область, находящуюся под совместным управлением Нумантии и Майсира. В соответствии с общепризнанными границами расположенных на территории области бандитских государств она будет разделена на отдельные районы.

Первым шагом должно было стать полное усмирение бурлящих провинций. Для этой цели предстояло использовать объединенные нумантийские и майсирские воинские части. Я предложил сформировать новые корпуса, набранные из офицеров и солдат обеих армий. На то, чтобы создать и подготовить такие части, потребуется около двух лет, но затем мы сможем шаг за шагом начать наступление на Дикие Земли. Предприятие будет дорогим, очень дорогим. Но не теряем ли мы гораздо больше от постоянных набегов бандитов на торговые караваны и приграничные районы наших стран? В первую очередь нам предстоит захватить города. Если новые наместники, назначенные по возможности из числа местных жителей, будут править мудро и справедливо, жители окрестных районов увидят преимущества мирной жизни.

– И волки станут овцами, да? – недоверчиво заметил Байран.

– Нет. Сначала мы приручим этих колков и натравим их на диких собратьев. Затем мы превратим их в сторожевых псов, ибо лично я не верю, что в этих горах когда-либо воцарится прочный мир. Большее, на что можно надеяться, – это то, что псы, хоть и ворча, будут слушаться своих пастухов из Майсира и Нумантии.

– Вижу, вы неплохо изучили данный вопрос, – заметил Сала, глядя на карты.

– Мне не хотелось выставлять себя полным идиотом, предлагая заведомо неосуществимый план, – сказал я. – Теперь же он кажется просто маловероятным.

Король и лигаба Сала, переглянувшись, улыбнулись.

– Если на эти земли придет мир или хотя бы его подобие, у Нумантии и Майсира не останется никаких поводов развязывать войну, – сказал Байран. – Не так ли, посол Дамастес?

– Да, если наши государства действительно желают мира. Но если кто-то на самом деле хочет войны, его ничто не остановит, – заметил я. – Тот, кто хочет драки, найдет ее даже в самой спокойной таверне.

– Равные армии, равное участие в правительстве? – вопросительно произнес король.

– Да, ваше величество, – ответил я. – И ваш постоянный контакт с императором, лично или через посланников. Это позволит избежать каких-либо недоразумений.

– Любопытно, – задумчиво промолвил Байран. – Итак, если бы вы сказали, что эта мысль только что пришла вам в голову, я бы рассмеялся и принял вас за сумасшедшего или мечтателя, а мне не по себе в обществе и тех и других. Но поскольку вы утверждаете, что ваш император одобрил этот план... гм. Очень любопытно. Или во всем этом действительно что-то есть, или среди присутствующих сумасшедших двое. Не знаю, посол а'Симабу. Возможно, нам следует сформировать два полка и посмотреть, что из этого получится. Начать от одной границы, с территории одного из наших государств.

– Превосходное уточнение, ваше величество, – поспешно заметил я.

Разумеется, я планировал двигаться постепенно, не делая стремительных прыжков, но мысль всегда кажется более привлекательной, когда считаешь ее своей собственной.

– Вот и хорошо. Что ж, давайте попробуем. Лигаба, ты готов вместе с нумантийцами составить план действий?

– С удовольствием, ваше величество.

Король Байран встал.

– Ваш император поступил очень мудро, направив послом именно вас, Дамастес а'Симабу. Полагаю, вы сделали великое дело для обеих стран, и, возможно, в будущем ваше имя будет греметь громче, чем мое и императора.

– Благодарю вас, ваше величество, – низко поклонился я.

Байран направился было к двери, но, остановившись, взял меня за рукав.

– Дамастес, по-моему, вы чем-то расстроены. Имеет ли это какое-то отношение к тому, о чем мы только что говорили? Если имеет...

– Нет, ваше величество, – с трудом вымолвил я. – Просто в эту ночь я почти не спал. Мне очень хотелось не сделать сегодня ни одной ошибки.

Король пристально посмотрел мне в глаза.

– Ну хорошо, – недоверчиво произнес он. – Но не забывайте мое предложение. Такое важное дело необходимо решать на трезвую голову.

Больше мне делать было нечего. Сала и Боконнок занялись обсуждением деталей, а я был рад возможности отойти в тень. Так мне было легче с головой окунуться в гнев и отчаяние.

Но рядом со мной была Алегрия.

Вспоминая ее, то, как плохо я с ней обращался, я заставлял себя думать о ближних, перестать вести себя как капризный ребенок.

У меня возникла одна мысль, и я проникся решимостью воплотить ее в жизнь. Возможно, новая окружающая обстановка вдохновит и меня на перемены.

– По крайней мере, когда я вытащила тебя из Джарры, – скептически заметила Алегрия, – ты побывал в величественном замке.

– Очень унылом замке.

– Какой же ты привередливый! К тому же, как замок может быть унылым, если там воспитывалась твоя любимая... любимая... в общем, если там воспитывалась я? Кстати, Дамастес, а кто я для тебя? Можешь не отвечать искренне.

– В таком случае, не буду, – улыбнулся я. – Прекращай хныкать и лучше помоги мне перенести вещи из саней. Ты ведешь себя, словно пугливая невеста в первую брачную ночь.

– Да?

Ничего не подозревающая Алегрия оглянулась вокруг. Я толкнул ее в сугроб. Она упала, отфыркиваясь снегом, а я, как и подобает галантному кавалеру из глухой деревни, подал ей руку. Схватив меня за руку, Алегрия что есть силы дернула. Вскрикнув от неожиданности, я повалился лицом в снег рядом с ней.

– Так нечестно, – буркнул я, выныривая на поверхность.

– Ты прав, – согласилась Алегрия. – Я заплачу штраф, позволив тебе меня поцеловать.

– По-моему, это недвусмысленное предложение.

– В каком-то смысле, – елейным голосом произнесла Алегрия, и я сделал так, как она просила.

Поцелуй получился довольно продолжительным.

– Мммм, – тихо прошептала Алегрия, когда наши губы разомкнулись. – Я бы попросила повторить, но не знаю, насколько надежно защищают от мороза наши шубы.

– Очень надежно, – сказал я. – Я наложил на каждую по шесть заклинаний.

– В таком случае, поцелуй меня еще раз.

Я повиновался. Алегрия провела по моим губам одетой в варежку рукой.

– Прими мои поздравления, – сказала она.

– С чем?

– С тем, что ты перестал дуться на весь свет, как делал с тех пор... в общем, сам знаешь.

– Я устал жалеть самого себя, – искренне признался я.

– Тогда давай вставать. Ты опять меня обманул. Снег лезет за шиворот.

Я помог Алегрии встать, и она снова посмотрела на неказистое деревянное строение.

– Что это такое? спросила она.

– Это тайная явка, где встречаются нумантийские шпионы с майсирскими изменниками.

– Откуда ты о ней проведал?

– Я спросил у лигабы Салы, не знает ли он какое-нибудь тихое, уединенное место, куда можно было бы пригласить девушку.

– Полагаю, – сказала Алегрия, – если Сале известно об этой явке, век майсирских изменников недолог.

– Наверное, ты права. А теперь помоги мне перенести запасы еды.

Я протянул Алегрии две сумки с провизией. Она снова подозрительно посмотрела на дом.

– Забавное сооружение, – заметила девушка. – Думаю, именно это подразумевают, говоря о доме, через которое растет дерево.

– Два дерева, – поправил ее я. – Смотри, вон и второе.

– Замечательно. Интересно, а печь здесь есть? Кажется, снова пойдет снег.

– Сходи посмотри. В посольстве сказали, в коробочке у двери висит заколдованный брелок, который используется вместо ключа.

Я перенес наши припасы на крыльцо, а затем отвел лошадей в сарай. Поблизости протекал не затянутый льдом ручеек, и я покормил, напоил и вытер уставших животных. К тому времени, как я закончил, снова пошел снег. Сезон Бурь подходил к концу, и весна была уже не за горами. Но по-прежнему было холодно, особенно для такого изнеженного тропиками человека, как я, так что в дом я вошел порядком замерзшим.

На самом деле это был загородный дом для отдыха сотрудников нумантийского посольства. Но Сала, рассказавший мне о нем, упомянул, что в свое время дом использовался для тайных встреч. Так продолжалось до тех пор, пока королю Байрану не надоели эти глупости и одного дипломата – лигаба не уточнил, Боконнока или кого-то другого, – отправившегося на встречу со своим агентом, не встретил эскадрон майсирской конницы. Нецелевому использованию загородного дома был положен конец.

Дом выходил окнами на замерзшее озеро. В нем было восемь спален; четыре по одну сторону от центрального зала, четыре по другую. Сам зал, хотя и с низко нависшим потолком, оказался довольно просторным. В камине, сложенном из речной гальки, я смог бы выпрямиться в полный рост. Поленницы доходили до потолка. Повсюду вместо ковров лежали и висели шкуры различных животных. Мебель была из грубо обработанного дерева. Стулья выглядели так, словно готовы были проглотить человека, опрометчиво подошедшего слишком близко, а если кто-нибудь ложился на кровать вздремнуть часок, то погружался в вечный сон.

С одной стороны от центрального помещения располагался обеденный зал, с другой кухня. Кладовая была набита всевозможными бутылками и различными видами вяленого и копченого мяса. В каждой комнате имелся камин, топившийся дровами. Из склона холма за домом бил горячий источник, и вода отводилась в дом по системе труб. Холодная вода поступала из соседнего ручья.

Внутри дома росли два дерева, по одному у противоположных сторон. Считалось, что эти деревья приносят удачу, – при возведении дома они получили благословение. Весьма скромное жилище было очень уютным, своеобразным обособленным мирком.