Хольмградские истории: Человек для особых поручений. Самозванец по особому поручению. Беглец от особых поручений (сборник)

Спокойствие, с которым Берг принял мою просьбу, да и общее его поведение лучше всяких слов подтвердили мне, что никакой «лазейки» в моей защите канцелярия оставлять не планировала. Что наводило на определенные, очень нехорошие, признаюсь, мысли в отношении одного знакомого и чересчур осведомленного волхва… Вот кстати…

– Берг Милорадович, а что вы знаете о кружке некоего Ставра Ингваревича? – поинтересовался я, когда насущные вопросы были нами решены.

– Хм… Знакомое имя… А! Ну конечно… Волхв старой школы, любитель диспутов с философами, – хлопнул себя по лбу Берг. – Знаю-знаю. Навещал несколько раз его дом. Знаете, у Ставра Ингваревича собирается довольно интересное общество. Лично я, как, впрочем, и Хельга заглядывали к нему, чтобы послушать кое-кого из наших коллег. Весьма познавательные были встречи. Вообще, в отличие от многих «стариков», хозяин дома вовсю пытается сблизить естествознание с традиционными школами. Большой энтузиаст. А что, вы успели с ним познакомиться?

– Довелось. Вот приглашает на неделе в гости, – протянул я.

– Даже не сомневайтесь. Идите непременно, – безапелляционно заявил Высоковский, рубанув ладонью воздух, – поверьте, скучно вам точно не будет.

– Что ж, думаю, я последую вашему совету, – согласился я. В этот момент дверь в кабинет отворилась, и на пороге возникли «братья-энциклопедисты», прибывшие с предупреждением, что работу они на сегодня закончили.

Поняв, что исследователи начинают собираться по домам, я поспешил попрощаться с Бергом и чуть ли не бегом помчался вниз. Мне еще нужно было найти Ратьшу-извозчика и передать ему распоряжение, выцыганенное мною у князя.

Приказ главы Особой канцелярии Ратьшу явно не обрадовал, но, побухтев для порядка, как я понимаю, извозчик со вздохом пошел запрягать «двигатель» своей коляски. Смотреть, как другие работают, занятие, конечно, крайне медитативное, но не на холодном же осеннем ветру, а потому я, проводив взглядом скрывшегося в хозяйственных пристройках Ратьшу, вернулся в здание канцелярии, надел пальто и шляпу, подумав секунду, натянул перчатки и отправился домой.

Как назло, и так обычно не особо многолюдная набережная сегодня оказалась откровенно пуста, и надежды поймать лихача на ней растаяли как дым, стоило кинуть взгляд сначала в одну сторону улицы, а потом в другую. Никого. Пришлось идти пешком… Но не успел я пройти и сотни метров по тротуару в сторону ближайшего моста, как за спиной послышался резвый стук копыт и шум коляски. Остановившись, я обернулся, и почти сразу рядом со мной оказался запряженный тройкой, закрытый экипаж под управлением Ратьши.

– Ваше благородие, садитесь, холодно же на улице. Подвезу вас до дома.

– А как же приказ? – удивился я.

– Тю? Так сейчас до Дихмантьевки доедем, я там своим пару слов шепну, и готово! – отмахнулся Ратьша. – Что ж я, сам хвостать буду? Признают в тот же миг! Не, ваше благородие. В нашем занятии нужно все делать по уму…

– Ну а как уйдут, пока мы до той Дихмантьевки доедем? – поинтересовался я, уже забираясь в коляску.

– Так, а обмундированные на входе на что? Уж не волнуйтесь, задержат, пока упреждающего свиста не услышат, – с готовностью ответил Ратьша, закрывая за мной дверцу. – И не подумайте дурного, никаких подозрений не вызовут…

Коляска бодро покатилась по пустой улице, но спустя несколько минут Ратьша свернул с набережной и, проехав еще несколько сотен метров по довольно широкой, но отчего-то скудно освещенной улице, остановил экипаж.

Остановив лошадей, Ратьша спустился с козел на землю и направился к нескольким извозчикам, чьи коляски заняли центр небольшой площади со странным названием – Одихмантьевская, или, по-простому, Дихмантьевка. О чем уж говорил ушлый Ратьша с коллегами, я не знаю… но судя по взрывам хохота, не только о деле. Тем не менее через пять минут забравшийся обратно на свое место «водитель кобылы» снова щелкнул кнутом, и мы покатили домой, и я еще успел заметить в дверное окно, как трое или четверо извозчиков на площади разворачивают свои экипажи.

На полпути к дому Смольяниных меня посетила гениальная мысль… И я изо всей силы затарабанил в переднюю стенку экипажа. Ратьша тут же вновь остановился и поспешил узнать, что у меня случилось. А узнав, хмыкнув, пробормотал что-то вроде: «эх, молодежь», забрался на козлы и погнал экипаж вперед.

К моему сожалению, столь срочно понадобившаяся мне лавка оказалась уже заперта. Это в восьмом-то часу! С сожалением глянув в окно экипажа на плотно прикрытые ставни, я мысленно чертыхнулся, в очередной раз столкнувшись с непривычными мне порядками, и велел Ратьше править прямо на Загородский, теперь уж точно домой. Свистнул кнут, и лошади резво потянули экипаж. Ну как резво… Как могли. Впрочем, скорость передвижения гужевого транспорта в столичном Хольмграде оказалась все-таки заметно выше скорости даже самого навороченного «феррари» в «той» Москве, в вечерний час пик.

От осознания курьезности сравнения я даже улыбнулся. А когда подъезжал к владениям Смольяниной, мое настроение и вовсе выправилось при вспоминании, что у дражайшей Заряны Святославны имеется свой собственный зимний сад и теплицы. Вот ни за что не поверю, что там не найдется какого-нибудь симпатичного цветника…

Пока открывались ворота, я успел попросить Ратьшу, чтобы он подвез меня к центральному входу в дом, что тот и выполнил, после чего был вознагражден четвертаком и укатил куда-то в темноту.

– Добрый вечер, Заряна Святославна. – Я поприветствовал хозяйку, спускающуюся по лестнице со второго этажа мне навстречу. Предупрежденная о моем визите одной из служанок, отловленной мною в холле дома, Заряна Святославна даже успела накинуть свою «парадную» шаль. Так сказать, «встречная» форма. Здешним дамам, видите ли, невместно встречать в платье с оголенными плечами пришедших с визитом мужчин. Исключение допустимо лишь для любовников. Даже на балу, где шаль, как следовало из рассказов образовывавшей меня Лады, неприемлема, в холле гостей встречает либо хозяин дома, либо дворецкий.

– Здравствуйте-здравствуйте, Виталий Родионович, – улыбнулась Смольянина, подавая мне ухоженную руку. – Смотрю, совсем вас закрутила столичная жизнь. Пропали на целый день, даже в обед не показались…

– Что делать, дражайшая Заряна Святославна. Наша служба и опасна и трудна… да и времени отнимает порой немало, – поцеловав, точнее, должным образом изобразив поцелуй ее руки, проговорил я.

– Вот пример, достойный подражания для нынешней молодежи, – вздохнула хозяйка дома, одновременно жестом предлагая пройти в небольшую гостиную, двери которой уже открыла для нас давешняя симпатичная служанка. – А мой-то племянничек все кутит. О продолжении дела отцова и думать забыл. Приходится мне, хрупкой женщине, мужскими денежными делами заниматься. Не то вконец оскудеет род…

– Ну что вы, Заряна Святославна. С вашими талантами, такой печальный итог решительно невозможен, – проговорил я, останавливаясь не доходя до порога. – Но вы уж простите невежу, я ведь к вам тоже по делу заглянул.

– Денежному? – усмехнулась Смольянина, приподняв одну бровь.

– А то уж вам решать, любезная хозяйка, – развел я руками.

– И все же идемте в гостиную, Марика подаст чаю… или может кофию желаете? – предложила Смольянина.

– Кофий. Определенно, сейчас лучше кофий, – согласился я, пропуская хозяйку дома в гостиную.

– Все слышала? Его благородию принеси йеменский, что из лавки Сантино. А мне чаю подай с липовым медом. Исполняй, – на мгновение замерев рядом со служанкой, приказала Смольянина, и та, кивнув в ответ, кинулась исполнять. Только что руку к голове не приложила да «так точно» не рявкнула. М-да, вышколенные же слуги у госпожи Смольяниной… Наш ротный их дисциплине позавидовал бы.

– Итак, Виталий Родионович, расскажите же, что за нужда вас привела? – поинтересовалась Заряна Святославна, едва перед нами на столике появился поднос с чаем и кофе.

– Кхм. Даже не знаю, как просить вас о том… – начал я. – Видите ли, я сегодня, как вы заметили, очень поздно уехал из присутствия. Хотел было купить цветов, да как назло обнаружил, что лавки уж закрыты…

– Понятно. Можете дальше и не объяснять… Вы бы скорее за полночь цветы нашли, нежели после заката. Лавки у нас, где сии деликатные создания продают, по нынешнему времени года работают лишь от полудня, когда их привозят, и часов до трех-четырех, не более.

– Вот как? Странно… – протянул я.

– Да что уж тут странного? – Смольянина явно оседлала любимого конька, и мешать ей я не стану. Катком переедет, но вещать не перестанет… даже над могилой. По глазам видно. – Посудите сами, цветы, они ведь самые хрупкие создания, хранить их по такой погоде труд немалый. Перемерзают.

– А как же согревающие воздействия? – удивился я.

– Сразу видно, что вы с цветами не знаетесь, – вздохнула хозяйка. – У цветов, если говорить по-модному, структура очень уж нежная, диапазон ее крайне узок, а потому, ежели рядом есть какие сильные наговоры, оболочка цветка непременно диссонирует, а самый цветок при этом быстро увядает. Вот и греют цветочные лавки лишь свечами, а те, что побогаче, проводят водяное отопление, но уж непременно так, чтоб никаких воздействий и близко не было. Оттого-то и цветы так дороги к зиме выходят. Потому и мой сад, также отапливаемый, выращенный без всех этих модностей естествознания, считается одним из лучших в Европе.

– Вот так новости, – покачал я головой, но тут же усмехнулся. – А скажите, только честно, Заряна Святославна, ведь заговариваете все же цветочки-то? По-старому, а?

– О чем вы? – сделала непроницаемое лицо Смольянина, но тут же рассмеялась. – Догадались-таки, Виталий Родионович? Ну да, увиливать не стану. Разумеется, я им помогаю чем могу. Но вы уж, будьте любезны, молчите о том.

– Ну что вы, Заряна Святославна. Я буду нем как рыба… Если вы поделитесь со мной толикой той красоты из ваших цветников, что славится на всю Европу, – с самым серьезным видом кивнул я.

– А вам палец в рот не клади, ваше благородие! – со смешком констатировала хозяйка, поднимаясь с кресла. – Ну что ж. Договорились. Идемте выбирать ваш откуп?

– С превеликим удовольствием, – ответил я, поднимаясь следом.

Всю дорогу до обширных теплиц и даже во время похода по ним мне приходилось осторожно отбиваться от попыток Смольяниной разузнать, кому же предназначен будущий букет. Правда, в зимнем саду отделаться от допроса оказалось куда как проще. Я был искренне восхищен окружившим меня буйством красок и очарован странным сочетанием радующих летней зеленью, ароматами и яркими цветами теплиц со скупо подсвеченным небольшими светильниками хмурым ноябрьским садом, ощетинившимся голыми ветвями облетевших деревьев, что виднелся за огромными стеклами. А хозяйка была настолько довольна произведенным эффектом, что почти прекратила донимать меня расспросами.

После долгих и мучительных выборов я наконец остановился на изящных розах нежно-персикового цвета.

– М-да. Пожалуй, в следующем году нужно будет посадить еще пару таких кустов, – заключила Смольянина. – Вряд ли я, конечно, буду ими торговать, но судя по тому спросу, которым пользуются именно эти цветы, в противном случае я рискую остаться и вовсе ни с чем.

– А что? Кому-то они уже приглянулись? – поинтересовался я, наблюдая, как Заряна Святославна аккуратно срезает для меня бутоны.

– Вы, Виталий Родионович, уже второй человек, кто на этой седмице просит у меня эти розы.

– Так может, стоит подумать о торговле всерьез? – спросил я.

– Знаете, ваше благородие… День, когда я начну торговать цветами из этого сада, станет последним в моей жизни, – неожиданно резко ответила Смольянина. – Деньги, милейший мой Виталий Родионович, еще не все. Их можно заработать, найти, украсть, отнять в конце концов… А вот эти цветы, это… это сама жизнь, понимаете? Такая же маленькая, хрупкая и бессмысленная, но при этом невообразимо красивая. И я еще не пала так низко, чтобы торговать ею направо и налево.

– Извините, Заряна Святославна. – Я, честно говоря, был сильно сконфужен отповедью хозяйки дома…

– Ништо, Виталий Родионович. – Так же внезапно Смольянина смягчилась и начала бережно заворачивать цветы, перекладывая их соломой. – Это я должна у вас просить прощения. Вспыхнула, словно спичка. Давайте оставим это, с вашего позволения?

– Разумеется, – кивнул я. – Я вас прекрасно понимаю, уж извините, ляпнул не подумав. Нетрудно ведь догадаться, что для вашей школы такое отношение к живому противоестественно… Но вот взбрело в дурную голову. Простите неразумного.

– Полно вам, Виталий Родионович. Забудем о том, – улыбнулась Смольянина, протягивая мне бережно завернутые цветы. – Идите уж, восхищайте вашу ладушку.

– Как вы?.. – опешил я.

– Ох! Неужто угадала? – звонко рассмеялась Заряна Святославна. – Ну конечно, извозчика отпустили, куда ж в такую темень пешком-то идти? Ай я недогада. Но какова девка-то… а?! Огонь! Ну же, Виталий Родионович, полно вам смущаться. Сами проговорились, уж не обессудьте!

– Ой, Заряна Святославна… Вам бы дознавателем служить. Всех воров в один миг бы на чистую воду повывели… – со вздохом признал я, но некоторые мысли заставили меня нахмуриться, что не укрылось от хозяйки дома. – Вот что, Заряна Святославна. У меня к вам будет одна очень серьезная просьба. Прошу вас всем, что для вас дорого. Никому, ни в коем случае не говорите о том, что узнали.

– Ну вы уж меня совсем за болтушку какую держите, – вздернула носик Смольянина.

– Поймите, Заряна Святославна, я не сплетен вовсе опасаюсь. Будь только в них дело, и не просил бы ни о чем подобном, зная ваше отрицательное отношение к распространению слухов. – Я пустился на отъявленную лесть в адрес хозяйки и, заметив, что та уже вполне благосклонно поглядывает в мою сторону, договорил: – Здесь совсем в ином дело. Вы же знаете, служба в Особой канцелярии не так проста. Не дай бог узнает какой вор или злоумышленник о моей симпатии к Ладе, худо ей прийтись может. Она ведь не дворянского звания, а значит, и опаски никакой у злодеев не будет. Разве что мести побоятся. Так ведь месть, она ж мне Ладу, в случае чего, не вернет…

– А что? И вправду мстить стали бы, Виталий Родионович? – тихо спросила Смольянина, явно впечатленная моей маленькой речью. – На хольмганге?

– От него увернуться можно. А от пули – не выйдет, – покачал я головой.

Заряна Святославна застыла на месте, смерила меня долгим пронизывающим взглядом, после чего кивнула.

– Не врете. Вижу. Ох и судьбинушка же у вас, Виталий Родионович… Словно кладбище за спиной стоит, – вздохнула Смольянина. В ответ я только пожал плечами. А что делать, если так оно и есть… кладбище, в смысле. На котором и своих и чужих, наверное, поровну… Заряна Святославна неожиданно погладила меня по руке, удерживающей собранные ею цветы, и грустно улыбнулась. – Ничего, Виталий Родионович, все ушло. Оставьте ИХ там, где должно быть, нечего им тут делать… И идите домой. Там вас живые ждут. А обо мне не волнуйтесь. Смолчу… Не за лесть вашу, по совести. Ступайте. Ну…

Коротко поклонившись, я прижал поплотнее цветы к груди и, выйдя из зимнего в сад обычный, направился к дому, напрочь позабыв об оставленном у хозяйки владения пальто, шляпе и перчатках. Всколыхнувшиеся было воспоминания, разбуженные волхвой, неохотно, но улеглись на дно памяти, так что к крыльцу своего дома я подошел в более или менее нормальном настроении. Хотя радужным я бы его не назвал. Усталость и дурные предчувствия, что снова заворочались в груди, отнюдь не добавляли радости.

Дверь мне открыл Лейф. Чуть округлив глаза от моего вида, тем не менее он весьма шустро понял диспозицию и, молниеносно спрятав цветы на высоком шкафу для верхней одежды, проводил меня в гостиную. Пообещав через полчаса подать ужин, Лейф тут же скрылся в коридоре, а я устроился в кресле у камина и принялся бездумно перелистывать страницы записок Хейердалла.

Глава 3

Не буди лихо… пока спит тихо

Цветы Лейф по моей просьбе поставил в вазу и отнес в свою комнату, незаметно от девушки, с тем чтобы сохранить до поры этот подарок в тайне. Ему было проще это проделать, пока девушка крутилась в комнате, накрывая на стол. Вообще меня несколько удивило поведение Лейфа в отношении сестры. Точнее, его отношение к нашим с ней нарождающимся отноше… Тьфу ты, совсем язык заплелся. Просто еще по «той» жизни я помню, что страшнее отца девушки для ухажера может быть только ее брат, при этом не особо важно, старший или младший.

Помнится, одного моего коллегу, не самого маленького роста и комплекции, шестнадцатилетний пацан со второго этажа в одном исподнем в окно вышвырнул под аккомпанемент воплей сестрицы, недовольной такой концовкой романтического вечера. А тут… Непонятно как-то… Ну да и черт с ним, пока. Буду решать проблемы по мере их поступления, тем более что как раз в данном случае все складывается совсем неплохо и проблем вроде бы не предвидится. А вот, с другой стороны, неприятностей можно и нужно ждать в неопределимых количествах. Недаром же моя примолкнувшая было за день чуйка уже начала сосредоточенный попил внутренностей? Ну а раз на мирном фронте у нас пока тишина и покой, значит, пора озаботиться делами военными… И как можно скорее, пока эта сволочь язву мне не проела!

Сытно поужинав, вооруженный томиком Хейердалла, я поднялся к себе в кабинет. Вот только книгу я так и не открыл, увлекшись анализом событий. Очнувшись от боя часов, я вздохнул и позвал Лейфа.

– Лейф, у тебя оружие какое-нибудь имеется? – обратился я к повару, одновременно выдвигая один из ящиков конторки и выкладывая на столешницу массивную деревянную коробку.

– Ну не без того, – почесал макушку парень. – А какое вам нужно?

– Не мне. Тебе, – качнул я головой. – Чем располагаешь?

– Э-э… Ну есть пара барабанников корабельных и абордажник, а из холодного разве что морской палаш, да… лопаты, – тихо закончил короткое перечисление сын ушкуйника.

– Мои, что ли? – не понял я. Вроде бы они еще вчера лежали в ларце в моей спальне.

– Да нет, – поморщился Лейф. – Я тут в лавку скобяную заглянул, ну и подобрал себе по руке. Только и пришлось что рукоять укоротить да кромку довести.

– Понятно. – Ну ушлый народ, а? На ходу ноу-хау коммуниздит! Хотя… приятно, вон как запала ему в душу идейка-то… – А что за абордажник? Стоп, не отвечай. И вообще давай-ка по-тихому тащи сюда свой арсенал, разбираться будем. Только так, чтоб Лада не видела, а то опять слез не оберемся. Угу?

– Понял, – кивнул Лейф и исчез без единого вопроса. Только слышно было, как этот верзила по ступенькам ссыпался. А ведь я его просил – тихо! М-да. Гонять и гонять еще желторотика. Ну ничего, как говорил ротный, глядя на очередного срочника: я тебя научу ссать по приказу, а срать по расписанию.

Пока Лейф мотался за своим имуществом, я успел наведаться в гардероб и переодеться в черные, не стесняющие движений брюки, черную же рубашку и жилет, заодно сменив и ботинки на легкие и мягкие тапочки, в которых обычно тренировался у Тихомира.

Обратно парень прибежал спустя пару минут с немаленьким таким, добротным деревянным ящиком под мышкой. Грохнув его на стол, Лейф немного повозился с тяжелым навесным замком и откинул крышку мореного дуба. Заглянув внутрь, я увидел только аккуратно уложенные свертки.

– Давай показывай свою артиллерию, – кивнул я Лейфу, и тот с готовностью принялся извлекать на свет содержимое сундучка.

Первыми появились два одинаковых свертка, которые я тут же принялся потрошить. Ага. Это, должно быть, и есть те самые корабельные барабанники. Блин, целые гаубицы! Они что, в море их вместо пушек пользуют?! Тут же калибр…

– Пять линий, – пробухтел Лейф, заметив мои манипуляции со стволом, и вогнал меня своим ответом в ступор. Ага. Пятидесятый, то бишь двенадцать и семь десятых мэмэ. Крупнокалиберный пулемет. На хрена на корабле нужны револьверы с калибром «Корда»?!

– А патроны к нему есть? – поинтересовался я, уже заранее опасаясь, что сейчас мне будут продемонстрированы бронебойные и зажигательные образчики. Одно хорошо. Длина патронов для этой зверюги явно поменьше НАТОвского стандарта в девяносто девять миллиметров. Кстати, вот интересно, а барабан при такой мощи как себя ведет?

– Есть и патроны, а как же… – Лейф вытащил небольшую картонную коробку и положил ее поближе ко мне. – Там их сотня.

– Знаешь, я уже даже боюсь спрашивать, что такое этот ваш абордажник… – вздохнул я.

– А! Так вот он. – Лейф бережно развернул вощеную бумагу и, отложив в сторону промасленную ветошь, продемонстрировал мне… классический обрез. Вертикалку, ага. Причем по виду точно можно было сказать, что им пользовались, и немало. Оружие хоть и выглядело ухоженным, но нередкие царапины и потертости на рукояти говорили об этом яснее любых слов.

– Вот это уже ближе к теме. Так. Давай-ка вынимай все, что есть, и начинай приводить в порядок. Что-то мне кажется, что сегодня эта артиллерия нам может пригодиться… – уже тихо проговорил я, но все же услышавший мое бормотание Лейф серьезно глянул исподлобья и принялся сноровисто раскладывать на столе оружие и боеприпасы.

– Сейчас осмотрю для верности, и можно снаряжать, – мотнул головой сын ушкуйника. – Оно ж у меня все ухоженное. Как отец велел… это… ре-гу-ляр-но, вот.

– Понятно. Слушай, а Лада как, с огнестрелом умеет управляться? – прищурился я. – Ну не с твоими, конечно, а хотя бы с «Тиссо» управится?

– Это да. Отец учил, как положено, – кивнул Лейф, – но…

– Отставить, – вздохнул я, вспомнив о реакции девушки на мои упражнения с лопатами. – Сделаем иначе. Ты сейчас пробежишься по дому, выключишь свет, закроешь все ставни на первом этаже и на ночь устроишься у ее комнаты со всем своим арсеналом. Только переоденься во что-нибудь темное, а то из белого фартука и колпака выйдет первоклассная мишень. Понятно? Тогда бегом марш! И не забудь проверить замки на дверях.

Лейф кивнул и унесся выполнять приказ. Вернулся он минут через десять, наряженный в широкие темно-синие шаровары, такую же рубаху-косоворотку и странного вида мягкие сапоги, чем-то смахивающие на мокасины. Доложив об исполнении, парень принялся сверлить меня хмурым взглядом.

– Что? – не понял я, откладывая в сторону обрез.

– Лада уже отправилась спать… А вы как же, ваше благородие? Неужто с одним «Тиссо» останетесь? – неодобрительно насупился Лейф.

– А кто тебе сказал, что у меня только он? – усмехнулся я, открывая вынутую из конторки коробку. Помнится, в оружейной лавке приказчик сначала недоумевал, когда я стволы для себя отбирал, не принято здесь, оказывается, по несколько штук их приобретать. Вот охотничьи ружья да, некоторые любители чуть ли не коллекции из них составляют, а короткостволы берут по одному, редко по два. Для себя и супруги, в путешествие, например. Зато, когда я с самым блаженным видом велел завернуть всю кучу отобранного мною холодного и огнестрельного оружия с боеприпасом, тот же приказчик чуть не до потолка прыгал, от счастья. Денег, правда, из своего и так невеликого бюджета я тогда извел столько, что хватило бы обставить мебелью еще пару комнат в доме. Но не жалею, успев придушить жабу раньше, чем она меня. Как говаривал персонаж одной из прочитанных мною на «том свете» книжек: «Я свято верю в силу пороховых газов». Полностью с ним согласен.

Вытащив пару «скварскольдов» – близнецов того, что уже покоился у меня под мышкой, я их снарядил, после чего проделал ту же процедуру с десятком обойм, на три патрона каждая, занявшими положенные места в специальных кармашках на поясе самого что ни на есть ковбойского вида, чье сходство с моднявыми «пастушьими» аксессуарами усиливалось наличием двух открытых кобур. Лейф наблюдал за моими манипуляциями с открытым ртом. А что? Чем я хуже какого-нибудь Лихого Джо… или Трехрукого, с учетом количества стволов? И вообще, запас карман не тянет, вот!

– Ну и долго ты будешь на меня смотреть? – поинтересовался я у парня, на что тот только криво ухмыльнулся и достал из своего сундука почти такой же пояс, как у меня. Только на нем, со спины были гнезда для патронов обреза вместо горизонтальных ножен, как на моем. Все. Не хватает только двух стетсонов, и можно отправляться грабить дилижансы. Если судить по вестернам, то это самое что ни на есть пастушье занятие… Хм. Что-то я слишком развеселился. Нервы…

– Ва… Виталий Родионович, а вы уверены, что сегодня… – тихо спросил Лейф, опоясываясь широкой этой «ковбойской радостью».

– Нет. Не уверен. Но не хотелось бы, чтобы нас застали врасплох. Куда?! – Это я заметил, как Лейф пытается заткнуть обрез за пояс. – В руке держи. Первый выстрел из него будет, понял? А что касается нападения, у меня просто дурное предчувствие. Очень дурное…

– Понятно. Отец говорил, ушкуйник чутью своему доверять должен. Лучше десять раз подготовиться, чем один раз не проснуться, – согласно кивнул Лейф.

– Вот и я о том же.