Корни

– Мы с братьями видели, как многие падали на живот и ели песок, словно желая напоследок взять с собой частицу родного дома, – продолжал Оморо. – Но их поднимали и избивали. Некоторые продолжали бороться даже на маленьких каноэ, несмотря на дубинки и кнуты охранников. Они прыгали в воду, но там их поджидали ужасные длинные рыбы с серыми спинами и белыми животами, и пастями, полными острых зубов. И вода окрашивалась кровью.

Кунта и Ламин прижались друг к другу и задрожали.

– Лучше, чтобы вы узнали это сейчас и нам с матерью не пришлось резать белого петуха. – Оморо посмотрел на сыновей: – Вы знаете, что это означает?

Кунта с трудом кивнул и хрипло произнес:

– Его режут, когда кто-то пропадает?

Он видел, как целые семьи в отчаянии молились Аллаху, сидя вокруг белого петуха с перерезанным горлом.

– Да, – кивнул Оморо. – Если белый петух умирает, лежа на груди, надежда остается. Но если он падает на спину, надежды больше нет. И вся деревня обращается к Аллаху вместе с этой семьей.

– Отец, – голос Ламина так дрожал, что Кунта с трудом его узнал, – а куда большие каноэ отвозят украденных людей?

– Старики говорят, что в земли Джонг Санг Ду, – ответил Оморо. – А там продают огромным каннибалам тубабо куми, которые поедают рабов. Никто об этом ничего не знает.

Глава 17

Рассказ отца об украденных рабах и белых каннибалах так напугал Ламина, что ночью он несколько раз будил Кунту – его мучили кошмары. На следующий день, вернувшись с пастбища, Кунта решил избавить младшего брата – да и себя тоже – от этих мыслей, рассказав о замечательных дядьях.

– Братья нашего отца тоже сыновья Каирабы Кунты Кинте, в честь которого меня назвали, – с гордостью сказал Кунта. – Но наши дядья, Джаннех и Салум, рождены Сиренг.

Ламин ничего не понял, но Кунта продолжал рассказывать:

– Сиренг – это первая жена нашего деда. Она умерла прежде, чем он женился на нашей бабушке Яйсе.

Кунта разложил на земле палочки, чтобы показать Ламину разных членов семьи. Но он чувствовал, что Ламин все равно не понимает. Со вздохом Кунта принялся рассказывать о приключениях дядьев – ему самому страшно нравилось слушать об этом от отца.

– Наши дядья никогда не брали себе жен: так велика была их любовь к странствиям, – начал он. – Целыми лунами они странствовали под солнцем и спали под звездами. Наш отец говорит, что они были там, где солнце сжигает бесконечные пески. В том краю никогда не бывает дождя.

А в другом месте, где оказались их дядья, деревья были настолько толстыми, что в лесу было темно, как ночью, даже среди дня. Там жили люди ростом не больше Ламина. Как Ламин, они ходили голыми – даже взрослые. Но люди эти могли убивать даже огромных слонов крохотными отравленными стрелками. А другая земля, где они побывали, оказалась страной гигантов. Джаннех и Салум видели воинов, которые могли метать свои охотничьи копья вдвое дальше, чем самый сильный из мандинго, а их танцоры подпрыгивали выше своего роста – и были они на шесть локтей выше самого высокого человека в Джуффуре.

Перед сном Ламин широко раскрытыми глазами смотрел на брата. А Кунта разыгрывал перед ним свою любимую историю – неожиданно выпрыгивал, рубил воображаемым мечом направо и налево, словно Ламин был одним из бандитов, с которыми их дядьям приходилось сражаться в странствиях чуть ли не каждый день. Дядья их проделали долгий путь до великого черного города Зимбабве, они шли много лун, нагруженные слоновьми бивнями, драгоценными камнями и золотом.

Ламин просил рассказать новую историю, но Кунта велел ему спать. Когда же сам он улегся, то никак не мог выбросить из головы мысли о своих дядьях. Он словно видел все собственными глазами. Иногда ему снилось, что он сам путешествует вместе с дядьями в далекие земли, разговаривает с людьми, которые выглядят, ведут себя и живут совсем не так, как мандинго. Стоило ему услышать имена дядьев, как сердце его начинало колотиться изо всех сил.

Через несколько дней имена Джаннеха и Салума прозвучали в Джуффуре так громко, что Кунта с трудом сдержался. Был жаркий, тихий вечер. Почти все жители деревни сидели у дверей своих хижин или в тени баобаба. И вдруг в соседней деревне громко заговорил тамтам. Как и взрослые, Кунта и Ламин внимательно прислушивались к грохоту, чтобы понять, что сообщает барабан. Ламин громко ахнул, разобрав имя отца. Он был еще слишком мал, чтобы понять остальное, поэтому Кунта шепотом передал ему услышанное: в пяти днях пути на восходящее солнце Джаннех и Салум Кинте построили новую деревню. Они ожидают своего брата Оморо на церемонии наречения названия деревни на второй новой луне.

Барабаны умолкли. Ламин засыпал брата вопросами:

– Это наши дядья? А где это место? Наш отец пойдет туда?

Кунта не отвечал. Быстро шагая через всю деревню к дому джалибы, он почти не слушал брата. Там уже собрались другие люди, а потом пришел Оморо. За ним медленно шагала Бинта с огромным животом. Все смотрели, как Оморо о чем-то переговаривается с джалибой, а потом вручает ему подарок. Тамтам лежал у небольшого костра – козью шкуру нужно было нагреть, чтобы она стала эластичной и упругой. И вот все уже смотрели, как руки джалибы передают ответ Оморо: по воле Аллаха он прибудет в деревню братьев до второй новой луны. В следующие дни Оморо не удавалось и шагу ступить, чтобы не услышать поздравления и благословения новой деревне, которая войдет в историю как основанная родом Кинте.

До ухода Оморо оставалось совсем немного времени, когда Кунту захватила мысль, слишком смелая, чтобы об этом думать. А вдруг отец позволит ему разделить с ним это странствие? Кунта ни о чем другом думать не мог. Заметив его необычную задумчивость, товарищи Кунты, даже Ситафа, оставили его в покое. А с младшим братом он стал таким раздражительным, что даже Ламин отстал от него, обиженный и непонимающий. Кунта знал, что ведет себя неправильно и плохо, но не мог справиться с собой.

Он знал, что иногда некоторым счастливчикам отцы, дядья или старшие братья позволяют отправиться с ними в путь. Но знал он и то, что такие мальчики были гораздо старше его восьми дождей – за исключением сирот, которые пользовались особыми правами по законам предков. Сирота мог следовать за любым мужчиной, и мужчина должен был делиться с ним всем, что у него есть – даже отправляясь в долгое странствие на много лун! – если мальчик шел за ним в двух шагах, делал все, что ему говорили, никогда не жаловался и не заговаривал первым.

Кунта старался, чтобы никто, особенно мать, не догадался о том, что он задумал. Он был уверен, что Бинте это не понравится и она запретит даже упоминать об этом. А тогда Оморо никогда не узнает, как страстно хочется Кунте отправиться с ним в путь. Кунта знал, что единственная надежда – спросить у самого отца, если только удастся застать его в одиночестве.

До ухода Оморо оставалось всего три дня. Почти отчаявшись, Кунта после завтрака погнал коз на пастбище – и тут увидел, как отец выходит из хижины Бинты. Он сразу же стал гонять коз взад и вперед, пока Оморо не отошел от хижины достаточно далеко, чтобы жена не могла его видеть. Тогда мальчик бросил своих коз, понимая, что другого шанса у него не будет, и бросился бежать как заяц. Он догнал отца и остановился, переводя дух. Оморо удивленно смотрел на него. Задыхающийся Кунта не мог вымолвить ни слова – все мысли выскочили у него из головы.

Оморо долго смотрел на сына, а потом произнес:

– Я только что сказал твоей матери…

И пошел прочь.

Кунта не сразу понял, что имел в виду отец.

– Айииии! – закричал он, даже не сознавая, что кричит.

Колотя по животу, он подпрыгнул в воздух, словно лягушка, и бросился назад к своим козам, чтобы отогнать их в буш.

Когда он собрался с мыслями и смог рассказать товарищам о том, что произошло, они преисполнились такой зависти, что перестали с ним разговаривать. Но к полудню они не смогли устоять перед искушением разделить с приятелем радость великой удачи. К этому времени Кунта уже понял, что с того самого дня, когда заговорили барабаны, отец думал про своего сына.

Вечером, когда Кунта радостно прибежал домой, в материнскую хижину, Бинта, не говоря ни слова, схватила его и начала так лупить, что мальчик вырвался и сбежал, даже не спрашивая, в чем его вина. Ее отношение к Оморо тоже изменилось – Кунта представить не мог подобного. Даже Ламин знал, что женщина никогда не должна проявлять неуважения к мужчине, но Оморо стоял, опустив голову, а Бинта раздраженно выговаривала ему, как ей не нравится, что они с Кунтой отправятся в буш, когда барабаны из других деревень постоянно сообщают о пропавших людях. Она толкла кускус для утренней каши с таким ожесточением, что ступка звучала, как барабан.

На следующее утро Кунта сбежал из хижины пораньше, чтобы избежать очередной трепки. Ламину же Бинта велела остаться. Она стала целовать и обнимать его, как не делала с младенчества. По глазам Ламина Кунта увидел, что малыш ничего не понимает, но должен терпеть.

Когда Кунта вышел на улицу из материнской хижины, то все встретившиеся ему по дороге в буш взрослые поздравляли его с такой удачей: он станет самым юным жителем Джуффуре, которому выпадет честь совершить со старшим такое долгое путешествие. Кунта скромно благодарил, демонстрируя хорошее воспитание, но в буше, вдали от взрослых, он взгромоздил себе на голову самый большой сверток, чтобы продемонстрировать приятелям, как ловко он держит равновесие. И то же он сделал на следующее утро, когда проходил мимо дерева странников следом за отцом. Сверток трижды падал на землю, прежде чем ему удалось сделать достаточное количество шагов.

Возвращаясь домой и думая о том, что нужно сделать в деревне до ухода, Кунта почувствовал непреодолимое желание заглянуть к старой Ньо Бото. Загнав коз в загон, он постарался побыстрее сбежать из хижины Бинты и пришел к дому Ньо Бото. Она сразу же вышла ему навстречу.

– Я ждала тебя, – сказала Нью Бото, приглашая его войти.

Когда Кунта навещал старуху один, они всегда какое-то время сидели молча. И мальчику это нравилось. Хотя Кунта был слишком юн, а Ньо Бото стара, они чувствовали странную близость, сидя рядом в полутемной хижине и думая о своем.

– У меня кое-что есть для тебя, – наконец сказала Ньо Бото.

Она порылась в темной воловьей шкуре, свисавшей со стены возле ее постели, и вытащила оттуда темный амулет-сафи. Такие амулеты носили на предплечье.

– Твой дед благословил этот амулет, когда твой отец стал мужчиной, – сказала Ньо Бото. – Это благословение для первенца Оморо – для тебя. Бабушка Яйса просила передать его тебе, когда начнется твое взросление. Оно начинается с этого странствия с твоим отцом.

Кунта с любовью смотрел на старуху, но никак не мог подобрать слов, чтобы выразить, что значит для него этот амулет. В глубине души мальчик чувствовал, что она его понимает и будет с ним, как бы далеко он ни ушел.

На следующее утро, вернувшись после молитвы в мечети, Оморо недовольно переминался с ноги на ногу, пока Бинта упаковывала сверток Кунты. Вечером мальчик долго не мог заснуть от возбуждения, и среди ночи он слышал, как плачет Бинта. Неожиданно мать обняла его так крепко, что он почувствовал, как она дрожит. Впервые в жизни Кунта понял, как сильно любит его мать.

Вместе со своим другом Ситафой Кунта тщательно отрепетировал все, что будет делать с отцом. Сначала Оморо, а за ним Кунта сделали два шага за порог его хижины. Потом остановились, повернулись, наклонились, смели пыль своих первых следов и ссыпали ее в охотничьи сумки, чтобы их следы непременно вернулись к тому же месту.

Бинта со слезами смотрела на них из дверей своей хижины, прижимая Ламина к большому животу. Оморо и Кунта двинулись в путь. Кунте хотелось обернуться и взглянуть на деревню, но он видел, что отец этого не делает, а смотрит перед собой и идет вперед. Мальчик вспомнил, что мужчине не подобает проявлять чувства. Они шли по деревне, к ним подходили люди, что-то говорили и улыбались. Кунта помахал своим приятелям по кафо, которые не спешили гнать коз на пастбище, желая проститься с ним. Он знал, что они понимают: он не может ответить на их приветствия, потому что любые разговоры для него были табу. У дерева странников они остановились, и Оморо привязал две узкие полоски ткани рядом с поблекшими на солнце сотнями таких же ленточек на нижних ветках. Каждая символизировала молитву об удаче в пути, о безопасности и благословении.

Кунта не мог поверить, что это происходит на самом деле. Впервые в жизни ему предстояло провести ночь вне материнской хижины. Впервые в жизни он ушел от ворот Джуффуре дальше, чем заводили его козы. Столь многое должно было случиться в его жизни впервые. Оморо повернулся и, не говоря ни слова и не оглядываясь, быстро пошел по тропе, ведущей в лес. Чуть не теряя свой сверток, Кунта поспешил вслед за отцом.

Глава 18

Кунте приходилось чуть ли не бежать, чтобы оставаться за отцом в двух шагах, как требовал обычай. Каждый широкий, плавный шаг отца был равен двум его коротким, быстрым шажкам. Примерно через час пути восторг Кунты ослабел – почти так же, как и он сам. Сверток, который он нес на голове, казался все тяжелее и тяжелее. Мальчик со страхом подумал: а что, если он устанет так сильно, что не сможет дальше идти? И тут же яростно сказал себе, что скорее рухнет замертво, чем позволит такому случиться.

Повсюду вокруг них сновали дикие свиньи, из-под ног взлетали куропатки, кролики стремительно неслись к своим норам. Но Кунта думал только о том, чтобы не отстать от Оморо – он и слона бы не заметил в таком состоянии. Мышцы под коленями начали потихоньку ныть. Лицо было покрыто потом, голова тоже. Он чувствовал, что сверток начинает соскальзывать – понемногу, то в одну сторону, то в другую. Ему приходилось поправлять его обеими руками.

Через какое-то время Кунта увидел, что они приближаются к дереву странников другой деревни. Ему стало интересно, что это за деревня. Если отец скажет, он наверняка вспомнит, но с того момента, как они покинули Джуффуре, Оморо не произнес ни слова и ни разу не обернулся. Через несколько минут Кунта заметил, как к ним спешат голые дети первого кафо – так он сам когда-то встречал странников. Дети махали им и кричали. А подойдя ближе, были изумлены тем, что видят столь юного странника.

– Куда вы идете? – кричали дети, толпясь вокруг Кунты. – Он твой отец? Вы мандинго? Где ваша деревня?

Кунта хранил молчание, как и его отец. Он был преисполнен чувства собственного достоинства и значимости.

Как правило, возле дерева странников тропа раздваивалась: одна вела в деревню, другая – мимо. Если у странника не было дел в деревне, он мог пройти мимо нее, не проявив грубости по отношению к ее жителям. Оморо и Кунта зашагали мимо, и малыши разочарованно загалдели. Взрослые же, сидевшие под деревенским баобабом, лишь мельком взглянули на странников. Их внимание было приковано к сказителю – Кунта услышал, как он громко повествует о величии мандинго. На благословении новой деревни дядьев, наверное, будет много сказителей, певцов и музыкантов, подумал Кунта.

Пот стал заливать ему глаза. Мальчику приходилось часто моргать, чтобы избавиться от жжения в глазах. С момента выхода солнце прошло лишь половину неба, но ноги Кунты уже сильно болели, сверток на голове потяжелел. Мальчику казалось, что он больше не может сделать ни шагу. Чувство паники еще более усилилось, когда Оморо неожиданно остановился и положил сверток на землю. Кунта увидел рядом с тропой прозрачный водоем. Мальчик постоял, пытаясь унять дрожь в коленях, потом взялся за сверток на голове, чтобы опустить его на землю, но тот выскользнул из пальцев и грохнулся с громким стуком. Кунта понимал, что отец услышал, но Оморо стоял на коленях и пил у источника, ничем не показывая, что знает о присутствии сына.

Кунта даже не осознавал, как ему хочется пить. Шаткой походкой приблизившись к источнику, он опустился на колени, чтобы попить, но ноги его не держали. Он несколько раз попытался, но в конце концов лег на живот, приподнялся на локтях и опустил губы в воду.

– Чуть-чуть. – Отец впервые заговорил с ним с момента выхода из Джуффуре, и это поразило Кунту. – Проглоти чуть-чуть, подожди, потом выпей еще немного.

Кунта почему-то разозлился на Оморо. Он хотел сказать «да, отец», но ни звука не вылетало из его пересохшего горла. Он набрал в рот холодной воды и проглотил ее. Заставив себя выждать, он чуть не потерял сознание. Выпив еще немного, Кунта сел и расслабился. Он думал, что так вот и становятся мужчинами. А потом, выпрямившись, он почувствовал, что начинает дремать.

Когда Кунта очнулся – как долго он спал? – Оморо нигде не было. Мальчик видел большой сверток под деревом – значит, отец неподалеку. Он начал оглядываться по сторонам и только тогда понял, как сильно устал. Он встряхнулся и потянулся. Мышцы болели, но чувствовал он себя гораздо лучше, чем прежде. Кунта опустился на колени и сделал несколько глотков из источника. Его поразило собственное отражение в воде – узкое черное лицо с широко распахнутыми глазами и большим ртом. Кунта улыбнулся себе, потом усмехнулся, показывая зубы. Он не смог сдержать смеха, а когда посмотрел вверх, рядом с ним стоял Оморо. Смутившийся Кунта вскочил, но отец смотрел не на него, а куда-то в сторону.

Они устроились в тени деревьев, по-прежнему не говоря ни слова. Вокруг них тараторили обезьяны и громко кричали попугаи. Они съели хлеб, заботливо положенный Бинтой, и четырех жирных голубей, которых Оморо подстрелил из лука и зажарил, пока Кунта спал. Пока они ели, Кунта твердил себе, что у него впервые появилась возможность показать отцу, что он тоже умеет охотиться и готовить еду – они с приятелями по кафо давно наловчились готовить себе обед в буше.

Когда они покончили с едой, солнце прошло уже три четверти пути и стало не так жарко. Подняв свертки на голову, они снова вышли на тропу.

– Каноэ тубобов всего в дне пути отсюда, – сказал Оморо, когда они ушли довольно далеко. – Сейчас светло, и все видно, но нам нужно держаться в стороне от высоких кустов и травы, подальше от неприятностей. – Оморо коснулся ножа в ножнах, лука и стрел. – Сегодня нужно заночевать в деревне.

Конечно, рядом с отцом можно было не бояться, но Кунта все же вздрогнул – с рождения он слышал об исчезновении и похищении людей. Печальные вести разносили по округе барабаны, об этом же рассказывали и приходящие в деревню странники. Они зашагали быстрее. Кунта заметил на тропе помет гиены, абсолютно белый – эти хищники своими мощными челюстями перемалывали кости в порошок и съедали их. Их приближение вспугнуло стадо антилоп: они перестали щипать траву и замерли, провожая людей глазами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Духовный лидер в деревнях народа мандинго (Здесь и далее прим. ред.).

2

Чаша, сделанная из высушенной тыквы.

3

Музыкант.

4

Ударный музыкальный инструмент, разновидность барабана.

5

Учитель.

6

Лет.

7

Участок земли, надел.

8

Месяцев.

9

Кафо – возрастные группы в племени мандинго. К первому кафо относятся дети в возрасте до 5 лет, ко второму кафо – от 5 до 10 лет, и т. д.

10

Лимонное сорго, или лемонграсс – высокое многолетнее травянистое растение, в странах Африки часто используется как приправа к чаю.

11

Мусульманский праведник, паломник.

12

Белый человек.

13

Пастбище.

14

Охотник.

15

Сухой и пыльный западноафриканский пассат. Он дует из Сахары по направлению к Гвинейскому заливу в период с конца ноября по начало марта.

16

Трава.

17

Половой член.