Пси

Лукреций довольно хлопнул в ладоши и расхохотался. А я внутренне усмехнулся. Он определенно переигрывал. Однако в том и крылась суть маскарада. Только тузы и шестерки могут позволить себе искренне подурачиться. В этом есть некоторый шик, плавно переходящий в экзистенциальный оргазм, который в итоге и губит всю партию. Но затем чьи-то волосатые руки снова собирают рассыпанные карты, меняют козырь и начинают новую партию в того же самого «подкидного дурака».

– Господин Джонс, – я почтительно улыбался, потягивая пиво из заляпанной жирными пальцами кружки, – не терпится приступить к делу. Я полностью в вашем распоряжении.

– Тьфу ты! Какой я тебе господин. Мы здесь все свои в доску. Доктор Джонс, Лукреций, Лука. Дружок, оставь эти барские замашки генералам. Пусть они друг другу яйца полируют. Мы представляем науку. Это священная квинтэссенция лучших умов человечества. Мы как зубья одной расчески – вычищаем вшей невежества вместе и неотделимо. Ты еще юн, и твое эго поллюционирует на собственные же амбиции. Бывает. Однако завязывай. Здесь ты созреешь как ученый, возмужаешь как личность. Держись меня, сынок, и будет тебе благо!

– Доктор Джонс, разрешите вопрос.

– Валяй.

– Прежде биологический сектор возглавлял профессор Стребухов. Как служитель науки, я был воспитан на его трудах. И надеялся встретиться с ним. Где он?

– Димка… – Джонс грустно вздохнул. – Димка был нашей мощью и твердью. Но он покинул нас. Такое на Пси случается. Мы здесь не из колбочки в колбу мочу разливаем, приходится рисковать. Взрыв метана на границе Великих Болот превратил в золу его аэроскутер, когда он брал пробы. Также погибли два ассистента.

– Вот, значит, как…

– Мир его праху, эта потеря невосполнима. На Земле обо всем узнают с задержкой. Он имел много друзей в академии наук. Наверное, объявят траур, поставят памятник, выпишут родственникам компенсацию, снимут фильм. Но Димку уже не вернуть. Он был мне как брат, Лукас, как брат…

– Мои соболезнования.

– Спасибо. Но жизнь продолжается и наука промедлений не терпит. Ханна Бриг первоклассный специалист. Думаю, вы сработаетесь. Помимо нее, биологический сектор представлен еще тремя учеными. Плюс четыре новичка, включая тебя.

Джонс лично проводил собеседование с каждым прибывшим с Земли сотрудником. После меня в его кабинет направилась Гана Лань.

– Ну как? – игриво шепнула она, когда я вышел.

– Не кусается, – отшутился я.

Конечно, Джонс предусмотрительно умолчал о прежней структуре отдела. Изначально биологический сектор состоял из восемнадцати сотрудников. По официальной версии, трое погибло в результате расстрела Коробовым. Еще трое пропало без вести. Четверо осталось. Погибли профессор Стребухов и два ассистента. Тринадцать. Выходит, за последний год куда-то исчезли еще пять специалистов биологического сектора. Действительно, опасная работенка.

Снаружи было уже темно. На Земле я видел звезды лишь в степях Монголии, когда охотился на мустангов. Я ночевал под открытым небом и, глядя вверх, сравнивал их с частичками крупной соли, рассыпанной на черной скатерти. Здесь же кто-то словно подсыпал розовой пудры, которая в темных пустотах выглядела бурой, а на фоне угасающих солнц казалась розовым туманом. До барака, куда меня определи, было рукой подать. Очень хотелось спать. Делать какие-то выводы было рано. Преждевременный анализ неизбежно ведет к ошибке. Ответы приходят с терпением.

– Добрый вечер, – встретил меня китаец вахтер. – Семнадцатый отсек, добро пожаловать. – Он протянул мне ключ-линзу.

– Добрый, – сухо ответил я.

Подойдя к двери, я содрал оболочку и вставил линзу в правый глаз. Она рассосалась, замок, жалобно пискнув, считал данные сетчатки. Я авторизовался и попал в маленькую комнату площадью не более восьми квадратов. Окон не было, выдвижной санузел, выдвижная койка, шкаф такой же системы да зацарапанный монитор на стене. Нажатием кнопки я расстелил кровать, разделся, бросился на нее и уснул.

8

Сны мне почти не снятся, если только кошмары – едкие, бессмысленные и очень редкие. Отсутствие снов я почитал за благо. Ибо высшая пустота отражений не знает. Раньше мне часто снилась Лора, единственная женщина, которую любил, а может, лишь имел слабость считать так. Это меня делало несчастным, слабым, несобранным. Молод был тогда, но уже убивал. Вероятно, любовь делает сильней докторов и булочников, но полевых менеджеров она превращает в беспомощных, уязвимых каракатиц. Хотя, если верить Лоре, там, откуда у всех растут цветистые побеги любви, у меня торчит лишь сочащийся желчью обрубок. К чему все это? К чему эти вырезки блеклых, жухлых воспоминаний? Это все сны. Когда ты спишь и теряешь бдительность, чье-то жестокое щупальце вдруг цепляется за горло, дергает и окунает в дерьмо, о котором уже успел позабыть. Не люблю я сны.

Это если глубоко копаться, чего в моем положении делать не стоит. Однако той ночью мне снилась мать. Она гладила мою голову, и сквозь кончики ее пальцев в меня вливался бальзам тепла. Хотелось замереть, не шевелиться, чтобы впитать этой целебной любви как можно больше. Я чувствовал ее горячие слезы, прерывистое дыхание. Затем я вдруг убрал ее руку и заглянул в сияющие, влажные глаза.

– Нет! – вырвался из меня дикий рев. – Я не твой сын! Не твой! Разве не видишь?

– Лукас, – шептала она, – Лукас, родненький. Сыночек…

И действительно, в ее смуглом, вытянутом лице я ощутил что-то мучительно родное, близкое, связующее и давно забытое. Она все отдалялась, но продолжала тянуть ко мне руки, словно это был мост, по которому можно вернуться.

Я очнулся в липком поту, и тут же запищал сигнал будильника. Мне снилась мать Лукаса Форша. Я, конечно, видел ее прежде, когда изучал досье. И мало ли что вообще может присниться. Но та степень эмоциональной близости, которую мне довелось испытать в этом кошмаре, всерьез меня озадачила. Модули памяти Форша не могли содержать личностно-ориентированной информации. Сомневаюсь, что технологи «Ковчега» могли не до конца стереть неделимое ядро, оно ведь неделимое. Паранойя чистой воды. Все мои сновиденческие переживания в первую очередь были вызваны стрессом. Должно быть, не полностью освоился в чужом теле, и только. В новую шкуру вжиться непросто, а в шкуру кем-то поношенную еще сложней, впитывает она запахи.

Я быстро себя успокоил, однако тревожный осадок остался. Разобравшись с пищепроводом, я заказал кофе и пирожки с печенью. Кофе оказалось кислее уксуса, а в тесто здесь, видимо, было принято добавлять резину. Позже узнал, что большинство колонистов завтракало в столовой, еда там разнообразнее и свежее. Я кое-как подкрепился и отправился в научный центр.

Биологический сектор располагал несколькими кабинетами и двумя многопрофильными лабораториями. В одной из них персонал каждое утро собирался на линейку. Когда я пришел, все уже были в сборе.

– Доктор Форш, доброе утро! Наконей-то мы можем начать, – улыбнулась высокая женщина в желтом халате, – я профессор Ханна Бриг, ваш непосредственный руководитель.

Мне показалось, я встречал ее прежде. Грубые скулы, тонкие брови, решительные, но чуть растерянные глаза, смотрящие будто бы сквозь вас. Ну и дурак! Как же я мог упустить это! Ханна Бриг. Когда я торопливо просматривал досье, почему-то не уловил ни малейшего сходства с Ханой Тевосян, девчонкой, которую я вызволил из секты хопперов двадцать пять лет назад. Это была она. Узнать ее было непросто. Беззаботность и свежесть молодости сменились сухостью и усталостью. Прежде иссиня темные, волосы были выкрашены в светло-пепельный цвет. Тогда ей было восемнадцать, сейчас она выглядела на сорок, хотя по моим подсчетам, учитывая разницу с Землей во времени, ей было тридцать четыре. Она попала на Пси в составе второй экспедиции и через год возглавила биологический сектор. Однако важно было другое. Как и Хоакин Хорди, Ханна какое-то время состояла в секте хопперов. Вряд ли это могло быть просто совпадением. Вот только почему этого не было в досье «Ковчега»? Вероятно, не уследили. Отец Ханы был влиятельным человеком; может быть, папаша постарался, чтобы в биографии дочери отсутствовали нежелательные эпизоды.

– Уважаемые коллеги, прошу обратить внимание – Доктор Лукас Форш, – представила меня сотрудникам профессор Бриг, – бунтарь из Будапешта. Специализируется на способах коммуникации моноплакофоров.

– Очень приятно, – кивнул я, присев за свободный стол.

– Биологический сектор состоит из двух отделов, – продолжила Ханна деловым тоном, – флоры и фауны. Сама я специализируюсь на головоногих, хотя мы обнаружили уже восемь новых классов мягкотелых. Помимо меня в отделе фауны работает нейрохирург Кишидо Такамара.

– Очень приятно. – Из-за стола приподнялся невероятно тучный японец, на вид вполне пригодный для борьбы сумо: брови домиком, стрижка ежиком, чугунно-волевое лицо. – Также я имею степень в биологии, химии, физике. Соответственно, упорно тружусь на стыке дисциплин.

– Доктор Такамада патологический трудоголик, – шутливо заметила Ханна Бриг и затем по очереди представила остальных.

Генри Фосс был старшим и единственным лаборантом. Невысокий, коренастый блондин с притупленным взглядом и неловкими деревянными движениями, он более походил на водопроводчика, чем на специалиста научного центра. Руководитель отдела флоры профессор Богдан Сухоручко специализировался в микологии. Растительный мир Пси состоял в большинстве своем из грибов и мхов-псилофитов, которые имели сходство с земными кустарниками. Высокий, бледный, сутулый, с проеденной плешью головой, Сухоручко сам напоминал гигантский, но чрезвычайно разумный гриб.

В помощь ему с Земли прибыли Мехмет Абас и Гана Лань. Превосходно разбираясь в растительных микроорганизмах, Гана по совместительству являлась агентом «Барьера». Насколько мне было известно, в научном центре лишь биологический корпус удостоился чести внедрения шпиона. Учитывая меня, не одного. По всей видимости, «Ковчег» неслучайно выбрал для операции Форша.

Мехмет Абас был типичным кучерявым арабом и даже говорил с характерным акцентом, зато имел степень в информатике и микологии. Помимо Лукаса Форша, восполнить потерю кадров в отделе фауны предстояло Кларе Кем из Лейпцига. Особый интерес эта щуплая, невзрачная блондинка проявляла к репродуктивной деятельности мягкотелых.

– Вы, конечно же, в курсе: все проводимые на Пси исследования строго засекречены, – продолжила Ханна Бриг. – Полагаю, вы будете крайне удивлены, узнав, чем нам тут приходится заниматься. Возможности Пси неисчерпаемы. Нам известно ничтожно мало об этом изумительном мире, полном чудес и загадок. Все мы оказались здесь благодаря корпорации ТРАХ, поэтому обязаны неукоснительно следовать уставу. Диапазон исследований определяет академик Лукреций Джонс. Все инициативы необходимо согласовывать с руководителем вашего отдела. Дисциплина залог успеха. В научном центре Хордитауна нет места самодеятельности. Но не переживайте, работы хватит на всех. При четкой координации каждый сможет полностью реализовать свой потенциал. А сейчас сотрудники отдела флоры остаются в лаборатории X. Сотрудников отдела фауны прошу проследовать за мной в лабораторию Y.

Лаборатория фауны была огромна, навскидку ее площадь составляла более трехсот квадратов. Большая часть была занята рядами аквариумов и террариумов, в которых вяло копошились щупальца моллюсков всех цветов и размеров. Признаться, мне было приятно сознавать, что я отлично разбираюсь в этих склизких созданиях и могу отличить двустворчатых от лопатоногих. Но краем глаза я успел заметить нескольких необычных существ, не поддающихся традиционной классификации.

– Присаживайтесь, – Ханна указала на пару стульев напротив экрана для презентаций, – вам предстоит многое узнать.

Такамара занял место за главным компьютером, Генри Фосс куда-то исчез. Ханна Бриг взяла в руки лазерную указку, напомнив эксцентричного Берга в маске енота.

– Лукас, Клара, – она начала, странно покачивая головой. Позже я узнал, что Ханна страдала нервным тиком.

– Как вам известно, животный мир Пси представлен исключительно моллюсками. По крайней мере, других типов животных мы пока не зафиксировали. Что, впрочем, не исключено, но предпосылок к этому нет. Помимо семи известных на Земле классов мягкотелых, мы обнаружили еще восемь: пентаплакофоры, октаплакофоры, сферопанцирные, желобобрюхие, пластобрюхие, ракетоголовые, спиценогие и крючкоглазые. Было зарегистрировано более шести тысяч новых видов, и это конечно же не предел. Моллюски играют важнейшую роль в экосистеме Пси; питаясь микроорганизмами, они тем самым регулируют сложный биохимический баланс планеты. Но мы не просто изучаем новые виды и систематизируем их. Руководство ТРАХ поставило перед нами задачу совсем иного рода. Дело в том, что при ультразвуковой стимуляции нервных центров некоторые виды сферопанцирных способны выделять особые феромоны, которые можно напрямую переводить в чистую энергию. Мы называем ее ПСИ. Новый вид энергии абсолютно безопасен и экологически чист, возобновляем, ресурсы его неограниченны. Но самое главное – существует потенциальная возможность синтезировать на основе ПСИ биологическое сверхтопливо. По своим характеристикам оно будет превосходить аналоги в десятки, а то и сотни раз.

Так вот из-за чего сыр-бор! Планета Пси не просто оазис первозданности, воплощение мечты о новой жизни, обитель ее, чертог и прочее высокопарное дерьмо. Это пирог с лакомой начинкой. Еще бы, новый вид энергии! Кто им завладеет, будет диктовать условия остальным, фактически править миром. «Ковчег» пронюхал об этом, и вот я здесь со скальпелем в руках готовлюсь ковыряться в чудо-слизняках.

– Это в перспективе, – продолжала Ханна. – На данный момент мы никак не можем решить одну проблему. Моллюски моментально приспосабливаются к ультразвуковым частотам. Выделение феромонов длится не больше секунды, трансформатор просто не успевает преобразовать в их энергию. Различные сочетания частот не дают результатов. Каким-то образом нервная система сферопанцирных умудряется обходить самые сложные комбинации.

– Профессор Бриг, – у меня возник вопрос, – а за что отвечают эти феромоны?

– Страх, – мрачно ответила Ханна, – это естественная биологическая реакция на угрозу. Таким образом, испытывая страх, сферопанцирные смягчают феромонами агрессию хищных моллюсков, действуя на них как транквилизатор.

– Вы пугаете улиток?

– Доктор Форш, мы приводим их в неописуемый ужас. Природа не в силах создать раздражителей такой мощи. Поэтому в нервной системе сферопанцирных срабатывает предохранитель. Хотя, по номинальным биологическим характеристикам, любая особь способна находиться в подобном состоянии время, достаточное для производства миллионов мегаватт чистой энергии.

– А если хорошенько напугать кого-нибудь другого? Слона, например, или человека.

– Уверяю вас, такие исследования проводились. Психическая энергия обладает невероятным потенциалом. Особенно страх. Именно это объясняет феномен садизма. По этой же причине полтергейсты, привидения, голодные духи тибетского буддизма изводили своих жертв, питаясь их ужасом. Однако трансформировать психическую энергию в кинетическую возможным доселе не представлялось. Испытывая страх, сферопанцирные выделяют псион – уникальный феромон, при распаде которого выделяется огромное количество энергии. Но для этого необходимо достичь критической массы. Необходимо, чтобы моллюск выделял псион в течение 3,23 секунды, чего мы пока добиться не можем.

Ханна Бриг сделала паузу и многозначительно на меня посмотрела.

– Доктор Форш, ваша теория коллективного разума моллюсков неожиданно нашла на Пси подтверждение. Поэтому вы и здесь. Хотя этот термин, с моей точки зрения, не соответствует действительности. Как выяснилось, некоторые мягкотелые обладают способностью принимать и передавать электромагнитные сообщения. Это касается сферопанцирных и спиценогих, которые являются хищниками. Так вот, между этими двумя классами животных идет настоящая информационная война. Каждый биологический вид обладает своей радиочастотой. Мы научились декодировать самые простые сигналы, предупреждающие об изменениях погоды, опасности, дислокации пищевых элементов. Однако мы не можем запеленговать их источник.

– Если речь идет о коллективном разуме, – заметил я не без гордости то ли за себя, то ли за умницу Форша, – источника просто не существует. Соответственно, не существует линейной передачи сигнала из пункта А в пункт В. Коллективный разум является совокупностью информации получаемой каждой отдельной особью. Это как соль в воде растворить, ее частички будут в каждой капле.

– Понимаю, о чем вы, – перебила меня Ханна, – но не спешите с выводами. Теория обманчива. Обсудим это позже, когда вы осуществите детальный анализ имеющихся данных.

– Прошу прощения, – к своему удивлению я немного смутился, все-таки не привык в научных спорах участвовать.

Вскоре вводная лекция закончилась, и меня отправили в тесный, заваленный микроскопами кабинет изучать материалы.

9

Лишь через два с половиной месяца мне разрешили отправиться за колобками. Так в колонии называли сферопанцирных. Они обладали неприятным свойством дохнуть в неволе, а потому приблизительно раз в три недели сотрудники научного центра выбирались в болота на отлов. К моему разочарованию, покидать пределы поселения было строго запрещено. Имплантированный чип сигнализировал жандармам не только о нарушении режима, но и о дальнейших передвижениях беглеца. Пешим ходом на Пси далеко не уйти, а все средства передвижения требовали кода авторизации, за выдачу которого отвечала служба безопасности. Поэтому мне оставалось только ждать, пока Ханна сочтет возможным допустить меня к отлову. Наконец, этот день настал.

«Барьер» глубоко запустил когти во все дела колонии; помимо Ханы Бриг и Генри Фосса, за периметр с нами отправилось четыре жандарма под руководством сержанта Башкирцева. Возвращаясь в свой барак из научного центра, я несколько раз встречал его изрядно пьяным. Хордитаун был режимным объектом, однако распитие алкоголя едва ли не поощрялось. Каждый вечер в столовой рекой лилось крепкое пиво, раз в неделю в качестве пайка выдавалась бутылка синтетической текилы. Пили в основном жандармы да рабочие. Но однажды я наткнулся на уделанного в хлам коменданта колонии. Должно быть, он желал быть ближе к народу. Вообще, Оскар Хименес позволял себе и другие чудачества, особенно на сеансах психозомбирования. Они проводились раз в четыре дня на главной площади, но я старался их избегать.

– Чего уставился, ботаник? – дыхнул перегаром Башкирцев. – Нравлюсь? Давай тогда поцелуемся!

– Сержант, прекратите! – одернула жандарма Ханна Бриг, – вы все-таки при исполнении. Еще одно слово и я подам жалобу начальнику караула!

В отличие от Башкирцева, я уловил в ее голосе нотки сарказма и улыбнулся. Сержант раздулся обиженной жабой и было собирался огрызнуться. Однако скутер внезапно пошел на посадку, и Башкирцеву пришлось проглотить обиду. Глядя в иллюминатор на просторы болота, я различил терракотовые шарики сферопанцирных, пасущихся посреди бледно-сиреневых кочек. Просканировав почву, аэроскутер выбрал твердый участок и приземлился. Сперва наружи оказались жандармы. В бежевых комбинезонах и коричневых шлемах, с приподнятыми автоматами, они смотрелись пугающе абсурдно на фоне простиравшейся на сотни километров лиловой степи.

– А где колобки? – спросил я Фосса.

– Разбежались, – угрюмо ответил он. – Ничего, приманим. Нужно только отойти от скутера, иначе не подойдут.

– Лукас, держи! – Ханна бросила мне магнитную сеть. – Генри, возьми приманки.

Башкирцев с тремя жандармами остался у скутера, и только один отправился сопровождать нас.

– Легавые не любят ходить в поля, – объяснила Ханна, – боятся пси-фона.

Для меня природа этого явления по-прежнему оставалась загадкой. Сам поймешь, говорили в научном центре, а в колонии обсуждать пси-фон было вообще не принято.

– Не все, конечно. Керчик вот не боится, – улыбнулась она по-доброму и указала на высокого жандарма, что шел впереди, – всегда с нами ходит.

Идти по ухабистым кочкам было непросто, я постоянно спотыкался, один раз даже упал. Датчики почвы предупреждали о трясине, однако я все равно испытывал беспокойство, зная, что твердый верхний слой не превышает метра. Идти пришлось долго, больше часа. Шли молча. Безбрежнее море лилового мха в сочетании с дымчато-розовым небом действовало гипнотически. Казалось, мы бессмысленно движемся из ниоткуда в никуда, по сути, топчась на месте. Я будто крутил ногами гигантский барабан, обернутый сиреневым дерном. Как белка в колесе. Кобыла в карусели. Вдруг мои ноги начали вязнуть.

– Ханна! Почва становится мягче!

– Нет, – спокойно ответила она, – тебе кажется. А это значит – мы пришли.

Нечто неуловимо изменилось внутри меня, а также снаружи. То ли голова закружилась, то ли поверхность луга начала шевелиться. Захотелось сесть на землю и глубоко дышать.

– Пси-фон? – я как-то замедленно зевнул, и в глазах моих на миг потемнело.

– Ага, – кивнула Ханна. – Расслабься, это не страшно.

Керчик достал из рюкзака покрывало, расстелил его и лег, вытянув руки по швам. Его еще юное лицо выражало одновременно и сосредоточенность и безмятежность. Он смотрел в небо, и, судя по отражению облаков в его зрачках, небо смотрело в него. Я вдруг увидел в этом пареньке себя, не Лукаса Форша, а Кларка Линда, молодого и настоящего, словно в прошлое заглянул. Армия, бойня в Катманду, госпиталь…

– Ты приляг. – Кто-то коснулся моего плеча. Наваждение прошло. Я испуганно обернулся, это была Ханна.

– Как он? – указал я на Керчика.

Она лишь пожала плечами. Ее мягкая, изможденная улыбка была так болезненно знакома. Но я не помню, где видел ее. Может, так улыбалась моя мать, а может, мать Лукаса Форша. Черт его разберет. Все сливалось в одно, небо и луг, завтра и вчера, Лукас Форш и Кларк Линд, «Барьер» и «Ковчег». Тысячи имеющих конкретный смысл вещей, сливаясь, теряли его и становились прекрасными в своем величественном бессмыслии. Откуда-то неожиданно заиграла музыка, глупая и мелодичная, как собачий вальс. Звуки издавал металлический штырь, который Генри Фосс воткнул в землю.

– Что это? – Я не узнал собственный голос.

– Приманка.

Ханна Бриг вдруг звонко и молодо рассмеялась, словно подвыпившая студентка. Подумать только, я знал ее раньше, знал одержимой девчонкой, готовой без оглядки променять уютную, сытую жизнь на лесной быт и общество хопперов.

– Сейчас придут колобки?

– Прикатятся.

– И мы будем их ловить?

– За этим мы и здесь, Лукас.

Мне стало невыразимо тошно. Мы будто совершали страшное кощунство.

– Не переживай. Таков порядок, – смиренно прошептала Ханна, – их коллективный разум не пострадает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.