Баллада Рэдингской тюрьмы

Оскар Уайльд

Баллада Рэдингской тюрьмы

Памяти Ч. Т. В. – бывшего кавалериста королевской гвардии, умершего в тюрьме Ее Величества.

Рэдинг, Беркшир, 7 июля 18961Он не был больше в ярко-красном,Вино и кровь он слил,Рука в крови была, когда онС умершей найден был,Кого любил – и, ослепленный,В постели он убил.И вот он шел меж подсудимых,Весь в серое одет.Была легка его походка,Он не был грустен, нет,Но не видал я, чтоб гляделиТак пристально на свет.Я никогда не знал, что можетТак пристальным быть взор,Баллада Рэдингской тюрьмыВпиваясь в узкую полоску,В тот голубой узор,Что, узники, зовем мы небомИ в чем наш весь простор.С другими душами чистилищ,В другом кольце, вперед,Я шел и думал, что он сделал,Что совершил вон тот, —Вдруг кто-то прошептал за мною:«Его веревка ждет».О, боже мой! Глухие стеныШатнулись предо мной,И небо стало раскаленным,Как печь, над головой,И пусть я шел в жестокой пытке, —Забыл я ужас свой.Я только знал, какою мысльюЕму судьба – гореть,И почему на свет дневной онНе может не смотреть, —Убил он ту, кого любил он,И должен умереть.Но убивают все любимых, —Пусть знают все о том, —Один убьет жестоким взглядом,Другой – обманным сном,Трусливый – лживым поцелуем,И тот, кто смел, – мечом!Один убьет любовь в расцвете,Другой – на склоне лет,Один удушит в сладострастьи,Другой – под звон монет,Добрейший – нож берет: кто умер,В том муки больше нет.Кто слишком скор, кто слишком долог,Кто купит, кто продаст,Кто плачет долго, кто – спокойный —И вздоха не издаст,Но убивают все любимых, —Не всем палач воздаст.Он не умрет позорной смертью,Он не умрет – другой,Не ощутит вкруг шеи петлюИ холст над головой,Сквозь пол он не уронит ногиНад страшной пустотойМолчащими не будет ночьюИ днем он окружен,Что всё следят, когда заплачет,Когда издаст он стон, —Следят, чтоб у тюрьмы не отнялТюремной жертвы он.Он не увидит на рассвете,Что вот пришла Беда,Пришел, дрожа, священник в белом,Как ужас навсегда,Шериф и комендант, весь в черном,Чей образ – лик Суда.Он не наденет торопливоСвой каторжный наряд,Меж тем как грубый доктор смотрит,Чем новым вспыхнул взгляд, —Держа часы, где осужденьяЗвучат, стучат, стучат.Он не узнает тяжкой жажды,Что в горле – как песок,Пред тем, когда палач в перчаткахПрильнет на краткий срокИ узника скрутит ремнями,Чтоб жаждать он не мог.Слова молитв заупокойныхНе примет он, как гнет,И, между тем как ужас в сердцеКричит, что он живет,Он не войдет, касаясь гроба,Под страшный низкий свод.Не глянет он на вышний воздухСквозь узкий круг стекла,Молясь землистыми губами,Чтоб боль скорей прошла,Не вздрогнет он от губ КайафыСтирая пот с чела.2Уж шесть недель гулял солдат наш,Весь в серое одет,Была легка его походка,Он не был грустен, нет,Но не видал я, чтоб гляделиТак пристально на свет.Я никогда не знал, что можетТак пристальным быть взор,Впиваясь в узкую полоску,В тот голубой узор,Что, узники, зовем мы небомИ в чем наш весь простор.Он не ломал с тоскою руки,Как те, в ком мало силИ кто в ОтчаяньиНадежду Безумно оживил, —Нет, только он глядел на солнцеИ жадно воздух пил.Не плакал он, ломая руки,О том, что суждено,Но только утро пил, как будтоЦелительно оно.О, жадно, жадно пил он солнце,Как светлое вино!С другими душами чистилищ,В другом кольце, вперед,Я шел, – и каждый, кто терзался,Про свой не помнил гнет,Но мы за тем следили тупо,Кого веревка ждет.И странно было знать, что мог онТак весело шагать,И странно было, что глазамиОн должен свет впивать,И странно было знать, что долженТакой он долг отдать.Цветут и дуб и вяз роскошноВесеннею порой.Но страшно видеть столб позорный,Что перевит змеей, —И, стар иль юн, но кто-то долженПредел не выждать свой!Высок престол, и счастье тронаВсех манит и зовет,Но кто хотел бы, с крепкой петлей,Взойти на эшафотИ сквозь ошейник бросить взгляд свойПоследний в небосвод?Прекрасны пляски, звуки скрипок,Любовь и Жизнь с Мечтой;Любить, плясать, под звуки лютни,Толпою молодой;Но страшно – быстрою ногою —Плясать над пустотой!И мы за ним с больным вниманьемСледили, чуть дыша:Быть может, к каждому такой жеКонец ползет, спеша?Как знать, в какой нас Ад заманитНезрячая душа.И наконец меж подсудимыхОн больше не ходил.Я знал: он в черной загородке,В судебном зале был.Его лица я не увижу,Как долго бы я не жилМы встретились, как в бурю, в море,Погибшие суда.Без слов, без знака – что могли быМы говорить тогда?Мы встретились не в ночь святую,А в яркий день стыда.Тот и другой в глуши тюремнойЛюдской отбросок был,Нас мир, сорвавши с сердца, бросил,И бог о нас забыл,И за железную решеткуГрех в тьму нас заманил.3Двор Должников – в камнях весь жестких,Там слизь со стен течет,С высоких стен; близ них гулял он:Над ним – свинцовый свод,И слева-справа страж ходил с ним,Боясь, что он умрет.Или молчащими он ночьюИ днем был окружен, —Они следили за слезами,Они ловили стон,Боясь, чтобы не отнял жертвуУ эшафота он.Был комендант без послаблений,Устав он твердо знал.Смерть – факт научный, – доктор умныйВсе факты признавал.В день дважды приходил священник —И книжку оставлял.И дважды в день курил он трубкуИ кружку пива пил,Его душа была спокойна,В ней страх не властен был,Он говорил, что он доволенУйти во тьму могил.Но почему так говорил он,Страж ни один не знал:Тот, кто в тюрьме быть должен стражем,Язык свой замыкал,Кому судьба в тюрьме быть стражем,Тот маску надевал.Когда б спросил, душа не в силахБыла б так быть нема,А что же может сделатьЖалостьТам, где убийцам —Тьма? Какое слово он нашел быДля братского ума?Мы проходили, образуяНаш – Шутовской – Парад.Что в том! Ведь были мы одноюИз Дьявольских Бригад:В ногах – свинец, затылки бриты, —Роскошный маскарад.Канаты рвали мы – и ногти,В крови, ломали мы,Пол мыли щеткой, терли двериРешетчатой тюрьмы, —Шел гул от топота, от ведер,От адской кутерьмы.Мешки мы шили, били камни, —Шел звон со всех сторон, —Мы били жесть и пели гимны,Наш ум был оглушен,Но в сердце каждого был ужас:Таился в сердце он.Таился так, что дни, как волны,Меж трав густых ползли.Забыли мы, чего обманщикИ глупый ждать могли.Но раз, с работы возвращаясь,Могилу мы прошли.Зияла яма жадной пастью,Возжаждавшей убить,Кричала грязь, что хочет крови,Асфальту нужно пить.Мы знали: завтра между намиОдин окончит быть.И мы вошли, душой взираяНа Смерть, на Суд, на Страх;Прошел палач с своей сумою, —Он спрятался впотьмах;И мы дрожа замкнулись – каждыйПод номером – в гробах.В ту ночь тенями в коридорахТюрьма была полна,Вошли шаги в Железный Город,Шепталась тишина,И лица бледные гляделиСквозь полосы окна.А он лежал – как тот, кто в травахЗаснул, устав мечтать,И стражи сон тот сторожилиИ не могли понять,Как может кто-нибудь пред казньюТак сладко, сладко спать.Но нет тем сна, кто слез не ведалИ весь дрожит в слезах.Так мы – обманщик, плут и глупый —Все были на часах.Сквозь каждый мозг, цепляясь, ползалДругого жгучий страх.О, это страшно, страшно – мукуТерпеть за грех чужой!Нам меч греха вонзился в сердцеС отравой роковой,Горели слезы в нас – о крови,Что пролил здесь другой.И стражи, в обуви бесшумной,Смотря в дверной кружок,Пугались, на полу увидяТех, дух чей изнемог, —Дивились, что молиться могут,Кто никогда не мог.Всю ночь, склоняясь, мы молились,Оплакивая труп,И перья полночи качались,Могильный мрак был туп,И вкус раскаянья был в сердце —Как жёлчи вкус для губ.Седой петух пропел и красный,Но дня не привели,И тени Ужаса пред намиПо всем углам ползли,И каждый дух, что бродит ночью,Кривясь, густел в пыли.Они ползли, они скользили,Как путники сквозь мглу,Они, как лунные виденья,Крутились на полу,И с мерзкой грацией качались,И радовались злу.Они с ужимками мигалиВблизи и вдалеке,Они плясали сарабанду —И шли рука к руке,Они чертили арабеске,Как ветер на песке!Марионеткам было любоНогами семенить,Под флейты Страха в маскарадеСвой хоровод водить, —И пели маски, пели долго,Чтоб мертвых разбудить.«Ого! – кричали. – Мир обширен,Но цепи – вот беда!И джентльмены кость бросаютИ раз, и два, – о да!Но раб тот, кто с Грехом играетВ Прибежище Стыда!»Нет, не из воздуха был созданЗлорадный тот синклитДля тех, чья жизнь была в колодках,Кто был в гробу забит.Они – о боже! – были живы,И страшен был их вид.Кругом, кругом в зловещем вальсеКрутились духи тьмы,Они жеманно улыбалисьПо всем углам тюрьмы,Мигали, тонко усмехались,Пока молились мы.Ночь длилась, но уж ветер утраЛетал, легко стеня,Все нити мрака Ночь продлила,Сквозь свой станок гоня,И мы в молитвах ужаснулисьНа Правосудье Дня.Вдоль влажных стен стенящий ветерСкользил со всех сторон,И колесом стальным впился в насМинут чуть слышен звон.О, что же сделали мы. ветер,Чтобы слышать этот стон?И наконец во мгле неяснойНа извести стеннойУвидел призрак я решетки,Узор ее резной, —И я узнал, что где-то в миреБыл красен свет дневной.И в шесть часов мели мы кельи,В семь – тишь везде была.Но внятен шорох был – качаньеМогучего крыла.Чтобы убить – с дыханьем льдистымВ тюрьму к нам Смерть вошла.Не на коне, как месяц, белом,Не в красках огневых.Сажень веревки только нужно,Чтоб человек затих, —И вот она вошла с веревкойДля тайных дел своих.Мы точно шли сквозь топь на ощупь:Кругом – болото, мгла,Не смели больше мы молиться,И сжата скорбь была,В нас что-то умерло навеки,Надежда умерла.О, Правосудье Человека,Подобно ты Судьбе,Ты губишь слабых, губишь сильныхВ чудовищной борьбе,Ты сильных бьешь пятой железной,Проклятие тебе!Мы ждали, чтоб пробило восемь,Томясь в гробах своих:Счет восемь – счет клеймящий Рока,Крик смерти в мир живых, —И Рок задавит мертвой петлей.Как добрых, так и злых.Мы только думали и ждали,Чтоб знак прийти был дан,И каждый был как бы в пустынеЗастывший истукан,Но сердце в каждом било – точноБезумный в барабан!Внезапно на часах тюремныхВосьми отбит был счет,И стоном общим огласилсяГлухой тюремный свод,Как будто крикнул прокаженныйСредь дрогнувших болот.И как в кристалле сна мы видимЧудовищнейший лик,Мы увидали крюк, веревку,Пред нами столб возник,Мы услыхали, как молитвуСдавила петля в крик.И боль, которой так горел он,Что издал крик он тот,Лишь понял я вполне, – весь ужасНикто так не поймет:Кто в жизни много жизней слышит,Тот много раз умрет.4Обедни нет в день смертной казни,Молитв не могут петь.Священник слишком болен сердцем,Иль должен он бледнеть,Или в глазах его есть что-то,На что нельзя смотреть.Мы были взаперти до полдня,Затем раздался звон,И, стражи, прогремев ключами,Нас выпустили вон,И каждый был с отдельным адомНа время разлучен.И вот мы шли в том мире божьемНе как всегда, – о нет:В одном лице я видел бледность,В другом – землистый цвет,И я не знал, что скорбный можетТак поглядеть на свет.Я никогда не знал, что можетТак пристальным быть взор,Впивая узкую полоску,Тот голубой узор,Что, узники, зовем мы небомИ в чем наш весь простор.Но голову иной так низко,Печально опустил,И знал, что, в сущности, той казниОн больше заслужил:Тот лишь убил – кого любил он,Он – мертвых умертвил.Да, кто грешит вторично, – мертвыхВновь к пыткам будит онИ тянет труп за грязный саван:Вновь труп окровавлен,И вновь покрыт густой он кровью,И вновь он осквернен!По влажно-скользкому асфальтуМы шли и шли кругом,Как клоуны иль обезьяны,В наряде шутовском, —Мы шли, никто не молвил слова,Мы шли и шли кругом.И каждый ум, пустой и впалый,Испуган был мечтой,Мысль об уродливом была в нем,Как ветер круговой,И Ужас шел пред ним победно,И Страх был за спиной.И были стражи возле стадаС чванливостью в глазах,И все они нарядны былиВ воскресных сюртуках,Но ясно известь говорилаУ них на сапогах.Там, где зияла раньше яма,Покрылось всё землей.Пред гнусною стеной тюремной —Песку и грязи слой,И куча извести – чтоб мертвыйИмел в ней саван свой.Такой на этом трупе саван,Каких не знает свет:Для срама большего он – голый,На нем покрова нет, —И так лежит, цепями скованИ пламенем одет!И известь ест и плоть и кости,Огонь в него проник,И днем ест плоть и ночью – кости,И жжет, меняет лик,Ест кость и плоть попеременно,Но сердце – каждый миг.Три долгих года там не сеютИ не растят цветов,Три долгих года там – бесплодностьОтверженных песков, —И это место смотрит в небо,Глядит без горьких словИм кажется, что кровь убийцы —Отрава для стеблей.Неправда! Нет, земля – от бога,Она добрей людей, —Здесь краска роз была б краснее,И белых роз – белей.Из сердца – стебель белой розы,И красной – изо рта!Кто может знать пути господни,Веления Христа?Пред папой – посох пилигримаВдруг все одел цвета!Но нет ни белых роз, ни красныхВ тюрьме, где всё – тиски.Кремень, голыш – вот всё, что есть там, —Булыжник, черепки:Цветы нас исцелить могли быОт ужасов тоски.И никогда не вспыхнут розыМеж стен позорных тех,И никогда в песке и в грязиНе глянет цвет утех,Чтобы сказать убогим людям,Что умер бог за всех.Но всё ж, хоть он кругом оцепленТюремною стеной,И хоть не может дух в оковахБродить порой ночной,И только плачет дух, лежащийВо мгле, в земле такой, —Он в мире – этот несчастливый,Он в царстве тишины.Там нет грозящего безумья,Там Страх не входит в сны,В земле беззвездной, где лежит он,Нет солнца, нет луныОн как животное – бездушно —Повешен ими был.Над ужаснувшейся душоюИ звон не прозвонил.Они его поспешно взяли,Зев ямы жертву скрыл.Они с него покров сорвали:Для мух был пирный час.Смешна была им вздутость горла,Недвижность мертвых глаз.Они со смехом клали известь,Чтоб саван жег, не гас.Священник мимо той могилыБез вздоха бы прошел,Ее крестом не осенил бы,Нам данным в бездне зол, —Ведь здесь как раз один из тех был,К кому Христос пришел.Пусть так. Всё хорошо: замкнуласьДней здешних череда,Чужие слезы отдадутсяТому, чья жизнь – беда,О нем отверженные плачут,А скорбь их – навсегда.5Прав или нет Закон – не знаю,Одно в душе живет:В тюрьме – тоска, в ней стены крепки,В ней каждый день – как год.И каждый день в том долгом годеТак медленно идет.И знаю я: все, все законы,Что сделал человек,С тех пор, как первый брат убит был,И мир стал – мир калек, —Закон мякину сохраняетИ губит рожь навек.И знаю я, – и было б мудро,Чтоб каждый знал о том, —Что полон каждый камень тюремПозором и стыдом:В них люди братьев искажают,Замок в них – пред Христом.Луну уродуют решеткойИ солнца лик слепят,И благо им, что ад их скрытен:На то, что там творят,Ни бога сын, ни человекаНе должен бросить взгляд!Деянья подлые взрастают,Как плевелы, в тюрьме.Что есть благого в человеке —Бледнеет в той чуме,И над замком Тоска нависла,Отчаянье – во тьме.Ребенка мучают, пугают,Он плачет день и ночь.Кто слаб – тем кнут, кто глуп – тех хлещут,Кто сед – тех бить не прочь.Теряют ум, грубеют, чахнут —И некому помочь.Живем мы – каждый в узкой келье,Вонючей и глухой,Живая Смерть с гнилым дыханьем —За каждою стеной,И, кроме похоти, все тлеет,Как пыль, в душе людской.Водой соленой там поят нас,И слизь по ней скользит,И горький хлеб, что скудно весит,С известкой, с мелом слит,И Сон не хочет лечь, но бродитИ к Времени кричит.Но если Голод с бледной Жаждой —Змея с другой змеей,О них заботимся мы мало,Но в чем наш рок слепой —Тот камень, что ты днем ворочал,В груди – во тьме ночной.Всегда глухая полночь в сердце,И тьма со всех сторон.Мы рвем канат, мотыль вращаем,Ад – каждый отделен,И тишина еще страшнее,Чем грозный медный звон.Никто не молвит слова ласкиС живущим мертвецом,И в дверь лишь виден взор следящийС бесчувственным лицом.Забыты всеми, – мы и теломИ духом здесь гнием.Цепь Жизни ржавя, каждый жалкийПринижен и забит, – И кто клянет, и кто рыдает,И кто всегда молчит.Но благ Закон бессмертный бога:Он камень душ дробит.Когда же нет у человекаВ разбитом сердце сил,Оно – как тот ларец разбитый,Где нард роскошный был,Который в доме с прокаженнымГосподь, как клад, открыл.Счастливы – вы, с разбитым сердцем,Уставшие в пути.Как человек иначе можетСвой дух от Тьмы спасти?И чем же, как не сердцем, можетХристос в наш дух войти?И тот – с кровавым вздутым горломИ с мглой недвижных глаз —Ждет рук Того, кем был разбойникВзят в Рай в свой смертный час.Когда у нас разбито сердце,Господь не презрит нас.Тот человек, что весь был в красномИ что читал Закон,Ему дал три недели жизни,Чтоб примирился он,Чтоб тот с души смыл пятна крови,Кем нож был занесен.К его руке – от слез кровавыхВернулась чистота:Лишь кровью кровь омыть возможно,И влага слез чиста, —И красный знак, что дал нам Каин,Стал белизной Христа.6Близ Рэдинга есть в РэдингскойТюрьме позорный ров.Злосчастный человек одет в немВ пылающий покров.Лежит он в саване горящем —И нет над гробом слов.Пусть там до воскресенья мертвыхОн будет тихо тлеть,И лить не нужно слез безумныхИ без толку жалеть:Убил он ту, кого любил он, —Был должен умереть.Но убивают все любимых, —Пусть слышат все о том.Один убьет жестоким взглядом,Другой – обманным сном,Трусливый – лживым поцелуем,И тот, кто смел, – мечом!